След бури

Глава 14

Дикий, переполненный болью крик выдернул Младу из душного забытья, которое едва ли можно было назвать сном. Она пошевелилась, переворачиваясь на спину, открыла глаза, но снова закрыла. Крик повторился, переходя в нечеловеческий рёв. А потом всё стихло. Но воздух ещё звенел, перекатывая в невесомых пальцах ветра обрывки эха.

Издав тихий стон, Млада поднялась и бросила короткий взгляд на Медведя, который каким-то невообразимым чутьём всегда находил её в огромном лагере и оставался на ночь рядом. Затем вышла из палатки, едва не споткнувшись в предрассветном зернистом полумраке о чьи-то ноги.

Лагерь, потревоженный, зашуршал тихими голосами кметей. Дозорные переглядывались, косясь в сторону белеющего пятнами навесов на фоне леса лазарета. Запахнув плащ плотнее, Млада направилась туда, пытаясь по пути сбросить с тела остатки сонной вялости. Навстречу всё чаще попадались отроки, снующие меж костров, на которых они растапливали снег. Мальчишки выглядели измождёнными, некоторые — напуганными. Но никто из них не отлынивал от своих обязанностей. Возможно, многие станут хорошими воинами, если и дальше будут проявлять ту же стойкость.

— Каковы потери среди раненых? — послышался впереди голос Хальвдана.

Воевода, хмурясь, нависал над одним из отроков и обеспокоенно посматривал по сторонам. Заметив Младу, стиснул зубы так, что на щеках заходили желваки, и отвернулся. Мальчишка что-то тихо ему ответил, и верег тяжко вздохнул, проведя ладонью по лбу, потёр глаза. Видно, он так и не успел хоть немного отдохнуть. А если присовокупить к этому то, в чьей шкуре воевода провёл весь день, то и вовсе непонятно, как он до сих пор стоит на ногах.

Млада вошла под один из закрытых с трёх сторон навесов. От увиденного по спине прошлась волна тихого ужаса. Воины, ещё недавно полные сил и пышущие здоровьем, теперь были больше похожи на заморенных чахоткой доходяг. Впалые щёки, блестящая от пота кожа, и у каждого на лице — печать невыносимого страдания. А ведь многие из них получили лишь несерьёзные царапины. Прошло-то всего полдня с того момента, как закончилась битва, и ещё вечером кмети выглядели вполне здоровыми. Млада почувствовала, как заныли давно зажившие рубцы от стрел, по ноге пробежала судорога, впиваять занозой в колено.

— И что ты тут делаешь?

Тень Хальвдана легла на лицо одного из воинов, и Млада повернулась к нему, убирая руку с колена, что перестало болеть так же внезапно, как и начало. Воевода указал трём отрокам, которые пришли с ним, в противоположный угол навеса, и те, чуть кряхтя от натуги, вынесли наружу тело очередного умершего кметя. Видимо, его-то крик и разбудил пол-лагеря.

— Я могу чем-то помочь? — Млада посмотрела вслед мальчишкам и снова подняла глаза на Хальвдана.

— А тебе это нужно? Кажется, ты сегодня высказала мне всё, что думала о дружине и Кирияте. Так что провались каждый из этих парней прямиком в Пекло, тебя это не тронет. Разве не так? — верег попытался едко улыбнуться, но у него получилась только слабая усмешка.

Он с беспокойством посмотрел на одного из раненых, который только что пошевелился в стороне, подошёл и приложил к его губам баклажку с водой.

Млада и сама не знала, зачем сегодня выплеснула на Хальвдана свою злобу и досаду. Всё потому что она представляла, будто встреча с сестрой произойдёт как-то по-другому. Если вообще произойдёт. В том, что Ведана жива, она всегда сомневалась, хоть и не нашла тогда на пепелище Речной деревни её тела и все эти лета будто бы чувствовала, что она до сих пор рядом. Надежда была такой слабой, что Млада забыла о ней надолго. А о том, что Ведану могли забрать вельды, вообще старалась не думать. Но самые робкие и страшные предположения оказались правдой. Ко всему прочему, сестра встретила неожиданной холодностью, будто вовсе не терзалась разлукой с Младой и смертью родичей.

В её предательстве и непонятном Младе поведении Хальвдан, конечно же, не был виноват. И никто из дружинников — тоже. Но тогда хотелось ударить побольнее хоть кого-то. Хотя нет, не просто кого-то, а именно верега. Почему? Она и сама не знала… Не желала знать.

— Прости, воевода. Я не хотела, — Млада не была уверена, что сквозь голоса отроков и негромкие стоны, что иногда раздавались то из одного, то из другого угла навеса, воевода расслышал её слова. Но тот чуть наклонился к ней и прищурился.

— Что ты сказала? Я, наверное, что-то не так понял, — колючая насмешка чуствовалась в его тоне.

— Я сказала. Что прошу. Прощения!

Хальвдан приподнял бровь, а затем коротко тихо рассмеялся, запрокинув голову. Недобро рассмеялся. Так, что захотелось забрать все слова обратно и выплюнуть ему в лицо ещё больше пренебрежения, чем уже было высказано раньше.

— Ты? Ты просишь прощения? Этот день и правда вышел очень богатым на события, — он покачал головой, и его лицо снова стало серьёзным. — Уходи. Как-нибудь сами разберёмся с погребением умерших. Вот если бы ты могла рассказать, как справилась с отравой вельдов, от этого получилось бы больше пользы, чем от твоего гнилого сочувствия.

Млада задохнулась от возмущения. Гнилого сочувствия!

— Да что ты понимаешь, воевода? — не удержавшись, она со всей силы толкнула верега в грудь.

Хальвдан покачнулся, резко ухватил её выше запястья и стиснул пальцы так, что Млада зашипела от боли. Затем дёрнул к себе и приглушённо рявкнул чуть ли не в ухо:

— Молчать! Ещё хоть одно слово… — он осёкся и поднял голову, прислушиваясь.

Вдалеке раздавалась громкая брань, перерастающая в один сплошной гомон нескольких голосов. Со всех сторон заскрипели шаги по снегу, мимо навеса пробежал дозорный. Среди разрозненных выкриков прорвался раскатистый бас Бажана, отдающего какие-то распоряжения. Отроки, снующие кругом, позастывали на своих местах и как один повернулись в ту сторону. Хальвдан молча выпустил руку Млады и вышел наружу. Маясь от нехорошего предчувствия, она поспешила за ним.

Суета неподалёку от того покосившегося шатра, где держали Зорена и Ведану, передавалась всем вокруг. Кмети, ворча на то, что им не дают хоть немного отдохнуть, стекались ближе. Потирали хмурые лица и поводили плечами от окрепчавшего перед рассветом мороза. Толпились.

— Шею ему свернуть, как курёнку, да и всё! — запальчиво крикнул кто-то.

— Тебя не спросили, — громыхнул Бажан, голова которого возвышалась над стеной из широких мужских спин, что становилась всё более плотной.

Млада протолкнулась вперёд под недовольное бурчание кметей и остановилась, увидев, как Бажан за шиворот держит извивающегося ужом Рогла. Какого лешего он тут делает? Воевода время от времени резко поддёргивал мальчишку к себе, раздражённо покрикивая на дружинников, которые громогласно раздавали советы, как следует поступить. И все эти советы отнюдь не были добрыми. Рогл настороженно переводил взгляд с одного советчика на другого, всё ещё пытаясь вырваться из стальной хватки воеводы, но потом выбился из сил и замер.

— Что он натворил? — попыталась перекрыть гул мужских голосов, обратилась Млада к Бажану. Но тот не обратил на неё никакого внимания, продолжая зыркать по сторонам. Затем отобрал у кого-то из дозорных лук и, развернув Рогла поудобнее, со всего размаху огрел им по спине.

— Эй, Бажан! — гаркнул Хальвдан за спиной. — Ты сильно-то не усердствуй. Лук хороший — жалко, коли сломаешь. А ну-ка, разошлись все! — он припечатал приказ непонятным верегским ругательством. — Чего столпились, будто голую бабу на площади увидели!

Кмети притихли и, постояв ещё немного, начали расходиться, продолжая недовольно бурчать. Млада не двинулась с места и всё сверлила Бажана взглядом, ожидая ответа. Воевода уже давно её увидел, только нарочно прикидывался, что не замечает.

— Так что он сделал? — она подошла и остановилась рядом с Роглом, готовая вступиться за мальчишку в случае чего.

Приблизился и Хальвдан.

— Лучше ты мне ответь, откуда он тут взялся! — оборвал её Бажан. — Кажется, он должен был остаться в лагере под надзором тех малолетних охламонов? Не ты меня уверяла, что можно на них положиться? Чтобы я хоть раз ещё послушал тебя, блоха…

— Я не знаю, как такое случилось, — Млада невозмутимо пожала плечами и искоса глянула на Хальвдана. А ну как решит рассказать, что встретил их на болотах в разгар битвы? Вот тогда-то достанется не только вельдчонку. Но верег промолчал и на её взгляд не ответил.

Впрочем, Бажан, судя по всему, ей и не поверил. Однако допытываться не стал.

— Мальчишка пытался убить Зорена, — наконец нехотя пояснил он. — Выстрелил издалека в шатёр, целясь по теням от факелов. Всего на ладонь промахнулся.

Верег со странным удовлетворением хмыкнул и внимательно посмотрел на ссутулившегося Рогла, которого Бажан всё так же держал за ворот, как котёнка за шкирку. Парень молчал, уперев взгляд в землю. Сколько раз было сказано, чтобы он выкинул из головы все глупые мысли поквитаться с отцом. Да разве он слушал? Теперь, ежели князь окажется в скверном расположении духа, Рогл может дорого поплатиться за своё нетерпение.

Хорошо, если плетью по спине не отходят.

Млада вздохнула:

— Что ты собираешься с ним сделать?

— А я говорил тебе, Млада, что будет, если я почую хоть какую-то опасность от этого вымеска, — склонив голову набок, процедил Бажан.

— А ты почуял? Разве в этом случае ты не остановил бы его? И куда вообще смотрели дозорные?

Воевода сдвинул брови, но удержался от большего гнева и толкнул Рогла к Младе.

— Дозорные получат своё. А ты глаз с него больше не спускай. Князь скажет, что с ним делать.

И будто в подтверждение слов Бажана из полосатого шатра волхва, что был расставлен неподалёку, вынырнул отрок, торопливо подошёл и передал воеводам приказ Кирилла явиться к нему. Вот уж и владыку разбудили криками. Хотя Млада почему-то знала, что не спит он, скорей всего, давно. Кроме своей собственной, к земле её придавливала и его вязкая усталость. Хальвдан глянул с укором и произнёс негромко, кивнув на вельда:

— Привяжу его к тебе, если ещё раз допустишь такое. Если, конечно, его оставят в живых.

Воеводы скрылись в шатре, а Рогл оправился, пошарил вокруг взглядом и тяжело опустился на бревно у ближайшего потухшего, присыпанного снегом кострища. Млада села рядом.

— Я же сказала тебе возвращаться в лагерь… Не ко времени в тебе взыграло упрямство.

— Я не мог остаться там. Мне нужно было… — вельдчонок вздохнул и замолк.

— Тебе нужно?! — возмутилась Млада. — А что нужно другим, ты не подумал? Не зря, наверное, твоего отца пока оставили в живых.

— Не подумал…

Млада закатила глаза и отвернулась. В молчании они просидели недолго.

— Так зачем ты это сделал? И откуда у тебя лук?

— Лук дал мне Брамир, — Рогл осторожно посмотрел на Младу, но она не стала ничего говорить. И так понятно, что из того мальчишки рано или поздно должна была вылезти какая-нибудь подлость. Вельдчонок продолжил: — А мой отец… Он заслужил смерть. Он убивал так много…

Рогд выдохнул и накрыл голову руками, словно только сейчас осознал, что наделал. А может, вспомнил о тех зверствах, что творил Зорен.

— Наверное, потому что он тоже решил, что кто-то заслужил смерть. Получается, ты ничем не лучше него?

Вельдчонок вскинул голову; чёрные глаза сверкнули в рассеянном мраке, отступающем под натиском медленно восходящего солнца. Он запальчиво ударил кулаком по колену.

— Я не такой, как он! Не такой!

— Тогда предоставь князю решать, как поступить с твоим отцом, — пожала плечами Млада и посмотрела вдаль. — К тому же правитель зачем-то оставил его в живых. Значит, он нужен. А потому твой выстрел сделал бы только хуже.

Отроки один за другим выносили из лазарета всё новые и новые тела кметей и складывали их в стороне на крады, невысокие, наспех собранные едва не из хвороста. Потому как никто уже не верил, что хоть кому-то из раненых удастся выкарабкаться. До полудня, похоже, не доживёт ни один из них.

Зорен так решил. И он должен за это поплатиться. Но, видно, не сейчас.

— Но ты тоже хотела его убить. Разве не за этим пошла к нему через болото? Получается, и ты такая же, как он? — немного поразмыслив, неуверенно произнёс Рогл.

— Может, я ещё хуже, — спокойно согласилась Млада и взглянула на вельдчонка.

Тот нахмурился, будто не хотел верить в её слова или считал, что она говорит несерьёзно. Покусав губу, он заискивающе посмотрел исподлобья.

— Ты — воин. Я хотел бы стать таким, как ты… или как воеводы.

Его слова царапнули нутро. Если бы он знал, как ошибается.

— Я убийца, Рогл, — Млада встала, отряхнула штаны и посмотрела сверху вниз. — И тебе я хотела бы другой участи. У тебя ещё есть возможность выбрать правильный путь. Поэтому не делай больше глупостей и оставь, наконец, мысль об убийстве Зорена. Ни до чего хорошего это не доведёт.

Она повернулась, чтобы уходить, но Рогл удержал её за руку.

— Прости, что я не сказал тебе о том, что Ведана здесь. Я заметил, что вы похожи, почти сразу, как встретил тебя. Только побоялся, что, если скажу, ты пойдёшь обратно в лагерь. И мне пришлось бы тоже вернуться. А я не хотел.

Конечно, не хотел. И его признание вовсе не удивляло. Млада сразу после встречи с Веданой поняла, зачем Рогл перед боем ходил за ней по пятам и всё порывался о чём-то поговорить. Он пытался снять с себя придуманную им же вину. Даже хорошо, что не сказал: кто знает, какой беспорядок устроило бы в голове Млады это известие. А тогда ей нужно было настроиться на бой с вельдами.

Всё произошло, как нужно. А даже если это и не так, то всё равно ничего не изменишь.

— Ничего страшного. Ты правильно сделал, что не сказал.

Млада осторожно высвободила руку из пальцев Рогла и пошла обратно к своей палатке. Там было пусто. Кмети, растревоженные криками и выходкой сына волхва, теперь бродили по лагерю, заглядывали под навесы, чтобы проведать раненых друзей или собирались у костров, чтобы поговорить… или помолчать — кому как.

Растянувшись на своей лежанке, Млада уставилась в колышущуюся от ветра холщовую крышу и, только когда солнце отбросило на палатку яркое пятно света, поняла, что всё это время до рассвета ни о чём не думала. Просто прислушивалась к странным ощущениям, что разливались по телу, будто кто-то внимательный осматривал её исподтишка. И примеривался, силясь найти слабое место. Совсем как она не так уж и давно, выполняя заказ, наблюдала за жертвой.

Интересно, хоть кто-то из тех, кого ей довелось убить, чувствовал приближение смерти? Или все они до самого конца оставались в неведении и думали, что впереди ещё много лет жизни? Совсем как кмети, которые теперь умирали от царапин.

Шум окончательно проснувшегося лагеря забил уши, словно воском. Млада перевернулась на другой бок и поёжилась. Только сейчас она почувствовала, что палатка, не согреваемая дыханием кметей, совсем выстыла. И теперь студёный воздух подгонял, не давая разлёживаться.

А двигаться в путь совсем не хотелось, хоть раньше Млада только и мечтала о том, чтобы уйти из детинца и снова остаться одной. Снова отмерять шаги от одного города к другому и нигде не задерживаться надолго. Когда всё изменилось? И почему сейчас так хочется покоя? Но дорога… Перед глазами постоянно дорога. Одна, другая, на север или на юг — все они одинаковы. Им не будет конца. До самой смерти, которая, может, не так и далека. Она не может остаться в дружине. Теперь уж точно.

С трудом вырвавшись из мрачного безразличия, Млада поднялась и вышла наружу. И тут же зажмурилась от яркого света солнца, льющего бледное золото поверх курчавых верхушек елей и сосен. Светилу и лесу, что купался в его лучах, было всё равно, что случилось здесь накануне. Оно освещало мертвецов ровно так же, как живых людей.

— Наконец-то, — возглас Медведя заставил вздрогнуть, — а я уж подумал, что ты не выйдешь, пока не подожгут палатку.

— Подожгут? — Млада всеми силами старалась побороть отупение после бессонной ночи.

— Лагерь вельдов решено сжечь, — Медведь подошёл и глянул с подозрением, затем вдруг медленно провёл ладонью по её плечу. — С тобой всё в порядке? Ты на смерть похожа.

— Да, я в порядке.

Млада попыталась не слишком суетливо ускользнуть, когда Медведь приблизился почти вплотную и нерешительно приобнял её. Возможно, он хотел проявить участие. Или утешить, хоть и прекрасно знал, что она терпеть не может жалость. Потому что заслужила каждую оплеуху, которой награждала судьба. А вот Медведь с его добродушностью сам подставлялся под удары, даже понимая, что они принесут только боль. Млада не достойна его заботы. Но как же объяснить, что ему не стоит мараться, постоянно находясь рядом?.. Может, лучше и вовсе промолчать, не бередить.

Пытаясь высмотреть среди кметей Рогла, Млада дошла до навесов, которые оказались уже пустыми. Все кмети, умершие этой ночью, были подготовлены к погребению. И вряд ли кто-то станет дожидаться заката, чтобы сжечь тела. Это нарушение обряда, но на его соблюдение не оставалось времени.

И поэтому после того, как последние сборы войска были закончены, крады полыхнули в небо вместе с палатками и шатрами лагеря. Серый дым тянулся в спины уходящим воинам, обгонял, щипал глаза и заполнял грудь. И только к полудню удалось вырваться из едкого тумана, который расползался меж деревьев и будто нарочно преследовал войско.

А к вечеру другой дым защекотал обоняние. Приветливый и даже приятный. Впереди, разгоняя темноту, показались костры лагеря княжеского войска. Отроки радостно подбегали к воеводам и тысяцким, чтобы принять коней. Кмети оживлённо загомонили, радуясь так, будто уже вернулись в Кирият.

Спешившись, Млада дождалась, пока к ней подойдёт Рогл. Утром Бажан сказал, что князь за самовольство приказал высечь его по прибытии в Кирият, но не плетью, а вымоченными розгами. Уже повернувшись было уходить, воевода в очередной раз не преминул напомнить, что за вельдом стоит приглядывать. Но, несмотря на то, что ему грозило наказание, пусть и не самое строгое, мальчишка всю дорогу ехал неподалёку от повозки, куда усадили связанных Зорена и Ведану, чем вызывал всё больше беспокойства. Надеяться, что он одумается так скоро, было глупо, и поэтому Млада старалась не выпускать его из виду, отчего пришлось время от времени ощущать на себе полный укора и тоски взгляд сестры. И с какой стороны от повозки ни пробовала ехать Млада, этот взгляд постоянно настигал её. Будто Ведана хотела что-то сказать. То, что могло изменить многое в жизни. Но Младу воротило от одной только мысли о разговоре с предательницей.

Теперь было приятно, наконец, освободиться от давящего ощущения своей неправоты и смутной вины, которыми всё сильнее наполнялась душа за время пути до лагеря. Младе даже довелось посидеть в компании кметей, расслабившихся от припасённого на случай победы вина. Но, будто чувствуя всю горечь произошедших событий, парни не делились впечатлениями о бое с вельдами, не хвастались своей удалью, а вспоминали что-то давно прошедшее, будто душой превратились в стариков, вздыхающих над делами оставшихся за спиной лет.

Млада, слушая размеренные истории, тоже пригубила вина, хотя предпочитала всегда держать разум в трезвости. С непривычки терпкий напиток тут же разлил по телу дурманящую волну, пробежавшую к кончикам пальцев едва ощутимым покалыванием. А потом лёгкое опьянение осыпалось, как сухой песок с кожи, и вместо него навалилась неподъёмная усталость. Млада едва добралась до ближайшей палатки, повалилась на лежанку, даже не сняв оружие, и крепко заснула.

Утром её растолкал Рогл, за что был награждён порцией невнятных ругательств. Но мальчишка стойко их выслушал и продолжил мерно трясти Младу за плечо.

— Пора собираться, — повторял он, как заговоренный.

— Хорошо! Хорошо… — она резко села, сожалея о том, что такой приятный глубокий сон прервался.

— Бажан уже не раз меня спросил о том, почему я слоняюсь один, — Рогл ехидно улыбнулся и тут же получил несильный подзатыльник.

Громкие распоряжения воевод, следящих за сборами кметей, очень скоро заставили взять себя в руки и забыть о вялости. К полудню лагерь был свёрнут, палатки и скарб погружены на повозки, и войско углубилось в лес, оставив после себя огромную вытоптанную поляну и валы, как напоминание о становище.

Решено было переправиться через реку Белунку, не заходя к тривичам, чтобы не тратить на это добрые сутки пути. Миновав её, планировалось разделиться с западным ополчением, которое дальше должно было пройти через город Ульчиг на север до Ирвы и рассеяться по небольшим деревням. Древнеры под предводительством Маха тоже отправлялись домой. Если будет милостива судьба, то ополчениям ещё долго не доведётся собраться на очередную битву. Может быть, даже никогда.

Распрощавшись с тысяцким Ивором и его людьми, дружина стала гораздо подвижнее и споро двигалась на северо-восток. Кмети всё больше оживлялись, предвкушая тепло дружинных изб, сытную еду, а больше всего — долгожданный отдых. К тому же князь пообещал устроить пир в честь окончания похода, где можно будет скинуть с себя остатки усталости и хорошенько повеселиться.

Последнее утро перед прибытием в Беглицу выдалось ясным. Небо сияло прозрачным родником, и ветер гнал лёгкие, словно обрывки утиного пуха, облака на восток. На Младу вдруг обрушилось осознание того, что до весны осталось совсем немного. Сечень всё чаще баловал тёплыми днями, оттепели жадно пожирали сугробы, которые становились похожи на оплывшие капли воска. Лесной воздух наполнился запахами оттаявшей хвои и сырой коры. Казалось, вдохнув его, сам сделаешься чище. Спадёт с тела и души груз последних лун, которые выдались очень скупыми на светлые дни.

Но радостное возбуждение кметей, которые готовы были идти сутками напролёт, лишь бы скорее добраться до города, к середине дня утихло, уступив место всеобщей настороженности. Солнечные лучи всё реже пробивались в анёвы, растянувшиеся вдоль горизонта на западе. Ветер стих на время, но потом ударил в спину с такой силой, что едва не накинул на головы дружинникам их собственные плащи. Мерин Млады всхрапнул и дёрнул головой, беспокойно таращась в сторону молодого ельника, поросшего вдоль дороги. Зафыркали вслед за ним и остальные лошади. Ряды всадников изломились, рассеялись в беспорядке. И скоро до слуха донеслось шуршание веток и прерывистое дыхание, словно очень близко к дружине подбиралась стая волков. Но лес как будто не был никем потревожен, только сбесившийся ветер кружил, путался в стволах сосен.

Лошади под всадниками всё больше беспокоились, останавливались и начинали пятиться, прижимая уши. Становилось всё сложнее ими управлять. Вдалеке послышался приглушённый рык, разделившийся на несколько, и шорох стал громче, заполняя голову, будто не осталось вокруг никаких других звуков. Он множился со всех сторон. Жадно дышали невидимые звери, и шуршали их лапы по сугробам. Сколько же их? Сосны вокруг застонали, словно на них снова обрушился буран. Тучи неслись по небу, клубились и время от времени расползались, выплёскивая на землю ослепительно яркие лучи полуденного солнца. Кмети, силясь успокоить разволновавшихся лошадей, старались ещё и удержаться в сёдлах. Пешие воины бросились помогать товарищам.

Воеводы короткими приказами пытались навести порядок, но дружинникам было не до них.

Тяжеловоз, что тащил за собой сани, где, понурившись, сидели Зорен с Веданой, вовсе обезумел: поджал заднюю ногу и невероятной силой лягнул повозку, вышибая из продольного бруса щепки. Отрок, ведущий коня под уздцы, не смог удержать его и выпустил повод. Тяжеловоз метнулся в сторону, зыркая выпученными глазами, захрапел бешено и испуганно, точно в глотку ему кто вцепился. Сани накренились и опрокинулись, своим весом увлекая за собой и мерина.

Ведана, охнув, повалилась в снег, и тут же неловко отползла в сторону, чтобы не попасть под копыта. А Зорен, взмахнув руками, которые оказались вдруг свободными, упал на спину, перевернулся и скрылся за санями. Казалось, кроме Млады этого никто не заметил. Все воевали со своими лошадьми или озирались по сторонам, опасаясь, что на них накинутся волки, чей призрачный вой метался всё яростнее будто сам по себе. И никто не догадывался, что даже сбившись в стаю, волки вряд ли осмеются напасть на многочисленную дружину. Скорее предпочтут обойти её стороной.

Всеобщее помешательство было похоже на очередной колдовской морок. Казалось, ещё чуть-чуть, и кмети бросятся убивать друг друга.

Млада кое-как справилась со своим мерином, хоть для этого и понадобилось такое усилие, что болью свело пальцы, сжимающие повод, и задеревенели колени. Рогл же, несмотря на свой опыт кочевника, никак не мог угомонить гарцующую под ним кобылу. И наверняка уже пожалел, что выклянчил для себя лошадь. Пешком сейчас было бы спокойнее. Та, в конце концов, недовольно заржала и поднялась на дыбы. Как вельд ни пытался, удержаться не смог. Соскользнул в ближайший рыхлый сугроб, отчаянно цепляясь за седло. Он едва успел выдернуть ногу из стремени, иначе лошадь потащила бы его за собой.

И только Рогл отплевался от снега и попытался подняться, как сверху обрушился Зорен. Глубже вжал его в снег. Усмехнулся. Млада спрыгнула с коня и бросилась на подмогу. Волхв вынул из-за пояса не пойми откуда взявшуюся стрелу, провёл ладонью по наконечнику. Рогл дёрнулся, силясь сбросить жреца, крепко держащего его за грудки. Да уда там! Зорен наклонился и что-то шепнул ему, провёл пальцами по волосам, словно хотел успокоить.

На ходу вынимая из ножен скрамасакс, Млада старалась прорваться сквозь толпу снующих на пути кметей. Но они мешались, бестолково путались под ногами, будто нарочно. Она видела, как Зорен рванул пуговицы на кожушке Рогла. Распахнул его и, замахнувшись, всадил стрелу в грудь мальчишки. Тот вскрикнул, отчаянно хватаясь за отцовское запястье. Волхв переломил древко и встал. Рогл почти удивлённо посмотрел на обрубок, торчащий из груди. Сжал его, пытаясь выдернуть. Выгнулся от боли и обессиленно уронил руку на снег.

Млада в несколько широких шагов подбежала. Бросилась на Зорена, заваливая его на снег. Хотелось кричать от бешеной ненависти, что плескалась внутри. Голова почти разрывалась от ударов сердца, сотрясающих всё тело.

Кулаком с зажатым в нём ножом она била и била волхва по лицу, глухо рыча и осыпая его проклятиями вперемешку с именами погибших родичей. Пока не потемнело в глазах и не онемели пальцы. Пока не закружило голову от запаха его крови. Пока чьи-то крепкие руки не перехватили её поперёк груди и не оттащили в сторону. Млада взбрыкнула, пытаясь ударить пленителя локтем. Хватка стала ещё сильнее. И голос, негромкий, но твёрдый прорвался сквозь шум в ушах:

— Млада, успокойся. Млада…

— Пусти! — Она рванулась снова, но её удержали. — У-убью, мразь!

— Посмотри на меня… Посмотри. Ну же. — Ладони, затянутые в толстые кожаные перчатки, обхватили её лицо, заставляя поднять глаза. Хальвдан. Кто же ещё. — Успокойся, слышишь? Он жив. Жив.

Воевода хорошенько тряхнул её, приводя в чувство. Приблизил своё лицо, всматриваясь внимательно и обеспокоенно, будто хотел увидеть в её глазах остатки разума. Схлынула горячая ярость, и стало почему-то холодно. Таял снег, попавший в сапог, и мокрые на коленях штанины неприятно липли к телу. Младе вдруг захотелось уткнуться Хальвдану в грудь и просто отдышаться, но она оттолкнула верега и почти повалилась в снег без сил. Воевода удержал её, схватил под мышки и поставил на ноги.

Вокруг всё стихло. Унялись призрачные волки, пропал морок, затуманивший умы. Солнце так же безмятежно, как и утром, разбрасывало по сугробам россыпи бликов. Сосны и ели упирались верхушками в небо. И где-то вдалеке раздавалась трескотня клестов.

Как будто ничего и не было.

Зорена поднимали двое кметей. Он был почти без сознания, его голова безвольно болталась из стороны в сторону, а лицо больше напоминало миску рубленого мяса. Волхва уложили в сани, уже вновь поставленные на полозья. Ведана склонилась над ним, обливаясь слезами и причитая.

На другие сани уложили Рогла, и два отрока уже хлопотали над ним. Млада, высвободившись из рук Хальвдана, подошла и встала неподалёку, не решаясь помешать мальчишкам. Оказалось, волхв воткнул стрелу не в сердце Рогла, как привиделось издалека. Остриё вошло на ладонь выше, в плечо. Но всё равно сын жреца был без сознания, по лбу и щекам растеклась бледность, и дышал он едва заметно, хоть и не успел потерять много крови.

— Долго с ним не возитесь, — распорядился Хальвдан. — Стрелу пока не вынимайте. Надо доехать до Беглицы. Отправитесь вперёд дружины. Пойдёте к старосте.

Отроки переглянулись и одновременно кивнули. Собирались они недолго: захватив нужные снадобья, скоро погрузились в сани и, звонко подгоняя мерина, исчезли за поворотом тропы.

И тут пронзил тишину новый возглас:

— Брамир! Он убил Брамира.

Юрско, тараща глаза, стоял над телом мальчишки в растерянности, не зная, что и делать. И куда только подевалась его постоянная самоуверенность? Млада подошла к нему вместе с парой кметей и взглянула на внука старосты. Он умирал в муках, от удушья. На его шее виднелся тёмный след от большой ладони, чёрные прожилки почти добрались до лица. Лук, которым он, видно, пытался защищаться, был сломан, и стрелы из резного тула рассыпались по земле. Вот, у кого Зорен их отнял. Как будто знал, кто помог Роглу в попытке убить его.

— Положите парня в те сани. Отправим его в Излом, как доберёмся до деревни, — мрачно распорядился подоспевший сотник Варей. — Проклятье, что за напасть?

Кто-то из кметей поднял Брамира на руки и унёс прочь. Вокруг разлилось и вовсе скорбное молчание. Дружинники ещё немного провозились, восстанавливая порядок в своих рядах и приходя в себя после внезапного безумия, охватившего всех. И двинулись дальше, уже не радуясь внезапному весеннему теплу и скорой передышке подле Беглицы. Будто по-прежнему попятам за войском следовал дух никому непонятного колдовства. Кмети недобро поглядывали на распластавшегося в санях Зорена, которого кое-как отмыли от его же крови, и переговаривались между собой.

До слуха доносились предложения избавиться от волхва, приносящего только несчастья, и возмущения тем, что князь решил оставить его в живых. Хальвдан, будто бы чувствуя их настроение, ехал неподалёку, оставив во главе дружины Кирилла и Бажана. А может, он не хотел оставлять Младу одну близко от Зорена.

Она уже и сама поняла, что не стоило накидываться на жреца. И убив его сейчас, она сделала бы только хуже. Но по телу до сих пор тяжёлыми валками прокатывалось желание расправиться с ним, разодрать в клочья. Уничтожить само воспоминание о нём. Поэтому боль в костяшках правой кисти казалась даже приятной.

Ничего, по прибытии в Кирият она доберётся до Зорена. Воздаст ему за всё, что он сделал. И, если надо, встанет вместо ката, когда Кирилл прикажет казнить волхва.

А пока пусть зализывает раны. Зажить полностью они всё равно не успеют.