Служебное задание: Обмануть Дьявола

Глава 17

Домой мы летели в бизнес–классе и пили шампанское.

— За удачную командировку! — произнесла тост Саша.

— Ага, — не стала спорить я. Командировка для АВД вышла удачной, а вот для меня лично — до сих пор не могу понять. Посмотрим. Кажется, всё не так плохо.

— Думаю, тебя повысят, — вдруг сказала коллега. — Авдеев всегда испытывает своих любимчиков чем–нибудь… нетривиальным таким, знаешь.

Я вытаращила на неё глаза. Да уж, очуметь, насколько нетривиальной вышла моя проверочка. Интересно, сказочка про то, что я его дочь — это сказочка или пора падать в обморок?

— Куда дальше–то?

— В заместители, конечно! Или, может, поставит тебя директором по производству. Мне кажется, Игорь Станиславович давно его подбешивает. Он немного разленился. Авдеев это не любит, — доверительно щебетала девушка, а я лишь шире раскрывала глаза.

Спросить или нет про отца?

Она ведь наверняка знает.

Но стоит ли?

— Надеюсь, это единственное такого рода задание, второе я могу не пережить.

— Ой, ладно тебе. Нормальное задание. Время мы жукам–паукам дали, а в наши суровые времена, сама знаешь, ничего ценнее и дороже нет. Если они прохлопают эти сделки, сами виноваты.

— Это да, — машинально согласилась я с последним утверждением.

— Так что имеем право расслабиться. У нас и времени–то на отдых — три часа лёту.

Саша пребывала в великолепном расположении духа и я окончательно убедилась, что Леонид попал в грамотно расставленные силки этой хитрой и изворотливой змеи. Уверена, они даже не спали. Анаконда наверняка лила ему в уши что–нибудь из разряда: «Я мечтаю быть с тобой, люблю до гроба, но нам не быть вместе, давай оставим это светлое чувство и сохраним его глубоко внутри…» или вообще загадочно вздыхала и показательно грустила. Притом очень достоверно, я то и дело верила ей. И только здравый смысл запретил её жалеть до поры до времени, подождать до расставания «парочки». И был прав.

И теперь вздыхать будут все, кроме неё. И Воеводина. Он–то точно не станет терзать себя лишними эмоциями. Разберётся, что к чему, даст пинка под зад Леониду, если тот виноват, или объяснит, сурово сверкая глазами, что к чему, оштрафует и простит. Не важно. Но думать обо мне не будет. И вздыхать — тем более.

А я не буду этого делать тоже! Не буду и всё тут! Займусь делами, может, действительно повысят или хотя бы отпуск дадут, слетаю к маме для важного разговора, куплю квартиру побольше, чтобы перевезти её после окончательного разрыва отношений с АВД, с братом встречусь. Дел выше крыше! И в моей жизни явно нет места для грусти и тоски.

С трапа самолёта я сошла с гордо поднятой головой и уверенной улыбкой.

— Добро пожаловать, мои дорогие девочки. Добро пожаловать! — улыбаясь во все тридцать два зуба у трапа стоял сам Илья Андреевич.

В пяти метрах позади ждал чёрный лимузин, его личный, не рабочий.

Пассажиры косились и в голос обсуждали, что за звёзды прибыли, почему нас никто не знает. Мы же, как топ–модели из мира великого бизнеса, продефилировали к начальству, вежливо пожали руки, улыбнулись синхронно, прошли к машине, изящно уселись в салон.

И я не выглядела при этом тюфяком.

Красивая, уверенная в себе молодая женщина.

Жаль, слегка стервозная. Надеюсь, это пройдёт вместе с оставшейся после командировки горечью.

— Вы так удачно прилетели. Я как раз приземлился полчаса назад. Решил подышать свежим воздухом, поразмыслить и дождаться вас, мои красавицы, — добродушно, как добрый Дедушка Мороз, обнимал нас за плечи директор и нахваливал. — Какие же вы умницы. И красавицы. Я вами очень доволен.

— Спасибо, — поблагодарили мы снова как заядлые синхронистки. Даже тон одинаковый выбрали!

— Рудник в Индонезии наш. Мы подписали предварительные соглашения, осталось лишь дождаться окончания срока контракта у нынешнего разработчика и приниматься за дело, — всё ещё сияя как начищенный самовар, рассказывал Авдеев.

— Отлично! — с воодушевлением поддержала его Саша.

— А Чукотка? — уточнила я осторожно. Мало ли, вдруг много лишнего сказала Воеводину.

— ИСТ с командой на Чукотке, — чуть сбавил восторги Илья Андреевич.

ИСТом он называл того самого обленившегося директора по производству, чьё место мне пророчила Саша. Игорь Станиславович Томлин.

— Я вам сообщила о своих опасениях, связанных с этим рудником, — испортила я окончательно настроение директора. — Если он сообщит, что там всё хорошо, я бы предпочла лично слетать и посмотреть на фактическое состояние оборудования и техники. Если это можно организовать, конечно.

Александра и Илья Андреевич сработали в паре не хуже чемпионов мира по синхронным прыжкам в воду. И повернулись ко мне всем телом, и головы чуть склонили, и даже нахмурились одинаково.

А из меня дух вышибло. Это она! Саша — дочь Авдеева! Не я! Она! Почти точная его копия!

Другой цвет волос, более тонкие черты лица, выщипанные брови, форма которых, разумеется, точно не похожа после процедуры на кустистые авдеевские. Но тот же редкий льдисто–синий цвет глаз, только у директора он уже поблекший, а у Саши колдовской, яркий. Тот же излом верхней губы.

Казалось, все её похожие на авдеевские манеры — просто подражание начальнику. Но нет. Ларчик открывается куда проще.

Самое забавное, что теперь Воеводину и в голову не придёт проверить ещё кого–нибудь на совпадение ДНК, ведь я стала столь замечательной приманкой. Или вернее сказать: обманкой?

Хитро.

— Без проблем. Я только за, — с улыбкой подтвердил Илья Андреевич. — Мне нравится твой подход, девочка!

Меня отвезли первой — точнёхонько к подъезду. Спустя пару минут я оказалась в своей яркой квартире и, всё ещё удивляясь обнаруженной тайне, строго запретила себе грустить дольше одного вечера.

— Один день на рыдания, дальше — живём лучше прежнего! — дала себе наказ перед зеркалом. И улыбнулась отражению. Я действительно изменилась. Стала немного взрослее, но красивее и даже… ярче?

Заказала еду, достала бутылку вина, включила телевизор, пытаясь найти там что–нибудь интересное и романтичное, желательно, плакательное. Вот так взять и порыдать без допинга никак не выходило. Не умела или разучилась. Некогда плакать, когда на тебе вся семья.

И, разумеется, наткнулась на Воеводина. А ведь переключала каналы быстро, но нет, всё равно успела заметить его. В смокинге, с бокалом шампанского и какой–то роскошной женщиной на прицепе. Кажется, это и была та самая дочь премьера, от которой он избавился, по его же словам.

Присмотрелась. Он явно скучал. И на девушку смотрел вежливо, но без лишнего энтузиазма. Не так, как на меня, совсем не так. И встреча эта была давно, судя по всему, ещё весной. Совпадает.

— Аня, прекрати, — мысленно сказала себе и переключила канал. Всё кончено. Совсем.

В этот день я так и не поплакала. И на следующий тоже. Через неделю мысли о Воеводине не прекратили меня терзать, но делали это уже куда реже, чем сто пятьдесят раз в час. Через месяц я почти успокоилась.

А потом меня повысили. Как и предрекала Саша, до уровня директора по производству.

— И я думаю, пока сделают ремонт в твоём новом кабинете, ты как раз можешь слетать на Чукотку, моя дорогая девочка, — закончил речь о назначении и моих новых обязанностях Илья Андреевич. — У меня огромные сомнения, стоит ли ввязываться в эту авантюру. Мы не нашли доказательств, что твой предшественник работал на небезызвестного тебе Воеводина, но моё доверие он утратил. И его заключение по руднику, как ты и предвещала, вызвало больше вопросов, чем успокоило меня.

— Я думала, за месяц вы определились. Воеводин тоже медлит?

— Да. И это настораживает. Зато он схватился за Индонезию. Зря только время теряет, но кто же ему скажет, что договорённости уже достигнуты и даже подписаны бумаги, — Илья Андреевич расплылся в улыбке. — А всё благодаря тебе, моя драгоценная золотая девочка. Через год, когда запустим производство, будешь курировать рудник лично и получать положенный процент от золотодобычи. Ты ведь не собираешься от меня уходить?

А взгляд — словно две острые голубые льдинки, так и сверлит, проникает в мозг. Я даже головой встряхнула, на мгновение подумав, уж не владеет ли директор гипнозом или ещё чем–то феноменальным и странным. Сталкиваясь с его тяжелой, но, несомненно, мощной энергетикой, волей–неволей задумывалась об этом периодически. Но в его присутствии боялась обмозговать, проанализировать. Мало ли. Всякое ведь бывает в жизни.

— Мой контракт истекает через полтора года. Процент от золотодобычи — достойный крючок, — со всей деликатностью и дипломатичностью ответила, ничего не пообещав.

— Хитрая. Растёшь. Что ж, иди, — не стал настаивать на нужном ему ответе Авдеев. — Жду с докладом. Полетишь моим самолётом, как только будешь готова.

— Благодарю.

Вот это почести! Неужели, он действительно так ценит меня и мои способности? Это было неожиданно приятно. Прежде Илья Андреевич никого особо не выделял и не хвалил. Разве что ходили слухи про его особое расположение к Александре, но с некоторых пор я была убеждена, что никакая она ему не любовница, а дочь. Может, ошибалась, конечно, но вряд ли.

Откладывать перелёт не стала. Мой бывший заместитель не в отпуске, на месте, проконтролирует. В период моего прошлого отсутствия он прекрасно справился с работой, за что я, по согласованию с Авдеевым, разумеется, переместила его на свою бывшую должность. И даже выбила ему зарплату повыше той, что была у меня прежде. За заслуги. Достойный человек и преданный сотрудник корпорации. В отличие от меня, если быть уж совсем откровенной. Я только и жила мыслью сбежать из АВД и даже процент от золотодобычи поколебал мою убеждённость совсем ненадолго.

Хотя, когда Авдеев настроен благодушно, работать в компании стало очень даже комфортно. Может, я воспринимала болезненно все его прошлые рыки лишь потому, что не привыкла к такому отношению, да ещё и давил груз ответственности, все эти штрафы, компенсация перелётов и проживания семьи на острове, прочие нюансы?

Или это отговорка и мне хочется золотых денег?

Золотая лихорадка, что ни говори, — страшная вещь. В любой форме. Даже в офисной.

Процент от золотодобычи — это более, чем щедро. Даже если там будет одна сотая процента, я уже смогу жить ни в чём себе не отказывая. Только вот, что будет в трудовом договоре? Учитывая, что наниматель — страна с ну очень гибким законодательством, подводных камней немало.

Обдумывать и принимать решение сразу не стала — у меня есть ещё много времени.

Я упаковала чемодан, тщательно подобрав гардероб. Не знаю, почему, но словно чувствовала, что встречусь с кем–нибудь из людей Владислава Васильевича. Вот только не ожидала, что когда самолёт приземлится, прямо на аэродромных плитах у трапа меня будет ждать он сам собственной персоной!

— С прибытием! — сверкая белозубой улыбкой, громко произнёс мужчина.

— И вам добрый вечер, Владислав Васильевич, — поздоровалась я далеко не столь радушно. — Какими судьбами?

— Да вот, птичка на хвосте принесла, что вы, уважаемая Анна Евгеньевна, изволите быть. Отменил вылет, жду. Как ваш самый преданный и верный поклонник, — расшаркивался и рассыпался в комплиментах этот скоморох.

— А если серьёзно?

— А если серьёзно, уважаемая Анна Евгеньевна, предлагаю договор.

— Если не брачный, готова рассмотреть.

Взглянула на него снизу вверх, но спокойно, холодно, ровно. Словно репетировала эту встречу весь месяц, что мы были в разлуке.

Надеюсь, у него не сверхсильный слух и он не слышит, как часто бьётся моё сердце. Дыхание я более–менее контролирую. Голос — тоже.

— Ну что вы, уважаемая, нет, даже драгоценная Анна Евгеньевна, стоившая мне потери сделки в Индонезии. По предварительным подсчётам моё временное помрачение рассудка, связанное с вашей прекрасной, умной, изобретательной и даже в чём–то гениальной персоной, стоило мне… четырёх миллиардов чистой прибыли.

А нам, оказывается, сливают одинаковые данные. Это интересно.

— Три восемьсот, если быть точной. Я говорила, что отделы логистики и снабжения у вас даром едят свой хлеб и не учитывают специфику местного рынка услуг. И я не заметила вашего помрачения, даже временного. Вы замечательно пытались увести мой рудник даже занимаясь со мной любовью, — без претензии констатировала я. — Итак, предлагаю вернуться к первоначальной теме нашей беседы. Что за договор? И, если вы не против, направимся всё–таки на выход с этой негостеприимной в плане погоды территории. Никогда не любила зябкий холод.

— Пожалуйста, пожалуйста, — показушно засуетился мужчина. — Вы не против обосноваться в одном номере? Так нам будет удобнее обсуждать наши… дела.

— Против. Не хочу, чтобы ещё через месяц вы обвинили меня в том, что я увела ещё один доходный рудник. Кстати, вы уже на нём были? Как вам по ощущениям, всё ли там чисто? Или не поделитесь информацией, так сказать, в режиме личного знакомства?

Воеводин взглянул лукаво, хмыкнул, лично открыл мне дверь очередного дорогого внедорожника.

— Не вертолёт?

— Здесь недалеко.

— Мне забронировали отель и должны встречать.

— Я их отпустил. Вы ведь не боитесь остаться со мной наедине, Анна Евгеньевна?

И снова это раскатистое мурлыканье в голосе, вибрация, что отдаётся в моём теле болезненной, сладкой дрожью вожделения. Дьявол. Как есть Дьявол. Ничего не подписывала, а полное ощущение того, что продала не только сердце, но и душу.

Спокойно, Аня. Играем. С ним нельзя серьёзно. Нельзя. Ни в коем случае. Второй раз собрать из осколков собственное сердце может не получиться.

— Наедине в ресторане через пару часов — нисколечко не боюсь. Мне нужно немного отойти от перелёта.

— Вы в прекрасной форме, уважаемая Анна Евгеньевна. И держитесь великолепно. Скажите, быть может, вам привычно слышать обвинения, что из–за вас прекрасная, замечательнейшая корпорация не получила контракт на разработку и про… — мужчина на мгновение замолк, пытаясь найти корректное слово вместо ругательного, — потеряла несколько миллиардов?

— Ну что вы, уважаемый Владислав Васильевич, — в тон ему пропела мужское имя–отчество, — вы у меня такой и первый и единственный. Искренне желаю, чтобы и я у вас такая была первая и единственная.

— О, да! Вы совершенно незабываемы. Хотел бы, да не выходит. И не выйдет.

— Благодарю за комплимент, — прощебетала я весело, разглядывая пейзаж за окном.

— Это не комплимент, — отрезал Воеводин.

— Позвольте с вами не согласиться. Мне угодно рассматривать вашу фразу именно в таком контексте.

— А если я НЕ позволю? — выделил он «не» интонацией.

— Это ваше дело. Можете не позволять себе или своим сотрудникам что угодно. Не правда ли, замечательно, что меня это не касается?

Посмотрела на него с бесшабашной самоуверенностью. И встретила совершенно возмущённый, удивлённый и, кажется, восхищённый взгляд. Или это я зазналась?

— Я это исправлю, — без тени сомнения заявил Воеводин.

— Сомневаюсь, что у вас выйдет.

Я подалась ему навстречу, приблизилась почти вплотную, так, что наши губы замерли едва ли не в миллиметре свободного пространства. Согретого нашим дыханием. Пропитанного флюидами. Отчётливым желанием секса.

И если бы сейчас предательская кочка толкнула нас навстречу друг другу, я бы не удержалась, сдала все позиции, потеряла и самоконтроль и здравый смысл.

Но дорога, на удивление, была отменной.

— Мне, знаете ли, отдали процент золотодобычи в Индонезии. Даже не знаю, что вы можете мне предложить, чтобы я променяла этот немаленький бонус на ваше желание меня контролировать, — проворковала тихо и интимно.

И отстранилась.

— Поскольку вы дали понять, что брачный договор вас не интересует, я в затруднении, — признал очевидное Воеводин.

— Не думаю, что ваша личная свобода, уважаемый Владислав Васильевич, стоит каких–то несчастных миллиардов.

— Вы сегодня очаровательная язва, моя дорогая, неподражаемая и невозможно прекрасная Анечка. Позвольте мне всё же так вас называть. Я скучал, — завершил он неожиданно обычным тоном.

— Мне некогда было скучать, но я вас вспоминала, Владислав Васильевич. И Анечка… Простите, нет. Не чувствую себя Анечкой. Давайте остановимся на Анна и Владислав и прекратим ёрничать.

Я впервые за всё наше общение с Воеводиным установила рамки. И сразу много. Сама. И он принял все мои условия. Что бы это значило?

— Согласен. Анна. О, а вот и наше пристанище. Сегодня уже совсем стемнело, жаль, не увидите красот Чукотки, но завтра я приглашаю вас на вертолётную прогулку. Надеюсь, вы не станете заставлять меня ждать два условленных часа? Быть может, всё–таки изыщете возможность спуститься к ужину пораньше?

— Вы весьма галантны. Сообщите мне ваш номер, я позвоню по внутреннему телефону. Надеюсь, там имеются подобные технологии, — добавила голосом напуганной отсутствием благ цивилизации горожанки.

— Я оставлю вам свой личный номер.

— Он у меня есть. Но на то он и личный, чтобы не решать по нему деловые вопросы. Я сообщу, когда буду готова, — прощебетала напоследок, оборачиваясь к встречающей стороне. — Добрый вечер.

Меня заселили в два счёта. Но собраться за десять минут, как прежде, я не могла. Постояла под горячим душем минут двадцать, приходя в себя. Что ни говори, а Воеводин — это Воеводин и действует на меня крышесностно.

Волосы распустила, надела единственное вечернее платье, что взяла с собой, тёмно–вишнёвое, под цвет глаз одного умопомрачительного мужчины. Капля духов под волосы на шее, капля — на запястье, капля — по линии декольте. Эффектный макияж, подчёркивающие сверкающие от возбуждения зелёные глаза. Готова.

— Дыши глубже, — посоветовала своему отражению в зеркале. — И не соблазняйся.

Однако когда увидела Владислава Васильевича при полном параде сердце дрогнуло. Дыхание спёрло. Все приготовленные заранее слова вылетели из головы. И даже расплавившиеся в кисель мозги беспомощно хлюпнули, признавая полное и окончательное поражение. А вот гормоны ликовали. Радовались. Искрились. Превращали хорошо воспитанную и сдержанную «хладную» кровь в гейзер, выбрасывающий фонтаны горячих чувств и эмоций.

— Добрый вечер. Прекрасно выглядишь, — Воеводин произнёс это тем самым тоном, от которого мои колени превращались в желе. Но я устояла. Не знаю, из каких скрытых титанических сил зачерпнула силы воли. Но устояла.

— Благодарю. И ты, — вернула комплимент.

Мы сделали заказ, обсудили интерьер, погоду, природу, которую я ещё не видела, но Владислав обещал провести экскурсию лично, а я не стала отказываться. Он был любезным и милым и даже выглядел по–другому, не так, как обычно. Как бы ни играл, а чувствовалось, что мужчина взволнован. И я то и дело думала, а уж не влюбился ли он в меня, вот такую новую, точнее, обновлённую версию меня? Очень на то походило. Только всё равно не верилось.

После опыта с Сашей, которая в два счёта вскружила голову Леониду, притом даже не соблазняя (это я так подозреваю), а затем, поплакав на прощание для вида, забыла даже его имя. Я не доверяла ни чуть дрожащим пальцам уверенного в себе человека, ни жадным, страждущим взглядам. Он скучал. И это было заметно. И то, что Воеводин не мог скрыть эмоций, то приводило в восторг, то настораживало.

— Что же ты хотел обсудить? Какой договор? — уточнила ближе к концу замечательного ужина.

— О работе давай завтра, хорошо?

— Ты сам на себя не похож, — заметила вслух то, о чём думала последний час как минимум.

— Мы оба сильно изменились.

— Всё течёт и ничто не остаётся на месте, — процитировала Гераклита. — И время, к сожалению, утекает со скоростью горной реки. Пора закругляться.

— Не желаешь…

Он резко замолчал и посмотрел напряжённо, не отводя взгляда, не моргая. Намекая всем своим видом на продолжение «банкета».

— Не стоит. Правда, не стоит. — Я поднялась и попрощалась: — До завтра.

— Я проведу тебя, — поспешил и он покинуть уютный стул–кресло.

— Я справлюсь, — отказалась от повышенной опасности — быть с ним наедине в тишине лестничной клетки или в полумраке у двери… Полумраке, так располагающему к поцелуям.

— Извини, но моё воспитание никак не позволяет отпустить даму без охраны в столь поздний час.

Мы замерли истуканами, глядя друг на друга. Одновременно моргнули, когда наше уединение нарушили. Одновременно дакнули официанту на вопрос, всё ли понравилось. Одновременно отошли от стола.

Скажи сейчас хоть что–нибудь — ему сразу станет ясно, чего я боюсь. Не его. Себя. Как бы не бились между собой корпорации, что бы не предпринимали, в такие моменты хочется лишь одного — отбросить подальше все условности и отдаться собственным желаниям. Миллиону собственных желаний. Или одному. Тому самому. Важному. Нужному как воздух.

Я вспомнила, каково мне было после того, как прослушала запись его разговора на вилле в Ловине. Вспомнила, как меня шокировали его циничность и истинное отношение к нам с Сашей. Его ядовитые комментарии в разговоре с Леонидом. Только с ним он позволял себе высказываться откровенно и без экивоков.

Почему же, почему, почему сейчас я не могу пробудить в себе ни капли одолевших меня тогда злости и ярости? Почему хочу вновь нырнуть в его объятия, схватить до ломоты в костях, до болезненных ощущений в пальцах, ногтями впиться и не отпускать? Никогда не отпускать.

Я, здравомыслящая, логичная, хладнокровная Анна Евгеньевна. Не Анечка. Не милая, добрая, ласковая Анечка. Глупая, наивная, доверчивая.

Не бывать этому. Я перегорела и отмучилась своё. Запускать на второй круг собственную агонию — себя не уважать.

В прошлый раз обманулась, думая, что всё под контролем. В этот — не наступлю на одни и те же грабли.

— Хорошо, но только до двери. И без поцелуев, — озвучила учительским тоном, требовательным, властным.

— А если я не удержусь?

Провокация. Откровенная провокация.

— Получите пощёчину, — ответила, принимая его руку. И светским тоном осведомилась: — Давно ли вы сталкивались со столь вопиющим нарушением собственного пространства?

— Не припомню, чтобы такое бывало.

— Видимо, дамы падали без чувств от вашей наглости, — продолжила я словно на королевском приёме.

Я ожидала столь же ехидный ответ, например: «Не дальше постели», но Воеводин не стал продолжать разговор. Джентльмен. Дам не компрометирует.

Только обвиняет в провале собственной сделки на несчастных четыре миллиарда!

Ну ладно, что я, в самом деле? Четыре миллиарда — это ведь не домик у моря. Но их у него не украли, а увели из–под носа. Значит, нужно решать проблему кадров и не вестись на красивые глазки сотрудниц из конкурирующих компаний!

Нет, ну какие деньжищи! И на самом деле, это лишь самые скромные прикидки. Мы уже готовим логистические маршруты и прилично экономим, перекидывая технику с одного рудника на другой. Есть у нас такой… менее прибыльный. Или, если совсем откровенно говоря, почти нерентабельный. Но это, конечно же, страшная тайна и на рынке об этом никто не знает. И не узнает. Информация засекречена покруче Зоны 51 в Штатах.

Мы чинно поднялись по лестнице, чинно прошли по коридору. Только вот беседа не ладилась. Не текла весенним ручейком. Напряжение сковало обоих и когда мы замерли у двери в мой номер, я приложила все усилия, чтобы руки не дрожали. Поднесла карту к считывателю, щёлкнул замок.

И дальше всё снова как в замедленной съёмке. Жизнь разделилась на два пространства, до этого момента и после него, а этот, текущий, происходил словно не наяву.

— Спокойной ночи, — открывая дверь, произношу, боясь поднять на него взгляд. Но надо! Надо!

Смотрю. В его глазах надежда, безумная, яростная. Он подаётся вперёд и у меня есть буквально секунда, чтобы остановить это движение. Но хочу ли я этого?

Нет, разумеется, нет. Не хочу.

Но надо.

Надо, иначе…

— Спокойной ночи, Владислав, — произношу быстро и, кивнув напоследок, закрываю перед ним дверь.

Сухой щелчок замка подтверждает, что я в безопасности. А я стою. Стою, смотрю на дверь. На тоненькую полоску металла, проглядывающую сквозь деревянную щель. И мечтаю, чтобы она пропала, исчезла, не мешала мне жить, любить, быть с ним.

Но нельзя.

И дверь, естественно, глуха к мольбам. И не понимает, что чувствую, что думаю, о чём мечтаю.

Она просто стоит.

А я рыдаю. Молча. Не издавая ни звука. Стою и реву.

И не даю рукам сделать то, что им хочется. Мне хочется. Сжимаю их в кулаки. Лишь бы не плюнуть на всё, не открыть дверь.

Минуту, вторую, третью…

Я молодец. Молодец. Я поступила правильно.

Только как объяснить это сердцу? Оно решительно против!