Смертная

Глава 11 Двуличные

Мне снится ручной ягуар. Он похож на пятнистую кошку. Очень большую – моя ладонь размером с один только его нос. Ягуара зовут Ни́ншибуру. Сначала он долго смотрит на меня во сне, потом подходит и мягко бодает в плечо. Я слышу его низкий, рычащий голос: «Ты бросила меня, госпожа».

«Не злись, Нинь-Нинь, – отвечаю я и глажу его за ухом. – Я скучала». Это неправда. Я забыла его, как и все остальное, но он замирает, жмурясь от удовольствия и мурлыча низко, рычаще.

Во сне я знаю, что на самом деле он не ягуар, это всего лишь одна из его форм, любимый облик. Ниншибуру – мой дух-прислужник. Могущественный, ведь я щедро делюсь с ним благодатью. Силой он подобен богам. Не великим, конечно, не моим братьям и сестрам, а тем из духов, кто возвысился благодаря смертным или воле Отца. Вроде созданий Уту, которым с такой страстью поклоняются в Черном Солнце.

Ниншибуру славится умением размножиться, то есть сотворить собственные копии. Кроме него, никто на такое не способен. Даже я. Вот почему люди изображают меня, окруженную ягуарами, хотя на самом деле Ниншибуру всегда один. Мой ласковый верный Нинь-Нинь.

Мне хорошо, когда я просыпаюсь. Рука еще тянется погладить мягкую шерсть, под боком чувствуется приятная тяжесть.

К сожалению, это сон. Или к счастью. Вряд ли бы я обрадовалась, валяйся рядом на кровати ягуар, пусть хоть тысячу раз ручной. Во сне его когти и зубы не пугали, но сейчас я понимаю: они были с палец длиной. Ничего такая кошечка.

В общем, все к лучшему.

С этими мыслями я принимаюсь изучать потолок. На нем неизвестный художник в деталях изобразил хоровод очень серьезных мужчин, которые идут на поклон к голой черноволосой красавице. Та встречает их, изящно выгнувшись в очень откровенной позе. Слева, ближе к стене, она же – в объятиях сразу десятка любовников.

Я не ханжа, но там мое лицо – в сладострастной истоме. Мне неуютно на него смотреть. «Шамирам, богиня любви», – говорил тот торговец. Вот это мне повезло… С другой стороны, хоть в рабство не угодила!

– Великая госпожа? – раздается откуда‐то с пола, между кроватью и роскошным, забранным деревянной решеткой окном.

Я с удовольствием отворачиваюсь от порно на потолке, смотрю вниз и с улыбкой говорю:

– Зачетные ушки.

– Благодарю, великая госпожа, – говорит девушка, не поднимаясь с колен.

Ее уши забавно подрагивают, как настоящие. Интересно, это ободок такой? Или механизм какой‐нибудь внутри? Хотя здесь вроде нет электричества. Это с одной стороны. С другой – откуда я знаю? Может, и есть.

– Меня зовут Лена, – говорю я ушастой девушке.

Только всем вчера было плевать. Для них я вон та эротичная красотка с потолка – Шамирам.

– Хлина? – помедлив, повторяет девушка. Мое имя у нее получается с придыханием, а еще – с «е», переходящим в «и».

Я ободряюще улыбаюсь и повторяю раздельно:

– Ле-на.

– Хили́на, – кивает девушка.

Хорошо, пусть будет Хилина. Главное, чтобы не Шамирам.

Покосившись на потолок, я снова перевожу взгляд на девушку. Лисьи ушки не самое необычное в ее внешности.

– Вау, волосы тоже зачетные. Очень красиво. Где красила? Цвет обалденный. – Ярко-малиновый. Или даже нет – фуксия. На солнце просто неон!

Девушка поднимает голову. Хмурясь, подцепляет когтистым – ничего себе маникюр! – пальцем прядь. И разглядывает ее так сосредоточенно, словно видит впервые.

– Может быть, ты встанешь? – прошу я. – На полу, наверное, неудобно.

Девушка бросает на меня короткий взгляд.

– Мне удобно, госпожа.

Я кусаю губу, чтобы не сказать: «А мне нет». Очень неуютно, чувствуешь себя совершенно не в своей тарелке, когда перед тобой человек на коленях стоит.

– Может, все‐таки встанешь? – ни на что особенно не надеясь, повторяю я.

– Как прикажете, госпожа.

И она правда встает. Ого! Значит, так это работает? Я могу, эм, приказать, и они перестанут валяться передо мной на коленях? Вот так просто? Да ладно!

Девушка смотрит в пол, а я – на нее. Какая куколка, симпатяга – прям затискать хочется! Хрупкая, изящная, как статуэтка. В хитоне. Вроде так называли туники, которые греческие богини носили? У девушки что‐то наподобие, из легкого полупрозрачного льна. Никаких аксессуаров, разве что позолоченные сандалии. И розовые волосы с рыжими лисьими ушами. Обалдеть!

– Скажи, пожалуйста, если ты на меня посмотришь, – я собираюсь с силами, прежде чем закончить, – тебя убьют?

Лисьи уши встают торчком, удивленно так. Однако возражает девушка спокойно, равнодушно даже:

– Великая госпожа, я не могу умереть. Я дух. Но вы, конечно, можете меня развоплотить.

Я пару мгновений смотрю на нее, открыв рот. Наверное, ослышалась?

– Ты… кто?

– Дух, госпожа. Ваш дух, – она запинается, потом добавляет: – Защитник.

– Да ладно, – выдыхаю я и слезаю с кровати.

Укрытый пушистым ковром пол теплый и уютный, по нему приятно шагать даже босиком. Девушка отступает сначала, когда я подхожу к ней. Потом вдруг, бормоча извинения, подается ко мне.

Я невольно отмечаю, что она выше, хоть и сутулится, а кожа у нее очень светлая, даже белее моей. И словно светится изнутри. Как жемчуг.

– Так, говоришь, ты дух?

– Да, госпожа.

Я осторожно касаюсь ее плеча. Прохладное, упругое. Плечо как плечо. Если она дух, то я тогда, может, и богиня.

– А чем докажешь?

Она наконец поднимает на меня изумленный взгляд.

– Докажу, госпожа?

– Что ты дух. Как по мне, ты очень даже человек. Только с лисьими ушами. Но это все‐таки ободок, да? И глаза у тебя кошачьи. Линзы?

Она моргает. Потом вдруг подается влево, где у окна стоит изящный золотой столик, на который кто‐то поставил блюдо с фруктами и десертным ножом. Я смотрю на гроздь винограда, персики, финики – и рот наполняется слюной. Как есть хочется!

А девушка тем временем берет нож, прислоняет лезвие к ладони и – р-р-раз! – рассекает кожу. Я успеваю только вскрикнуть:

– Ты что!..

Она спокойно кладет нож и показывает мне ладонь. На месте пореза из руки вырывается золотой свет. И все.

– Тебе больно? – зачем‐то спрашиваю я.

Она качает головой.

– Духи не чувствуют боли, госпожа. Наши тела не… Не как у людей.

Да? А может, там нож – не просто нож, и все это какой‐то дикий розыгрыш?

Больше не обращая внимания на фрукты, я беру его в руки. Уй! Острый! Мне достаточно прислонить лезвие к коже, чтобы выступила кровь.

– О небо! – выдыхает девушка, глядя на мою ладонь.

И оседает на кровать с таким видом, словно кровь – это что‐то невероятное. Разыгрывает меня, наверное.

Я протягиваю ей руку.

– Вот как должно быть. А ты как, – киваю на ее золотой свет, который сейчас не тоньше лучика, – это сделала?

– У в‐в-вас к-кровь! – запинаясь, восклицает девушка, указывая на меня когтем. – Кровь!

– Ну да.

А у тебя коготь. Звериный. И кошачьи зеленые глаза. Молчу уж про лисьи уши.

– В-вы… ч-человек! – выдыхает девушка.

– Ну да.

Теперь мы смотрим друг на друга с одинаковым изумлением. Долго, с минуту. Я первая не выдерживаю.

– Окей, я верю, что ты дух. В конце концов, это же другой мир. Почему бы здесь не быть духам? Получается, уши настоящие? И глаза?

Она моргает. Потом наклоняется и тихо предлагает:

– Хотите потрогать?

– А можно? – удивляюсь я.

В свою очередь она недоверчиво смотрит на меня.

– Конечно, госпожа.

Я осторожно глажу ее ухо. М-да, ободка не видать. Механизма тоже.

– Пушистое. А почему именно лисье?

– Я не знаю, госпожа. Такое обличье дал мне господин Дзумудзи…

Она что‐то еще добавляет, но у меня от этого имени начинает звенеть в ушах.

– Дзумудзи?! Это он тебя прислал? – громче, чем необходимо, уточняю я.

Она же, наоборот, отвечает очень тихо:

– Да, госпожа.

Я вспоминаю высокомерный голос, который шептал мне вчера на ухо, что делать. И образ, то появлявшийся, то исчезавший из поля зрения. Не знаю почему, но я уверена, что все это – храм, жрицы, богиня – его рук дело.

– Значит, Дзумудзи. – Злюсь. Как же я злюсь! Злость прорывается и в голос. – А он мне камень вернуть не хочет?

– Камень, госпожа? – А вот голос девушки в противоположность моему звучит по-прежнему тихо, даже робко.

– Да, камень. Я видела его вчера. На шее у этого… Дзумудзи! Мой камень! – Я замечаю, что кричу, и уже тише, пытаясь успокоиться, добавляю: – Мне без него домой не попасть.

– Госпожа, вы, наверное, говорите про каменное сердце господина Дзумудзи. Но… вы сказали, домой? Вы ведь уже дома, госпожа.

– Если бы. – Я со вздохом сажусь на кровать. – Как тебя зовут?

– Лии́са, госпожа.

Лисичка! Я улыбаюсь.

– Пожалуйста, зови меня по имени. Я Лена. Давай я расскажу тебе про мой дом. Ты мне, конечно, не поверишь, но, клянусь, это правда.

У госпожи Шамирам течет кровь. Она слизывает ее, потом оглядывается и прижимает к ладони полотенце, которое слуги оставили вместе с фруктами. Кровь не сразу останавливается. Как у Юнана, как у… обычного человека.

Но это же госпожа Шамирам! Она богиня. Великая! Как… Как?!

– Ты меня не слушаешь, да? – тем временем обиженно спрашивает она.

Я вдруг понимаю, что сижу на кровати рядом с госпожой, точно равная. О Небо, за такое она меня точно развоплотит! Странно, что до сих пор этого не сделала.

– Простите!

Госпожа Шамирам кривится так, будто вот-вот заплачет. Она кажется обычной девушкой – божественно красивой, сияющей, но смертной. Однако этого никак не может быть.

– Сядь. – Она хлопает по покрывалу рядом с собой и добавляет: – Пожалуйста. Выслушай меня. Хотя бы ты. Хоть кто‐нибудь. Я не богиня, понимаешь? Я человек. Ты мне веришь?

– У вас кровь, – выдыхаю я. Не верю, глаза наверняка меня обманывают! Это все из-за превращения природного духа в защитника. Наверняка. Великая богиня не может стать смертной. Это невозможно!

– Да, у меня кровь, – говорит госпожа, словно специально желая меня смутить. – Как у обычного человека. Понимаешь? Кстати, как твоя рука?

Я показываю ей ладонь – порез исчез, как и должно быть. Духи быстро восстанавливаются, особенно когда вокруг столько благодати. Раз я прислуживаю госпоже, я же могу ее брать, верно?

– Чего? – хмурится госпожа, когда я говорю это ей. – Какой благодати?

– В-вашей.

– Моей. Ага. – Она растерянно изучает сначала мою ладонь, потом – лицо. – А что такое благодать?

Все это притворство и игра. Госпожа Шамирам славится любовью к перевоплощениям. Среди людей ходят легенды о том, как великая богиня притворялась смертной. Она и сейчас так делает, просто очень искусно. Только как ей удалась кровь? Я чувствую, она настоящая – не иллюзия. Запах крови, цвет, ее ток по жилам – все как у смертных.

– Госпожа, благодать – это… – Я запинаюсь. Что ж, если ей хочется играть в незнание – пусть. Кто я такая, чтобы противиться? Да, говорить очевидное сложно, но это не самое страшное, что, по слухам, может сделать со мной госпожа Шамирам. – Понимаете, великие боги сияют, потому что могущественны. Вашей силы так много, что вы можете делиться ею с низшими существами вроде нас, духов. И тогда мы становимся сильнее.

Она растерянно смотрит в ответ. Я опускаю взгляд.

– Госпожа, если мне нельзя было брать вашу благодать…

– Можно, конечно, – перебивает она. – А я сияю?

– Очень ярко, госпожа.

– Пожалуйста, зови меня Хилина. – Она оглядывается. – Здесь есть зеркало?

Я приношу ей одно со столика у окна напротив. Госпожа недоуменно смотрит на меня, потом – на зеркало.

– Это что?

– Вы приказали…

– Я? Я спросила, есть ли здесь зеркало. То есть это зеркало? – В ее голосе слышится паника.

– Д-да, госпожа.

– А… Ладно. Оно что, медное? Нет, я не… А где мой рюкзак?

Она снова оглядывается, потом встает с кровати и совершенно не по-божественному, а именно как взволнованная смертная девочка бросается к стоящему в углу тканевому мешку с двумя лямками. Я рассматривала его, пока ждала, – он выглядит необычно. И пахнет тоже – ни на что не похоже.

Госпожа принимается рыться в нем, точно обезьянка, которая ищет, чем бы поживиться в корзине с отбросами. Даже нос морщит похоже.

О Небо, о чем я думаю! Если госпожа прочтет мои мысли, она точно рассердится.

– Нужна ли вам помощь? – рискую спросить я, чтобы отвлечься.

Удивительные, странные предметы вываливаются из мешка и горкой собираются у ног великой богини.

– Хилина! Пожалуйста, зови меня по имени.

Она замирает, подняв вверх что‐то маленькое и круглое. Кажется, серебряное. Внимательно смотрит.

– Да ничего я не свечусь. – И добавляет с упреком: – Зачем ты врешь?

– Госпожа, я не смею вам лгать.

– Но… Покажи мне еще свою руку.

Я делаю, как велено. Какая странная игра! Госпожа сосредоточенно смотрит на ладонь. Ощупывает когти, потом поднимает глаза на мое лицо.

– Вам не нравится, госпожа? – не выдержав тишину, спрашиваю я. И зачем‐то признаюсь: – Мне тоже. То есть… не подумайте, подаренное господином Дзумудзи тело, конечно, прекрасно. Наверное. Только я еще не привыкла. Раньше я была радугой…

Она снова перебивает:

– Радугой?

– Простите, госпожа, я знаю, вы не хотели бы себе такого слабого защитника, я всего лишь бывшая радуга…

Госпожа садится прямо на пол.

– Лииса, пожалуйста, помолчи.

Я послушно затихаю, а потом становлюсь рядом на колени. Госпожа покачивается вперед-назад и тихо бормочет:

– Этого не может быть. Я все‐таки сошла с ума. Это невозможно, невозможно…

А я наконец вспоминаю, что говорил господин Дзумудзи: великая богиня потеряла память. Он не стал бы мне лгать? Надеюсь, нет.

Госпожа сейчас так похожа на Юнана! Когда он возвращается после пира, где царь и советники смеются над ним. Или когда рабы не выказывают ему должного почтения. А еще – после визита посланника Черного Солнца. Эта крыса Гнус только шипит и кусает моего возлюбленного, ничем не помогая.

А вдруг госпожа Шамирам сейчас чувствует то же? Она спускалась в нижний мир. Что, если по возвращении она действительно все забыла? Только как же быть с кровью?

Я украдкой смотрю на госпожу. Сердце екает: великая богиня плачет.

«Позаботься о ней», – кажется, именно так сказал господин Дзумудзи.

Я просто не могу видеть ее слезы.

– Госпожа?

Она закрывает глаза руками и принимается рыдать еще горше. «Бедная девочка», – мелькает странная мысль.

Я нахожу взглядом кувшин в чаше со льдом. Он стоит в тени, лед уже почти растаял, но питье все равно должно быть приятно холодным. Я наливаю его в кубок и подношу госпоже. Напоминаю себе, что она назвалась Хилиной. Это, наверное, что‐то из нижнего мира, потому и звучит так необычно.

– Выпейте, – уговариваю я. Госпожа сначала в ужасе смотрит на меня, потом – на кубок. – Давайте, ну же, Хилина. Пожалуйста.

Она шмыгает носом.

– Спа…сибо. А что это?

– Не знаю. Но люди пьют это в зной. Говорят, хорошо утоляет жажду, – вспоминаю я слова Юнана.

Он целый трактат про этот напиток читал, но я слушала невнимательно. Куда интереснее было смотреть на лицо моего возлюбленного, чем вникать в слова очередного скучного ученого.

Сейчас я утешаюсь тем, что госпожа немного похожа на Юнана. Наверное, мне мерещится, но линия скул и разрез глаз – одни и те же.

– Похоже на кефир с солью, – говорит она, отпив. – И мятой. Но правда вкусно. А ты не хочешь?

– Духи не едят человеческую пищу.

Она вздыхает.

– Ладно. Если я и сошла с ума, то, по крайней мере, в этом бреду вкусно кормят. А можно мне те фрукты?

Я подношу ей блюдо. У госпожи урчит живот – ну точно как у обычной смертной! – и она накидывается на виноград с таким воодушевлением, будто давным-давно не ела.

– Уф, фкуфно! – Она сглатывает, вытирает губы и с подозрением смотрит на меня. – А боги, выходит, едят?

– Если им того хочется, госпо… – Ее взгляд меняется, и я торопливо поправляю себя: – Хилина. Господин Дзумудзи известен своей любовью к меду.

– Дзумудзи, – повторяет она. – Зачем он тебя послал?

– Защищать вас, госпожа.

– Тебя, – поправляет она. – И Хилина, ладно? А защищать от чего?

Я замираю. Действительно, от чего я должна защищать великую богиню? Я, слабый дух?

– Этот Дзумудзи не хочет сам ко мне прийти? – интересуется тем временем госпож… Хилина. – Или он и сейчас где‐то здесь?

Она оглядывается, и я невольно тоже.

– Не знаю, Хилина. Ты, наверное, можешь его позвать.

Она в ответ хмурится и насмешливо уточняет:

– Да? И как же?

– То ведомо лишь великим богам.

Она вздыхает.

– Ладно. Лииса, расскажи мне, пожалуйста, про Шамирам. Я поняла, что это богиня любви. Только… – Она косится на потолок и морщится. – Ну почему никто мне не верит! Я говорю, что всего лишь похожа. И это правда!

– Хилина, это невозможно. – Я позволяю себе улыбку. – Разве могут смертные иметь одно лицо с богами?

Она пожимает плечами и отправляет в рот ломтик персика. Сок течет по ее губам, она слизывает его, очень изящно, так, что я не могу отвести глаз. Все она делает очень грациозно и красиво – как и положено богине. Только удивляется, как смертная.

– Господин Дзумудзи сказал, что вы… ты потеряла память, – добавляю я. – Когда вернулась из нижнего мира.

– Ну, если Дзумудзи сказал! – фыркает она. – Знаешь, что я думаю? Он все это подстроил. Он встретил меня там, у меня. И тоже сначала про богов говорил. Сказал еще, что люди умрут. А потом… Точно! Я же потом нашла камень на подушке! Я забыла, потому что мама ушла, совсем из головы вылетело! Это все он! Он подстроил!

И с подозрением косится на меня.

– Госпожа… Хилина, я не понимаю, что ты говоришь.

– Ну да, конечно. – Она со вздохом закрывает глаза. Потом снова открывает и оглядывается. – А где жрицы? Вчера, помню, тут полно народу было. Где все?

Я улыбаюсь. Если это и притворство, то выглядит искренне.

– За дверью, Хилина. Твоего приказа дожидаются две жрицы-прислужницы. Полагаю, они боятся тебе помешать. Наверное, раньше тебе не нравилось присутствие смертных в спальне.

Хилина хмыкает.

– Допустим. Продолжай.

– Они сделают все, что вы пожелаете, госпожа, – объясняю я. Понимаю, что оговорилась, и виновато поправляюсь: – То есть Хилина. Прости. Еще я слышала, Верховная жрица готовит твой парадный выход во дворец.

– Мой парадный выход? – недоверчиво повторяет она.

– Да, ведь в обычае великой богини встречаться с царем. – Я смотрю на Хилину. Она слушает так жадно, так ловит каждое мое слово, что становится не по себе. – Но если не желаешь, то этого, конечно, не будет.

Она облизывает испачканные в соке пальцы. Даже это у нее получается изящно.

– То есть теоретически я могу запереться в этой комнате и никого не видеть?

– Ты можешь все. Ты великая богиня, Хилина.

Она смеется, ровно как Юнан, – тоже совсем не весело. Потом фыркает и встает.

– Ну уж нет! Запираться в комнате я не буду. Этому Дзумудзи нужно, чтобы я зачем‐то сыграла роль богини, – пожалуйста. Если подумать… – Она оглядывается. – Да, если подумать, меня все устраивает. Только не нравится, когда передо мной становятся на колени. И называют госпожой. Это странно. А так – шикарная комната, вкусная еда. Если за это надо встретиться с царем – да пожалуйста, встречусь. Давно хотела потренировать актерское мастерство в разных нестандартных ситуациях. Кажется, сейчас как раз она.

– Хилина, я не понимаю, что ты говоришь…

– Ну-ну. – Она улыбается. – Скажи этому Дзумудзи, я не против. Не люблю играть вслепую, но пока меня почти все устраивает. Однако если что‐то пойдет не так… Подозреваю, что виновата буду тоже я, да?

– Госпожа, я не понимаю…

– Да, помню. – Она фыркает. – Сделаем вид, что верим друг другу, а, Лииса? Давай ты поверишь, что я человек из другого мира, а я – что богиня.

– Хилина, нельзя быть одновременно великой богиней и смертной.

Она лукаво улыбается.

– А я попробую.