Женя
Нет, мне не забавно. Чего не скажешь о Бахметове, на лице которого расплылась кривая ухмылка.
Мы стоим слишком близко. Чувствую, как сбивается его дыхание, становясь более прерывистым и тяжелым. На ум почему-то приходит тот поцелуй, я качаю головой, словно пытаясь выбросить эти глупости. Дамир, заменив это движение, усмехается, точно читает мои мысли.
Это так неправильно, что воздух между нами наэлектризовался, что от нас буквально летят искры. Он — преступник. Держал в заложниках людей. Дамир Бахметов — не хороший парень, который будет нести на свидание цветы, а после провожать домой. Такой не знает, что такое «свидание». Он возьмет свое, стоит только дать слабину. Воспользуется тобой и моментом, а потом уйдет и вряд ли вспомнит имя.
— Твой чай уже остыл, — немного отодвинувшись от Дамира, нервно изрекаю.
— Я все еще жду ответ, пташка, — он говорит таким повелительным тоном, что у меня проходит мороз по коже.
— Нет, не забавно, — потупив взгляд, выдавливаю.
— Я не про это.
— А… — запнувшись, судорожно сглатываю: — про что?
— Что и кто мне помешает держать тебя тут вечно?
Вечно? Как минимум — смерть. Моя или его это как повезет.
— Бунт подавят, и меня начнут искать, — уверенно заявляю.
Бахметов смотрит на меня как на неразумное дитя, которое искренне верит в то, что по небу летают единороги и едят радугу. И это, знаете ли, напрягает.
— Откуда они узнают, что ты тут? — с непроницаемым выражением лица интересуется.
— Я была с оператором. Он наверное догадался, что я побежала не в ту сторону, — логически предполагаю. — И по камерам увидят.
— Камеры давно не работают. Их отключили как только начался бунт.
Вот черт!
— Значит, найдут у тебя в камере. Нельзя же скрыть живого человека! — негодующе восклицаю. — Когда подавят бунт, будут досмотры!
— Обязательно, — не впечатлившись моими доводами, хмыкает Бахметов, и теперь я совсем не уверена в своих предположениях.
В конце концов кто сказал, что я вообще доживу до того момента, как подавят бунт? У этого мужчины есть весомая причина отомстить мне.
Внезапно чувствую себя уязвимо. Чувство безопасности рядом с Дамиром оказалось ложным. Обхватываю себя руками за плечи, словно пытаясь отгородиться от него.
Бахметов обходит меня, берет со стола чашку с чаем и отпивает. Мы молчим какое-то время, погрузившись в раздумья. Я о своей дальнейшей судьбе, а Бахметов… Черт знает, о чем он вообще думает! Этот парень был бы отличным игроком в покер. На его лице не проскальзывает ни единой эмоции, словно и не лицо вовсе, а гипсовая маска. Он смотрит в маленькое окошко с железной решеткой под самым потолком и неспешно пьет чай.
В отличает от Бахметова, я не могу стоять на месте. Наворачиваю круги по камере, словно надеясь найти дыру в стене через которую ужиком смогу протиснуться в коридор.
Неожиданно раздается громкий звук взрыва. Кажется, даже здание немного встряхнуло. В ужасе оборачиваюсь к Бахметову. Тот только безразлично пожимает плечами, бросая:
— Не договорились.
— Не договорились? — шокированно переспрашиваю.
— А ты как думала, пташка? Что всех перестреляют, и на этом все закончится?
И снова этот снисходительный тон! Я что, по его мнению, тюремный эксперт? Откуда мне знать, как это все проходит?
— Были переговоры. Заключенные выставили список требований. Если произошел взрыв, значит власти не согласились их выполнить.
Боже правый, с этими зэками еще и ведут переговоры? С людьми которые убивают, грабят и насилуют? Нет, конечно, мы живем в современном мире, где процветает толерантность и все в таком духе… Но преступник — это преступник. Тюрьма — это не курорт.
— Но ведь бунт затеяли воры в законе…
— Здесь, пташка, вопрос не об условиях, а о том, кто будет держать власть в своих руках. Что ты знаешь о красных и черных тюрьмах?
Что это цвета их стен…? Это первая мысль, и она явно неправильная, поэтому я предпочитаю промолчать.
— Забудь, — заметив мой растерянный вид, произносит. — Тебе это не нужно. Просто делай, как я говорю.
— И ты оставишь меня в живых? — с каким-то отчаянием в голосе бросаю.
Брови Дамира в удивлении взлетают вверх. Хоть какая-то эмоция.
— Я не убийца, пташка. И ты это знаешь.
— Это было несколько месяцев назад, — недоверчиво фыркаю. — За это время многое могло измениться.
— И изменилось.
И нет, он не пытается похвалиться или показаться «крутым». Просто констатирует факт.
— Но я свое слово держу, в отличие от некоторых, — бросает на меня резкий взгляд. — Я никогда не убивал и не собираюсь начинать.
Я знаю, что это его «в отличие от некоторых» камень в мой огород.
— Тогда зачем я тебе? — снова спрашиваю, но Бахметов отвечать явно не намерен.
Снова звучат звуки выстрелов, взрывов и голос полицейского в громкоговорителе.
Я вздрагиваю, когда в железную дверь камеры начинают тарабанить.
— Баха, открывай!
Испуганно замираю, напряженно следя за Дамиром, который медленно ставит чашку на стол и неспеша подходит к двери.
— Чего тебе, Лысый? — не открывая, спрашивает Бахметов.
— Пошла молва, что ты журналисточку словил и к себе забрал. Нехорошо. Делиться нужно!
— Так я вроде ее по-чесноку забрал.
— Короче, тебя Захар вместе с девкой ждет у себя, — хлопнув кулаком, а может и ногой в дверь, сообщает Лысый, после чего уходит.
С мрачной миной Дамир поворачивается ко мне, оглядывает с ног до головы, словно решает стою ли я очередных проблем, а потом заключает:
— Игры закончились, пташка.
Женя
Мы идем по коридорам. Точнее, Бахметов тащит меня за собой, крепко вцепившись в руку, словно боится что я дам деру. Я не поспеваю за его быстрым шагом, и практически бегу.
— Можно помедленнее? — возмущаюсь ему в спину.
— Хочешь нарваться на кого-то? — даже не поворачиваясь, холодно отрезает.
— Нет, — пищу, когда Дамир в очередной раз заворачивает за угол и дергает меня, мол, быстрее.
Вот же, козлина! Забудьте все, что я говорила о «искрах»! Временное помутнение рассудка на фоне стресса. Не более.
С того момента, как пришел Лысый и сообщил, что нас ждет некто по прозвищу Захар, Бахметов сказал мне всего три слова: «Иди за мной». Он явно был зол, но старался этого не показывать, нацепив на лицо маску невозмутимости. И тем не менее… Если Бахметова этот Захар вывел из равновесия, то что уж говорить обо мне?
Я в прямом смысле мечтала провалиться глубоко под землю, где до меня не доберутся Бахметов, Захар, Хмурый и всякие сомнительные типы. Но, к сожалению, бог наградил меня смелостью, но поскупился на мозги. В противным случае я бы сейчас не бродила по подвалам исправительной колонии с зэком.
После следующего поворота мы утыкаемся в железную дверь. Прежде чем постучаться, Бахметов поворачивается ко мне и повелительным голосом чеканит:
— Молчи, пока с тобой не заговорят сами. На вопросы отвечай осторожно, но не юли. Захар этого не любит. В глаза ему не смотри, а то влюбится и себе оставит, — невесело усмехается, после чего отворачивается и громко стучит в дверь кулаком.
— Кто? — слышится на той стороне.
— Баха.
Дверь открывается. Перед нами появляется Лысый мужчина среднего возраста. Видимо, это он к нам приходил. Как там таких называют в тюрьме…? Шестерка?
— Заходите гости, дорогие! — расплывшись в мерзкой ухмылке и одарив меня таким сальным взглядом, что меня аж затошнило, нараспев произносит.
Видимо, этот Лысый особым авторитетом не пользуется, поскольку Бахметов бросает на него безразличный взгляд, точно на букашку на своих дорогих туфлях (которые, бьюсь об заклад, на «свободе» у него имеются в нескольких парах). Потеснив Лысого плечом, Дамир проходит внутрь, втаскивая меня за собой. Наконец-то он отпускает мою руку, но теперь я этому не рада.
Комната в которой мы оказываемся, совсем не похожа на тюремные камеры, про которые мы все слышим. Или даже на ту, в которой отбывает срок Бахметов. Это не просто комната, это целые хоромы!
Я словно попала в параллельный мир, переступив порог. Плазменный огромный телевизор на стене, кожаные черные диваны, журнальный столик с навороченным плейстейшеном, стереосистема, позолоченная люстра и лепка на стенах! Ну и в довершение этой всей «помпезности» фонтан с ангелочками. Как говорится, красиво жить не запретишь.
А еще я четко осознаю, насколько была наивна в своих представлениях о тюрьмах. Зэки не на курорте, говорите? А это что тогда, по-вашему?
Изо всех сил стараюсь не показывать своего страха, когда, должно быть, тот самый Захар пристально меня оглядывает. Даже не так, ласкает взглядом, чтобы потом вынести мягким голосом вердикт:
— Хороша журналисточка.
Из-под ресниц поглядываю на крупного мужчину. И, в отличает от многих заключенных, у него ровные здоровые зубы. Приятные черты лица, едва тронутые сединой черные как смоль волосы. Красивый мужчина. Сходу и не определишь возраст. Явно не молод, но и не стар.
Я ожидала, что этот Захар будет старым толстым извращением с золотой цепью на шее и татуировками. Но у него нет золотой цепи, так же как и видимых татуировок. Солидные дорогие штаны, простой синий пуловер и дорогие модные туфли на ногах.
Этой комнате он подходит, но тюрьме? Едва ли. Как павлин в курятнике. И он и эта комната.
— Как тебя зовут, красавица?
Даже при всей этой «любезности», я чувствую от мужчины скрытую угрозу. Если Дамира я сравнила бы с тигром, то Захара с удавом. Такой же скользкий. Он наблюдает за своей жертвой, а потом нападает и душит. Его тактика более изящная, что ли. Любитель красивых историй.
В горле стоит ком, неосознанно кошусь на Дамира в поисках поддержки.
— Не на него смотри, а на меня, — резко выпаливает Захар, отчего я дергаюсь и поднимаю глаза, встречаясь с мужчиной взглядом.
— Женя, — едва слышно выдавливаю.
— Громче.
— Кхм, — прочищаю горло, после чего более уверенно произношу: — Женя.
Он не отпускает мой взгляд, удерживает его, точно гипнозом. Сердце выскакивает из груди от волнения. Нет, не приятного. Волнения от которого тебе хочется содрать с себя кожу, чтобы его не испытывать.
— Как ты здесь оказалась, Евгения?
Евгения… У меня так разве что в документах записано. Никто и никогда не называет меня Евгенией.
— Случайно.
— Мне из тебя слова клещами вытаскивать? — пытливо вскидывает бровь. — Я могу.
Я даже не сомневаюсь, что может…
— Я запаниковала. Запуталась в дыме и побежала не в ту сторону, — честно отвечаю.
Захар долго молчит, обдумывая мои слова. Потом хмыкает и бросает:
— Верю, — снова выдерживает паузу. — Ты счастливица, Евгения. Ты цела и относительно невредима. Поразительное везение. Если выберешься, советую сыграть в лотерею, — наградив меня сладкой улыбкой, он наконец-то отпускает мой взгляд. После чего обращается к Дамиру. — Что, понравилась?
— Та что ты церемонишься, Захар! — вклинивается в разговор полный мужчина, сидящий по правую сторону от него. — Пустить девку по кругу, и дело с концом!
Губы начинают дрожать, и мне силой удается сдержать слезы, которые наполняют глаза.
Нет, только не это!
Захар не ведется на провокацию. Волком зыркает на наглеца, что посмел влезть в разговор, и тот сразу теряет свой запал.
— Я ее отбил. Никто не был против, когда я забрал ее себе.
— А кто будет против, когда ты Хмурого превратил в сплошное кровавое месиво? — ехидно замечает Захар. Он выглядит донельзя довольным, точно поймал на крючок золотую рыбку. — Сильно так нужна?
— Хочешь себе? — вопросом на вопрос отвечает Бахметов.
— Почему бы и нет. Не могу понять, — прищелкнув языком, изрекает, — что-то за медсестричку свою ты так не переживал.
Медсестричку? Они тут что, еще и романы успевают заводить?
Удивленно вскидываюсь, когда Дамир невозмутимо бросает:чт
— Медсестра меня не сдавала ментам.
— Ах, вот оно что! — Захар понятливо кивает головой. — Заложила, да? Красавица, ты не слышала, что стукачей не любят? — снова обращается ко мне.
— Я… Я… Закон и… — растерянно мямлю, не зная что еще сказать, но Захар лишь отмахивается от моих объяснений.
— Бабы, что с них взять. Значит, личные счеты?
— Типа того, — кивает головой Дамир.
— Ладно. Заберешь ее и делай, что душе угодно, если выиграешь в клетке.
— Когда? — расправив плечи, по-деловому спрашивает Бахметов.
— Сегодня. В полночь.
Я до последнего жду, что Бахметов откажется. Что плюнет на меня и отдаст этим мерзавцам на растерзание, но он пожимает плечами, мол, большое дело, и произносит:
— Ладно.
— Выиграешь, заберешь свою красавицу. А пока твоя пташка расскажет мне последние новости.