Собственность заключенного

Глава 8

Женя

Утро наступает стремительно. Впрочем, оно и неудивительно, учитывая, что я полночи не спала.

Луч света бьет прямо в глаза, и я прикрываю лицо рукой. С недовольным стоном отлепляюсь от подушки, чтобы удостовериться в том, что вчерашний день мне не приснился.

Бахметов проснулся раньше меня. Сквозь сон до меня доносились размеренные шаги по камере и недовольное сопение, когда он делал себе перевязку. В этой камере словно все чувства обостряются в тысячу раз. Впрочем, держу пари, этому есть научное объяснение.

Я буквально заставляю свое одеревеневшее тело принять сидячее положение. Зевнув, потягиваюсь, а потом нахожу глазами Бахметова, отчего эти самые глаза чуть не выпадают.

Да чтоб меня!

Дамир подтягивается на турнике, что прикреплен над входной дверью. Поправочка. Он подтягивается без футболки. И я буквально вижу все эти бицепсы, трицепсы, перекатывающиеся под смуглой кожей. Конечно, вчера я уже видела эту «машину», а иначе такое тело никак не назвать, в действии. Однако смотреть с двадцати метров и практически вплотную — не тоже самое. И, разумеется, я уже видела Дамира без футболки, когда обрабатывала раны, но едва ли обратила внимание, поскольку была слишком обеспокоена его состоянием.

И, посмотрите-ка, прошло всего несколько часов, а этот неугомонный мужчина уже занимается спортом!

— Ты же еще не выздоровел!

Мужчина делает последний подход, потом легко спрыгивает на ноги и, разминая шею, парирует:

— Я и не болел.

— Ты вчера еле ходил, — язвительно напоминаю.

— Ты преувеличиваешь, пташка, — невозмутимо хмыкает. — Я в душ, — сообщает, доставая полотенце из верхнего ящика железной тумбочки. — Не желаешь составить мне компанию? — с кривой ухмылкой и призывным взглядом интересуется.

Прошу прощения…?

— Нет!

— А когда пялилась на меня минутой раньше выглядела так, будто желаешь, — дразняще кидает, после чего разворачивается и топает за стену, в то самое место, которые он называет «душем».

— Я не пялилась!

— Ври себе дальше, пташка, если от этого легче! — кричит в ответ этот гаденыш. — И чай сделай, раз уж ты соизволила проснуться.

Ох, за эти несколько месяцев я и забыла насколько этот тип бывает невыносимым.

Когда чай уже стоит на столе рядом с баранками, которые я нашла в верхнем шкафу над столом, Дамир выходит из-за стены в одном полотенце обернутом вокруг бедер. Капельки воды медленно стекают по скульптурному торсу, и я смущенно отвожу глаза, чувствуя, как щеки опаляет румянец.

— Краснеешь, как девственница, — иронично замечает, отчего я, черт возьми, не то что краснею, а буквально могу освещать своей красной физиономией ночную дорогу!

Да. У меня до сих пор не было секса. И что с того? Мне всего двадцать один год. И да, я знаю, что многие мои ровесницы уже познали радость плотских утех, но я не стремлюсь переспать с первым встречным. Называйте меня наивной дурой, но я хочу только по любви!

— Да чтоб ты понимал, — обиженно ворчу, складывая руки на груди.

Не хватало еще, чтобы он догадался!

— Я очень много понимаю, пташка, — выделяя слово «понимаю» соблазнительной интонацией, произносит. — Ты только попроси, и я тебе все покажу, расскажу…

Боже правый, о чем мы вообще разговариваем?

Да я скорее себе руку откушу, чем буду его о «чем-то там» просить.

Неожиданно гремит взрыв, точно такой же как вчерашний. Я испуганно подскакиваю с кровати, словно собираясь куда-то бежать… Ага, из закрытой камеры.

— Опять не договорились, — прежде чем я успеваю задать вопрос, заключает Бахметов.

Проклятье!

Обессилено падаю на кровать, понимая, что у этого кошмара нет конца.

Господи, что же с моими родителями? Да они же себе места не находят! Я и с работы задерживалась крайне редко, не говоря уже о том, чтобы не прийти домой ночевать, не предупредив. Да-да, вот такая я «хорошая» девочка. Но, знаете, для родителей я поздний и желанный ребенок, в которого они вложили тонну своей любви, труда и заботы. Разве так сложно им позвонить, чтобы не переживали?

— Дамир… — начинаю глухим голосом, потом прочищаю горло, и более четко произношу: — мне нужно позвонить родителям. Они переживают.

Поднимаю глаза на мужчину, но тот и бровью не ведет.

Бесчувственная глыба льда! Да что у него сострадания никакого нет?

— Пожалуйста…

— Нет, — холодно отрезает, отворачивается от меня и достает из тумбочки вещи.— Это невозможно.

— Но у тебя есть телефон! — рассерженно шиплю, точно кошка, которой наступили на хвост.

— Как ты заметила, он без сим-карты, — хмыкает, натягивая вверх от тюремной робы.

— Да ладно! Ты хочешь сказать, что у тебя она где-то не припрятана?

— Я сказал — нет.

— Мои родители за меня волнуются, как ты не понимаешь! У тебя что, нет родителей? — в порыве злости выпаливаю, и в ответ получаю неожиданное…

— Нет. Они умерли. А теперь, пташка, прекрати истерику и вспомни, где ты находишься и благодаря кому тебя еще не пустили по кругу.

Грубые слова как пощечина. Мне указали на мое место. В очередной раз. Надеюсь, что всем этим мерзавцам, включая Бахметова, накинут лет двадцать за этот бунт!

— Да пошел ты! — в сердцах выкрикиваю.

— И пойду, — с напускным спокойствием кидает, после чего абсолютно бесстыдно скидывает с бедер полотенце.

Поспешно отворачиваюсь, мысленно призывая все кары небесные на его бестолковую голову.

Закончив с одеждой, Бахметов берет чашку с чаем, делает несколько больших глотков, ставит обратно на стол, а затем говорит:

— Попей чай и успокойся. Мне пора.

Дамир разворачивается и делает два шага к двери.

— Ты куда? — ошарашенно на него таращусь.

— По делам.

Задумавшись, возвращается ко мне, достает из заднего кармана заточку и протягивает.

Я не шевелюсь, лишь смотрю на протянутую руку с таким лицом, точно он мне предлагает выпить яду.

— Бери. Понадобится, — решительно вкладывает заточку мне в ладонь и заставляет сжать в руке.

— Н-но тут же безопасно…

— Ничему тебя жизнь не учит, пташка, — он качает головой. — Это тюрьма. Здесь может случиться, что угодно.

Бахметов разворачивается, открывает железную дверь и выходит, напоследок кидая:

— Закройся. Открывай только мне. Другим даже не отвечай.

Дамир

Ему необходимо было уйти от нее подальше. Видит бог, каких усилий ему стоило сдержаться, и не прикоснуться к девушке. Всю ночь он заставлял свои руки лежать смирно, но… Дьявол, как же хотелось подмять девушку под себя! Заглянуть в эти чистые невинные глаза, попробовать на вкус губы, которые, чего уж скрывать, он часто вспоминал в свои безрадостные дни.

Ее запах, изгибы, дыхание — все это мутило его рассудок. Это женщина имеет над ним такую власть, о которой и не подозревает. И хорошо. Эти чувства ни ей, ни ему не нужны. Хотя, разумеется, будь она посговорчивей он бы точно не отказался от секса. А кто бы отказался?

Ему постоянно приходится себе напоминать, что эта девушка — предательница, лгунья. И как часто он забывается… Бог создал эту женщину ему в наказание за грехи прошлой жизни!

Наверняка не стоило оставлять ее одну в камере… С другой же стороны, с ним тоже небезопасно. Черт побери, они находятся в тюрьме во время бунта! Слово «безопасно» здесь вообще неуместно. Их главная задача — выжить. И для этого им необходима еда, на поиски которой собственно и отправился Дамир.

Со двора слышатся хлопки, мат и крики. Если бы спецназ попытался взять тюрьму штурмом, власти бы подавили бунт. Со многими жертвами с разных сторон. Гражданских, спецназовцев и заключенных. Захар знает, что власти будут пытаться все уладить мирным путем. То есть, путем переговоров и дипломатии. Одна-две случайные жертвы допустимо, но десятки… Это скандал. Захар — умный мерзавец. К тому же имеет непоколебимый авторитет у зэков.

У Дамира никогда не было с ним конфликтов. Скажем так, они сохраняли нейтралитет. Захар долго и разными способами пытался уболтать его на бой. И только вчера ему это ему удалось. Признаться, от журналистки больше проблем, чем пользы. Это он понял еще в их первую встречу.

Вероятнее всего, Дамир должен был отпустить ситуацию, позволить девчонке пропасть, но не смог… Нет, он никогда не был из тех «благородных» парней, которых знакомят с родителями. Откровенно говоря, в нем ничего не дрогнуло, когда зэки взяли в заложники медсестру, с которой он развлекался последние месяцы. Но почему-то с Женей поступить так не мог. Она слишком хороша для такого места, как исправительная колония.

Дамир не сомневался, что теперь, когда Захар нашел на него рычаг давления, козел еще не раз им воспользуется. Жизнь научила его не верить обещаниям людей. То, что Захар их вчера отпустил — еще не значит, что за ними не наблюдают.

Уж поверьте на слово, за ними следят в оба. Ждут, когда он споткнется, чтобы толкнуть в спину. В тюрьме ему со многим пришлось столкнуться, Дамир не из трусливых и всегда настороже, поэтому верным псам Захара придется постараться, чтобы поймать этот подходящий момент.

Когда Дамир заходит в столовую, образовывается мертвая тишина. Все взгляды обращаются на него, но ему плевать. Он невозмутимо обходит столы и заходит на кухню. Все шкафы и ящики открыты и пусты. Хлеба нет, овощей тоже. Только каши в мешках стоят нетронутые, но зачем ему каши? Где он их будет готовить?

С трудом удается найти три банки тушенки и две консервы. Этого на два дня должно хватить. В том что бунт закончится сегодня Бахметов сильно сомневался, но об этом пташке знать необязательно. Она еще ему нужна…

Когда, взяв продукты и сложив их в черный пакет, Дамир выходит из кухни, какой-то бессмертный тип выкрикивает:

— И как тебе твой приз, Баха?

Ах, это Косой.

Поразительный придурок. Ему еще нет и тридцати, а он уже отмотал два срока, и сейчас отбывает третий. Первый еще по малолетке, за сворованный велосипед. Второй за разбой, и сейчас третий за нанесения тяжких телесных.

— А что такое, Косой, завидуешь? — колко отвечаю.

— Да как же не завидовать, когда такая краля греет постель! — расплывается в пошлой ухмылке.

Несколько заключенных поддерживают придурка смешками, но молчат, слушая перепалку.

— Так чего вчера не вышел против Пекаря? Или кишка тонка?

С лица Косого сходит улыбка. Ведь он мелкая сошка, и кишка у него действительно тонка.

Посчитав на этом спор законченным, разворачиваюсь и направляюсь в сторону выхода из столовой.

— Эй! — кричит мне в спину Косой, и я оборачиваюсь. — Ты бы остерегался. Ходит молва, что Хмурый хочет тебе отомстить.

— Он знает, где меня найти. Я не скрываюсь, — холодно отзываюсь, после чего все же выхожу из столовой.

Хочет отомстить? Трижды «ха»! Пусть занимает очередь. Не то чтобы мне нравится идея, что врагов становится все больше и больше, но так уж получается… Я не лезу на рожон, но и не молчу, когда меня задевают. В тюрьме только дай слабину — и тут же набросятся, как те шакалы на падаль. Впрочем, это и в обычной жизни так.

Разумеется, когда я сворачиваю в коридор, что ведет к моей камере, то замечаю двух стервятников, которые хотят поживиться моей добычей.

Мышцы напрягаются, когда я слышу приторно-сладкий голос одного из зэков:

— Давай же, крошка, открывай дверь! Мы знаем, что ты там!

В ответ тишина. Пташка молодец, что им не отвечает.

— Краля, нас не проведешь! — громко хлопает ладонью по двери второй. — Я слышал звуки воды! Открывай и покажи нам свое мокренькое тельце!

Проклятье! Я же сказал сидеть тихо! Неужели это так сложно?

— Открой! И я покажу тебе, что такое настоящий мужик!

Даже так…?

Тихо подкрадываюсь сзади. Обоих хватают за шеи, крепко сжимая и надавливая на нужные болевые точки.

— А мне покажешь? — угрожающе шиплю, не без удовольствия наблюдая за тем, как на лицах этих постельных героев образовывается ужас.