Прости за мнимые грехи,
За мнимый блеск прости меня.
С тех пор, как Солнечный Ястреб вернулся в свой вигвам, ему не сиделось на месте. Он мерил шагами свое жилище и никак не мог решить, что ему делать.
Напрасно он так повел себя с Цветущей Долиной. Может быть, вернуться? А если она действительно приказала дозорным не пускать его? Он снова окажется пленником. Но разве попытка примирения с нею не стоит риска?
Что бы они ни наговорили друг другу, как бы сильно ни связывали их возложенные на них обязанности вождей двух разных общин, они не должны отказываться от своей любви.
Солнечный Ястреб откинул входную завесу, шагнул за порог и остановился, подняв глаза к звездам.
Где она сейчас? Он не сомневался, она тоже огорчена.
Может быть, она сейчас смотрит на звезды, думая о нем? И ее переполняет раскаяние? Может, она томится, мечтая увидеть его, и охотно примет извинения?
«Да, надо идти к ней», — решил Солнечный Ястреб.
Он придет к Цветущей Долине, и, возможно, его извинения смягчат ее обиду. Или нет? А вдруг она снова прогонит его из своего вигвама, из своей деревни, из своего сердца?
Там он все и узнает. И на этот раз не будет ходить вокруг да около. Если она попросит показать ей деревню, он сразу согласится. И сразу же скажет, что хочет взять ее в жены. На этот раз они все должны решить между собой.
Только подходящее ли сейчас время?
Он обвел глазами вигвамы. Везде тихо, люди спят. Наверное, в деревне Цветущей Долины точно так же. Стоит ли рисковать, идя туда посреди ночи, когда его могут принять в темноте за врага?
Подумав, он закрыл глаза и покачал головой.
Стоит. Нельзя, чтобы Цветущая Долина сидела всю ночь, думая, что безразлична ему. Нельзя оставлять ее наедине с горькими воспоминаниями и безрадостными размышлениями.
«Ай-у. Надо идти. Сейчас же!»
И он покинул деревню, не взяв с собой ничего, кроме ножа, который всегда висел у него на поясе.
Поднимаясь по каменным ступеням, он думал лишь о том, как примет его любимая женщина, и надеялся на лучшее.
Издалека доносился волчий вой, где-то пели любовные песни лягушки.
«Пусть моя женщина простит меня. И согласится стать моей женой», — как заклинание шептал он.