Спариться с бывшей

9

Элиза

Утром на двери моего коттеджа оказались свежие царапины.

Не помню никаких звуков ночью. Это заставляет меня вспомнить о волках, но, возможно, я просто встревожена и делаю поспешные выводы. Скорее всего, я просто параноик.

В итоге, это заставляет меня задуматься о том, получу ли я обратно страховой залог за коттедж, поскольку технически я все еще снимаю его. Было бы неплохо иметь возможность сохранить деньги, когда я перееду из Мистик-Фоллс. По общему признанию, я справлялась с беспокойством из-за всей этой ситуации, тщательно готовясь, общаясь с большим количеством людей, чем могла вообразить. Я бы попробовала переехать куда-нибудь еще, поработать в ресторане друзей по кулинарной школе или снова стать частным шеф-поваром для прошлых клиентов. Все, что поможет мне начать работу в течение неделю.

Я действительно не знаю, чего больше боюсь — мысли о встрече с волком, о котором постоянно слышу, или своего бывшего.

Я бы предпочла все время прятаться в коттедже, но, думаю, если решу так поступить, кто-нибудь из братьев Хейз почувствует, что масштаб драмы с Шоном слишком велик, чтобы находиться с ним в одной комнате, и мгновенно угадает, кто мы друг для друга.

Я вообще не видела Шона с того небольшого разговора на днях. Мы не устанавливали никаких основных правил относительно того, как нам прожить время до свадьбы, в любом случае, я не буду долго находиться рядом. И могу надеяться, что он уяснил, что я хочу видеть его как можно реже, но никогда нельзя знать наверняка.

Я также не понимаю, как он попал в Мистик-Фоллс. Его машины нет на подъездной дорожке. Здесь точно не пролегает автобусный маршрут, так что я не могу представить, есть ли еще варианты. Но я не собираюсь идти и спрашивать его.

Мама мне тоже до сих пор не перезвонила. Продолжаю думать о том, чтобы набрать ей снова и попытаться рассказать что произошло, плача, как ребенок, открывший для себя ад удара мизинцем ноги обо что-то. По крайней мере, она должна быть способна сопереживать моему ужасу встречи с бывшим мужем на публике после многих лет разлуки.

Я полна решимости не позволять всему этому беспокоить меня. И собираюсь выполнять работу настолько эффективно, насколько смогу, а в свободное время упаковать вещи и уехать.

До тех пор буду прятать себя под кремом.

— Итак, это основа для сливочного крема. У нас есть лимонный сливочный крем, ванильный сливочный крем, кокосовая стружка, поджаренный зефир, коричневый сахар с корицей…

Я останавливаюсь, чтобы взглянуть на Логана, который не произнес ни слова с тех пор, как поприветствовал меня у входной двери, а теперь прячется на кухне, пока я готовлю.

И, честно говоря, это прекрасно.

Из всей семьи Хейз, он, вероятно, единственный, с кем я могу сейчас иметь дело. Даже если он был не очень доволен, что я прямо с утра вытащила его из офиса, мне хотелось покончить с этим до того, как начну готовить еду. Есть куча вещей, которые я готовила на кухне Хейзов до возвращения Шона, и теперь мне нужно подготовиться к переезду на пивоварню.

Что касается вкусов крема для свадебного торта, я решила немного сократить процесс и просто взбила в блендере обычный сливочный и безе, а затем разделила на порции и добавила несколько ароматизаторов.

— Если ты хочешь швейцарское безе, я вмешала те же вкусы и наполнила маленькие стаканчики. Я все же не думаю, что стоит делать несколько типов безе, — говорю я ему, потому что еще нужно придумать, куда добавить отделенные яичные желтки. Полагаю, придется готовить пасту, и мне не нравится мысль о том, что нужно доставать лапшерезку.

Вся эта история с тортом произошла, как бы в последнюю минуту, и это не мои стандартные заказы. На мой взгляд, это халтура. Обычно я хочу, чтобы у клиентов был большой выбор, а не два варианта, замаскированные под десять.

— Ты приготовила много крема.

Кивает Логан.

— Я приготовила пару порций, — пожимаю плечами. — Ноооо, я также использовала несколько джемов, которые были у меня под рукой, и мы можем приготовить разные варианты джемов и крема для начинки торта, а затем используем со вчерашними коржами. Так что теперь, если подумать, вариантов еще больше.

Логан проходит дальше по кухне и смотрит на множество маленьких стаканчиков и бумажных листочков, обозначающих, какой крем где, а также на стопку ложечек для дегустации. Иногда он напоминает мне борзую, лицо несколько удлиненное, волосы еще длиннее.

Вместо того, чтобы попробовать все, что я приготовила, он смотрит на меня и говорит:

— Ты не хочешь, чтобы Дианна выбирала?

Он редко называет ее мамой, особенно когда разговаривает со мной. Может быть, это пережиток работы в пивоварне. С большинством людей он не называет ее так.

Я, может быть, впервые за все утро, замираю, и это пробивает брешь в моей обороне. Я не уверена, что прямо сейчас смогла бы выдержать целую дегустацию крема и торта с ней. Даже не хочу находиться в одной комнате, говорить о свадебных делах и начинать обдумывать то, что она так и не удосужилась сделать на моей свадьбе.

— Дружище, это твоя свадьба, — говорю я ему, но это абсолютно его не трогает. — Тебе необходимо принять некоторые решения.

Логан кивает и продолжает разглядывать крем, как будто это головоломка, загаданная мной. Обычно я считаю его более уверенным в себе, чем Эйден, но сейчас он, кажется, не знает, что делать.

— Мы можем отказаться от части с джемами, если они тебя отталкивают, — слабо предлагаю я.

Хотя у меня смутное ощущение, что проблема не в этом.

Логан поворачивается, бросая взгляд на дверь, прямо перед тем, как мимо проходит Шон. В груди колет беспокойство. Не знаю, почему я решила, что он не станет здесь появляться.

Я заставляю себя не смотреть на Шона снова. На этот раз, может быть, и не будет проливного дождя, из-за которого он выглядит грустным и жалким, но все бесполезно. Его волосы по-прежнему такие же длинные, вьющиеся, но самые мягкие, к чему я когда-либо прикасалась. На нем выцветшая рубашка, которая слишком плотно облегает его бицепсы, и, боже мой, когда это его руки стали такими? И, конечно, у него всегда настолько глупое выражение лица, как будто он наслаждался прекрасным днем, а от встречи с тобой он стал еще лучше. Я вижу это, когда его глаза встречаются с глазами Логана.

— Привет, чувак, просто хотел застать тебя перед уходом, — говорит Шон, входя в комнату и сталкиваясь плечом с Логаном.

Без сомнения, он самый тактильный мужчина, которого я когда-либо встречала. Каждый раз, когда он входит в комнату, ему нужно кого-то обнять, или опереться, или поднять и перекинуть через плечо.

Даже Логан поддается этому.

— Ладно, хорошо. Держись подальше от неприятностей.

Звучит так, будто он говорит это с юмором, но не совсем. Проходит мгновение, прежде чем они смотрят на меня, и мое сердце неприятно сжимается. Я поддерживаю зрительный контакт с Логаном, потому что так проще, но я вижу безмолвный вопрос, который он не озвучивает, и который Эйден задавал мне примерно сотню раз. Что у вас с ним за дела?

Я должна отвернуться, чтобы избежать этого.

Что-то вроде мышечной памяти заставляет меня повернуться к Шону, отчасти ожидая, что придется поздороваться. Но пространство между нами кажется пустым, когда он стоит в десяти футах. Я вижу, как он скрестил руки на груди, не так, как будто он злится, а скорее как будто пытается остановить себя.

И в кои-то веки он смотрит на меня так, будто его день только что стал немного хуже.

— Мы, эм, придумываем сочетания крема и коржей для знаменательного дня, — говорю я, гадая, что заставит его уйти.

Шон кивает и смотрит на мраморный остров с моим импровизированным буфетом.

— Это может попробовать каждый?

— Ну, я приготовила достаточно, потому что подумала, что Эйден и Дианна тоже захотят попробовать, но мы не голосуем за то, какие из них лучше. В конечном счете, все зависит от Логана.

— Будущей невесте не дают права голоса? — спрашивает Шон, сразу макая палец в первую чашечку с кремом и вытаскивая небольшое количество.

Он пробует как раз в тот момент, когда я обхожу мраморный остров и начинаю распихивать ложечки по чашкам, потому что, очевидно, было не ясно, для чего они предназначены. Я недостаточно быстра, и он засовывает тот же палец, который только что облизал, в другую чашку.

Я не могу дождаться, когда Логан уйдет, чтобы я могла пнуть голень Шона.

Логан продолжает стоять достаточно далеко, чтобы наблюдать за всем этим маленьким водевилем, не комментируя и не вмешиваясь.

— Я думаю, что невеста пробовала бы с нами, но я хотела покончить с этим, чтобы знать, что мне заказать — яйца или сливочное масло для крема.

— Ты с ней встречалась?

Шон указывает на меня.

— Нет… но я уверена, что она прелестна, — говорю я, искоса поглядывая на Логана.

Он почти все держит в секрете, поэтому для меня не странно, что он никогда раньше не заговаривал о ней.

Возможно, у них были отношения на расстоянии. Я не знаю наверняка, есть ли у него в комнате компьютер, но предполагаю, что именно это удерживает его там, и они, вероятно, вместе играют во множество онлайн-игр.

— Правда прелестна? — спрашивает он, и взгляд Логана опускается в пол.

— Ты помнишь Селин, — Логан пожимает плечами, язык его тела несколько напряжен.

— Я помню, как ее мать всегда пыталась заставить нас тусоваться с ней.

Шона, кажется, это не смущает. Я пытаюсь не ударить челюстью о пол. Они ведут себя так, как будто это нормально. Я быстро перевожу взгляд между ними двумя, ожидая, что кто-нибудь из них подскажет мне, как реагировать.

— Это брак по договоренности? Что-то вроде странной привычки богатых людей? — спрашиваю я, прежде чем успеваю себя остановить.

— Не знаю? То есть, может быть, — говорит Логан, борясь между разговором со мной и свирепым взглядом на Шона.

И ради чего раскрывать этот маленький странный факт?

Его напряженная поза, плечи слегка приподняты, руки скрещены на груди.

— Я действительно не хочу вдаваться в подробности, — бормочет Логан.

Теперь он демонстративно отводит взгляд.

О, черт. Я вздыхаю.

— Просто имела в виду… То есть, все в порядке. Тебе не обязательно. Я могу спросить Дианну о глазури и креме, если ты хочешь.

Он коротко кивает и делает вид, что смотрит в коридор, как будто услышал, что кто-то зовет его.

— Мне, наверное, пора идти, у меня есть кое-какие дела.

— О, нельзя позволить неопределенным вещам ждать, — начинает говорить Шон, но Логан уходит прежде, чем тот успевает закончить.

Возможно, я прожила здесь некоторое время, но в общей картине явно чего-то не хватает. Здесь есть какая-то странная динамика, которую я лишь мельком увидела с другой стороны, когда мы были женаты. Мне казалось, что тех двух лет, что мы прожили вместе, было достаточно, чтобы по-настоящему узнать его, но это было не так.

Я действительно не представляю, что с этим делать, теперь, когда начинаю видеть, что происходит с этой стороны. Возможно, я недостаточно хорошо знаю, как устроены браки по расчету в наши дни, чтобы судить, но мое сердце сочувствует Логану, через что бы он ни проходил.

Я жду, пока не услышу, как удаляются шаги Логана, прежде чем оборачиваюсь и свирепо смотрю на Шона.

— Ты знал, что это личное. Я не должна была этого знать, не так ли? — я смотрю на него, прищурившись. — Как ты узнал?

— Потому что я знаю свою семью.

В его тоне слышится лишь легкая горечь.

— Как скажешь. Мне нужно заняться закусками на этот вечер.

Отмахиваясь от Шона, я начинаю доставать овощи из холодильника.

Я знала, что мать Шона была главной причиной, по которой я никогда не встречалась с его семьей, что она была против, чтобы мы были вместе, но он никогда не называл мне реальной причины почему. Я никогда не думала о семье Хейз, с которой познакомилась благодаря совместной работе, как о чем-то особенно загадочном. Трудно сопоставить то, что я знаю, со скудными подробностями, которые Шон сообщил мне тогда.

— Тебе нужна помощь?

— Нет, не нужна, ты можешь идти…

— Это нормально, когда тебе нужна помощь, знаешь, похоже, что твоя нагрузка возросла, и тебе не помешали бы дополнительные руки.

Глядя на Шона, понимаю, что что-то изменилось. Я раньше не видела в нем этой стороны, дерзкой черты, которой не было, когда мы встретились.

Он обходит вокруг кухонного островка, обнаруживая, что раковина завалена остатками моих трудов. Бросает взгляд на висящие на крючке для полотенец комично длинные резиновые перчатки, с которых капает вода. Я жду, пока они снова высохнут, прежде чем браться за посуду в раковине.

— Мне не нужна твоя помощь в мытье посуды, — говорю я упреждающе, но он уже выдвигает ящик со всеми кухонными полотенцами, раскладывая их на столе.

— Разве я не для этого здесь? — говорит он через плечо, затем мягким, насмушливым тоном добавляет, — Я знаю, как ты любишь натягивать латекс.

На самом деле я не одобряю ношение перчаток при приготовлении пищи, но терпеть не могу мыть посуду голыми руками. Мне не нравится прикасаться к тарелкам с остатками еды, которые размокали в течение последнего часа, из-за чего в раковине получается ужасная жижа.

— Думала, ты здесь, чтобы позлить меня, — говорю я через плечо, проверяя бедром, закрыта ли дверца холодильника.

— Ну, и это тоже. Ладно, может быть, я жалею, что у меня не было больше времени, чтобы мыть посуду с тобой?

— Давай внесем ясность, ты делаешь это сам, добровольно.

— Конечно, босс.

Я ставлю миску с тестом для фокаччи и овощами на ту часть кухонного острова, которая не предназначена для кремов, и поворачиваюсь, чтобы поискать нож и разделочную доску.

— Я просто хотел немного поговорить. Мы не разговаривали уже…

Я вытаскиваю найденное.

— Восемь лет.

Он вздрагивает.

Я отворачиваюсь и достаю оливковое масло и упаковку помидоров черри.

— О чем нам говорить? Наши жизненные пути довольно легко разошлись.

— Ты думаешь, я не хочу знать, как у тебя все сложилось?

Указываю жестом на наше окружение, на роскошную кухню, в которой провожу большую часть своего времени.

— Что тут рассказывать? Я работаю с пивоварней, и с твоей мамой, уже несколько лет. Очевидно, я не осознавала этого, когда стала бизнес-партнером «Аконитового эля».

Его брови удивленно приподнимаются.

— Лет?

Я киваю.

— Да, это хорошая работа. Я наслаждаюсь стабильностью, что не всегда бывает в сфере общественного питания.

— Мне жаль, — говорит он через мгновение, и я вижу по его лицу, что он говорит искренне.

Чего бы это ни стоило.

Я складываю руки вместе и прижимаю их к груди, оценивая его извинения.

— Что ж, спасибо. Я ценю, что ты извинился.

— Да, я… не всегда думал об этом, — говорит он, затем морщится, и мне интересно, что конкретно он вспоминает.

Меня это не радует. Я подавляю любое чувство покоя, которое испытываю, думая, что он сожалеет о том, как вел себя во время наших отношений. Я все еще ненавижу его из принципа. Но не могу притворяться, что мне тоже не было интересно, чем он занимался, как прошли его годы, какой он сейчас.

Шон бросает на меня осторожный взгляд, очевидно, думая о том же, когда спрашивает:

— Как дела у твоей семьи? Или, в твоем случае, семей.

Я рефлекторно чувствую, что выражение моего лица становится кислым, словно я проглатываю дольку лимона.

Шон выглядит так, будто проглатывает смех над тем, что видит.

— Все так плохо, да?

Я тяжело вздыхаю.

— Нет, с ними все в порядке. Обе мои сводные сестры закончили среднюю школу в прошлом году.

И ни один из моих родителей не подумал пригласить меня ни на одну из церемоний. Они снова забыли о моем существовании.

Я сжимаю зубы при мысли об этом. Прошло так много времени с тех пор, как я разговаривала с кем-либо из них, что, честно говоря, я больше не знаю, почему меня это волнует. Я прекрасно справлюсь сама.

Погруженная в раздумья, наблюдаю, как Шон закатывает рукава, не утруждая себя большими резиновыми перчатками. Он легко поднимает большую керамическую миску для смешивания, которая отмокла, и я не могу не наблюдать за тонкими линиями его запястий, напряжением предплечий, когда он смывает засохшее тесто с края миски губкой.

Но я все равно хочу, чтобы он ушел.

Через несколько минут до меня доходит, что на самом деле я просто пялюсь на его руки. У него всегда были потрясающие руки. Я имею в виду, я уверена, что они у него красивые, но есть грань между своего рода естественной мускулатурой и парнем, который действительно тренируется. Тогда я вроде как задаюсь вопросом, сможет ли он меня поднять. Не только теоретически. Мое тело жаждет ощущения, когда меня поднимают и перекидывают через плечо, в стиле пещерного человека.

Именно тогда я понимаю, что меня возбуждает Шон. Ужасно возбуждает мысль о том, что он подхватит меня на руки и будет грубо обращаться со мной.

Этого не может быть.

Я резко отворачиваюсь и начинаю доставать с полки новые ингредиенты для ланча, несколько баночек со специями и приправами.

— Тебе лучше уйти. Ты только наделаешь беспорядка.

— Твоя система готовки не поменялась с годами, я могу судить по тому, как у тебя все выстроено.

Моя рука на мгновение хватает бутылку острого соуса, поднимая ее за крышку. У меня мелькает мысль, что тот, кто пользовался им последним, должно быть, неправильно завинтил его, прежде чем внезапно он становится слишком легким, и я просто держу только крышку.

Я вскрикиваю от неожиданности, когда бутылка с грохотом ударяется о столешницу, и последнее, что я вижу, прежде чем рефлекторно зажмуриться, — брызги соуса, вытекающие из бутылки.

Обманчивые, холодные, как лед, капли попадают мне на лицо, и я замираю.

— О боже, ты издеваешься надо мной, — пищу я и начинаю вытирать соус с лица, но обнаруживаю, что мои руки уже мокрые от него, и я не знаю, где ближайшее кухонное полотенце.

— Вау, это на тебя подействовало, — слышу я его позади, через все помещение.

— Глаза, Шон. Соус у меня на глазах, — говорю я ему, и секундой позже слышу звук льющейся воды в раковине.

Думаю, он смывает мыльную пену с рук. Я слышу, как он ходит по кухне. В данный момент я не могу обращать на это внимания, меня больше беспокоит, попадет острый соус на мои глазные яблоки или нет.

Сердце бешено колотится в груди. Я ненавижу, когда острый соус попадает в маленькие порезы на пальцах, не могу представить, как сильно он обожжет мои глаза. Что мне вообще делать, если это произойдет? Будет ли ответом налить в них молока? Звучит безумно.

— Соус попал тебе в глаза?

Я слышу, как он спрашивает, и на этот раз он прямо передо мной, легкими прикосновениями заставляя меня отвернуться от острова.

— Нет, я так не думаю. Не думаю, что смогу их открыть, — говорю я в случайном направлении, пока не чувствую спиной столешницу. Я опираюсь на нее руками, когда он касается меня чуть ниже подбородка, поднимая голову, чтобы он мог лучше рассмотреть.

— Не двигайся, я вытру, — бормочет он, и я чувствую холодное прикосновение влажного бумажного полотенца к лицу. — Мы просто будем очень осторожны с этим.

Задерживаю дыхание и стараюсь вообще не двигаться, пока его пальцы касаются моего лица сквозь полотенце и смывают большую часть острого соуса.

Когда мои глаза вот так закрыты, мир сводится к его рукам, кончикам пальцев, осторожно проводящим по лицу, звуку его дыхания и легкому теплу, которое разливается от него по моей коже. Сердце колотится, но явно меньше из-за страха, что у меня будет жечь глаза.

Тыльная сторона его ладони прижимается к моей скуле, поддерживая, когда он прикасается влажным бумажным полотенцем к векам, вытирая капли острого соуса с ресниц.

— Ну вот, — наконец-то говорит Шон. — Ты снова чистенькая.

Его ладонь остается прижатой к моей щеке, когда я открываю глаза.

Я не была готова к тому, насколько близко он стоит. Раньше мы бывали и ближе, что я знала каждую черточку его лица.

Он ничего не говорит, и я тоже, опасаясь, что если мы это сделаем, то разрушим те хрупкие чары, которые окутали нас. Его руки теплые и большие, и я помню каждый их миллиметр.

Между нами притяжение, как будто стоишь на краю огромного утеса. Грань пугает, и ты не хочешь приближаться к ней, но ничего не может с собой поделать, тебя тянет туда, и ты не можешь перестать заглядывать все дальше и дальше за грань, нежная разновидность ада.

Ясно, что Шон тоже не знает, как справиться с отсутствием физической близости между нами. Отсутствие прикосновений кажется более странным, чем что-либо еще.

Он крепко сжимает мою щеку в руке, наклоняя мое лицо к своему. Мой взгляд скользит от его длинных ресниц к жесткой линии рта. Интересно, остались ли его губы такими же мягкими, как восемь лет назад. Интересно, кого он целовал с тех пор, как мы развелись.

Он едва моргает, мы оба слишком напуганы и внезапно стали неопытны в этих вопросах друг с другом.

Нежный, хрупкий момент медленно наполняется ужасом, поскольку я абсолютно не представляю, что делать, боюсь, что это никогда не закончится или что закончится неловко и ужасно.

На мгновение мне кажется, что он собирается сказать что-то, что мне нужно услышать, например, извинения, что-то искреннее, какой-то жизненно важный ключ к тому, чтобы я смирилась с тем, как все закончилось.

— Ты пахнешь по-другому. Это странно, — говорит он через мгновение с таким выражением лица, как будто лично он этим озадачен.

— Это не комплимент, — категорично отвечаю я.

— Я не имел в виду, что…

— Я хочу слышать от тебя только две вещи — комплименты, которые уважают мои личные границы, и «Хорошего дня, Элиза».

Он снова открывает рот, чтобы возразить, но видит выражение моего лица и передумывает.

Я сглатываю и делаю шаг в сторону.

— Спасибо, что убрал соус с моих глаз.

Он моргает, и что бы на нас ни нашло, оно рассеивается.

— Да. Ммм. В любое время. Позволь мне, э-э, принести тебе бумажное полотенце для футболки.

Я отворачиваюсь и ловлю свое отражение в кафельной панели над плитой. Основной удар от взрыва острого соуса пришелся на фартук, но и белая футболка выглядит так, будто на нее вылили литр крови.

Я делаю еще несколько шагов назад, сердце колотится от адреналина, замедляясь, как будто я только что оправилась от предсмертного переживания.