13
Элиза
— Между нами двумя, — объявляет Эйден, — мы придумали Смузи Эмоциональной Поддержки.
Он протягивает холодный пластиковый стаканчик, мокрый от конденсата, как будто лично добыл нектар богов и осознает, насколько его подарок для меня крут.
Он слегка шоколадный на вкус и едва ли холодный. Возможно, сначала мне придется ненадолго поставить его в холодильник.
Это больше, чем что либо еще, показывает, как долго я сидела на капоте джипа Эйдена с Шоном и Лорой, не разговаривая. Очевидно, достаточно долго, чтобы братья прошли несколько кварталов пешком и обратно.
Я смотрю на них. Логан, несущий несколько коробок с пиццей, кивает в нескольких шагах позади Эйдена, тихо одобряя Смузи Эмоциональной Поддержки.
Я несколько раз видела, как они проходят через подобный мыслительный процесс, так что я знакома со всем логическим ходом, который, должно быть, прошел между ними — Логан говорит, что они должны подбодрить меня после того, что произошло в баре, Эйден быстро предлагает то, что всегда поднимает ему настроение — протеиновый коктейль с небольшим количеством шоколадного сиропа сверху (он несколько раз приходил на кухню, чтобы приготовить его), Логан преобразует идею во что-то менее спортивное.
Одновременно и трогательно, и душераздирающе.
Я чувствую заботу, в которой нуждаюсь больше всего на свете, и это причиняет боль. Люди, которые годами делали вид, что меня не существует, которые никогда не удосуживались встретиться со мной. Но братья Шона явно заботятся обо мне. Знаю, что заботятся. Вижу. Они были моей семьей, пока я строила свою жизнь здесь.
Шон хмурится из-за всего этого. Думаю, он не привык, что я могу любить его семью больше, чем его самого.
Он время от времени поглаживал мне спину в перерывах между расхаживанием по крыльцу. Я ненавижу, что позволяю ему это. Слишком легко искать утешения в Шоне. Я продолжаю напоминать себе, что этого не следует делать.
— На самом деле, ребята, все в порядке. Я не травмирована, просто немного… — пытаюсь подобрать правильное слово, но ничего не подходит. Взволнована? Чуть не упала в обморок при виде такого количества крови?
Я вздыхаю и просто беру смузи из рук Эйдена.
Шон бросает сердитый взгляд на своего брата.
— Ты добавил миндальное молоко? Ей нельзя пить коровье.
Ощущения, которые меня охватывают, странные. Жар поднимается по шее и щекам, когда он говорит своим братьям, что у меня непереносимость лактозы, но части меня странно тепло от того, что он вспомнил.
Когда мы были вместе, Шон всегда лучше заботился о моем желудке, чем я. Обычно я просто справляюсь с печальными последствиями.
— …где смузи эмоциональной поддержки для всех остальных?
Мальчики и Лора обмениваются взглядами.
Очевидно, они думают, что я слишком слаба, чтобы смотреть на отвратительные вещи. Теперь, когда меня немного перестало тошнить, я вижу, что никто из них не беспокоится так сильно, как я.
О.
— Я уже видела сбитое на дороге животное раньше, — говорю, хотя это было намного хуже любого сбитого животного.
Эйден демонстрирует неуверенность, больше смотрит в глаза своим братьям, чем мне, когда объясняет, и это звучит так, словно он задает вопрос.
— Мы раньше ходили на охоту…?
— Наш папа брал нас с собой, — говорит Логан более решительно. — Мы довольно нечувствительны к такому.
Конечно. Богатые люди чертовски странные. У них не может быть нормальных хобби.
Я вздыхаю и пытаюсь не закатывать глаза, в основном, чтобы скрыть смущение от того, что я единственная, кто брезглив.
— Хорошо. Что ж, спасибо. Я оставлю его в холодильнике для охлаждения.
Все равно делаю глоток и ощущаю вкус банана, фиников и черники под темным шоколадом. Божественно, но я знаю, что буду страдать, если действительно попытаюсь выпить его весь целиком.
То, как улыбка расплывается на лице Эйдена, немного похоже на раздачу лакомств стайке щенков, которые только что выполнили команду. Довольно снисходительно.
Два брата отрываются, чтобы занести коробки с пиццей в джип, Эйден восхваляет собственную гениальность, а Логан напоминает ему, что это были их совместные идеи, эхом разносящимся по коридору, когда я остаюсь с единственным братом, от которого, кажется, никак не могу отделаться.
Я бросаю взгляд на Лору, которую планировала отвезти домой.
— Мы тоже уезжаем?
— О. Я собиралась присоединиться к вечеру пиццы. Ты тоже хочешь поехать или предпочитаешь, чтобы мы подвезли тебя до дома?
Я бы предпочла пойти домой и проспать остаток вечера, но воспоминание о царапинах на двери коттеджа заставляет волосы у меня на затылке встать дыбом теперь, когда я увидела оленя. Меня снова шатает от этого.
— Эм, лучше пиццу.
Я неуклюже соскальзываю с капота джипа Эйдена, и, прежде чем я успеваю сделать шаг в конец парковки, где стоит машина Лоры, она бросает ключи Шону.
Они бьют его прямо в грудь, и он ловит их, хмурясь.
— Я присоединюсь к парням на джипе, — просто говорит она. — Шон, ты можешь отвезти мою машину обратно.
— Разве я не один из парней?
— Нет, но ты гораздо трезвее меня. Ты едва притронулся к своему напитку, а я выпила два пива, прежде чем вы приехали в бар. — она пожимает плечами, изображая нерешительность, прежде чем украдкой улыбнуться мне.
Знаю, что Лора может перепить большинство людей до полусмерти, даже если не похоже, что у нее для этого подходящее телосложение. Я как раз подсчитываю, сколько мест осталось в джипе, когда она заползает на тесное заднее сиденье и забирает у Логана стопку коробок с пиццей.
Боже мой. Не могу поверить, что она только что сделала.
— Мы верим ей или думаем, что она ведет себя, как маленькое дерьмо? — спрашивает Шон, когда мы смотрим, как джип отъезжает, и мы снова по-настоящему остаемся наедине.
Не знаю, как это продолжает происходить.
И вот он идет, объединяя меня и себя в одном слове, от которого у меня сжимаются зубы.
Возможно, мне следовало бы больше злиться на Лору, но я устала.
— Не знаю, как я не заметила этого раньше. Твоя семья не знает значения слова «деликатность», и ты тоже.
Он вздыхает, кивает и следует за мной к машине Лоры.
— Извини за это. Они… ну, ты знаешь. Ты была здесь. Странно видеть вас всех вместе.
— Странно. Я все еще, как бы, перевариваю это.
— Я не знаю, будет ли когда-нибудь все нормально. С ними. Или…
Шон смотрит на меня, и тогда кажется, что он скажет «нами», но я чувствую, что оно висит там, недосказанным.
Мы никогда не были нормальными. Мы пытались быть нормальными, но, думаю, просто не смогли этого добиться.
Я смотрю на машину, пока Шон обходит ее и садится со стороны водителя. В том, как он двигается, есть что-то такое, что заставляет меня вспомнить свой сон прошлой ночью. Возможно, это та часть, где я постоянно ловлю себя на том, что застряла с ним, и не могу сбежать.
Обычно я не верю в толкования снов, но этот сон мне снится уже второй раз.
Но на самом деле, что оно может сказать мне такого, чего я еще не знаю? Что я переживаю из-за работы и возвращения в мою жизнь бывшего мужа, и теперь я боюсь, что влечение к нему снова поставит мое сердце в опасное положение, и это проявляется в образе волка, преследующего меня, чтобы съесть?
Я чувствую, что все довольно ясно. И очевидно. Буквально ничего другого и быть не может.
Может быть, я не хочу вникать в это толкование, потому что, даже если оно и дает мне такую ясность, но не дает решения. По крайней мере, лучшего, чем уехать и начать все сначала где угодно, только не здесь.
После того, как мы садимся в машину Лоры, несколько минут проходят в тишине. Шон целую вечность настраивает каждую мелочь в машине, от сиденья до зеркала заднего вида, вентиляционных отверстий кондиционера. Я подозреваю, что по большей части это для того, чтобы просто позлить Лору, когда ей придется садиться за руль в следующий раз. Я прижимаю Смузи Эмоциональной Поддержки ко лбу, в конце концов, находя в нем хоть какое-то утешение.
Эта машина никогда не казалась такой маленькой, но, думаю, мне никогда раньше не приходилось соревноваться с Шоном в том, чтобы опереться на центральный подлокотник.
Пока мои мысли все еще заняты тем сном, я вспоминаю, как пахло чудовище. Странно, что эти сны настолько насыщены чувствами. Но Шон сейчас рядом со мной. Я наклоняюсь немного ближе и думаю, что мне сойдет с рук его обнюхивание.
Нет, он сразу оборачивается и смотрит на меня.
— Что это было?
Я отодвигаюсь на другую сторону своего сиденья, практически прижимаясь к двери.
— Я, эм. Эм. Ничего.
Глубоко виноватый и все еще неудовлетворительный для него ответ. Тем не менее, Шон не настаивает.
— Итак, мистическая дрочка сиськами, — говорит он, наклоняя голову и поднимая бровь. — И ты сказала Лоре… из всех людей.
Я не могу удержаться от смеха, хотя мне и неловко.
— Если бы у тебя была подобная история, ты бы тоже ее рассказал.
— Не знаю, смог бы я признаться, что купился на подобную реплику.
— Мне было двадцать! Я думала, это, можно сказать, равноценно признанию в любви. И у тебя нет права судить меня, ты был тем, кто сказал это. — я негодую, но за этим нет обиды.
Наблюдаю, как улыбка тронула уголок его рта, пока Шон не отрывает взгляда от дороги.
— Я произнес все возможные сочетания дурацких слов.
— Да, произнес.
На нас опускается уютная тишина, и я чувствую расстояние между моим и его плечами, гудение, жжение, зуд в моих разуме и сердце. Нагибаюсь к нему, выбирая легкий путь и просто позволяя себе раствориться в старой привычке.
Только один раз.
Тепло, исходящее от него, того стоит, и это лучше, чем сон в субботу. Я забыла, что он был одним из тех парней, чье тело просто теплее, чем у большинства. Я думаю, что в этом есть смысл.
Чувствую, как он задерживает дыхание, все его тело на мгновение напрягается, когда я прижимаюсь своим плечом к нему. А затем все это проходит, когда он медленно выдыхает.
Думаю, он скучал по этому так же сильно, как и я.
— Я не имел в виду то, что сказал у бара. На самом деле я не могу злиться на тебя за то, что ты ушла. Иногда я хотел бы злиться, но это было бы несправедливо по отношению к тебе. После всех тех случаев, когда я… так и не дал тебе никаких ответов, — уклоняется он от извинений.
— Странный эвфемизм для «сбежал», но неважно. — я пожимаю плечами, но в моих словах нет злобы. То, что он уважает причину, по которой мне пришлось уйти, очень много значит.
— Нет, не неважно, — ворчит Шон и проводит рукой по лицу. Его хватка на руле усиливается. — Я много врал тебе, и никогда не говорил тебе…
— Я знаю, что ты звонил домой.
— Что?
Он изо всех сил старается удержать взгляд на дороге, пытаясь взглянуть на меня.
— Я знала, что ты не разорвал с ними контакт, как говорил. Большую часть времени мне нужно было всего лишь встать и подойти к окну. Иногда ты просто был на улице, разговаривал по телефону со своим братом, мамой или папой. Иногда мне казалось, что я могу определить, кто это был, по тону твоего голоса, — говорю я, осознавая, что это секрет, который я никогда не раскрывала ему раньше.
Он замолчал, переваривая мои слова.
— Знаю, ты думал, что защищаешь мои чувства, просто поддерживая отношения с семьей, когда думал, что я сплю. Но это отстой, что ты чувствовал, будто должен скрывать это от меня. Полный отстой.
Было неправильно просить его предпочесть меня семье. Но как ты можешь любить того, кто не выберет тебя? Он никогда не выбрал бы меня, и это было первой трещиной в наших отношениях. Ошибкой, на самом деле. Он никогда не защищал меня перед своей семьей так, как я в этом нуждалась.
Шон едва шевелится, почти не дыша. Я смотрю на его горло, когда он сглатывает.
— Знаю, что бурно отреагировала, когда ты появился… и не извиняюсь за это, — медленно произношу я и встречаюсь с ним взглядом, когда он останавливается на красный свет.
Он нежно выдерживает мой взгляд и слегка кивает. Я удивлена, что он не отталкивает меня.
— Но приятно снова получить шанс немного поговорить. Даже если это просто для того, чтобы немного разрядить обстановку. Но я буду честной, думаю, что теперь, когда я действительно встретила и знаю твоих родных, все это имеет еще меньше смысла.
Подводя итог всем нашим проблемам, доказательства нашего конца, я чувствую, что провела черту на песке. Вижу в жесткой линии его поджатых губ, когда он кивает и не сопротивляется.
Загорается зеленый, и кажется, что то, как машина дергается вперед, многое говорит о его настроении.
— Кто сказал, что в семьях должен быть смысл? — Шон вздыхает. — Есть многое, о чем я до сих пор не знаю, как рассказать.
Думаю, в его семейных заморочках не больше смысла, чем в моих, поскольку ни с одним из моих родителей я по-настоящему не близка. Отчаянное желание более крепкой связи только усложняло ее становление.
Смотрю, как солнце начинает пробиваться сквозь облака. Мы долго молчим, и каждые несколько секунд я поглядываю на Шона, который прикусывает внутреннюю сторону щеки, как он всегда делал, когда был глубоко задумчив.
На мгновение мне кажется, что он попытается рассказать мне что-то о своей семье, что внесет хотя бы крупицу ясности.
— Не знаю, часто ли ты все еще ходишь в походы, но тебе не стоит ходить в лес. Поскольку там есть дикие животные, которые убивают оленей и все такое, — говорит он, хмуря брови и старательно подбирая слова, вообще не отрывая взгляда от дороги впереди.
Я немного хмурюсь. Какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорили?
— Если с тобой что-нибудь случится, — говорит Шон, но не заканчивает мысль. Мускулы на его челюсти напрягаются.
Я думаю о снах, о чудовище, которого в них встретила. Для этого нет причин, это просто сон. Не то же самое, о чем он говорит. Но не могу отделаться от ощущения, что он чувствует присутствие зверя в лесу так же остро, как и я. Что все напряжение из-за свадьбы, проблем с его семьей и моего пребывание здесь проявляются вместе, как нечто с зубами, низкое, постоянное рычащее на заднем плане, от чего волосы встают дыбом. Оно подкрадывается, готовое напасть, как раз тогда, когда мы думаем, что находимся в безопасности.
Шон отрывает взгляд от дороги, и когда он смотрит на меня, я понимаю, что у зверя из моих снов всегда были его глаза.
— Конечно, да, — киваю и делаю глоток почти растаявшего смузи, чтобы отвлечься чем-нибудь другим. Я уже чувствую тяжесть в желудке. Я протягиваю стакан Шону. — Можешь забрать остальное.
Его рука касается моей, и ощущение пронзает меня изнутри, как взрыв маленьких крыльев. Что-то гораздо худшее, чем непереносимость лактозы, бурлит у меня в животе.
Чувства.
Слишком много, чтобы разобрать. Каждый взлет и каждое падение, которые у нас когда-либо были, каждый милый жест, за которым следовали проблемы, каждая ссора, извинение и примирение.
Мне стоит держаться от него подальше, после того, сколько раз я убеждала Лору, что никогда больше не позволю парню заставить меня чувствовать себя такой одинокой в отношениях.
Но вот я здесь, готовая растаять рядом с ним, если это означает, что он обнимет меня, погладит по спине и заставит снова почувствовать себя той единственной девушкой в мире, даже если и ненадолго.