Он снится мне.
Ему недостаточно существовать в моих мыслях каждый день. Он вторгается и в мой сон. Он такой яркий и ясный, что я на мгновение решаю, что всё это происходит наяву.
Я просыпаюсь с его именем на языке. А потом вечность себе напоминаю: «Он был заодно с отцом. Свято верил, что мой отец убил его мать. И когда не смог отомстить, просто убив меня, он придумал куда более жестокую месть для Кормака О'Райли. Решил связать меня со своей семьёй. Наплевав при этом на моё мнение». Ведь так сказал Вистан в тот день. А он промолчал. Тем самым подтвердил сказанное отцом. В его глазах не было ни капли отрицания или даже попытки воспротивиться.
Папа пытался уберечь меня от всего этого тёмного мира, а он, наоборот – втянул меня в него. Глубоко и безвозвратно. Из-за мести. Я должна его ненавидеть. Я должна себе это внушить, даже если сердце мне отказывает.
Но этот сон с ним тревожит меня. Потому что он пугающе реалистичный.
Я убегаю от тёмного пятна, которое гонится за мной. Сперва мне кажется, что оно символизирует как раз его, но едва чья-то тёмная рука касается моего плеча, как я стукаюсь о мужскую грудь, возникшую у меня на пути. Это он. Смотрит на меня сверху вниз как-то высокомерно, холодно, безразлично. В его ярких зелёных глазах нет ни намёка на присущую ему нежность в отношении меня. Он смотрит свысока, как на грязь под своими идеально начищенными туфлями. С отвращением. С ненавистью.
– Помоги мне, – молю его я, цепляясь руками за чёрную рубашку. Он не шевелится. – Пожалуйста…
Из глаз у меня текут слёзы. Я по-настоящему напугана и умоляю его о помощи. Я в ужасе. А он не делает ничего. Он абсолютно безразличен ко мне. Словно я – мусор, мешающий ему пройти дальше. Надоедливое насекомое, которое хочется прихлопнуть.
И тогда тьма за моей спиной сгущается. Она набирается силы, обретает физическое тело и больно хватает меня за плечо, резко дёргая назад. Отцепляя меня от него — по-прежнему бездушного и глухого к моим мольбам. И я с криком умираю, стиснутая этой тьмой. Разорванная ею на части.
Этот сон тяготит, вгоняет меня в ещё большую панику.
Не знаю, кричала ли я во сне, но подъём даётся мне тяжело. Я встаю с кровати вся в холодном поту, с бешено бьющимся сердцем и с горечью в глотке, словно кто-то рвал мне горло когтями. Но Сара не забегает в мою комнату, чтобы проверить, что стряслось. Поэтому я решаю, что никаких звуков не издавала.
Но вот Сара со своим парнем этой ночью шумят ещё как. Стена почти ничего не заглушает.
– Твою мать… – шепчу я, когда понимаю, что именно слышу.
А потом начинаю завидовать глухим, чуть позже – мёртвым. Лучше уж быть одной из них, чем слышать тётины стоны за стенкой. Это отвратительно. Всё равно что слышать, как трахаются родители. Мне приходится закрыть голову подушкой и что-то мычать себе под нос, чтобы ничего не слышать. Но когда это не помогает, я решаю спуститься на кухню, чтобы немного восстановить психику от полученной травмы.
Я хватаю стакан, подставляю его под кран и набираю холодную воду. Мне срочно нужно отсюда выбираться. Слушать в деталях звуки секса своей тёти не входило в мои планы. А я подозреваю, это будет не единичный случай. Худшее, что может случиться, – Сара окажется нимфоманкой, которая именно по этой причине выбрала себе в любовники молодого и как бы… ненасытного в этом плане парня.
Из панорамных окон отлично виден весь Лас-Вегас с его бесконечными разноцветными огнями и диким шумом. Кажется, жители этого города никогда не спят. Я приоткрываю окно, чтобы впустить свежий воздух, и вдыхаю его в лёгкие, помогая себе забыть о произошедшем и о звуках в том числе.
– Оп, доброй ночи, – раздаётся неожиданно голос за спиной, и я с диким неудовольствием поворачиваюсь. – Чего не спится?
Парень тёти спускается по лестнице. Он совсем не стесняется того, что на нём одни красные боксеры, в которых у него выпирает член.
– Хотела переждать, пока вы закончите своё спаривание, – отвечаю я.
Он молчит какое-то время, словно не понимает, о чём я. Но позже его губы растягиваются в ухмылке.
– Что, завидно?
– В данном случае завидую только глухим.
– Брось. Секс – естественная и приятная штука.
Не собираюсь даже заикаться о том, что, когда этим занимается родственник прямо за стеной, это неприятная ситуация для ушей, потому что сомневаюсь, что у этого придурка вообще есть какие-то моральные устои.
– Пока, – отрезаю я, дав понять, что не собираюсь с ним говорить дальше.
Опустошив стакан, я кладу его на «островок» и иду в сторону лестницы.
– Ты похожа на девочку, у которой много тайн, – ехидно замечает парень, заградив мне путь рукой.
Я останавливаюсь.
– Даже если так, тебя это никак не касается.
– Ты так внезапно появилась. – Ему доставляет неимоверное удовольствие стоять передо мной в одних трусах, с обнажённым торсом. По лицу видно. Для него это явно заманчивая возможность похвастаться своим телом. Ещё я успеваю заметить, что у него проколоты оба соска.
– Сара даже ни разу не упоминала, что у неё есть племяшка.
– Логично, ведь мы не поддерживали с ней связь уже довольно давно.
– Почему?
Закатив глаза, я бросаю:
– А это уже не твоё дело.
– Я не могу узнать хоть немного о семье моей девушки?
– Узнай у неё сам.
Я пытаюсь обойти его, чтобы подняться в свою временную комнату, как вдруг он делает шаг вперёд, заставляя меня отшатнуться.
– Так неинтересно, – с улыбкой произносит парень. – Я не выбираю лёгких путей.
И когда его рука тянется ко мне, чтобы убрать упавшую на моё лицо прядь волос, я больно шлёпаю его по ладони, вызвав удивлённую гримасу.
– Вау… Какая быстрая.
Спокойным, серьёзным тоном отвечаю:
– Коснёшься меня хоть пальцем – я сломаю его и запихну тебе же в задницу.
Тогда парень отступает, подняв руки, и нервно смеётся.
– Ладно-ладно. С тобой шутить опасно, я это понял. Но хоть дай всё-таки представиться.
Сощурившись в недоверии, я киваю, подав тем самым знак, чтобы он продолжил.
– Ти, – говорит он.
– Что?
– Моё имя.
Нахмурившись, я фыркаю:
– Тебя зовут Ти? Сокращённо от… эм. Тимоти? Тим?
– Нет, сокращённо от Ти-бон[11]. Мои предки были мясниками. Говорили, что я самый сочный кусок мяса в их жизни.
Я толкаю его в голую грудь, освобождая себе путь. Надо же быть таким придурком! Он смеётся над своей же шуткой, провожая меня взглядом. Но я останавливаюсь на полпути и поворачиваюсь обратно, когда в голову приходит странная мысль.
– А фамилия? – спрашиваю я.
Здесь темно, но некоторое освещение, проникающее из окон, позволяет мне увидеть его лицо. Он многозначительно ухмыляется. А в чёрных глазах так и плещет хитрость.
– А это не так важно, – говорит он.
– Не так важно, – повторяю я задумчиво.
Это может быть забавным совпадением, а может и не быть. Но… пожалуй, заканчивать свою мысль я не буду. Прозвучит как сумасшествие.
А может, я и в самом деле сошла с ума.
Сара, кажется, сегодня никуда не собирается.
Всё, что она делает с утра, – заваривает себе крепкий кофе, звонит какому-то Эрику, орёт на него, чтобы шевелил своей culo, затем как ни в чём не бывало обращает на меня всё своё внимание. Я чувствую себя не в своей тарелке, когда она вот так делает. Сперва кричит на кого-то, потом резко меняется в лице и кажется невинным пушистым ангелом.
– Querida, есть только одна причина, по которой, как я думаю, ирландцы хотят тебя заполучить.
Она отпивает немного кофе, а я только спустя несколько секунд понимаю, как в интересе резко подаюсь вперёд, чтобы внимательно её слушать.
– Ты нужна им живой, – с умным видом заявляет Сара. – Это сто процентов. Так что мы можем не бояться, что они хотят тебя убить.
– Да уж, но это не прибавляет спокойствия, – сокрушённо отзываюсь я. – Тогда всё ещё хуже.
– Я бы так не сказала. Конечно, я не так хорошо осведомлена о том, как они там проводят своё свободное время, но мне кажется, на этот раз они потратят его на то, чтобы найти и вернуть тебя. И раз уж ты нужна им живой…
– А с чего ты вообще взяла, что я нужна им живой? – искренне недоумеваю я. – Каковы же твои предположения касательно их планов? – Мне не терпится погрузиться в это болото по самую шею. Зачем тянуть, верно? – Что им от меня, на хрен, нужно?
Сара отпивает ещё кофе. Её движения такие спокойные и плавные, что я завидую. Будто она без конца медитирует и пребывает в каком-то другом измерении, где нет бед и причин волноваться. Хотя она, чёрт возьми, окружена всеми этими ублюдками! И ей бы следовало поволноваться хотя бы чуть-чуть.
– Я думаю, они просто хотят что-то у тебя вытянуть. – Сара делает небольшую паузу, задумавшись, а потом неожиданно спрашивает: – Ты занималась сексом со своим мужем без защиты хоть раз?
Я едва не давлюсь собственной слюной на такой прямой и нескромный вопрос. Хотя чего скромного ожидать от женщины, заправляющей таким местом?
– Это так важно? – спрашиваю я, ощущая дискомфорт, хотя считала, что перестала стесняться подобных тем.
– Да. Я просто думала, нужно ли отмести одно из возникших у меня предположений. Я решила, может, ты забеременела, и ирландцы просто хотят использовать твоего малыша как рычаг давления и.
– Нет, – отрезаю я, нечаянно выдав в голосе раздражение. – Ничего подобного.
Сара смотрит на меня понимающе. И как будто жалеет. Это делает ситуацию хуже.
– Querida, я просто перебираю варианты. Если мы будем знать точную причину их охоты на тебя. Нам будет гораздо легче сообразить, как поступить.
– Нет, я… я просто имела в виду, что. Такого точно не произошло. Я.
По спине вдруг пробегает куча мурашек, вызванных тем, что так неожиданно поведала мне Сара. Я никогда не задумывалась о том, что… такое могло произойти. Это был мой первый раз. Я понятия не имела, как всё это происходит во время самого процесса, и даже не додумалась до того, чтобы поразмыслить о случившемся.
– Боже, Сара. – У меня раскрываются глаза, и я прикрываю себе рот ладонями, чувствуя, как накатывает паника. – А что, если.
Тётя понимает всё без слов и тут же отставляет свою чашку, чтобы схватить меня обеими руками за плечи.
– Так, не надо себя накручивать. Это всего лишь предположение.
– Но если это правда?
– Это можно легко узнать при помощи теста. И если ты помнишь, когда вы в последний раз занимались сексом.
Незадолго до моего побега. В машине.
Я ненароком вспоминаю эти толчки, доверие, стоны, звуки, слова любви, касания. Эту неимоверную страсть. То, как он двигался во мне, и то, как я поддавалась ему. То, как мне понравилось находиться в те моменты в его власти, под его телом, под его руками. Под его губами. Отдавать себя без остатка.
Я сильно свожу ноги вместе, сглатывая. Твою мать. Эти идиотские воспоминания не должны заводить меня. Нет, твою мать!
– Он сделал это наружу, – говорю я слишком громко от подступивших эмоций. – Я точно помню!
Я отчётливо помню тёплую жидкость, брызнувшую мне на живот. Он вышел раньше, чем кончил.
– Querida, твоя мама совсем ничего не рассказывала о том, как именно это происходит? Хотя зачем я спрашиваю? Мария не считала нужным касаться этой темы с детьми.
У меня от напряжения сжимается желудок.
– И что это… значит? – хрипло выбираются из моего горла слова.
– Вероятность того, что в смазке могли быть сперматозоиды, хоть и низка, но… на всякий случай лучше бы провериться.
Мне становится плохо после этой информации.
Я неосознанно хватаюсь за живот, хотя ещё ничего не известно, и мои опасения могут не оправдаться. А потом вспоминаю слова Аластера Гелдофа. Он упоминал беременность. Таким тоном, будто это было одновременно чем-то ужасным и вместе с тем чем-то замечательным.
– У меня есть тест, – успокаивающе погладив меня по коленке, сообщает Сара. – Тебе нужно всего лишь пописать.
– Что? – растерянно спрашиваю я.
– Тест – это такая штука, похожая на градусник. Ты писаешь на её край, и она покажет, беременна ли ты или нет. Держать нужно примерно 5–7 секунд.
– А как я это…
– Там высветится либо одна, либо две полоски, querida. Покончим с этим делом, и я смогу отмести хотя бы один из вариантов.
Сара встаёт, поправляет свою юбку и изящной походкой направляется в ванную. Интересно, и как часто она проверяется сама? Учитывая то, что я слышу стоны за стенкой почти каждую ночь, они с. Ти развлекаются по полной программе.
Тётя возвращается с небольшой длинной упаковкой. Она вытаскивает из неё похожую на широкую ручку пластиковую штучку и протягивает мне.
– Держи. И иди в туалет.
Я неуверенно беру её в руку. Мне так не хочется сейчас этим заниматься, что ладони непроизвольно трясутся.
– Sobrina, пожалуйста, расслабься. В этом нет ничего страшного. В любом случае, больница тут недалеко.
Я иду в ванную.
Покончив с делами, возвращаюсь и дрожащими руками вручаю тест поджидающей меня Саре, совершенно не смущаясь уже, что эта штуковина буквально касалась моей мочи: кажется, страх перевесил стыд. Я боюсь даже вслух произносить то, что увидела.
– Поздравляю, cariño! – улыбается она широко, и я уже готова умереть от безысходности, как она наконец добавляет: – Там никого нет.
Я облегчённо выдыхаю. Ещё бы чуть-чуть, грохнулась бы в обморок.
– Это хорошо, – задумчиво произносит Сара, откладывая тест. – Значит, им не нужен твой малыш, если бы он был. Хотя… может, они уверены, что он у тебя реально есть.
– И что они бы сделали с… ним?
– Тут два варианта: либо использовали бы его как рычаг давления. А значит, шантажировали бы им, вытягивая для себя более выгодные условия со стороны Харкнессов, ведь по сути это ребёнок их крови, тем более наследник их нынешнего главы. Они очень трепетны к темам, касающимся familia. Ты знаешь, что даже после того, как женщина из рода Харкнесс выходит замуж, она не меняет своей фамилии? Так они навсегда остаются принадлежать только своему padre, своей familia. Показывают, что не принадлежат ни мужу, ни его familia, какой бы властью они не обладали.
Никогда не думала, что узнаю ещё больше информации об этой ублюдочной семье из уст родной тёти. Подозрительно много она знает о ней. Это даже начинает в какой-то степени пугать и настораживать.
– А второй вариант? – спрашиваю я, напоминая о её первых словах.
– Более нереалистичный, конечно, но мы же просто делимся предположениями, verdad? Так вот, второй вариант – дипломатия.
Дипломатия? Значит, перемирие?
Я начинаю сходу сомневаться в этом варианте. Вистан с огромным отвращением говорил о своих врагах. Тем более что и его сын был полон ненависти к моему отцу. «Могильные карты» враждуют с ирландской мафией, как мне помнится, со времён Войны за независимость Ирландии. Прошло уже сто лет, и все эти сто лет они друг друга ненавидели. Я сомневаюсь в том, что за всё это время ни разу не нашлось похожего варианта заключить перемирие.
– Это бред, – качаю я головой, и тётя кивает.
– Да. Скорее всего. Слишком просто. Хотя если бы эти двое объединились, они стали бы самыми могущественными преступными organizaciones в мире. Господствовали бы словно боги.
Он этого не допустит. Он ненавидит свою семью.
Я с болезненно сжимающимся сердцем в груди вспоминаю его признания. Он никогда не хотел принадлежать Харкнессам, никогда не хотел править, никогда не желал господства или власти над всем миром, в отличие от его отца. Он просто мечтал о спокойной жизни. А я отняла у него эту мечту.
Я почти ощущаю, как побледнела от этих воспоминаний. Мне противно. Порой, когда мы злы, мы не отвечаем за свои поступки. Гнев застилает нам глаза, и мы творим ужаснейшие вещи. В тот момент мной управляло только два чувства: злость и желание жить спокойно. Я поступила эгоистично, потому что просто испугалась. И, может быть, я себя оправдываю, но в глубине души мне жаль. Мне очень и очень жаль.
– Я предпочитаю придерживаться варианта о ребёнке и «рычаге давления», – снова заговаривает Сара, вытаскивая меня из пучины грустных воспоминаний. – Других причин, почему ты им нужна, я не вижу. И если это так, то это даже… хорошо?
– Я поговорю с ними.
У тёти глаза на лоб лезут после моего уверенного ответа. Она удивлённо выдаёт:
– Qué?
– Поговорю с ними. Узнаю, что эти пидарасы от меня хотят.
Сара хохочет, но по лицу всё равно кажется, что ей немного не до смеха.
– Мне кажется, cariño, это слишком опрометчивое решение возникшей situación.
– А по-моему, всё прекрасно. Меня достало вечно прятаться. Пусть эти гоблины сами скажут мне в лицо, чего им от меня надо. А уже потом разберёмся. Я достаточно долго была эгоисткой. Пора что-то менять. Не волноваться же мне за собственную задницу до самой старости!
У Сары вырывается непроизвольный, как я думаю, смешок. Я вопросительно смотрю на неё.
– Зная мою сестру, я ожидала увидеть в лице её hija её мини-копию. Но, кажется, в тебе сыграла больше кровь твоего padre.
– Нет, – не соглашаюсь я. – Папа вообще не такой.
– И ты думаешь, так было всегда?
Из-за этого вопроса я задумываюсь. А ведь действительно. Я не знала, каким папа был до того, как у него появились мы с Диланом. Так что с уверенностью утверждать, что он по натуре спокойный и тихий человек, я не могу. До меня это дошло только сейчас.
– Я знала Джереми ещё тогда, когда он был Кормаком. Я была знакома с ним ещё с тех времён, когда твоя mamá с ним встречалась. У них были самые романтические тайные свидания, и я их прикрывала.
Я непроизвольно поднимаю руку, прося её притормозить. Тайные свидания?! У мамы с папой? То есть когда мне капали на мозг своими запретами касательно парней… Всё это было лицемерием? Двойными стандартами? Поразительно!.. Но решаю опустить этот момент. Это уже не важно совсем. Может быть, именно исходя из своего опыта, мама решила уберечь свою дочь и наложить столько запретов. Мы мало общались с дальними родственниками, чтобы я поняла, что все слова родителей про семейные традиции были враньём, созданным только для того, чтобы я остерегалась парней. Вернее, тайных свиданий с ними. Вот почему они создали это нерушимое правило – ни в коем случае не иметь романтических отношений с парнем без ведома родителей. Чтобы они в случае чего прошерстили всю информацию о нём. Ведь в итоге оказалось, что в молодости мама влюбилась и встречалась с парнем, происходящим из опасного криминального рода. Я просто… словно повторила её судьбу. Один в один.
У мамы развилась фобия, которую я приняла за безосновательную гиперопеку.
– Я это к тому, что Джереми был очень активным молодым человеком, – улыбаясь, продолжает Сара. – Он был громким, вечно шутил. Dios, да он был душой компании. Но если его разозлить. Тогда просыпался настоящий Diablo! Он изменился, когда появилась Мария. Ради семьи Джереми стал тем, кем является сейчас.
Не могу представить папу громким в какой-нибудь компании или агрессивным. Но верю, что так оно и было. Я мало знала собственного отца, так что у меня нет оснований отрицать слова тёти, знавшей его достаточно хорошо.
– Где я могу найти этих ирландцев? – спрашиваю я, не собираясь больше сходить с темы, пока не завершу уже начатую.
Сара колеблется:
– Ты осознаёшь все риски?
– Да. Даже если они решат пристрелить меня на месте, я к этому готова.
– Что за возмутительные репзатсепоз?
Пожав плечами, я отвечаю:
– Всё лучше, чем снова бежать. Я бегу и бегу без конца с того самого дня, как… – Я замолкаю, ощутив, как пересыхает в горле от очередной вспыхнувшей в голове картины. – Как встретила этого человека. Как он спас меня. Я конца не знаю этим побегам. Если меня убьют, значит, время пришло. И я не буду ни о чём жалеть, потому что моя жизнь уже не так ценна. Пусть захлебнутся в своих идиотских планах.
Задумчивый взгляд тёти сопровождается тяжёлым вздохом. Она откидывается свободно на спинку дивана.
– Дело твоё, querida. И только ты решаешь, как тебе лучше всего поступить.
Я удивляюсь этому ответу. Замешкавшись на мгновение, решаюсь всё-таки поинтересоваться:
– И ты даже не попытаешься меня остановить?
– Нет. Ты взрослый humano, а не ребёнок. Я не могу удерживать тебя или оказывать давление. Да, ты моя племянница, и да, я волнуюсь за тебя, но право выбора лишь у тебя одной.
В груди разливается приятное тепло.
Это то, что я всегда хотела услышать. Но вместо этого получала вечные попытки отгородить меня от ужасов внешнего мира. Я знаю, они все любили меня и делали это только с добрыми побуждениями, но всегда забывали об одной важной детали: когда-то я должна буду встретиться лицом к лицу со своим страхом, и лучше бы мне быть к этому готовой.
Почему бы не начать именно сегодня?