Спаси сердце короля

Глава 19

Всю ночь Гай лежит, прижавшись к моей груди, всё так же обхватив мою талию. Эта близость именно в эти мгновения не смущает ни его, ни меня. Потому что сейчас так надо. И наши натянутые отношения пока не имеют никакого значения. Я моментами глажу его по волосам, продолжаю гладить до тех пор, пока его дыхание не становится наконец ровным и тело не перестаёт дрожать. А затем засыпаю и сама, убедившись в том, что всё хорошо.

За всю ночь я не просыпаюсь ни разу, а значит, и Гай спал крепко.

Утро встречает нас ярким солнцем, и его лучи тонкими струйками пробираются сквозь щели не до конца задёрнутых штор. Я плотно закрыла двери, ведущие на балкон, вчера ночью, поэтому в комнате жарко.

Когда Гай просыпается, он смущённо отодвигается от меня, выпуская из своих объятий, и встаёт.

А затем хриплым спросонья голосом почему-то извиняется передо мной:

– Прости. Я надеялся справиться сам.

– За что ты просишь прощения? – хмурюсь я.

Он качает головой, слегка растерянный, потом идёт к шторам и раздвигает их, впуская в спальню больше солнечного света. Его рубашка помята, и из-за некоторых расстёгнутых пуговиц видна его грудь.

– Ты просишь прощения за, свою «слабость»? – изображая кавычки в воздухе, спрашиваю я, первым делом вспоминая Вистана. Ненавижу это слово. Ненавижу его самого. Больной ублюдок. Как хорошо, что ты сдох. – Только не говори мне, что ты извиняешься поэтому.

– Вчера я.

– Не надо, Гай, – я стараюсь говорить спокойно, однако мой голос начинает дрожать к концу фразы. – Ты имеешь полное право проявлять все чувства и эмоции, которые бывают у людей. Ночью у тебя была, паническая атака?

Он не хочет отвечать. Упорно отворачивает голову, и я убираю одеяло, вставая с кровати, чтобы подойти к нему ближе. Может быть, даже взять за лицо и обратить его глаза к себе.

– И как давно они у тебя происходят? – спрашиваю я.

Гай совершает попытку отвлечь меня, бросая взгляд на дверь, как будто хочет уйти отсюда. Но я не собираюсь отступать.

– Пожалуйста, будь со мной открыт, – говорю я, и его поражают мои слова.

– Ты хочешь, чтобы я был с тобой открыт? – переспрашивает он, и в его голосе слышны нотки возмущения. – Не надо начинать это, Каталина. Пожалуйста. Мы оба знаем, к чему это привело.

– Не надо увиливать. – Немного помолчав, я с дрожью добавляю: – Вчерашняя картина на балконе, может быть, была результатом моего поступка.

– Панические атаки у меня с двенадцати лет, – отвечает Гай. – Так что ты тут ни при чём. Не волнуйся.

Он так просто об этом говорит, будто испытывать панический ужас и сильную дрожь во всём теле на протяжении всей жизни это нормально. Я возмущена.

– С двенадцати? После того, как Вистан впервые?..

– Да.

Сглатываю, стараюсь не вспоминать в подробностях о том, что однажды слышала и даже затем видела собственными глазами. И я снова невероятно радуюсь мыслям о том, что теперь этот отвратительный человек мёртв, и что Гай больше не вынужден будет никогда испытывать ту же боль и унижение, которым подвергался.

– Как часто панические атаки настигают тебя по ночам? – спрашиваю я, боясь услышать ответ, который уже прокручивается у меня в голове как вариант.

– Каталина, это неважно.

– Как часто? – повторяю я.

Я смотрю на него в упор, и, видно, его тяготит такое внимание к его «слабостям», которые он, наверное, даже считает непростительными со своей стороны. А мне сейчас меньше всего хочется оставлять его без поддержки.

– Они чаще всего бывают именно ночью, – сдаётся Гай. – Мне помогает ледяная ванна или сигареты.

Вот почему я никогда не видела его курящим, но видела у него сигареты. Он использует их только тогда, когда ему нужно успокоиться.

– Ты лежишь в ледяной воде, чтобы проходили эти приступы? – осторожно переспрашиваю я.

Он безмолвно кивает, а у меня снова внутри всё клокочет и болит.

Вообще я испытываю к Гаю Харкнессу миллион разных чувств, и все они крутятся одновременно, быстро сменяя друг друга, а потом превращаются в торнадо, в котором я теряюсь. Он единственный в моей жизни сумел вызвать такие бурные реакции в теле, которое, как мне раньше казалось, всегда реагировало на всё нейтрально.

После этих откровений Гай отворачивается. Я борюсь с желанием обнять его сзади, крепко прижавшись к его пострадавшей спине. Мне так хочется… То, что было между нами ночью, действительно ему помогло. А сейчас мы оба делаем вид, что ничего не произошло. Будто это была просто… терапия. Я немного «подлечила» его. Ничего более.

– Одевайся, – говорит он, меняя тему. – Через час нам нужно выезжать. До тех пор мы должны успеть одеться и позавтракать.

И я не заставляю его ждать.

Гай принимает душ, а затем надевает чёрную рубашку и тёмно-красные пиджак и брюки. Его шею украшает цепочка с крестом и игральными картами, которые он прячет под рубашкой, а потом надевает кольца. Я провожу все манипуляции исключительно в ванной, сперва быстро искупавшись и надев чистую прокладку, а позже одеваясь в бежевое тёплое платье чуть ниже колен – Гай предупреждает, что сегодня вечером может быть пасмурно, а мы проведём на дерби много времени. Выйдя из ванной готовая, я наблюдаю за Гаем. За тем, как он расчёсывает свои тёмно-каштановые волосы и брызжет одеколон на шею. Я опираюсь на кровать, пока смотрю на него. Любуюсь им. Он всё такое же совершенство.

– Возьми свою карту, – говорит он. – На всякий случай.

Я поворачиваю голову в сторону тумбы, с удивлением обнаруживая на ней красивую небольшую карточку, переливающуюся на солнце. В неё вкраплены настоящие бриллианты. Бриллиантовая карта. Уже с моим именем. Неужели он и к этому подготовился?

Уже к десяти часам после завтрака мы покидаем особняк. В Эпсом едут не все – лишь четверо мужчин, их жёны, старшие сыновья и несколько дочерей. В дороге мы проводим не больше часа. Харкнессы добираются до Эпсома на чёрном лимузине с личным водителем, тогда как мы с Гаем едем на отдельной машине в сопровождении его телохранителей. Видимо, как у короля и королевы, у нас личная карета. Мы молчим всю поездку, несмотря на пожирающее меня изнутри желание поговорить с ним. Неважно о чём. Просто разговаривать. Потому что увиденное ночью оставило неприятный осадок и всё ещё меня гложет.

Вскоре машина плавно подъезжает к воротам Эпсомских скачек, скользя по ровной подъездной дорожке. Солнце пригревает идеально ухоженный газон и слепит глаза, когда я выхожу под руку с Гаем. Рядом останавливается и лимузин с его семьёй. Девушки не перестают болтать со своими братьями даже тогда, когда вылезают из автомобиля, поправляя юбки и шляпки. Одна из них – девушка с большими зелёными глазами, с короткой кудрявой стрижкой из каштановых волос – не сводит с меня глаз, с интересом разглядывая, и меня, на удивление, совершенно не смущает её взгляд. Она не выглядит так, будто смотрит с неприязнью. Скорее, так, будто хочет познакомиться, поболтать, но всё никак не решится. В воздухе пахнет летом, белоснежные палатки, похожие на гигантские грибы, раскинуты по просторному полю, предлагая прохладительные напитки и изысканные закуски. Нарядные женщины в шляпках и элегантно одетые мужчины, прогуливаются по пёстрым аллеям. Звуки оркестра, играющего классическую музыку, перемешиваются со стуком каблуков. Нас встречает стюард, который после радостных приветствий, проводит нас к частной роскошной ложе – к изящной беседке с видом на ипподром, украшенной флагами, букетами свежих цветов и обставленной уютной плетёной мебелью. Официанты в фраках спешат предложить шампанское и канапе с икрой.

– Я пойду, – предупреждает меня Гай, наклонившись к моему уху так, что его горячее дыхание соприкасается с моей кожей. – Нужно найти Ровере и Гелдофа.

Не успеваю опомниться, как резко хватаю его за руку, вызвав у него непроизвольное поднятие бровей.

– Возьми меня с собой, – прошу я. – Жутко оставаться здесь одной… с твоей семьёй.

Гай бросает взгляд на своих дядей, их жён, кузенов и кузин и подставляет мне свой локоть. Я хватаюсь за него, радуясь в душе. Может, мне всё-таки удастся перехватить Гелдофа и узнать у него, как дела у папы и попросить передать, что у меня всё хорошо. И, конечно же, решить вопрос касаемо его последнего плана с моим участием. Надо же было мне так позорно потерять наушник! Могла бы не заморачиваться со всей этой поездкой.

Мы минуем остальных гостей. Скачки ещё не начались, поэтому, возможно, Гай сперва хочет обговорить все детали с итальянцами и ирландцами, прежде чем расслабиться и наблюдать за дерби. Мистера Ровере и Гелдофа мы находим в одной из палаток с прохладительными напитками. Официант наливает им обоим по шампанскому.

– О, мистер Харкнесс, – улыбается Ровере, почтительно кивнув. – Рады снова вас видеть.

– Взаимно, – отвечает Гай, потом обращается к Аластеру: – И вас, на удивление, я тоже рад видеть.

Тот ехидно усмехается, отпивая немного шампанского:

– Ваша чудесная жена тоже здесь. Её отец интересовался, как у неё дела.

Я напрягаюсь при упоминании папы.

– Вижу, вы её не обижаете, хотя о вашей семье ходят страшные слухи. Говорят, вы любите пускать своих женщин по кругу.

По реакции Гая и по тому, что я когда-то слышала, понимаю, что это неправда. Просто слухи. Да, Харкнессы – монстры, но всё же не до такой степени, чтобы творить подобное. Мужчины рода Харкнесс собственники и не делят своих жён ни с кем. Пользуются ими сами. Ведь только по этой причине Вистан не мог мне навредить. Думаю, не будь я женой Гая, меня убили бы в первый же день – ещё до того, как придумали план связать меня с этой семьёй в качестве наказания моему отцу.

– Меньше верьте слухам, – говорит Гай после недолгой паузы. – Я думал, вы умнее и выше того, чтобы тратить время на сплетни. Хорошо, что ошибся. С глупцами легче иметь дело.

– Господа, довольно, – останавливает словесную перепалку итальянец – ещё до того, как Аластер открывает рот для ответа. – Вы как-никак собираетесь сотрудничать.

– Ах да, по поводу этого. – Гай кивает, поправляет воротник пиджака и продолжает: – Я обдумал ваше предложение и готов предложить вам, ирландцам, Бирмингем и Ливерпуль, если вам будет угодно. Не больше и не меньше.

Аластера, кажется, воодушевляет то, в какую сторону свернул разговор. Его лицо как будто смягчается, хотя до этого он выглядел так, будто был готов голыми руками сломать Гаю шею прямо на месте.

– Неплохо, – кивает Гелдоф. – Значит, всё-таки сотрудничество? Как вы так быстро отказались от ненависти?

– Ненависть – пустая трата времени, а в нашем случае ещё и денег, и людей. Мои предки были ужасно глупы, раз не догадались об этом раньше.

Мужчины удивляются таким громким словам. Наверное, никто из Харкнессов в жизни так оскорбительно не отзывался о своих предках. Внезапно, нарушая умиротворённую атмосферу, у кого-то звонит телефон. Аластер достаёт его из кармана своего бежевого костюма, извиняется и уходит в другую сторону, чтобы поговорить с кем-то. Ровере в белоснежном смокинге предлагает Гаю прогуляться, и мне ничего не остаётся, как пойти за ними, хотя взгляд бежит к Аластеру. Так мы оказываемся в более безлюдной местности: гости сосредоточились на другой стороне.

– Давайте теперь наконец обсудим наше сотрудничество, – заговаривает Ровере, остановившись. – Раз дела с ирландцами вы почти уладили.

– Имеете в виду свою дочь?

– Да, верно, – с усмешкой отвечает итальянец. – Я об Алексис. Вы же её помните?

Я застываю на месте, не веря своим ушам.

Речь идёт именно о той самой Алексис, о которой мне рассказывал однажды Зайд? О бывшей девушке Гая, которую он застал в машине с Джаспером, а затем узнал о том, что она использовала его просто для того, чтобы достать информацию для итальянцев? Она дочь итальянского дона?

Я слежу за реакцией Гая, чтобы это понять. Но кроме безразличия на его лице не отражается ничего. Очередной его искусный талант не показывать эмоций. Наверное, этому учатся все наследники, на плечи которых однажды будет возложена ответственность занять «престол».

– Конечно, я помню, – отвечает Гай, и даже в его голосе мне не удаётся распознать хоть какую-то эмоцию. Он сейчас хоть удивлён? – Мне кажется, вы должны благодарить меня за то, что я вообще согласился с вами разговаривать после того, что сделала ваша дочь четыре года назад.

Чёрт… Именно о ней и идёт речь.

– В любом случае прошлое есть прошлое, – говорит итальянец. – Все совершают ошибки. Я приношу извинения.

– Извинения приняты, – отвечает Гай так просто, что даже Ровере удивляется. – Я забуду обиды во благо семьи. Мы уже сотрудничаем с русскими. Неплохо было бы заиметь связи и с вашей стороны.

– Как не помешали бы и нам ваши британские связи. Кстати говоря, скоро в Вегасе состоится грандиозный бал-маскарад в венецианском стиле. Шик и блеск. Я с нетерпением буду ждать вас на нём. Там и возьмёт начало наше сотрудничество. Надеюсь, вы помиритесь.

– Ради сделки.

Мужчина издаёт краткий смешок, а потом обращает взор на меня.

– Раз уж тут такое дело, как вы собираетесь решать эту проблему?

Под «этой проблемой» он явно имеет в виду меня.

– Я работаю над тем, чтобы расторгнуть наш брак, – отвечает Гай.

Я хмурюсь, не понимая, что они имеют в виду. При чём здесь это?

– Неужели? – Ровере переключает всё своё внимание на собеседника. – И как, интересно, на это отреагируют ирландцы? У вас в руках – замечательный рычаг давления на них, а вы согласны так просто от него отказаться?

– Она не принадлежит больше клану О’Райли. С тех самых пор, как её отец сменил имя и покинул Нью-Йорк.

Ровере смеётся:

– О, вы глубоко ошибаетесь, юноша.

На лице Гая впервые возникает смятение. Словно что-то идёт не по его плану.

– Неужели вы не знаете, что О’Райли вовсю сотрудничают с Гелдофами? И им очень нужно, чтобы Каталина оставалась вашей чудной женой. Она не рассказывала, что Аластер Гелдоф передавал ей наушник для того, чтобы она шпионила за вами и тут же докладывала ему о каких-то важных ваших делах? Может быть, наушник прямо в данную минуту всё ещё на ней.

О боже…

Я отступаю на шаг от овладевшего мной ужаса. И с трудом заставляю себя не развернуться и не убежать, прячась ото всех. Гай оборачивается, глядя мне в глаза, такой разочарованный, словно его снова предали. Я молю его взглядом не делать поспешных выводов.

– Думаю, у вас есть что обсудить, – с усмешкой произносит итальянец. – Я вас покину.

Он не спеша проходит мимо, и воздух вокруг только тяжелеет, почти физически ощущаясь в лёгких.

– Гай… – начинаю я, но его голос меня перебивает:

– За что?

Единственный вопрос, но в нём столько отчаяния, что внутри у меня начинает всё трястись. Я поднимаю голову, заглядывая в зелёные глаза.

– За что, Каталина?

– Я не собиралась докладывать ему что-то, что могло тебя.

Гай качает головой, зарываясь пальцами в свои волосы. Я с ужасом наблюдаю за тем, как сбивается его дыхание, как оно начинает звучать так громко, что почти затмевает громкие ликования наблюдающих за скачками зрителей.

– Смотри, что ты сделала со мной, – с отчаянием произносит он. – Я ревел на глазах у своих людей, как чёртов мальчишка! Я не рыдал даже тогда, когда отец прикладывал сигары к моей спине раз за разом всё моё детство! Я не могу спать по ночам, потому что мне снова и снова снятся кошмары. Ты велишь мне вонзить кинжал в собственную грудь, усмехаешься и наслаждаешься этим зрелищем. Ты не даёшь мне покоя даже в моих снах, Каталина. Ты превратила меня в чёртового нытика! И ты продолжаешь закапывать меня всё глубже в землю. За что? Почему ты так сильно меня ненавидишь? Разве я не старался? Я старался. Я старался так, как никогда.

Он зажимает ладонями глаза, и у меня всё умирает внутри от этого действия.

Он сдерживает слёзы.

Когда он убирает руки с лица и смотрит на меня, я вижу, что его намокшие глаза блестят под лучами солнца.

– Не так давно у меня была мечта, – продолжает Гай уже более спокойным тоном. – У неё были самые красивые карие глаза, что я когда-либо видел. Я думал… я верил, что найду в них спасение, а нашёл свою погибель.

Горло сжимается. Меня словно душат колючей проволокой, с каждым его словом лишь сильнее затягивая её на моей шее.

– И всё, чему меня учила семья, оказалось истиной, – добавляет он. – Кто бы мог подумать, да?

Я качаю головой, губы начинают дрожать, а руки трясутся. Мои горячие и обильные слёзы вырываются наружу всего за одно мгновенье, застилая всё вокруг пеленой.

– Прости меня, Гай, – сипло отзываюсь я. – Мне нет оправдания и, может, нет даже прощения, но, умоляю тебя, если сможешь, прости меня… Я так виновата перед тобой.

Всё, что я хочу сказать далее, застревает в горле, превращаясь в бессвязные всхлипывания. Я заговариваю снова лишь спустя несколько вечных секунд:

– Можешь не верить мне, но я постоянно думала о тебе, Гай. Не проходило и дня, когда бы я не думала о том, что сделала. Сомнения преследовали меня каждый день.

Тяжесть отчаяния давит, ломая кости, сдавливая лёгкие. Его лицо, искажённое болью, передо мной, и я как безумная тяну к нему руки.

– Хочешь, я встану на колени? – выдыхаю я, опускаясь к земле. – Я не прошу того, чтобы ты принял меня в своё сердце обратно, нет. Но, умоляю тебя, пожалуйста, просто прости меня. Это всё, что я хочу услышать, иначе сойду с ума.

Слова льются сквозь рыдания, отрывистые, бессвязные, как крики о помощи в бездонной яме. Я до глубины души разбита. Моя гордость, всегда такая упрямая, ломается, превращаясь в щепки. Воздух сжимает горло, превращая каждый вдох в мучительный спазм. Лицо Гая плывёт у меня перед глазами, а я всё тянусь к нему, ощущая, как голые колени натирает песок. Я вспоминаю то, как наблюдала за его болью там, во дворе поместья Харкнессов, за его разочарованием и страхом. И это пронзает меня острее, чем любой нож.

– Прости меня, – продолжаю я, и голос переходит в шёпот. – Мне очень-очень жаль, что я сделала это с тобой… Если бы только время можно было вернуть обратно…

Его молчание лишь сильнее втаптывает меня в землю, и я начинаю ощущать себя пустым звуком. Позади меня раздаются шаги, а затем звенит мужской смех.

– О, наш дорогой кузен развлекается со своей подружкой, – хихикает один из парней, приближаясь.

Другие поддерживают его коллективным смехом.

– Гай, скачки уже начинаются, – проходя мимо меня, как будто просто переступая валяющуюся на полу игрушку, воодушевлённо произносит один из кузенов Гая. – Идём смотреть на то, как наш жеребец всех размажет. Тебя все заждались.

Я медленно поднимаю взгляд, нижняя губа у меня трясётся от истерики, подступающей к горлу. Душу раздирает в клочья это игнорирование. Зелёные безразличные глаза совсем не задерживаются на мне, Гай почти сразу отводит их и проходит вместе с небольшой компанией парней мимо. Я окончательно умираю прямо здесь, на этой земле, потеряв последнюю ниточку надежды на то, что он сможет простить меня. Это было глупо. Я разрушила ему жизнь, он меня не простит. С самого начала это было самообманом.

Опускаю голову, шмыгая носом, пока грудь дрожит от всхлипов, вырывающихся прямиком из души. Моё тело хочет избавиться от пожирающей его боли, но все тщетно.

– Хэй, – раздаётся вдруг женский тонкий голосок.

Передо мной возникает девушка в белом коротком платье и балетках. Она опускается на корточки возле меня и касается моего плеча.

– Вставай. Всё хорошо.

Лишь подняв голову, я понимаю, что это та самая девушка, что постоянно пялилась на меня всю поездку. Одна из кузин Гая.

– Меня зовут Мия. – Она делает милую попытку улыбнуться и протягивает руку. – Я кузина твоего мужа… Будем знакомы?

Наверняка я выгляжу сейчас ужасно – с покрасневшими глазами, мокрым от слёз и соплей лицом. Совсем не презентабельно. Совсем не по-Харкнессовски. Они, наверное, упрекнут меня в этом чуть позже, скажут, что я выгляжу жалко и чтобы я привела себя в порядок, потому что позорю их совершенную семью. Я вытираю тыльной стороной ладони слёзы и пожимаю ей руку.

– Да, привет, – отвечаю, растягивая улыбку на лице.

Мне нужен хоть один друг внутри этого ада.

Она жалостливо оглядывает меня сверху донизу, словно пытаясь получше оценить моё состояние. Вряд ли я выгляжу так, как чувствую себя внутри. В душе всё намного хуже.

– Это… пройдёт, – говорит Мия, тщательно подбирая слова. – Все привыкают. Например, Элейн… жена дяди Генри, тоже сперва… плакала, а потом… ну… привыкла.

Девочка с запудренными мозгами. Как и все они.

Я киваю, как будто соглашаюсь. У меня нет ни желания, ни сил спорить или что-то ей доказывать. Потом встаю, ощущая такой упадок сил, что мне легче было бы просто лечь на землю и ждать, когда кто-то выбросит меня в мусорку, как какую-то ненужную, незначительную вещь. Именно такой я себя чувствую сейчас.

– Пойдём посмотрим на скачки? – предлагает весело Мия. Она выглядит как очень наивная маленькая принцесса. Какой я когда-то тоже была. – Наш жеребец, Мортимер, участвует. Я покажу тебе его, он такой красивый.

Я молча киваю снова, не видя смысла отпираться. Мы возвращаемся в ложе Харкнессов. Воздух наполнен гулом возбуждённой толпы, смешанным с ароматом свежескошенной травы, цветов и дорогого парфюма. Остальные Харкнессы наблюдают за скачками с интересом, а официанты в белых перчатках поспешно удовлетворяют их капризы. Гая здесь нет, но я вижу его отсюда, стоящего на другой стороне вместе с мистером Ровере и Гелдофом, которые о чём-то снова беседуют между собой. К моему ужасу, после случившегося мне даже не хочется больше пересекаться с Гелдофом, чтобы обговорить с ним пару моментов. Я боюсь, это покажется Гаю ещё более отвратительным с моей стороны действием.

Первые заезды начинаются с громкого звона колокола. Лошади, яркие пятна на зелёном поле, несутся галопом, вызывая восторг и аплодисменты толпы. Один из мужчин, видимо, будучи знатоком дерби, внимательно следит за соревнованиями, моментами комментируя тактику жокеев и способности лошадей. Кузены и кузины, впечатленные зрелищем, с энтузиазмом обсуждают фаворита и делают шуточные ставки. В их словах проскальзывает имя их семейного жеребца – Мортимера. Мия указывает мне на него. Это красивая скаковая лошадь глубокого, насыщенного каштанового цвета, отливающего красноватым оттенком на солнце. Шерсть блестит, словно полированная бронза. Между заездами Харкнессы наслаждаются обществом других гостей. Я улавливаю в воздухе некоторые имена и понимаю, что среди них – знатные лорды и леди, богатые бизнесмены и даже какие-то актёры. Разговоры ведутся о политике, искусстве, о теннисных матчах и, конечно, лошадях. Мия с улыбкой принимает комплименты по поводу своей шляпки, а я, наверное, рядом с ней выгляжу как призрак. У меня на душе смертельно пусто.

Уже ближе к вечеру всё завершается, и гости, получив уйму эмоций, расходятся. Харкнессы неспешно покидают свою беседку, делясь по дороге эмоциями друг с другом. Им есть что обсудить, ведь в скачках победил Мортимер. Их лица полны гордости за свою лошадку, за которую они получили много поздравлений от других влиятельных людей.

– Я поеду с Робом, – предупреждает Гай семью, подойдя к лимузину, в который мы уже залезли. – Мия, присмотри пока за Каталиной.

– Конечно, – улыбается Мия, помахав ему. – До встречи!

Гай кивает, разворачивается и уходит, оставив меня с ужасающим чувством в душе. Он нарочно оставляет меня одну со своей семьёй, чтобы проучить? Очередное издевательство.

– Тебе уже лучше? – шепчет Мия.

Я по-прежнему молчу и просто киваю ей, подозревая, что у меня просто исчезла способность говорить. Она касается моей руки в заботливом жесте, и с какой-то стороны её желание как-то успокоить меня умиляет. Потом смотрит на мою ладонь и с интересом спрашивает:

– Почему у вас нет обручальных колец? Ни у тебя, ни у Гая. И где проходила ваша свадьба?

Не знаю, насколько хорошо она осведомлена о том, что всё это произошло вынужденно, просто по документам, и никакой свадебной церемонии быть не могло, но, кажется, ей ничего об этом не известно.

– Мия, – одёргивает её вдруг Итан, когда девушка снова касается моей руки, чтобы ещё что-то спросить. – Перестань с ней разговаривать.

– Почему, пап? – удивлённо хлопает она ресницами.

Пап? Мия – дочь Итана? А значит, Каспиан – её родной брат?

– Потому что в её жилах течёт кровь наших врагов, – отвечает мужчина, оглядев меня. – Её предки убивали наших. Может быть, твоего прапрадедушку прикончил какой-нибудь рыжеволосый ублюдок.

– Но… сейчас она ведь член нашей семьи.

– Нет. – Итан стреляет в меня полным насмешки взглядом. – Она просто обслуживает твоего кузена по ночам. Всего лишь подстилка. Он хочет, чтобы только в этом было её предназначение.

Я поджимаю губы, чтобы не высказать всё, что о нём думаю. Мерзкие кузены Гая, наблюдающие за этим, хихикают со своих мест, а кузины перешёптываются. Итану, кажется, не хватило за обедом. Что ж, я бы с удовольствием повторила то, что сделал Гай с его рожей. Правда, небольшой ранкой на носу он бы в этот раз не отделается.

Интересно, эти отвратительные мужчины будут такого же мнения о своих дочерях, если те выйдут замуж? Считал ли Вистан Дианну подстилкой сына русского мафиози? Будет ли Итан считать Мию подстилкой, когда она выйдет замуж? Мне кажется, нет. Но в чём смысл? То есть все женщины, не родившиеся у правящей верхушки, автоматически становятся шлюхами и подстилками? Какой идиотизм.

– Полегче, Итан, – предупредительно произносит мужчина, которого, если я запомнила верно, зовут Генри. – По дому уже ходят слухи, что Гай врезал тебе после того, как ты просто за руку её схватил. Я понимаю, что тебе не нравится её присутствие, но правила есть правила.

– Предлагаешь мне бояться собственного племянника? Этого мальчишку?

– Этот мальчишка убил своего отца, так что вряд ли его остановит факт того, что ты его дядя.

Итан возмущается настолько, что его бледное лицо становится пунцовым. Он будто вот-вот взорвётся. Салон лимузина погружается в относительную тишину, не считая голосов этих двоих, все вмиг замолчали, дав мужчинам побеседовать. Меня удивляет, что их совершенно не смущает то, что я вообще-то тоже здесь и всё слышу. И могу рассказать об услышанном Гаю. Они совсем не принимают меня за человека, чёрт возьми?

– Генри, этот сопляк не будет нами управлять, – рычит Итан зло, ткнув брата в грудь. – Это мы должны им управлять. Он ребёнок.

– Ребёнок, который предотвратил огромные проблемы, которые могли вылиться нам в ещё большие проблемы.

– Это ничего не значит. Я не дам этому самоуверенному щенку нами управлять.

– Как скажешь, Итан. Удачи тебе. Хотя заведомо уже понятно, что твоё непринятие кончится провалом. Есть правила, повторюсь. И мы ничего не можем с этим поделать.

И в этот момент я начинаю не на шутку переживать за благополучие Гая. Вернее, о том, что этот его самый старший дядя может… строить против него какие-то козни. Если, к примеру, кто-то убьёт Гая, может ли Итан Харкнесс занять его место? Получается так, ведь у Гая нет сыновей, которые в будущем займут «трон», а у Вистана нет больше наследников.

Кроме Лэнса и Тео. Но эти версии отметаются сразу.

До сих пор поразительно, как Гай провернул всё это спасение Тео, зная при этом, что тогда останется совершенно один со своим тираном-отцом. Безопасность младшего брата для него была в приоритете. Гай никогда не думает о собственном комфорте и всегда стремится к заботе о тех, кого любит.

Это невероятно.

Мы доезжаем домой тогда, когда уже наступает темнота. Лондонская ночь окутывает шикарный особняк Харкнессов мягким тёмным покрывалом. На небе рассыпано множество звёзд. Из некоторых окон сквозь тяжёлые шторы наружу пробивается свет. Машина Гая паркуется следом. Тишину снова нарушают бесконечные разговоры, пока мы идём к входным дверям. Семью приветствует персонал дома и приглашает к столу, так как его уже накрыли к ужину, специально к приезду Харкнессов.

Из моего горла вырывается резкий выдох, когда Гай практически расталкивает своих родственников и неожиданно хватает меня под локоть. Он даже не перекидывается парой слов ни с дядями, ни с кузенами, а просто врывается вместе со мной в дом.

– Гай? – не на шутку испугавшись, спрашиваю я, потому что его поведение мне не нравится.

– Нам нужно поговорить, – говорит он, поднимаясь по лестнице, и тянет меня за собой.

Я едва не задыхаюсь от возмущения. Дождавшись момента, когда мы входим в его спальню, хочу уже вырваться из его хватки, но он сам отпускает меня, чтобы захлопнуть дверь.

– Ты игнорировал меня целый день! – говорю я, и в голосе пробивается горькая обида. – Оставил меня в одной машине с этими психами! А теперь тебе вдруг захоте…

Я не успеваю договорить.

Чёрт. Твою мать.

Гай подлетает ко мне с недоступной скоростью, берёт моё лицо в свои ладони, наклоняется.

Он впивается мне в губы. Страстно, неожиданно, с огненной силой.

Неподвижная от удивления, расширив глаза, я ощущаю, как все мысли и слова вмиг улетучиваются из моей головы, оставляя только бурное волнение, которое накрывает с головой. Вся обида просто растворяется в воздухе, заменяясь жаром, растекающимся по телу. Вокруг нас вдруг всё затихает. Мир играет новыми красками. Горечь, страхи, ужас – всё это покидает его, оставив за собой удовольствие, приносимое этими губами, накрывшими мои, этими руками, держащими моё лицо.

Когда Гай отрывается, я понимаю, что мне катастрофически мало. Очень-очень-очень мало.

– Прости, – шепчет он, уткнувшись лбом в мой и отпустив моё лицо. – Не смог сдержаться.

И это означает многое.

Он простил меня. Ещё тогда, на скачках, но просто не мог этого показать. Кузены явились слишком не вовремя. В груди от осознания этого разрастается невероятный жар, проникающий в каждую клеточку моего тела. Это магия, волшебство, что-то не из этого мира. Как будто всё вокруг начинает обретать смысл. Спустя такое долгое время, что я провела в чёрно-белых тонах.

– И не надо, – отзываюсь я, шумно дыша, а потом подаюсь вперёд, даю разрешение, потому что я, оказывается, изголодалась по вкусу его губ, по встрече наших языков друг с другом, и по его рукам.

И он мне это даёт, когда в следующее мгновение страстно прижимает к стене. Его яркие зелёные глаза разглядывают меня в восхищении, а затем губы снова накрывают мои. Он целует сильнее, жаднее и глубже, запуская язык мне в рот, и из моего горла вырывается непроизвольный стон. Гай хватает мои запястья одной рукой и прижимает над моей головой, и этот маленький плен, как всегда, восхитителен. Парень слегка отстраняется, и его свободная рука хватает моё лицо, сжимая щёки. Гай начинает покусывать мои губы, нежно, но настойчиво, словно пробуя их на вкус. Каждый укус вызывает во мне дрожь, проходящую по всему телу. Это совсем не больно. Это возбуждающе. Как нежное наказание, которое я готова принимать снова и снова.

– Моя любимая, милая, сладкая девочка, – шепчет он в перерывах между поцелуями. – Ох… как же я скучал по тебе.

Он выпускает мои губы на мгновение лишь для того, чтобы ещё раз к ним прижаться, будто просто не может остановиться. Провоцируя на ответ, заставляя меня двигаться в такт.

– Я готов прощать тебе все грехи мира, лишь бы чувствовать тебя рядом, – хрипит он полустоном. – Я слишком сильно люблю тебя, моя роза. Ты не виновата. Ты виновата лишь в том, как сильно влюбила меня в себя.

Это новый уровень близости. Не просто поцелуй, а будто целый ритуал, полный тонких прикосновений и обещаний, которые понимаем только мы двое. Этот поцелуй, эти покусывания, эта игра наших языков могли бы вести к чему-то большему, к чему-то более глубокому и страстному.

Гай отрывается. Его лёгкие, должно быть, горят от такого интенсивного дыхания. Чёрт возьми, запах его одеколона заставляет меня пьянеть. И хотеть его. Очень сильно. Он запускает пальцы в мои волосы, слегка оттягивая их назад и открывая доступ к шее, к которой готовится прильнуть.

– Я хочу оставить свои следы на твоей мягкой коже, – хрипит он.

– Ох, Гай, – выдыхаю я. – Это уже будет совсем нечестно.

Но стук в дверь срывает его план.

Мы резко отстраняемся друг от друга. Как подростки, занимавшиеся непристойными делами, когда их поймали родители. Наши губы покраснели и слегка опухли, а грудь поднимается и опускается в бешеном ритме. Мы оба не можем контролировать наше дыхание, смотрим друг на друга, пытаясь успокоиться.

– Кто бы там ни был, – недовольно произносит Гай, – убирайся!

– Но, мистер Харкнесс, ваша семья… – доносится неуверенный женский голосок, явно принадлежащий одной из горничных.

– Пошла она к чёртовой матери! – обрывает её Гай громким басом.

И этот момент заставляет меня поразиться. Гай Харкнесс выругался! Послал кого-то! Обалдеть! Его низкий голос сильнее затягивает и без того тугой узел возбуждения внизу живота. То, как этот парень сочетает в себе злость ко всем остальным и нежность ко мне. Боже. Голова вовсю идёт кругом.

Я притягиваю его к себе за ворот рубашки, снова приникая к губам, и закидываю обе руки за его шею.

Как же мне не хватало этого, чёрт возьми. Его любви, которая заставляет кровь бурлить в венах. Это такое необыкновенное чувство, и только он может его вызвать.

– И как я продержалась без этого столько времени? – шепчу, с трудом оторвавшись от его губ.

– А я был на грани гибели, – произносит Гай, заставив мою грудь затрястись от смеха.

Самые редкие моменты – когда вечно серьёзный и спокойный Гай Харкнесс шутит. Не засмеяться просто невозможно.

– Это значит, что всё теперь хорошо? – спрашиваю я неуверенно.

Он улыбается своей восхитительной нежной улыбкой, после которой на его щеке возникают ямочки – они являются, только когда он улыбается по-настоящему искренне и живо. Убирает упавшую мне на лицо прядь чёрных волос пальцами.

– Всё хорошо было с того самого дня, как я впервые встретил тебя, моя роза.

И он целует меня снова.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…