Спаси сердце короля

Глава 18

Мир вокруг меня раскалывается. На миллиарды осколков, которые при этом ранят меня изнутри, – острые, блестящие, отражающие искажённую чудовищную реальность.

Я роняю письмо, откидываясь на изголовье кровати и зажимая себе рот. Мои руки дрожат, в груди колотится сердце – не ритмично, а дико, беспорядочно. Воздух в лёгких обжигает, каждый вдох словно причиняет боль. Будто я дышу не воздухом, а раскалёнными углями.

– Боже мой… – шепчу я в пустоту. – Боже мой…

Всё, что я знала до этого момента, растворяется в серой, мутной дымке, превращаясь во всепоглощающее чувство отвращения к самой себе. Мной овладевает не просто потрясение. Это моя внутренняя катастрофа. Стихийное бедствие. Остаются только фрагменты чувств, воспоминаний, сказанных слов. Острота ужаса от того осознания, что ко мне пришло.

И в ход после этого идут слёзы. Бесконтрольные спутники боли, призванные облегчать её, но не в моём случае.

Я – чудовище, что пошло на поводу у гнева. Не он. Он совсем не чудовище и никогда им не был. Это всё я.

Схватив письмо, сложив его, не видя собственных рук из-за пелены, накрывшей глаза, я судорожно запихиваю его вместе с бретелькой обратно в книгу и возвращаю всё как было. И каждое моё действие сопровождается всхлипами, рвущими мне грудь. Мои беспорядочные пугающие мысли, как тени, мельтешат в сознании. Они не складываются в осмысленные фразы, а бьются о череп. Мне хочется закричать, выпустить наружу этот ужас, но голос застревает в горле, как комок льда.

В следующее мгновение дверь в спальню отворяется, и возникает тёмное пятно. Я ожидаю увидеть Лиззи с пудингом, но вместо её маленького тельца в дверях появляется Гай. Комок в горле из-за его вида только растёт, твердеет. Я вот-вот задохнусь.

– Я принёс твой обед, если ты… – Он замирает, встретившись со мной взглядом. Его глаза меняются, в них отражается тревога. Отсюда видно, как у него напряглось тело. – В чём дело?

Гай кладёт принесённый поднос на тумбу, даже не глядя на неё. Всё его внимание сконцентрировано на мне. Мой язык отказывается мне подчиняться. Если бы я и попыталась что-то сказать, голос бы меня подвёл – вместо связной речи из меня вырвалось бы одно лишь мычание. Я пытаюсь сфокусироваться, понять, что мне говорить, а что нет, но мысленный поиск ответа только усиливает моё отвращение к себе. Такое ощущение, будто я проваливаюсь в тёмную глубокую яму, и единственное, что мне остаётся, – просто не смотреть ему в глаза.

Не смей смотреть в его глаза.

Мне стыдно. Мне так стыдно перед ним. И жаль. Я готова пасть перед ним на колени, но этого никогда не будет достаточно для искупления вины. Это не будет иметь смысла. Такое не прощают. Он больше никогда не будет смотреть на меня так, как писал обо мне в своём письме, которое, кажется, просто не успел передать.

Я бросила его быстрее.

– Каталина, что случилось? – требовательно спрашивает Гай. – Кто-то тебя…

– Нет, – качаю я головой.

– Но ты плачешь.

– Это ерунда, – отмахиваюсь я, опуская голову и закрывая лицо ладонями. – Пожалуйста. Это просто ерунда.

Мне не хочется на него смотреть. Всё, что его окружает сейчас, – вся эта грязная власть, вся кровь, которой он ещё в будущем запачкается, – всё это моих рук дело. Это я угробила ему жизнь. Незаслуженно. Пойдя на поводу у гнева, ослепившего меня. Не разбираясь. Как он ещё терпит меня в своём доме после такого? Как он, чёрт возьми, так нежно смотрит на меня? Как он приносит мне поесть лично, когда у него много других дел?

Я ощущаю, как его рука касается моих волос. Он заправляет выбившуюся прядь за моё ухо, и этот жест заставляет меня гореть с новой силой. Я не заслуживаю нежности, которая исходит от его прикосновений.

– Ты плачешь, потому что я держу тебя здесь? – спрашивает Гай.

И это окончательно добивает. Я поднимаю голову, убирая руки с лица. Он выглядит обеспокоенным моим поведением.

– Ты боишься, что тебе здесь навредят? Не надо, Каталина. Ты в безопасности. И вернёшься к своим родителям в целости и сохранности. Я обещаю.

«Я обещаю». Когда-то и я обещала не разбивать ему сердце. И мне поверили.

Но в отличие от меня Гай всегда сдерживал своё слово.

Я вытираю слёзы тыльной стороной ладони, ощущая, как намокло всё лицо. Наверняка и глаза покраснели. Мысли возвращаются к предназначавшемуся мне письму, спрятанному в повести о Ромео и Джульетте, и от этого лишь усиливается моё беспомощное молчаливое извинение, что я слышу в голове.

Прости прости прости прости прости прости.

Прости меня, Гай, за всё.

– Лиззи требовала, чтобы я принёс тебе и пудинг, – говорит он, возвращаясь к подносу с обедом. – Ты ей понравилась.

– Она мне тоже, – говорю я сквозь слёзы, шмыгая носом.

Я слышу смешок, хоть и не вижу его лица. И от этого звука становится немного легче.

– Некоторая часть моей семьи хочет поехать на скачки в Эпсом, – сообщает Гай, взяв поднос и направившись ко мне. – Итальянцы и ирландцы будут там, так что я тоже должен присутствовать. Человек, который расторгнет наш брак, пока задерживается в Бристоле, так что это немного затянется.

Я снова чувствую укол вины. А ведь всё могло закончиться совсем по-другому.

– Я к тому, что… даже не знаю, как мне оставить тебя одну. Дома останутся некоторые мои кузены, а среди них есть тот, присутствия которого я бы не хотел рядом с тобой. Он чёртов извращенец.

Его забота и боязнь того, что кто-то навредит мне, сильнее вгоняют меня в пропасть. Меня рвёт на куски.

– А зря, – внезапно раздаётся за его спиной мужской голос.

Выражение лица Гая резко меняется, глаза сужаются будто в злости. Он оборачивается, а я смотрю через его плечо на нагрянувшего парня. Я уже видела его в коридоре в компании двух девушек. Кажется, его зовут Кас. Дверь за ним настежь распахнута.

– Так это и есть твоя чудесная жена? – усмехается парень, наклоняя голову набок, чтобы лучше меня разглядеть. – Почему же ты нас с ней не знакомишь?

– Возвращайся к своим делам, – сухо отвечает Гай.

– Отец очень хочет с ней познакомиться. Она же необычная наша гостья.

– А она с вами не хочет.

Этот ответ не удовлетворяет Каса, и тот приближается уверенной походкой. От него исходит очень неприятная аура, несмотря даже на опрятную и привлекательную внешность. Я неосознанно привстаю с кровати, выровняв ноги.

– Гай, ты что? – Его тонкие губы кривятся в отталкивающей усмешке. – Разве так можно? Ты знаешь правила. Как можно держать жену нового Короля в тайне от всей семьи? Дядя Вистан не одобрил бы этого.

Костяшки на пальцах Гая белеют, когда он сжимает кулак. Я поражаюсь этой наглости. Вошёл в спальню, как они выражаются, Короля, и ещё смеет ему дерзить. Как Гай это терпит? Будь я на его месте, давно зарядила бы Касу по яйцам. Но как бы велико ни было моё желание это сделать, вряд ли я могу своенравно распускать руки при своём «властном муже». По их традициям. Ведь женщины у них ни во что не ставятся. Я не хочу доставлять проблем Гаю. Я достаточно их ему уже доставила.

– Исчезни из моей комнаты, Каспиан, – произносит Гай грубым басом, от которого даже мне становится не по себе.

– Если она тебя не слушается, мы просто можем…

Не успевает Кас договорить, как Гай даёт волю действиям. Он вдруг хватает его за ворот клетчатой рубашки, толкает и вжимает в стену.

– Слушай меня, ты, – шипит он, удивив своим резким поведением даже меня, – то, что я терпел тебя всю свою жизнь, ещё не значит, что это будет продолжаться вечность. Моё терпение не бесконечное.

Я с удовольствием наблюдаю за тем, как Каспиан сглатывает, не в силах пошевелиться. Гай стискивает его воротник сильнее, как будто требуя хоть какого-то ответа.

– Не хотел тебя оскорбить, дорогой кузен. – Кас слегка приподнимает руки. – Если мои слова.

– Если ты не прекратишь свои игры, я позабочусь о том, чтобы ты узнал на себе, что такое костыли. А наши семейные связи в этом случае не будут аргументом. Ты меня понял?

Тот бросает на меня мимолётный взгляд. Ему явно не нравится факт того, что его в таком унизительном положении застала девушка.

– Х-хорошо, – с некоторой злостью выдаёт он. – Ладно, я понял.

Хватка на его воротнике ослабевает, но при этом угроза остаётся в силе. Гай кладёт руку на стену, близко к голове Каса, и добавляет:

– Больше повторяться не буду.

И после этих слов он полностью выпускает кузена, и тот почти мгновенно покидает спальню, не забыв даже закрыть за собой дверь. Хватило минимальной силы и не пришлось даже бить. В комнате царит тишина какое-то время, прежде чем я заговариваю:

– Если это может обернуться… – я затыкаюсь и с трудом договариваю: – проблемами для тебя, я могу с ними познакомиться.

Гай оборачивается, и я удивляюсь тому, какое спокойствие отражается на его лице. Он будто бы и не вжимал только что в стену другого человека и не угрожал ему переломать ноги.

– Не бери в голову, – кратко отвечает он.

– Он упомянул некие правила. А я знаю, что у вас в семье с этим строго. А значит, всё-таки проблемы могут быть.

Гай садится на софу с разведёнными ногами, опираясь руками на свои бёдра. Наклоняет голову, с интересом на меня взглянув:

– И что же ты предлагаешь?

– Выведи меня к ним. Познакомь. Насколько я поняла, им хватит и одного раза. Учитывая то, что твой отец постоянно держал твою… маму в своей комнате. Утоли их любопытство, и они от тебя отстанут.

– Ты не выдержишь с ними и минуты.

Это немного меня возмущает.

– Откуда такая уверенность? – спрашиваю я.

– Это моя семья. Я их знаю.

– Я выдерживала общение с Вистаном. С остальными точно справлюсь.

На его губах проскальзывает улыбка. И мне становится в миллион раз легче от её вида.

Прости меня, Гай, за всё.

Я сглатываю от подкравшегося отчаяния.

– Этот вид самоуверенности мне не по нраву, – признаётся Гай. – К тому же я не хочу снова надевать эту маску. Я не смогу быть собой рядом с тобой в их присутствии. Каждый раз, когда мне приходилось применять силу в отношении тебя в присутствии моих людей, я ненавидел себя.

Сердце колет от очередного его откровения, а я старательно пытаюсь проигнорировать то, как что-то невидимое сомкнулось вокруг моей шеи.

– И не надо, – отвечаю. – Мы оба сыграем роли.

Кажется, после этого он обдумывает моё предложение. Сжимает губы, а взгляд становится каким-то отстранённым.

– Та долбоёбина заикнулась о том, что его отец хочет со мной познакомиться, – говорю я, вызвав у Гая резкое поднятие бровей от удивления. – При чём тут его отец? Кто он?

– Следующий… по старшинству брат моего отца, – отвечает Гай, судя по лицу, с трудом проигнорировав вылетевшую из моего рта брань. – Итан Харкнесс. Был самым идеальным претендентом на трон. Если бы не я, именно он, скорее всего, стал бы Королём.

В этот момент мне хочется упомянуть Лэнса, но я держу язык за зубами. Я слишком хорошо его знаю. Факт о Лэнсе ничего не изменит. Гай не побежит докладывать об этом Харкнессам и не передаст своё место другу. Учитывая ещё и то, что у того есть жена и родится ребёнок.

– Значит, он считает себя особенным, – задумчиво произношу я. – И его сыночек тоже. Ясно.

Гай не сводит с меня взгляда, и мне становится интересно, о чём он думает. Какие мысли вообще крутятся у него в голове? Мне кажется, он даже там не тратит время попусту. Я хочу поехать с ним. Потому что мне нужно поговорить с Аластером и покончить с его дурацким планом. Полагаю, если Гай снова встречается с этими двумя, они собираются обсудить сделку? Поделят всё-таки между собой территории? А значит, и мои «услуги» чёртовым Гелдофам не понадобятся больше.

В дверь дважды стучат, что заставляет Гая мигом обернуться. Когда он даёт разрешение войти, в дверном проёме показывается миниатюрная горничная, потупившая от смущения взгляд.

– Мистер Харкнесс, вас зовут за стол. Подали десерт.

Гай выглядит так, будто не горит желанием спускаться вниз для того, чтобы отведать сладкого. Но недолго думая, он отвечает:

– Да, сейчас спущусь.

Однако следом девушка добавляет:

– Но вас ожидают вместе с вашей… женой.

Я переглядываюсь с Гаем. В его взгляде читается неприязнь. Не знаю, к чему именно – к ситуации или конкретно к семье, требующей от него моего присутствия.

– Хорошо, – кивает парень. – Ты свободна.

Горничная покидает комнату. Гай запускает пальцы в свои волосы, измеряя шагами спальню.

– Я бы не приводил тебя сюда, если бы не эти чёртовы правила. – Он заметно злится. Гай редко когда ругается, поэтому видеть, как он чуть ли не мечет из глаз молнии, а его голос понижается. Для меня это каждый раз в новинку.

– Всё хорошо, – уверяю его я. – Ничего страшного со мной не случится, так что не переживай.

Он бросает на меня удивлённый взгляд. Наверное, думает, откуда во мне вдруг появилась эта вежливость при общении с ним, с каких пор я ему не грублю и не предпринимаю новых попыток отгородиться от него и уж тем более его семьи. Всё из-за письма. А он этого не узнает.

– Я могу что-нибудь выдумать, – говорит он. – И тебе не придётся.

– Нет. Пожалуйста, подумай хоть раз о своём благополучии, а не только о моём.

Я этого не заслуживаю.

– Мне не сложно думать о твоём благополучии. Совсем недавно я только ради этого и жил, Каталина.

«Я не могу не думать о тебе» — вспоминаются слова из письма, и лёгкие словно туго затягивают, лишая меня возможности сделать полноценный вдох.

– А теперь учись на своих ошибках, – говорю я, с трудом подавляя дрожь в голосе. – Ни к чему хорошему твоя забота обо мне не привела тебя.

– Не согласен. Я научился любить. Разве это не что-то хорошее?

Помотав головой, стараюсь не вспоминать каждое слово, посвященное мне. С одной стороны, меня душит желание признаться в том, что я всё знаю, но с другой – я не хочу снова давать ему надежду на то, что у нас ещё может быть всё хорошо. Не может. Потому что он заслуживает гораздо лучшего. Весь этот его план с расторжением нашего брака окончится не моей свободой. А его. Он будет свободен от меня.

Не дожидаясь ответа, Гай подходит к тумбе, зажимает кнопочку и велит кому-то занести в спальню платье. Его приносят уже через две минуты. Оно состоит из плотной ткани цвета спелой вишни, без каких-либо вычурных кружев или пайеток, с длинными прямыми рукавами. Более строгий крой, лаконичный, без излишней откровенности. Лишь тонкий пояс из чёрной кожи на талии.

– Чьё оно? – спрашиваю я.

– Твоё, – отвечает Гай. – Я не знал, сколько ты пробудешь здесь, и позаботился о том, чтобы подготовили несколько нарядов. На всякий случай. Чтобы ты не ходила в одном и том же.

Сглотнув ком в горле, я касаюсь ткани платья на вешалке, а потом хватаюсь за молнию платья, в котором нахожусь. Гай словно приходит в себя и отворачивается, как будто никогда не видел меня голой. Стоять в паре метров от него, раздеваясь и моментами глядя ему в спину… Это всё сказывается на моей температуре – я словно горю, то ли от смущения, то ли ещё от чего-то, хотя сама только недавно сидела в ванной обнажённая перед ним, и тогда меня совершенно ничего не смущало.

– Я готова, – говорю, покончив с переодеванием. – Только нужна помощь с молнией.

Гай оборачивается, подходит ближе и поворачивает меня к себе спиной. Я ощущаю на шее его дыхание, чувствую, как одна его рука придерживает меня за талию, пока вторая тянет за молнию вверх. Сердце бьётся быстрее от этой близости. В воздухе витает аромат его одеколона, всегда действующий на меня как наркотик. Он опьяняет. Гай не спешит, он будто нарочно проделывает это всё медленно, растягивая моё удовольствие. Потому что у меня есть возможность стоять к нему так близко и вспоминать время, когда всё было хорошо. Когда мы друг друга любили.

Когда он застёгивает молнию полностью, я поворачиваюсь, поднимая глаза и встречая его взгляд, тут же направившийся к моим губам, как будто он хочет меня поцеловать. Не уверена, что я стала бы сопротивляться.

Я бы поцеловала сильнее.

– Нам пора, – шепчет Гай, не отрывая взгляда от моего рта, словно загипнотизированный.

– Да? – шепчу я в ответ, а расстояние между нами вдруг сокращается на пару сантиметров.

– Да…

Моя грудь начинает ритмично опускаться и подниматься, потому что мне катастрофически не хватает кислорода. Если бы всё было по-другому, я бы подалась вперёд и схватилась бы за его шею, дав ему полное разрешение на всё, что он захочет со мной сделать. Сантиметры между нами могли бы превратиться в миллиметры… если бы он вдруг не отстранился.

– Пойдём, – говорит Гай, моргнув. – Нас ждут.

Я киваю, постаравшись привести дыхание в норму. Взяв Гая под руку, в новом тёмно-красном платье, я выхожу из комнаты, миную коридор и спускаюсь по лестнице. Каждый шаг отдаётся лёгким эхом в тишине этого необъятного дома. И обеспокоенным стуком в ушах, который я всячески стараюсь игнорировать.

Внизу, в просторном зале, освещённом солнечным светом из высоких окон, царит оживлённая, но сдержанная атмосфера. За большим длинным столом сидит всё семейство Харкнессов. Взрослые мужчины и женщины в элегантных костюмах и платьях, молодые юноши и девушки, а также дети, для которых в углу столовой стоит отдельный стол поменьше. Детей обслуживает несколько горничных, следящих за тем, чтобы те вдруг не запачкали всё вокруг, ведь среди них есть и малыши. Я вижу в их компании и Лиззи, увлечённо болтающую с сестрой. В воздухе витает аромат жареного мяса, запечённых овощей и чего-то ещё – возможно, вина или пряностей.

Внимание всех присутствующих мигом переключается на меня, едва я возникаю в зале. Даже разговоры прекращаются, заменяясь разве что тихими шепотками. Один из мужчин встаёт со своего места и будто бы добродушно разводит руки, приветствуя меня:

– А вот и наша прелестная гостья. Добро пожаловать в наше Королевство.

Я напрягаюсь из-за этого излишне доброго поведения. Рука Гая на моей талии слегка сжимается, и он ведёт меня дальше в центр, чтобы занять наши места, – как раз пустуют два стула. Гай устраивается во главе, тогда как меня он садит сбоку от себя, рядом с красивой темноволосой женщиной, поедающей свой пудинг.

Стол ломится под тяжестью блюд: фаршированные перепела соседствуют с ростбифом, выложенным аккуратными ломтиками, хрустальные чаши, наполненные разными видами соусов, блестят, а графины с напитками выстроены в ряд.

Гай, кажется, не менее напряжённый, чем я, не спеша представляет меня своей семье. Тот, что первым меня поприветствовал, – темноволосый мужчина с пронзительными голубыми глазами, – кивает мне с какой-то наигранной вежливостью. Молодые девушки и юноши просто пробегаются по мне взглядами, в которых читается неподдельный интерес.

– Я уже имела неудовольствие познакомиться с этой грубиянкой, – произносит женщина с цепочкой жемчуга в зоне декольте, которую я уже знаю как маму Лиззи. – Надеюсь, мой дорогой племянник не оставит это без внимания.

– Напомни своё имя, дитя, – заговаривает другая женщина, отмахнувшись от её слов, как от надоедливой мухи.

– Каталина, – отвечаю я, взглянув в её зелёные глаза. У неё острые черты лица, высокие скулы, острый разрез глаз и чётко очерченные губы. Она похожа на пантеру.

– Имя прелестное, как и она сама.

– Да, а какая у неё урождённая фамилия, – ехидно усмехается мужчина, выглядящий моложе своих сверстников за столом.

Меня словно обсуждают, как товар на витрине магазина.

– Как поживает твой отец, милая? – интересуется ухоженная дама со светлыми кудрями, сидящая на самом краю стола, с бокалом вина в руке.

Я стреляю в Гая взглядом, прося о помощи. Не знаю, можно ли мне вообще говорить с его семьёй без его разрешения. Я не разбираюсь в том, как устроены беседы Харкнессов. Может, они сейчас нарочно пытаются вырвать из меня то, что потом обернётся для меня проблемами.

– Каталина понятия не имеет о том, как поживает её отец, – произносит он, поняв всё по моему взгляду. – И никогда не узнает. Отличная возможность насолить этим лепреконам.

С трудом сдерживаю усмешку из-за его актёрской игры. Он хорошо вживается в роль.

– Тогда тебе следует оставить на ней хотя бы несколько синяков, – с усмешкой выдаёт мужчина в сером костюме с зализанными назад светлыми волосами, сидящий недалеко от Гая. – Хоть ночью ей нехило достаётся? Она опозорила тебя на глазах у наших людей, чёрт возьми. Нельзя оставлять это так просто.

Надеюсь, никому не видно, как я бледнею от этих слов. Внутри всё холодеет. Потому что я боюсь того, что Гай сейчас может выдать свои настоящие чувства.

– Поверьте, я неспроста вернул её обратно, – отвечает он спокойным ровным голосом, из-за чего я чувствую облегчение. – Она ещё получит по заслугам. Не беспокойтесь, дядя Ральф.

Мужчина удовлетворённо кивает, как будто ему действительно есть дело до того, как Гай обращается со своей женой.

– А ты возьмёшь её с нами в Эпсом? – вклинивается в разговор светловолосый молодой парень, звеня столовыми приборами.

– Разумеется.

Тот издаёт смешок:

– Надеюсь, ей с нами понравится.

Одна из женщин ни на секунду не отрывает от меня взгляда. Её губы плотно сжаты, и я чувствую, как в каждом её движении, в каждом скрипе стула, в каждом покашливании скрыта угроза. Я пытаюсь самостоятельно понять, кто из сидящих за столом кому кем приходится. И сделать это оказывается не так трудно – во многих лицах прослеживаются знакомые черты, и я решаю, что это и есть урождённые Харкнессы. А вот среди некоторых отличающихся внешне женщин улавливается некая застенчивость, тогда как, например, мама Лиззи держится очень уверенно. Возможно, эти молчаливые женщины – не урождённые Харкнессы, а лишь жёны братьев Вистана. Интересно, а где тогда мужья его сестёр? И кем они являются? Почему они здесь? Разве они не должны жить со своими мужьями отдельно? Как, например, Дианна. А может, они просто приехали погостить?

В некоторых изучающих меня взглядах отражается откровенное презрение, у кого-то – холодная неприязнь. В общем, никто за столом не остаётся равнодушным к моему присутствию. Из-за этого я ощущаю себя ланью, попавшей в логово волков.

Далее идут разговоры о погоде, о предстоящих скачках, о скучных светских событиях. Я радуюсь им, так как только в процессе этих пустых бесед о моём существовании немного забывают. Мне даже удаётся поесть. Никто не представился мне по имени, так что я придумываю каждому из членов семьи клички, стараясь запомнить, кто как выглядит. Никто, видимо, не счёл меня за человека, чтобы называть мне своё имя и знакомиться по-человечески. Ну… не очень-то и хотелось.

Когда обед уже подходит к концу, а десерты в тарелках кончаются, все начинают покидать свои места, и в зал припархивают горничные, чтобы поскорее убрать всю грязную посуду. Никто из женщин не поворачивает и головы в сторону детей – за теми следят исключительно молодые девушки, всё это время ожидавшие, когда ребята закончат есть. Они больше напомнили мне гувернанток.

– Гай, есть один разговор, – произносит мистер-Фальшивое-Дружелюбие, вытирая рот салфеткой.

Остальные Харкнессы уже освободили зал.

– По поводу?..

– По поводу ирландцев. Я слышал, что ты на днях озвучил просто отвратительное предложение. Нам с братьями необходимо его обсудить. Ты ведь знаешь, что не можешь самостоятельно решать такие вопросы.

Гай реагирует невозмутимо на это заявление. Само спокойствие во плоти.

– Я могу с вами советоваться, но окончательное решение так или иначе принимаю сам, – отрезает он в итоге.

Мужчина приходит от этого ответа в ярость.

– Ты слишком много возомнил о себе, племянник! Думаешь, раз стал Королём, значит, тебе всё сойдёт с рук?

– Дядя Итан, вы упустили свой шанс стать им вместо меня. Надо было убить меня раньше, чтобы занять это почётное место. А теперь, к сожалению, поздно.

Гай одним взглядом велит мне вставать, что я моментально и делаю. Может, мне вообще лучше уйти, чтобы не стоять между ними, пока они будут обсуждать свои дела? Я направляюсь к выходу, когда вдруг Итан хватает меня за локоть, резко дёрнув обратно. От неожиданности из моего горла вырывается непроизвольный резкий выдох.

– Вот из-за этой стервы ты прикончил своего отца, – шипит он, больно сжав мою руку. – Моего брата. Слухи об этой смерти мигом распространились по всему криминальному миру. Те, кто не слышал подробностей, посчитали тебя опасным психом, но я-то всё знаю. Ты, чёрт возьми, рыдал, как сопляк, когда вот эта потаскуха просто развернулась и беспрепятственно покинула дом.

Я едва дышу, не понимая, чего от меня хотят и что будут делать дальше. Гай устремляет взгляд на сжавшую мой локоть мужскую ладонь. Он до этого момента контролировал ситуацию, был спокоен, но сейчас… Его лицо становится белым, глаза излучают гнев. Голос Гая становится низким и угрожающим, когда он, скрипя стулом, встаёт со своего места, с шумом бросает салфетку на стол и говорит:

– Отпусти её. Сейчас же.

Итан не выполняет приказа. В зале виснет гробовая тишина, прерываемая только моим тяжёлым дыханием. Накал напряжения просто невыносим. Я чувствую, что воздух готов уже взорваться.

– Раз ты оставил её у нас, нам нужно использовать её в своих целях.

– Отпусти её, – повторяет Гай, уже обходя стол и медленно приближаясь к нам, словно хищник, тихо подкрадывающийся к своей жертве.

– Она должна принести хоть какую-то пользу нашей семье, – продолжает своё Итан, и его хватка только крепчает. – Её обслуживание тебя ночью – не единственное её предназначение, чёрт возьми!

Я чувствую, как к горлу подкатывает комок возмущения. Внутри вскипает негодование, но на секунду всё стихает – я смотрю на Гая, ожидая его реакции. Его лицо остаётся непроницаемым, как всегда, но знаю, что за этой маской скрывается буря.

И тут, как будто разорвавшаяся пружина, Гай исчезает со своего места, подлетает к нам, и его кулак тут же впечатывается в лицо Итана. Удар был настолько неожиданным и резким, что мужчина, машинально выпустив мою руку, отшатывается назад, едва не спотыкаясь о свои же ноги. Шок виснет в воздухе. Все присутствующие горничные, до этого прибиравшиеся за столом, замирают.

Итан, из носа которого уже хлынула кровь, ошеломлённо уставился на Гая, наверное, не веря, что тот осмелился его ударить. В его глазах мелькает смесь удивления и злости.

– Ах ты сучонок… – хрипит он.

– Попрошу впредь не касаться моей жены, – поразительно ровным и невозмутимым тоном отвечает Гай, кладя ладонь на мою талию. – А дело с ирландцами мы обсудим чуть позже. Ожидайте меня в зале переговоров. Я спущусь с минуты на минуту. И всё разъясню.

Итан ничего не отвечает то ли от растерянности, то ли просто не успевает собраться с мыслями, и Гай без каких-либо препятствий уводит меня из столовой. Я так поражена увиденным, что не нахожу никаких слов, которые прозвучали бы внятно. Во мне сейчас уживаются и восторг, и ужас одновременно.

Впустив меня в свою спальню снова, Гай так громко хлопает дверью, что картины на стенах трясутся.

– Спасибо, – выдыхаю я, найдя единственное, что могла бы сказать сейчас.

Наверное, для него многое значило вот так вот просто врезать дяде, ещё на глазах у горничных.

– Не стоит, – отвечает Гай, как будто намеренно оставаясь холодным к моей благодарности.

Меня снова терзает вина.

– Ладно, – отвечаю я тихо, поворачиваясь к кровати. Взгляд падает на тумбу возле неё, напоминая о письме в очередной раз. – Когда вы собираетесь в Эпсом?

– Выезжаем завтра утром.

Киваю, не до конца понимая, как отношусь к тому, что уже завтра я проведу целый день с его семьёй в незнакомом городе. Я раньше не бывала на скачках. Папа никогда не питал к этому виду развлечений любви.

Папа… Интересно, как он там? Наверняка волнуется обо мне, а у меня нет возможности связаться с ним и сказать, что всё хорошо, что пока я справляюсь.

Попрошу об этом Аластера завтра.

Гай движется к двери.

– Я буду в зале для переговоров, он в соседнем крыле, – предупреждает он, открывая её. – К ужину вернусь, – обещает напоследок, а потом выходит из комнаты.

А я остаюсь в окутанной тишиной комнате.

В зале для переговоров царит средневековая атмосфера. Всё дело в каменных высоких стенах, в зажжённом камине, в котором трещит пламя, и в свечах, которые здесь повсюду. Здесь пахнет древесиной и коньяком, что разлит по стаканам, стоящим перед каждым из мужчин.

Гай сидит во главе круглого дубового стола, а его дяди устроились на своих местах по сторонам от него. Всего мужчин шестеро. Итан всё ещё зол на племянника, но нос уже перестал кровоточить. Остался лишь небольшой след чуть ниже переносицы.

– Что значит твоё предложение ирландцам? – хмуро интересуется Генри Харкнесс, не веря в то, что Гай на самом деле предложил ирландской мафии наравне с итальянской деление территорий в Англии. – Передать часть нашей святой земли этим чёртовым гномам? Ты сошёл с ума?

– Учитывая то, сколько времени мы с ними враждуем, – добавляет Ральф Харкнесс, следующий по старшинству после Итана, – ты не можешь просто взять и пойти против ценностей нашей семьи.

Остальные братья, Грант, Эдмунд и Джеффри просто кивают, выказывая своё полное согласие.

– Наши предки участвовали с ними в войне ради чего? – морщась от неодобрения, высказывается и Итан. – Ради того, чтобы ты отдал нашим врагам власть над Англией на блюдечке с голубой каёмочкой?

Гай спокойно откидывается на спинку кресла, невозмутимый перед бурей негодования.

– У вас слишком узкое мышление. Это вовсе не уступка ирландцам.

– Поясни, – звучит голос Джеффри Харкнесса.

Гай встаёт, отодвинув стакан с коньяком, к которому не собирается притрагиваться, в сторону, и переключает внимание всех присутствующих на карту Англии, лежащую посреди стола. Некоторые области выделены красным цветом – территории, которые контролируют Харкнессы.

– Я собираюсь поделиться с ними нашей головной болью, – произносит он. – Дело в том, что ирландцы, как оказалось, ввязались в очень грязную игру с колумбийским картелем, и им срочно нужны новые рынки сбыта. Они истощены. Вот почему Лластер Гелдоф пришёл ко мне с таким предложением. Я внимательно изучил все отчёты, пообщался с каждым Серебряным. Оказалось, в Бирмингеме и Ливерпуле у нас проблемы. Неуправляемая коррупция и экономический кризис. Внедрение в местные органы власти и правоохранительные структуры настолько глубоко, что контроль уже неэффективен и дорог. Взятки требуют постоянного увеличения, а лояльность агентов становится ненадёжной. Ещё это грозит нам утечкой информации и конфликтам внутри самих «Могильных карт». Здесь резко снизилась прибыль из-за экономического спада, упал спрос на контрабандные товары и изменились рыночные условия. Поддержание контроля над Бирмингемом и Ливерпулем слишком дорогостоящее. Легче отдать их ирландцам, и пусть они разбираются сами.

Мужчины переглядываются, не ожидав услышать ничего подобного. Они мало контактируют с Роджером Дормером – Серебряным, контролирующим территории в Англии, – так что о проблемах такого масштаба даже не слышали.

– Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню, – с некоторым разочарованием из-за выражений лиц своих дядей, произносит Гай. – Гелдофы решат, что это лакомые куски, но как только они войдут, начнут закручиваться гайки.

Этот план приходится Харкнессам по вкусу. И никакого возмущения будто бы и не было. Если «Могильные карты» и потеряют два города, у них остаётся ещё целых семь, если не считать территории в Америке, и криминальная деятельность в них процветает.

– А что насчёт итальяшек? – спрашивает Джеффри, впервые заговорив. – Нам передали, что вы обсуждали эту сделку втроём.

– Планы с итальянцами немного изменились. Для заключения сделки с ними у меня другой вариант.

– Это какой же?

– Не всё сразу. Но в любом случае это тоже обернётся большой выгодой для нас – например, их Нью-Йорк и Чикаго.

Ответ Гая даже не обсуждается, так что никто больше до него не допытывается. На самом деле идея подставить врагов в лице ирландской мафии показалась такой заманчивой, что некоторые из братьев даже заулыбались. Если всё пройдёт хорошо, то «Могильные карты» выйдут сухими из воды и избавятся от лишних проблем. Их влияние и без того достаточно велико. Если эти два города выступят угрозой всей их великой империи, от них необходимо избавиться, даже если до этого никогда не требовались подобные меры. Всё же всему свойственно меняться.

– Что ж, план великолепен, – признаёт Эдмунд Харкнесс, смягчившись. – А что думаешь ты, Итан?

Итан издаёт язвительный смешок:

– Жаль терять столько людей, которых мы ещё могли замучить. Репутация может полететь к чертям.

– Репутация – это роскошь, которую мы пока можем ещё себе позволить, – отвечает Гай. – Мы потеряем часть территорий, но зато избавимся от гниющей коррупции, которая угрожает всему нашему влиянию. Ирландцы возьмут на себя проблемы, мы же отстранимся, сохранив лицо и влияние в других регионах. У нас есть целый Лондон, Брайтон, Манчестер, Шеффилд, Бристоль, Лидс и Ньюкасл-апон-Тайн. Потеря Бирмингема и Ливерпуля не так значительна.

Гай врёт. И так искусно, что даже сам верит. На самом деле никаких проблем в этих городах у них нет, как и нет желания так солить ирландцам. Он попросту хочет заткнуть возмущение своих дядей. Города он отдал ирландцам взамен на кое-что другое.

Итан наблюдает за своим племянником с интересом, при этом в мыслях желая раздавить его, как букашку. Вся эта власть, как он считает, должна быть его, а в будущем передаться его сыну, Каспиану Харкнессу, а не этому чертёнку, возомнившему себя умнее остальных. Того жалкого представления во дворе поместья в Клайд-Хилле словно и не было. Перед ними сейчас сидит именно Кровавый принц, хотя все думали, что им удастся избавиться от этого мальчишки в два счёта. Кто бы мог подумать, что сын Вистана, над которым он всячески издевался с детства, приобретёт такую мощь сразу после своей «коронации»? В это мало кто верил, но это случилось.

В этот момент Гаю кажется, что он окончательно превращается в своего отца. Берёт его манеру говорить, сидеть, вести себя… Ну, почти. Гай разве что никогда не сможет поднять руку на свою жену. «Временную жену», – поправляет его внутренний голос, напоминая о том, что совсем скоро ему придётся отпустить Каталину. Даже мысли об этом отдаются в груди тяжестью, и он представить себе не может, что произойдёт с его душой, когда этот день настанет. Когда он взглянет на неё в последний раз и скажет: «Прощай». Она заберёт с собой всё хорошее, что в нём ещё остаётся. Она уже это делала. Не так давно. Гай мог просто забыть о ней и жить дальше, но мысли о том, что она всё ещё с его фамилией, с его происхождением, они не давали покоя. Потому что весь этот грязный мир будет следовать за ней по пятам, если она не вернёт свою прошлую личность.

Вот почему он её нашёл. Только для этого. Чтобы дать ей свободу, о которой она мечтает столько времени. Ему больно думать о том, что она никогда не стремилась к нему в той степени, что он к ней. Гай понимает, что жизнь всегда находит поводы его замучить. И бьёт она по самому больному.

Для Гая самым больным стала Каталина.

Мысли о ней всегда оставляют горечь, но он надеется, что однажды она исчезнет, и его мир снова станет прежним. Он станет чёрствым… бездушным, может, по итогу и в самом деле превратится в точную копию отца. Это наилучший вариант. Только будучи таким он выживет. А выживать ему нужно – ради Тео, который у него ещё остался. Именно о младшем брате он вспоминает, когда мысли о скором уходе Каталины пожирают его изнутри и хочется опустить руки. Тео станет весомой причиной держаться за эту жизнь. Как и друзья.

Только они у него и остались.

Возможно, ужин в комнате ближе к вечеру мне организовал Гай, потому что я ничего на кухню не сообщала, а мне принесли кусок жареной индейки под каким-то соусом и запечённые овощи в качестве гарнира. Я съедаю не всё – у меня почти нет аппетита. Так что просто ставлю тарелку с остатками на тумбу возле кровати, умываюсь в ванной, переодеваюсь всё в ту же сорочку и забираюсь под тёплое мягкое одеяло. Удивительно, что меня больше не посещает тревожность. В этой спальне я словно… в безопасности. Будто ночую в гостях у близкого человека, а не нахожусь в логове чудовищ.

Щелчки в двери спустя некоторое время после этого возвещают о том, что хозяин комнаты вернулся, и мне становится тяжелее дышать. Гай входит в спальню с очень усталым видом. Он потирает переносицу и садится на софу, опуская голову, из-за чего его заглаженные назад до этого волосы выбиваются из идеальной причёски.

– Ты поужинала? – спрашивает он, не поднимая головы.

– Да, – отвечаю я, теперь точно убедившись в том, что это было его повеление – принести мне поесть. – Спасибо.

Наконец Гай садится ровно, потирая шею и устремив на меня взгляд своих прекрасных глаз. Он выглядит так, будто вот-вот свалится без сил. Я хочу спросить, как прошёл разговор с семьёй насчёт сделки с ирландцами, но вовремя одёргиваю себя.

Хватит делать вид, что тебя это касается. Не докучай ему своими вопросами. Ты и так слишком много проблем ему доставила.

Когда Гай встаёт и подходит к кровати, чтобы взять подушку, я спрашиваю:

– Что ты делаешь?

Он отвечает сразу:

– Я посплю на диване, не волнуйся.

– Но почему?

Его, кажется, удивляет этот вопрос, но он, стараясь не подавать вида, говорит:

– Чтобы не смущать тебя.

– Но мы ведь муж и жена… Пока что.

У него вверх ползут брови. Выражение его лица такое, словно Гай не понимает, чего от него хотят. Или думает, что неправильно всё понимает. Словно человек, которого только разбудили и уже что-то требуют.

– Хочешь, чтобы мы спали в одной постели? – уточняет он, нахмурившись.

– Это твоя комната. И ты, кажется, очень устал. Я не хочу, чтобы ты теснился на диване.

– Мне не трудно.

– Гай, – серьёзным тоном выговариваю я его имя. – Ложись на свою кровать.

Он выглядит крайне смущённым и неуверенным. Как будто я пытаюсь загнать его в какую-то ловушку. В его взгляде читается полное недоверие.

– Ты не брезгуешь спать со мной в одной постели? – горько усмехнувшись, спрашивает Гай.

– Честно говоря, спать с тобой мне всегда нравилось. В обоих смыслах.

Я едва сдерживаю в себе смех, который так и норовит вырваться наружу из-за сменившегося выражения на его лице. Видеть его таким застенчивым… это так необычно. Гая принимают за ужасного человека, рождённого для жестокости, но рядом со мной он всегда был таким нежным, ласковым и милым, что я долго не могла поверить в то, что он способен на плохие поступки.

– Интересно, куда делась вся твоя ненависть? – спрашивает Гай, не осмеливаясь подойти ближе. – Или это очередная игра со мной?

– Просто ложись, Гай. И поспи. Ты очень устал.

Недолго думая, он снимает пиджак и складывает его на софу, на которой минуту назад собирался спать, расстёгивает верхние пуговицы рубашки, а потом подходит к кровати, чтобы взобраться на неё. Прямо в брюках и рубашке.

– Ты собираешься спать в одежде? – удивлённо спрашиваю я.

– Хочешь, чтобы я разделся?

Да.

– Нет, просто. Тебе так удобно?

– Удобно.

– Ты уверен?

– Уверен.

Не знаю, как мне лучше лечь: спиной или лицом к нему. Как будто оба эти варианта будут одинаково мучительны. Гай ложится на спину, прямо на одеяло, устремив взгляд в потолок и сунув одну руку под голову. Его глаза смыкаются сразу; настолько сильно он устал. Я решаю всё-таки понаблюдать за его лицом, поэтому переворачиваюсь набок, подложив ладони под щеку. Я смотрю на его красивый профиль, на ресницы, на аккуратный нос, на чётко очерченные губы, на тёмные ровные брови. Прохожусь взглядом по линии челюсти, борясь с сильным желанием коснуться этого восхитительного лица, этих совершенных черт так, будто касаюсь какого-то чуда. Чего-то, что не могло существовать на самом деле.

Грудь Гая поднимается и опускается в спокойном ритме, и я радуюсь тому, что он хотя бы сейчас умиротворён. Надеюсь, он отдохнёт за эту ночь.

Я открываю глаза и вижу над собой тёмный потолок.

Из окна в комнату проникает разве что свет от зажжённых фонарей, стоящих во дворе. Повернув голову, обнаруживаю время на часах: два часа ночи, и пытаюсь понять, что же меня разбудило в такое позднее время. Затем я замечаю слегка приоткрытую дверь на балкон, из возникшей щели которой в комнату проникает свежий воздух. Балдахин кровати из-за него слегка развевается. Место в постели рядом со мной пустует.

Я не торопясь встаю, а потом иду к двери, чтобы узнать, что там происходит и где Гай. Выглянув наружу, я пытаюсь разглядеть что-то на ночной улице, но потом слышу тяжёлое быстрое дыхание где-то со стороны. Направив в это место взгляд, я обнаруживаю Гая. Но в совершенно непривычном для него виде – он сидит на коленях, вжавшись в угол, и весь дрожит. Но явно не от холода.

Испугавшись, я машинально распахиваю дверь так, что она бьётся о стену, и вылетаю наружу. Я сажусь перед Гаем на корточки, осторожно касаясь его плеча.

– Гай, что с тобой? – спрашиваю я, ужасаясь панике, отражающейся в его взгляде. В нём столько отчаяния, будто только что на его глазах произошло нечто пугающее. Нечто, что привело его в настоящий ужас.

– Ничего, всё в порядке… – отвечает он тихо, избегая зрительного контакта со мной. – Это бывает. Сейчас всё пройдёт.

Но я вижу, что ничего не в порядке.

Между его пальцев зажата сигарета, и я убираю её, бросая на землю. Его лоб покрыт потом, волосы прилипли к коже. Я вижу, как быстро он дышит, как вибрирует от дрожи его тело. Я видела Гая примерно в таком же уязвимом состоянии лишь однажды – когда ранила его в ногу, а затем нас обоих бросили в «темнице» поместья Харкнессов. Но сейчас то, что с ним происходит – нечто иное.

– Гай! – окликаю я, хватая его за лицо. – Всё хорошо. Слышишь меня? Всё в порядке.

Изумрудные глаза полны страха, хоть он и упорно пытается не смотреть на меня, чтобы не выдать этого. Его губы слегка приоткрыты, и из них с шумом выбирается воздух, а затем втягивается внутрь. Я прижимаю его голову к своей груди, обнимая и поглаживая по волосам. Он утыкается носом мне в шею, продолжает учащённо дышать и дрожать, а я не выпускаю и не собираюсь выпускать, пока он не успокоится окончательно.

А потом его руки вдруг обвиваются вокруг моей талии, и он прижимается ко мне сильнее, словно я единственное его спасение, за которое он должен хвататься, чтобы не погибнуть. Я не препятствую, я лишь запускаю пальцы в его волосы и пытаюсь не начать лить слёзы, потому что мне так больно видеть Гая таким.

Я чёртов монстр.