Спасти невесту

XXXVIII Долгий сон

Гости, прибывшие в дом герцогини, её друзья и дальние родственники — все были потрясены известием о том, что Мирабель отравлена. Дом погрузился в тишину, полную тревожного ожидания, приглушенных голосов и тихих, осторожных шагов: казалось, люди боятся разбудить девушку, спугнуть её робкую душу, которая всё не решалась вернуться в бренное тело…

Близился полдень. Герцогиня Мейплстон не позволила новой беде сломить свой дух: осанка пожилой леди оставалась прямой, а голова — гордо поднятой. Одетая и причёсанная, явилась леди Дженнифер в комнату внучки, и оставалась подле неё, тихим, но от этого не менее властным тоном отдавая распоряжения, ведь, как хозяйка дома, она вынуждена была заботиться о своих гостях и решать различные хозяйственные дела.

Через пару часов к леди Дженнифер, постоянно находившейся у постели внучки, присоединился граф Трампл. Равно как и герцогиня, Остин теперь выглядел безукоризненно: чисто выбритый, в отглаженном тёмном костюме и начищенных сапогах он являл собой образец истинного английского джентльмена.

— Вероятно, следует отправить посыльных в церковь и к гостям, приглашённым на торжество, чтобы известить всех о том, что венчания сегодня не будет, — обратилась к Остину герцогиня. — Нам до сих пор не известно, как скоро Мирабель придёт в себя.

Ни словом, ни жестом не выдал Остин того отчаяния, которое охватило его при этих словах.

— Конечно, Ваше сиятельство, — согласился он. — С Вашего позволения, я сейчас же отдам распоряжения. — Почтительно поклонившись, Трампл вышел в коридор, и лишь здесь, вдали от чужих глаз, позволил себе на секунду отдаться на волю снедавшим его горечи и боли. На нетвёрдых, подгибающихся ногах побрёл он, придерживаясь за стену, к лестнице, ведущей в холл. Сейчас, задыхающийся и удерживающий одной рукой сердце, которое, кажется, решило прожечь его грудь, Остин был похож на своего немолодого дядюшку, взобравшегося без передышки на третий этаж.

«Это я, лишь я один во всём виноват, — думал он. — Ведь знал, знал же я, что не суждено мне обрести счастье в кругу семьи и детей. Знал, что мой род обречён на гибель, и что любая женщина, которая рискнёт принять мою любовь и стать моей женой, погибнет вместе с ним. Но нет! Я не пожелал внять гласу судьбы, я воспротивился року! И теперь малютка Мирабель стоит на краю могилы, а я, живой и здоровый, вынужден смотреть, как с каждой минутой угасает её жизнь… Поистине, Господи, ты не мог выбрать для меня худшего наказания!»

Торжество было отменено, но приехавшие издалека гости, с разрешения леди Мейплстон, не спешили покидать её гостеприимный дом: все беспокоились за юную наследницу герцогини, все хотели дождаться того момента, когда девушка очнётся. Прошёл день, а за ним и ночь; герцогиня, граф и доктор Малкис по очереди сменяли друг друга у постели больной, однако девушка всё так же оставалась без сознания.

Доктор утверждал, что раз юной леди не становится хуже, то это хороший знак, — но Остин всё больше и больше терял надежду, и всё больше терзал себя за то, что стал причиной всех бед. Ни попытки прибывшего на венчание фон Эссекса поговорить с племянником, ни увещевания доктора не приносили молодому человеку утешения. Наверное, ещё пару дней этого напряжённого ожидания, ещё несколько суток этой непрерывной муки — и Трампл сам заболел бы или решился бы на какой-либо отчаянный поступок. К счастью, молодость и здоровье Мирабели, а так же снадобье ворожеи сделали своё дело — и к вечеру второго дня девушка пришла в себя.

***

Сознание возвращалась к Мирабели постепенно. Вначале она почувствовала запах: в Лондоне царила осень, и во дворах и садах жгли опавшую листву. Этот горьковатый аромат был первым, что ощутила девушка. Не в силах вспомнить, где она и что с ней, Мирабель попыталась открыть глаза, но ощутила в них жуткую резь, и вынуждена была зажмуриться с такой силой, что выступили слёзы. Не открывая глаз, мисс Макнот начала прислушиваться.

Странные тихие звуки, раздававшиеся совсем неподалёку от её изголовья, не на шутку встревожили девушку, и она вновь попыталась открыть глаза. На сей раз попытка была более успешной: вначале перед её взором была лишь смазанная картинка без чётких линий. Однако постепенно взор Мирабели приобрёл былую ясность и первым, кого она увидела, был её жених — граф Нортгемптонширский. Несчастный граф не мог смириться с произошедшим, не мог простить себе свою мнимую вину. Терзаемый бессильной яростью, он наказывал себя тем, что почти ни на минуту не покидал спальни своей наречённой, опасаясь пропустить или её пробуждение, или — последний вздох…

Глаза Остина были закрыты, голова покоилась на спинке кресла, но видно было, что он не спит: пальцы его сжимали ручки сиденья так, что побелели костяшки пальцев. Губы графа были плотно сжаты, на щеке перекатывался желвак, а из груди вырывалось хриплое тяжёлое дыхание. Казалось, что какая-то невидимая, но жестокая рука мучает Остина, терзает его внутренности. «Мирабель, — со стоном пробормотал он, — Мирабель!..»

Мирабель, которая совершенно не помнила последних событий, с недоумением и некоторым ужасом взирала на эту картину. Лицо графа, потемневшее от горя и усталости, показалось ей чужим и незнакомым, словно постаревшим на десяток лет. В сердце девушки горячей искрой вспыхнуло сострадание к Остину. Она попыталась окликнуть Трампла, но из её пересохшего горла не вырвалось ни звука. Тогда Мирабель медленно, с трудом подняла руку и своими холодными, всё ещё слабыми пальчиками коснулась сжатого кулака графа.

Эффект был поразительным! Остин содрогнулся, словно его окатили ледяной водой, и воззрился на Мирабель глазами, на дне которых мутными волнами плескалось безумие. Несколько мгновений он безмолвно смотрел в её глаза, после чего каким-то образом сполз с кресла и оказался стоящим на коленях подле её ложа. Лицо Остина передёрнулось болезненной судорогой, он ухватился за протянутую ему руку и уткнулся лицом в ладонь Мирабели.

Всё ещё не понимая, что происходит, смотрела она на склонённый к ней русый затылок Остина, на его тяжёлые, необъяснимо вздрагивающие плечи. Лишь почувствовав влагу на своей ладони, девушка поняла, что граф плачет! Это был первый — и единственный в жизни — раз, когда Мирабель видела слёзы своего возлюбленного. Мисс Макнот вновь попыталась заговорить, однако голос по-прежнему не слушался её, и тогда Мирабель отняла у Остина руку, заставив его, наконец, поднять голову.

— Воды! — прошептала она одними губами. Трампл тут же принёс со столика стакан и поднёс его к пересохшим губам девушки. Выпив воды, Мирабель смогла, наконец, говорить.

— Что происходит, милорд? — был её первый вопрос.

Хриплым, подрагивающим от пережитого волнения голосом мужчина изложил ей события последних двух дней. Он не скрыл от любимой, что пострадала она по его вине.

— Возможно, ты теперь и смотреть на меня не захочешь, Мирабель, — упавшим голосом закончил Остин свой рассказ.

Мирабель была настолько потрясена всем услышанным, что даже не нашлась, что ответить. Сейчас её больше беспокоило то, что все, в том числе и герцогиня, всё ещё думают, что она, Мирабель, при смерти.

— Надо срочно позвать герцогиню! — прошептала она. — Я не хочу доставлять бабушке ни одной лишней минуты беспокойства!

Остин покорно позвонил в колокольчик и попросил тут же появившегося лакея известить леди Мейплстон о том, что её внучка очнулась и хочет видеть свою бабушку. Ещё через пару минут в комнате появилась герцогиня, а под дверями собралась целая толпа гостей и прислуги, желавших поддержать молодую леди и пожелать ей скорейшего выздоровления.

К счастью, доктор Малкис тут же навёл порядок, запретив до утра посещения больной всем, кроме герцогини, графа и виконта фон Эссекса.

— Дайте девушке окончательно придти в себя и набраться сил! — увещевал он.

Побеседовав с леди Дженнифер и выпив чашку горячего бульона, Мирабель вновь уснула — сил её пока не хватало даже на то, чтобы самостоятельно сесть в постели. До утра в её комнате по-прежнему дежурили то герцогиня, то доктор Малкис. Остина, не смотря на все его протесты, отправили отдыхать.