Спой мне, девочка (СИ)

Глава 23

Лос-Анджелес встречал их розовым закатом, когда такси остановилось перед двухэтажным домом в испанском стиле. Ава задержала дыхание — белые стены, увитые бугенвиллеей, терракотовая черепица, знакомый скрип калитки…

— Кажется, твой кактус пережил мое отсутствие, — она ткнула пальцем в колючий шар у крыльца.

Джейк, разгружающий чемоданы, фыркнул:

— Он единственный, кто не скучал. Поливал его твоим проклятым шампанским, когда напивался.

Она засмеялась, поднимаясь по ступеням, но смех замер на губах. Сквозь стеклянную дверь увидела рояль — на нем лежали ноты, точно так же, как в день их расставания.

— Ты… не продал его.

— Пытался, — он поставил сумки, ключи звякнули. — В последний момент вломился к покупателю с бейсбольной битой. Вышел под залп полицейских сирен.

Дверь распахнулась, впуская запах полированного дерева и лимонов. Ава замерла на пороге. Все осталось прежним: диван с вытертым локтем (от ее привычки крутить пуговицы). Трещина на кафеле (когда Джейк швырнул телефон, услышав ее голос в радиоэфире)

— Я как призрак вернулась, — прошептала она.

Сильные руки обхватили ее сзади. Губы коснулись шеи:

— Призраки не пахнут жасмином.

Ава открыла холодильник — пусто, кроме бутылки "Dom Perignon" и коробки с надписью "НЕ ТРОГАТЬ. Для Авы".

— Ты хранил тут труп? — она встряхнула коробку.

Джейк выхватил ее, бормоча:

— Черт, планировал завтра… Ладно.

Внутри оказался крошечный кактус в горшке-черепе.

— Замена тому, что ты убила в 17-м году.

— Я его не убивала! Он… эволюционировал в иное состояние!

Он рассмеялся, доставая вино:

— Точно. В состояние компоста на моем балконе.

Они сидели на террасе, когда Джейк вдруг исчез. Вернулся с гитарой — старенькой "Martin", покрытой царапинами.

— Что-то задумал, Райс?

— Заткнись и слушай.

Пальцы коснулись струн. И полилась та мелодия — та самая, что играла в пражском подвале, когда они прятались от "Гнезда".

Ава замерла. Это была их песня. Та, что он написал в ту первую неделю и никому не показывал.

— Ты… помнишь.

— Каждый звук.

Он поставил гитару, взял ее руки:

— Я купил этот дом через неделю после того, как ты ушла. Думал — вернешься. Боялся — не вернешься.

Его пальцы дрожали.

— Останься. На этот раз — официально.

Свечи, белая скатерть, фарфор с синими цветами — все как она любила.

— Ты готовил?! — Ава тыкнула вилкой в утку.

— Заказал у того француза с Мелроуз.

— А десерт?

— …Да.

Она закатила глаза, откусывая пережженный безе:

— Врешь. Это твои рук дело.

Он покраснел:

— Проклятый рецепт требовал "водяной бани". Я устроил потоп на кухне.

Ава рассмеялась, вытирая крем с его носа.

Позже, когда пластинка с записью ее матери закончилась, они танцевали в тишине.

— Ты знаешь, я не умею… это, — он мотнул головой на их сплетенные руки.

— Знаю.

— Буду забывать даты.

— Знаю.

— И, возможно, снова заведу кактус.

Она прижалась щекой к его груди:

— Страшный риск.

Джейк наклонился, его губы коснулись ее уха:

— Зато я научусь печь это чертово безе.

Луна заливала террасу молочным светом, а где-то вдали завывала сигнализация — обычный лос-анджелесский люляби.

Их дом. Их ночь. Их начало.

Лунный свет струился сквозь французские шторы, рисуя серебряные узоры на обнаженных плечах Авы. Джейк медленно вел пальцами вдоль ее позвоночника, ощущая подушечками каждый позвонок, каждую дрожь, пробегавшую по ее коже.

— Ты… — ее голос сорвался, когда его губы коснулись впадинки у основания шеи. — Ты помнишь, что я…

— Чувствительна здесь? — он закончил за нее, проводя языком по тому месту, где пульс бился чаще всего. — Как забыть.

Его руки скользили вниз, обрисовывая контуры ее талии, бедер, будто заново запоминая каждую кривую. Ава впилась пальцами в его волосы, когда он опустился на колени перед ней, целуя внутреннюю сторону бедра — сначала левого, потом правого, с той медлительностью, что заставляла ее стонать.

— Джейк…

— Тише, — его дыхание обжигало кожу. — Сегодня — медленно. Очень медленно.

Он поднялся, прижимая ее к себе так, что она почувствовала все — тепло его груди, шрамы на плечах, жесткость бедер. Их губы встретились в поцелуе, который давно перестал быть вопросом и стал ответом — на все невысказанные страхи, на все обещания.

Ава откинула голову, когда его пальцы нашли ее грудь, касаясь сначала легче перышка, потом — увереннее, сильнее, пока соски не затвердели под его ладонями. Она слышала, как его дыхание срывается — этот звук, грубый, неконтролируемый, всегда выдавал его больше любых слов.

Постель приняла их вес с тихим шорохом. Джейк покрывал ее тело поцелуями, будто читал старую карту — здесь любил задерживаться подольше, здесь заставлял ее вздрагивать, а этот участок кожи за ухом… Боже, этот участок заставлял ее выгибаться всем телом.

— Ты… — она схватила его за запястье, когда его рука скользнула между ее ног. — Я не выдержу, если ты будешь…

— Выдержишь, — он прошептал ей в губы, входя в нее так медленно, что каждый миллиметр был пыткой и наслаждением одновременно. — Потому что это — навсегда.

Их тела двигались в ритме, известном только им двоим — то ускоряясь, то замирая, продлевая момент, когда весь мир сужался до точки соприкосновения кож, до смешения дыхания, до шепота имен в полумраке.

Когда волна накрыла Аву, она вцепилась в его плечи, чувствуя, как он следует за ней, теряя контроль, произнося ее имя так, как не говорил никогда прежде — с обожанием, с благодарностью, с обещанием.

Позже, когда луна сместилась выше, они лежали сплетенные, его рука — на ее животе, ее голова — на его груди, слушая, как сердца синхронизируют ритм.

— Завтра, — прошептала Ава, уже засыпая.

— Завтра, — согласился он, целуя ее в макушку, зная, что теперь их завтра — это не призрак, а обещание.