Столкнувшийся

7



Хаксли провел большую часть следующих двух дней во сне. Я решил, что это полезно для его выздоровления. Позвонил одному из начальников «добровольного помощника администратора» - надеюсь, со временем это будет оплачиваемая работа, - объяснил ситуацию, и, к счастью для меня, он разрешил мне работать из дома. Еще больше повезло в том, что до следующей недели у меня не было смен в Revolve, и я мог присматривать за Хаксли.

Не то чтобы мы оба были особенно довольны сложившейся ситуацией. Хаксли был до чертиков обижен тем, что именно я присматриваю за ним, и я был до чертиков обижен по этой же причине. Я еще не спрашивал его, почему он выбрал именно меня, несмотря на весь свой круг друзей, и даже не хотел поднимать эту тему, потому что каждый раз, когда я его видел, наши разговоры сводились к тому, что я напоминал ему о необходимости принять лекарство, а он показывал мне палец или говорил, чтобы я убирался из его спальни.

Сегодня, однако, все было кончено. Двух с половиной дней отдыха было достаточно. Он собирался ответить на мои вопросы, хочет он того или нет.

Прежде всего, мне нужно было подмазаться к нему. Насколько я помнил по тем двум с небольшим месяцам, что мы прожили под одной крышей, он не любитель утреннего отдыха. Поэтому я воспользовался дорогой кофемашиной на кухне и приготовил ему латте с карамельным сиропом. К слову сказать, его внутренний сладкоежка - единственное сладкое в нем.

Войдя без стука в его спальню, я поставил кружку с кофе на прикроватную тумбочку. После первой ночи, когда я пригрозил, что выбью дверь, если он попытается закрыться, он не стал запирать её. То, что он мне не нравился, не означало, что я собирался оставить его в покое. Как бы то ни было, я нес ответственность за него, независимо от того, насколько мы оба были недовольны ситуацией, и я не собирался объяснять его отцу, почему под моим присмотром с ним случилось что-то плохое.

— Старший брат. - Стоя на краю его кровати, я ухмыльнулся и легонько потряс его за плечо.

Он мгновенно отреагировал, с рычанием приподнялся в кровати, а затем скорчил гримасу боли.

— Какого хрена твоя уродливая рожа - первое, что я вижу сегодня утром?

— Я приготовил тебе кофе. - Я фальшиво улыбнулся. — Между прочим, мое лицо не уродливое. Ты ревнуешь меня к тому, как я выгляжу? - Я чуть было не сказал "не такое уродливое, как твоё", но это было бы ложью. Несмотря на вечную угрюмость и чрезмерное увлечение обесцвечиванием волос, с внешностью у него, к сожалению, все было в порядке. Не то чтобы я когда-либо говорил ему об этом.

Вместо ответа он сделал свой обычный жест - показал мне средний палец, а затем взял свой кофе. Я заметил, что его черный лак на ногтях был весь в сколах и беспорядке, и что-то в этом было не так. Я проигнорировал эту мысль, перейдя к более важным вещам. Присев на край его кровати, я открыл рот, чтобы заговорить, но не успел ничего сказать, меня сильно толкнули, и я рухнул на пол, ударившись головой.

— Ах ты, козел. Зачем ты это сделал? - Мне потребовалось все, чтобы не стащить его с кровати и не ударить об пол. Я сдерживался только потому, что он был ранен.

— Не лезь в мою постель.

— Ладно. - Я поднялся, бросив на него взгляд, и сел в кресло за столом, перекатив его так, чтобы оно оказалось рядом с его кроватью. Он тем временем устроился у изголовья, запивая обезболивающее стаканом воды, который я оставил для него вчера вечером.

— Какого хрена ты здесь? Я знаю, что это не для того, чтобы принести мне кофе. Я уже в порядке. Ты мне больше не нужен в роли медбрата.

Это было спорно. Но перейдем к тому, почему я здесь. Он был прав, это было не для того, чтобы принести ему кофе.

— Я хочу знать, почему ты выбрал меня из всех.

Его плечи напряглись. Опустив стакан с водой, он заменил его на кружку с кофе, подтянул колени под одеяло и спрятал лицо за кружкой.

— Ты был моим последним и единственным выбором, - сказал он категорично.

— Но как? У тебя наверняка есть друзья, которым ты можешь позвонить? Кто-то, кто нравится тебе чуть больше, чем я?

— Мне все нравятся больше, чем ты, - прорычал он. — У папы медовый месяц, мама отправилась в духовное путешествие, а мои друзья... послушай. Мне было чертовски больно, ясно? Я не хотел валяться на чьем-то диване или на дерьмовой запасной кровати с пружинами, упирающимися мне в спину. Я хотел быть здесь, в своей удобной кровати, с собственной ванной. То, что ты вынужден был быть рядом со мной, было неожиданным бонусом.

Большую часть времени он спал, так что я не совсем был в его распоряжении, но все равно. Я обдумал его слова. В них был смысл.

— Ладно. - Пожав плечами, я поднялся на ноги. — Спасибо, что сообщил мне. Если ты теперь чувствуешь себя хорошо, то я тебе здесь больше не нужен.

Я уже дошёл до открытой двери, когда снова раздался его голос.

— Подожди.

Я обернулся и наши глаза встретились. Он пошевелился, одеяло сползло вниз и... черт. По всей худой, слегка подтянутой груди расплывалось множество синяков синего и фиолетового цветов.

— Я не... я не в порядке, ладно, - процедил он. — Но я больше не хочу и не нуждаюсь в том, чтобы ты за мной ухаживал. Иди и делай все, что хочешь, мне все равно.

— Хаксли. - Я сделал шаг к нему, пытаясь вспомнить инструкции, которые давал нам парамедик перед отъездом. — Тебе нужно перевязать этот синяк.

Посмотрев вниз, он выругался про себя. Он явно скрывал от меня эти синяки, потому что каждый раз, когда я его видел, он либо лежал под одеялом, либо был в футболке, но теперь их было не скрыть.

— Я, блядь, пытался, но...

Я поднял руку.

— Вот что сейчас произойдет. Я помогу тебе забинтовать грудь, а потом оставлю тебя. Это работает в обе стороны. Ты не хочешь, чтобы я был здесь; я не хочу быть здесь. Но, Хакс, если ты посмеешь нанести себе еще какие-нибудь травмы и твой отец узнает об этом, я тебя убью.

Только после того, как он странно смотрел на меня в течении минуты, я прокрутил в памяти то, что я ему сказал. Черт. Я назвал его Хаксом - откуда это взялось? Мы не были и, вероятно, никогда не будем на стадии сокращения имен.

Оторвав взгляд от его лица, я пересек спальню и вошёл в ванную комнату, в поисках рулона эластичных бинтов. Когда я вернулся и сел на край кровати, я приготовился к тому, что он снова оттолкнет меня, но он остался на месте, уставившись на неподвижную точку на стене, а не на меня. И это было хорошо.

Я размотал бинты и прочистил горло. Его челюсть сжалась, но он поднял руки настолько, что я смог обмотать бинты вокруг его тела. Сдвинувшись ближе к нему на кровати, я протянул руку. При первом прикосновении кончиков моих пальцев к его коже мы оба резко вдохнули. Мое сердцебиение участилось. Я никогда не был так близко к нему, никогда не прикасался к нему без всякой враждебности. Осторожно я начал обматывать бинты вокруг него, стараясь не прикасаться к нему без слоя ткани между моей кожей и его. Когда я закончил, то не стал отстраняться от тепла его тела. Мы оба дышали тяжелее, чем обычно, и все, чего я хотел, - это отстраниться от него. Очистить свой разум от воспоминаний о его теплой, гладкой коже, о том, как билось его сердце под моей ладонью, когда я обматывал его эластичной тканью, как его бедро прижималось к моему, как его дыхание касалось моих волос, когда я опускал голову, чтобы закрепить повязки.

— А теперь убирайся из моей комнаты. - Его голос был хриплым.

— Пошел ты. Я ухожу. - Не говоря больше ни слова, я спрыгнул с его кровати и выскочил за дверь, не забыв при этом хлопнуть ей. Грохот раздавался вокруг меня, когда я бежал по коридору, спускался по лестнице, а затем вышел через парадную дверь. Я понятия не имел, куда иду - знал только, что мне нужно как можно дальше уйти от Хаксли.