Свидание с умыслом

Глава десятая

В четверг, около двенадцати часов дня, я подъехала к дому Роберты. У них было небольшое хозяйство, которое находилось на попечении Гарри. Он выращивал кое-какие травы, клубнику, ухаживал за фруктовым садом и овцами, которые каждый год давали неплохое потомство.

Кроме этого, он держал лошадей, коров и цыплят, были у него еще и козы. Но всем этим он занимался ради собственного удовольствия — как и большинство местных жителей. Вот почему в Коульмене оказалось так много первоклассных специалистов вроде Роберты, доктора Хайнса, дантистов. Население было невелико, стоимость жизни достаточно умеренная, и я слышала, как кто-то сравнивал здешние условия со Швейцарией. Я никогда там не была, но легко могу поверить, что какая-то доля правды в этом сравнении есть — Коульмен, действительно, очень приятный и мирный городок.

Я была очень обеспокоена необъяснимым отсутствием Роберты. Мы с ней не были компаньонками, но я не могла работать в обстановке недоверия. Мне было непонятно, почему она не попыталась связаться со мной лично.

Подойдя к двери, я услышала мужские голоса, и прошло немало времени прежде, чем Роберта открыла мне. В руках у нее был журнал, на носу — очки, которые она сразу же сняла.

— Джеки! — сказала она, отступая внутрь.

— К сожалению, я не предупредила вас, — сказала я, — но все-таки решилась заехать, чтобы узнать, как у вас дела.

Роберта тяжело вздохнула и с несколько недовольным видом сказала:

— Конечно, заходите. Я понимаю, что вам нужны хоть какие-то объяснения.

— Я хотела убедиться, что с вами все в порядке.

— Не надо выдумывать, милая. Я понимаю, вас несколько выбило из колеи, что я отсутствую без всякой на то причины.

— Я думала, что вы можете позвонить и мне, раз уж вы поставили в известность Пегги…

— Это моя контора и мне не пришло в голову, что я должна объясняться с вами, почему мне понадобился свободный день.

— Да, конечно, — согласилась я, проходя в дом. — Об этом я и хотела поговорить. Если мы намерены работать вместе и доверять друг другу… — я осеклась, потому что из глубины дома раздался взрыв смеха. Похоже, у Роберты и Гарри были гости.

— Заходите, заходите, Джеки. Не будем ссориться. Все не так трудно объяснить.

Я последовала за ней на кухню, где расположилась веселая компания в составе Гарри, Уортона, Липа и Джорджа Стиллера. Они сидели за кухонным столом, играли в карты, курили и прихлебывали кофе, заедая его сэндвичами.

— Кого мы видим, — сказал Гарри, приподнимаясь с места. — Наверное, вам стало скучно без нас.

— Похоже, что вы перенесли место встречи сюда, — ответила я.

— Да, на время. Решили немного поиграть. Хотите присоединиться?

— Нет, спасибо, я приехала проведать Роберту.

— Берту? Сказать по правде, сегодня она злая, как черт.

Роберта тем временем поставила еще один кофейник.

— Не думаю, чтобы сегодня у меня был какой-то особенный повод для этого. Пожалуйста, Гарри, объясни Джеки, что произошло. Она, собственно, для этого и приехала.

Я посмотрела на Гарри, а трое мужчин — на меня. Гарри, я думаю, был весьма привлекателен в молодости. Он по-прежнему выглядел крепким, зубы его были в полном порядке, в волосах только начинала пробиваться седина.

— Видите ли, Джеки. Я побывал у врача и оказалось, что у меня рак. Вот собственно и все. А с Бертой все в порядке — она только за меня и беспокоится. Жаль, что вам тоже пришлось поволноваться.

— Мне? — не поняла я и подошла ближе, уронив сумочку на сервант. — Гарри! Рак чего у вас обнаружили?

— Пустяки, — сказал он, ухмыляясь. — Я не думал, что так все обернется. Рак легкого, — он потер грудь. — Где-то здесь, наверное…

— Почему вы не ложитесь в больницу? — спросила я.

— Потому что в этом нет смысла.

Я не знала, что и сказать. В оцепенении смотрела я, как он потянулся за сигаретой.

— Гарри, бросьте это, — вскрикнула я, как будто он поднес к губам склянку с ядом.

— Слишком поздно, — ответил он, слегка разогнав рукой дым.

Я повернулась к Роберте с мольбой в глазах, но она подняла вверх обе руки, как бы защищаясь от меня:

— Я здесь ни при чем, — сказала она. — Рентген не оставляет никаких надежд, и все, что Гарри делает, он делает по собственной воле.

— И что же дальше?

— Я думаю, мне нужно будет спилить свой участок леса и продать барашков. А больше делать нечего.

— Гарри, но что сказал доктор?

— Доктор сказал, что дела плохи — вот что. Никаких особых шансов он мне не оставил. Хуже всего то, что я никогда не жаловался на здоровье. Кашляю я уже лет сорок, ну горло иногда побаливает, но этому тоже лет двадцать. Конечно, можно попробовать, но шансов на успех мало, да и лечение куда хуже самой болезни.

— Может быть, еще не все кончено, Гарри. Ведь есть новые лекарства, специальные клиники, психотерапия…

Он смотрел на меня, не мигая, и снисходительно улыбался.

— Садитесь, милая, — сказал он, пододвигая мне стул. — Может быть, пропустите рюмочку? Или выпейте кофе с сэндвичем, прежде чем опять вернетесь к своему адвокатству. — Я кивнула. Гарри встал, достал стакан, положил в него лед и налил немного виски.

— Спасибо, — сказала я. — Но как это обнаружилось?

— Рассказывать особенно нечего.

Все совершилось бы само собой. Но я сломал два пальца, они распухли — короче говоря, поехал я к этому доктору Хайнсу… А если уж попадаешь к доктору, пиши пропало. Сначала он только взял у меня кровь, потом сделал рентген, а потом я уже поехал в Денвер, чтобы опять сдавать кровь и делать рентген и, конечно, я не стал бы этим заниматься, если бы Берта не приставала ко мне. — Он помолчал с кривой усмешкой на губах. — Никогда не верьте докторам. Черт бы побрал этого Хайнса. Позвонил Берте на работу и все выложил…

— Вы считаете, что лучше было бы ни о чем не знать?

— А какая разница?

— Но если бы вы узнали об этом раньше…

— Так я же все равно не знал. Ни на что не жаловался — и вдруг такое. А с другой стороны, если бы я любил таскаться по врачам, то и кончился бы гораздо раньше.

— Это уж точно, — сказал с ухмылкой Уортон.

Кстати, Уортон не произвел на меня отталкивающего впечатления. Конечно, он был сутул, почти совершенно лыс и по нему было видно, что он всю жизнь, не покладая рук, работал на ранчо. Было ему лет семьдесят, и, очевидно, он по-прежнему трудился, как в молодые годы, и будет трудиться так до самой смерти. И улыбка у него была вполне дружеская. Он встал, долил себе кофе и вернулся на место.

— Значит, вы не будете лечиться? — спросила я, отпивая из стакана.

— Отчасти, конечно, буду. Вот, принимаю обезболивающие пилюли — прошлой ночью, например.

— У вас сильные боли?

— Да нет. Просто решил принять. Я не думаю, что у меня будут сильные боли.

Это меня удивило. Я знала, что рак легких обычно доставляет больным ужасные страдания. Видя мое недоумение, мужчины за столом развеселились. Роберта налила себе кофе и вышла.

— Джеки, я буду в гостиной, — сказала она.

— Как держится Роберта? — спросила я Гарри.

— О, Берта молодец. Мы с ней неплохо пожили. И, наверное, хорошо, что у нас никогда не было детей — мы и в молодости были такими же стариками, не отступающими от своих привычек.

— Но, может быть, выход все-таки есть? Почему еще раз не сходить к врачу, не посоветоваться?

— Все это ни к чему, Джеки. Я прожил жизнь так, как хотел, и это первая серьезная неприятность, с которой мне пришлось столкнуться. Мне шестьдесят шесть лет, и немногие могут сказать про себя то же самое. Я жил там, где хотел жить, со всеми в мире, с женщиной, которую любил. Я радовался восходу солнца каждое утро и каждый вечер я был доволен той работой, которую сделал днем. Жалею я только о том, что оставлю Берту одну, но я бы не женился на ней, если бы не знал, что она со всем справится и одна. Ей, конечно, будет тяжело, но она справится, да и ребята присмотрят за ней.

Я тянула виски.

Внутри у меня потеплело, навязчивые мысли на время отхлынули.

— Вы будете продолжать игру? — спросила я.

Они засмеялись.

— Нам нужно побыть вместе, — сказал Лип. — Мы собираемся в кафе уже лет двадцать, верно? И когда что-нибудь подобное происходит, мы обязательно вместе.

— Что-нибудь подобное?

— Строительство коровника или неприятности с друзьями, — сказал Уортон. — Ведь здесь хозяйство, сады, животные. Мы всегда распределяем, кому что делать. Когда умерла Эллен — моя жена — я первым делом попросил приехать Гарри, а потом уже позвонил детям. Так у нас заведено.

— И вы полагаете, что так все и должны поступать?

— Господи, конечно же нет, — сказал Гарри. — Просто мы давно знаем друг друга — еще с тех пор, когда здесь мало что напоминало город. Мы привыкли полагаться друг на друга и нам ни к чему церемонии. Пусть все идет своим чередом.

Я почувствовала, как к горлу подкатил комок и на глаза навернулись слезы.

— Конечно, женщины устроены иначе. Я понимаю, вам очень хочется заставить меня переменить мой взгляд на вещи, но, пожалуйста, забудьте об этом. Если я поддамся на уговоры, доктора замучают меня своими лекарствами, процедурами и прочим. Через короткое время я и помочиться не смогу без их помощи. Кончится дело тем, что я буду лежать, вытянувшись на койке, стонать и глядеть с мольбой в потолок. Здесь, по крайней мере, я избавлен хотя бы от этого. Понимаете?

— Но если ты изведешь себя этим виски, нам легче не станет, — сказал Джордж.

— Или слабительным, — добавил Уортон.

— Чем хороши горы, — сказал Лип, — можно подняться по тропинке на гребень Маунт-Саншайн и скользнуть вниз, как на качелях.

— Нет, — сказал Гарри. — Я обещал Роберте, что ей будет что похоронить.

Я поставила свой стакан и закрыла уши руками. Мужчины продолжали переговариваться.

— Вы нарочно меня дразните, Гарри, и это ужасно.

— Нет, Джеки, все совершенно серьезно. У меня действительно рак, но я думаю, что какое-то время я еще смогу работать. Я не хочу одного — чтобы метр восемьдесят в длину и восемьдесят килограммов веса оказались прикованными к койке. В любом случае до этого не дойдет.

— Но вы делаете нас соучастниками — вы сообщаете нам, что собираетесь совершить нечто незаконное. Мы не можем вам этого позволить.

— Я могу, — сказал Уортон.

— Я тоже, — поддержал Лип.

— Не в моих силах остановить его или заставить его что-то сделать, — сказал Джордж.

Гарри ухмыльнулся:

— Вы напрасно ломаете себе голову — если уж Берта отказалась от попыток меня вразумить, стоит ли пытаться вам?

— А что Берта… то есть Роберта… как она отнеслась к тому, что вы задумали?

— Она сказала, что это мое дело. — Он опустил глаза. — Конечно, она сделала это не так — она была очень нежна со мной. Трудно представить, как мы с Бертой шепчем друг другу нежности. Мы не очень-то расположены к чувствительности. — Он поднял лицо и посмотрел на нас. — Скоро будет сорок лет, как я женился на ней. Мы обещали полагаться друг на друга в радости и несчастье. И она согласна со мной в том, что я для себя решил…

Еще немного — и я бы начала всхлипывать, но Гарри протянул мне салфетку.

— Вы очень ошибаетесь, если думаете, что я допущу, чтобы мои последние дни были жалкими, — сказал он.

— Ну, мне пора, — сказал Уортон. — Завтра увидимся.

— Я тоже пойду, — подхватил Лип, отодвинул свой стул и встал. — Для трехчасового ленча достаточно.

Джордж поднялся молча, и они, не торопясь, вышли. Не было никакой особенной церемонии прощания, они даже не обменялись рукопожатиями — только бросили: «Завтра увидимся» и, не оборачиваясь, вышли.

— Хотите еще виски? Кофе? — спросил Гарри.

Я почесала нос и попросила кофе. Постепенно самообладание вернулось ко мне, да и Гарри успокоил меня умиротворяющими истинами вроде: «Хорошая и короткая жизнь лучше, чем длинная и жалкая», а также: «Вопрос состоит не в том, умирать или не умирать, — вопрос в том, когда умирать и как». Когда я осушила чашку, Роберта вернулась на кухню. Она налила себе кофе, положила журнал и подсела к нам за стол.

— Джеки, завтра утром я собираюсь приехать в контору, — сказала она. — Я не хочу, чтобы вы попадали в затруднительное положение, но мой график должен быть гибким. Я рада, что вы у меня работаете, и вы были правы в том, что потребовали у меня объяснений — ведь мое отсутствие без всяких видимых причин отрицательно сказывается на общей работе.

Я в первый раз слышала, чтобы она говорила о нашей работе как об общей. Таким способом она дала мне понять, как высоко меня ценит.

Мы больше не говорили ни о раке, ни о смерти, ни о пилюлях. Роберта рассказала о том, какую статью по экологии прочитала в журнале. Гарри — об удивительной женщине по имени Глэдис, сделавшей чудесный джем из бузины. А потом они наперебой заговорили о фестивале, который должен был открыться в конце недели.

Я узнала, что каждый год, в конце сентября, в городе устраивают разнообразные празднества: красочные шествия, танцы, приезжают даже гости из соседних районов. Город украшают флагами и праздничными плакатами. До меня это, однако, доходило весьма смутно — я была слишком замкнута на своих собственных проблемах и не замечала, что творится вокруг меня. У меня из головы не шли и таинственные посещения, хотя, казалось бы, ничего прямо угрожающего в них не было. И убийство четырехлетней давности, хотя, кажется, ничто не связывало его ни со мной, ни с кем-то из моих знакомых. И я продолжала с недоверием относиться к Тому, хотя он сам рассказал мне то, что и возбудило мои подозрения. Но должна же я была заметить, что и у других случаются неприятности, не меньше, чем мои, что в мире происходят события, более крупные, чем непосредственно связанные со мной.

— Почему Уортон так плохо относится к Тому Уолу? — спросила я Гарри.

— Кто это говорит?

— Я сама заметила, что Уортон с ним почти не разговаривает.

— А с кем Уортон разговаривает? — не уступил Гарри.

— Ну, хорошо… Том сам говорил, что Уортон его терпеть не может.

— Гм… Он весьма чувствителен.

Я посмотрела на Гарри, а потом перевела взгляд на Роберту. Мне показалось, что им есть, что сказать.

— Вы что-то имеете в виду? — спросила я. — Гарри, пожалуйста, не скрывайте от меня ничего.

— Да нет, ничего особенного. Том хотел, чтобы у него был прямой выезд на шестнадцатую, но для этого нужно пересечь луг Уортона. Уортон был против — считал, что они вполне могут пользоваться общим выездом, но Том не хотел каждый раз проезжать мимо дома Уортона.

— Почему?

— Кто знает? Во всяком случае, сейчас у них общий выезд и это, конечно, и удобнее, и дешевле, чем собственный. — Гарри пожал плечами. — Ему пришлось бы проложить дорогу длиной одиннадцать километров, а так — от развилки до шестнадцатой всего шесть километров, пять из которых у них с Уортоном общие. По-моему, нет никакого смысла в этой отдельной дороге. В другой раз Уортон сказал, что собаки Тома устроили страшный лай, носились вдоль дороги и мешали ему спать. Том ответил, что ничего подобного не было. Уортон сказал, что, возможно, это были его гости, возвращавшиеся домой поздно ночью, но Том утверждал, что никаких гостей у него никогда не бывает. А потом случилась эта история с изгородью — и они до сих пор не успокоились.

— А как по-вашему — кто из них прав?

Гарри ухмыльнулся:

— Видите ли, Джеки, Уортона я знаю давно, гораздо дольше, чем Тома Уола. И я ничего не имею против Тома, но я знаю, что прежде, чем солгать, Уортон отрежет себе язык, и если он говорит, что Том или его друзья гоняли по дороге и шумели, значит, он сам это видел. Уортон говорит, Том хотел бы, чтобы его считали эдаким молодым отшельником, но он проводит в разъездах не меньше времени, чем сидит дома. И я думаю, Уортону можно доверять.

Я наклонилась вперед:

— Почему?

— Почему он уезжает? Мало ли может быть поводов? За покупками, на проповедь, выпить с кем-нибудь виски… Ему нравится, чтобы его считали нелюдимом, но…

— Зачем ему понадобилось гонять вдоль дороги среди ночи? — спросила я.

— Сказать вам правду?

— Конечно.

— Потому что это должно было взбесить Уортона, — ответил Гарри, понизив голос до полушепота. — Вот единственное объяснение: это должно было взбесить Уортона, а доказать ему все равно ничего не удалось бы. С одной стороны, Уортон безболезненно мог разрешить Тому прокладывать дорогу через луг, который он никак не использует, но Уортон — человек старого закала, он ни за что не пустит на свою землю даже лучшего друга. Это его земля и он не позволит ни копать на ней колодцы, ни проводить через нее дороги, ни ставить изгороди. Земля принадлежит ему и мы, старожилы, признаем за ним его право. А для молодых это ничего не значит, они рассуждают, как потребители. Собаки Уортона надрываются от лая, его коровы бродят неизвестно где и на Уортона страшно смотреть. А Том, невозмутимо, как всегда, говорит ему: «Мистер Уортон, я с удовольствием построю вам новую изгородь и даже новый амбар, если вы откуда-нибудь выкопаете свидетеля или доказательство, что я повредил ваше имущество и вашу собственность». Старик Уортон говорит, что никто другой не мог этого сделать, а Том возражает, что, возможно, это дети… Но этого не может быть, там только два дома.

— Гарри, — сказала я. — Может быть, дети перепутали дорогу и решили пройти напрямик?

— Нет, Джеки, от развилки к обоим домам идет по узкой дороге, но между развилкой и шестнадцатой есть достаточно путей, чтобы не сворачивать ни к Уортону, ни к Тому. Нет, я думаю, Том сделал это нарочно. И я сказал Уортону, что лучше всего замять это дело.

— И что же?

— Я давно ничего о нем не слышал, но вот, Том вдруг рассказывает обо всем вам.

— Да, похоже это та самая история. Правда, про ночную езду он ничего не говорил. Но я так поняла, что Уортон имел свои виды на тот участок, на котором обосновался Том.

— Верно, но он не хотел платить за него назначенную цену.

— Я так и поняла, что они в ссоре. И плохо, что ни тот, ни другой не стремится уладить отношения. Особенного домашнего хозяйства у Тома нет, но он держит собак, лошадей…

— Правда? — удивился Гарри. — Я об этом не знал. Я всегда думал, что если ты не сидишь на своем ранчо двадцать четыре часа в сутки все семь дней в неделю, тебе обязательно нужен такой сосед, чтобы иногда подкармливать твоих животных. Во всяком случае, он мог бы упомянуть лошадей и собак, когда мы говорили о животных. Я и не думал ни о чем таком. Конечно, Уортон тоже не подарок, — сказал Гарри и похлопал Роберту по плечу с тем невыразимым оттенком нежности, который напоминал мне, сколь непросто людям ладить друг с другом.

Мы еще немного поговорили, а потом я уехала. Они оба проводили меня до машины.

— Когда закончатся все эти празднества, — сказал Гарри, — я приготовлю мясо с острой приправой. Приезжайте — поедим, поговорим, поиграем в карты.

— Охотно, — сказала я. — Большое спасибо.

Остаток дня я провела в конторе. Возвращаясь вечером домой, я чувствовала, что мне необходимо общество Свини — исключительно из-за того, что мы провели под одной крышей три ночи подряд. Я заметила, что такие люди, как Гарри, Роберта, Бодж, Сью, Свини, Николь, даже Уортон стали со мной приветливее — я хотя и не была ими обласкана, но словно бы оказалась принятой в их круг.

Только об одном я не думала до тех пор, пока не добралась до кровати. О словах Гарри, что Том старается выдать себя за отшельника, а так же о том, как раздражало Уортона, когда Том говорил о строительстве своего дома — якобы он все делал своими руками. Уортон утверждал, что самое большее, что он сделал, это стены выкрасил да полки навесил, но остальное… Ведь дело Тома — мелкий ремонт по дому, а не строительство.

Мне было непонятно, для чего Том выдавал себя за искусного мастера. Почему было не сказать так, как есть?