Свидание с умыслом

Глава семнадцатая

Во время моих изысканий голос Тома стоял у меня в ушах: «Но ведь есть доказательства!» Да, доказательства были. Не нужно было далеко ходить, чтобы прийти к выводу, что Том прав: Джейсон Девэлиан угрожал Тому и его семье, затем убил Дженет Лоулер и маленькую Лизу. Возможно, он хотел убить их всех.

Грамотный адвокат не должен тонуть в малозначащих деталях, а сразу схватывать суть дела. Поэтому я отправилась прямиком в департамент транспортных средств. Должна ли я говорить, что мой верный помощник отправился вместе со мной?.. Мы искали адрес Девэлиана в марте 1978 года, накануне убийства. Ему было выслано уведомление о прекращении действия водительских прав из-за неуплаты штрафа — оно было отправлено в лечебницу, в которой он, согласно судебным отчетам, тогда находился. Следующее уведомление было отправлено в другую лечебницу, менее строгого режима, потому что первое вернулось назад. Оставалось только гадать, в какой из этих лечебниц он в действительности содержался.

Я располагала временем, чтобы вникнуть во все детали, и меня сжигала потребность вникнуть во все. Поэтому я начала с самого начала, со следствия по делу об убийстве некой Паулины Рени Зеппало. Судя по всему, обвиняемый подцепил ее в баре, три коротких месяца они где-то сожительствовали, потом она скончалась от ран, полученных в результате побоев. Джейсон Девэлиан был арестован, по его делу было проведено следствие и он предстал перед судом. Одновременно он воспользовался услугами государственного защитника, который потребовал для него психиатрической экспертизы. Экспертом, направленным для этой цели от штата, был Том Лоулер. Когда два эксперта расходятся в выводах, вызывают третьего. Первый эксперт утверждал, что обвиняемый страдает раздвоением личности и нуждается в длительном лечении. По его мнению, он был в ясном сознании только пятнадцать процентов времени, а в другое время галлюцинировал, слышал голоса и приказания от высшего существа и не мог отвечать за свои действия.

Доктор Лоулер провел свои обследования и пришел к выводу, что подсудимый находится в ясном уме и трезвой памяти, хотя и является очевидным социопатом. Лоулер указал на пережитые в детстве потрясения сексуального свойства, отсутствие нормального воспитания и образования, а также на тот факт, что в возрасте тринадцати лет подсудимый вообще бежал от своих жестоких родителей.

Эти факты напомнили мне об одном клиенте, о котором Том рассказывал, не упоминая его имени. Либо ему приходилось давать заключения о многих социопатах с одинаковыми предпосылками, либо он говорил о Девэлиане, не называя его.

За Девэлианом числилось огромное количество правонарушений от мелкого воровства до изнасилования и вандализма. И, хотя он и напирал на галлюцинации и раздвоение личности, доктор Лоулер был убежден, что это не более, чем хитрая уловка. И независимо от того, сам ли Девэлиан отвечал на его вопросы или его двойник, результаты были одни и те же.

По мнению доктора Лоулера, подсудимый мог отвечать по всей строгости закона. Любое назначенное судом психотерапевтическое лечение может быть осуществлено либо частным образом, либо в одном из исправительных заведений штата. Доктор Лоулер сказал, что Девэлиан признался в убийстве больной женщины и хорошо знал, что он делал и для чего.

Даже по прошествии двенадцати лет мне было ясно, в чем заключалась ошибка в работе третьего эксперта. К тому времени, когда суд назначил третью экспертизу, Джейсон Девэлиан уже знал результаты двух предыдущих. И, отвечая на вопросы третьего эксперта, он действовал как социопат, страдающий раздвоением личности. Своим заключением Том Лоулер сам схематически изобразил ему характерные моменты такого поведения.

Мне нужны были отчеты и записи, сделанные в лечебнице. К счастью, у меня были знакомые среди судебных властей Лос-Анджелеса. Его честь Сай Ресселмен внимательно выслушал меня, и я получила не только то, что хотела, но и приглашение на обед. Сай был пятидесятипятилетний вдовец, с которым я много лет подряд встречалась в суде, между нами никогда не было ни малейших неясностей и мы нравились друг другу. Во всяком случае, и приглашение, и необходимые разрешения я приняла с большой благодарностью.

То, что я прочитала в больнице, заинтриговало и потрясло меня. До сих пор я не видела фотографии Джейсона Девэлиана. И лишний раз убедилась, как сильно наше мнение о человеке зависит от внешности. Фотография, сделанная сразу после ареста, изображала отвратительную личность с узким и длинным носом, узкими губами, беспорядочной копной сальных волос и узкими усиками. Нужно было, чтобы он выглядел злобным и отталкивающим.

После приема его в больницу было сделано другое, улучшенное фото, ведь государственный защитник почти обелил его. Больше в газетах не помещали ни одного его снимка — убийство женщины, совершенное ее любовником, перестало интересовать прессу. Глядя на этого нового Девэлиана, даже я засомневалась, правильно ли подавать его в криминальном освещении. Он был модно подстрижен, аккуратно выбрит, взгляд его был совершенно спокоен. На губах даже играла легкая улыбка.

Я узнала, что после того, как его мать бежала от семьи, Девэлиан остался на попечении отца, который приставал к нему с грязными требованиями. Он говорил, что мать никогда не пыталась оградить его от этого, хотя с ней ее муж обходился не лучше.

Отец совершенно изолировал сына от общества и держал его как узника. Они жили на большой ферме в Небраске, но вокруг были только наемные работники, никто из которых не состоял в сколько-нибудь тесных отношениях с их семьей. Он не посещал школу и не знался со сверстниками. Его образование составляло неполных четыре класса, но он все-таки выучился чтению и математике в пределах, превосходящих этот уровень. С тринадцати лет, когда он бежал от отца, он сам о себе заботился, зарабатывая на жизнь как законным, так и незаконным путем.

Теперь у меня уже не могло быть сомнений, что я читаю описание дела, ранее пересказанного мне Томом. Конечно, Том понимал, кому он сообщает эти подробности, поэтому и скрыл от меня, о ком идет речь. Но я его не виню: ведь в ту ночь я сказала, что больше не хочу ничего знать о его трагедии и интересует меня только его семья, его детские годы, его профессиональная жизнь. Однако меня немного смущало, что он рассказывал о человеке, убившем его близких, с таким бесстрастием.

Я продолжала читать дальше. В первые несколько недель пребывания в лечебнице Девэлиан подвергся весьма интенсивному лечению, но, судя по его участию в коллективных процедурах и присутствию в общей столовой, игре в карты и шахматы, он был вполне в форме. Сиделки, консультанты и психиатры оставили прямо-таки восторженные отчеты о его поведении, о глубине раскаяния и желании начать новую жизнь. И очень скоро было рекомендовано перевести его в другую лечебницу, менее строгого режима.

Вот тут-то и таилось решающее доказательство.

Убийство Лоулеров произошло пятнадцатого марта. А перевод Девэлиана официально датирован восемнадцатым марта. Но мне было ясно, что первоначально на документе стояло тринадцатое число, которое позднее было исправлено на восемнадцатое. И в ночь убийства Девэлиан уже находился на новом месте.

— Том Лоулер не совершал этого, — сказала я в тот же вечер Саю. — У него была на руках пациентка.

— А что там с угрозами? — спросил он.

— Записанными на автоответчик? Согласно отчету, Лоулер утверждал, что, работая в криминальном окружении, не такая уж редкость — получить угрозу по телефону. Поэтому он и не принял достаточно действенных мер. Он даже не стал предупреждать жену и торопиться домой после окончания дел.

— Что же он все-таки предпринял?

— Он сообщил в полицию, но ему ответили так, как всегда отвечают в подобных случаях: никаких особенных мер принять невозможно. Он сказал, что ему угрожают обитатели тюрьмы, но если человек уже находится в месте лишения свободы, нельзя установить за ним какое-то особое наблюдение.

— Вы до конца изучили протокол перевода?

— О, единственное, что можно утверждать наверняка, так это то, что подписан он был лечащим психиатром. Когда и кем была изменена дата, остается тайной. Может быть, кем-то из сотрудников, а может быть, самим врачом, когда он осознал, что его тоже могут призвать к ответственности за совершенное преступление. Кроме того, записи о состоянии его здоровья продолжаются до восемнадцатого числа, но их легко было сделать и после того, как он был переведен на новое место. В этот спорный пятидневный период врач его не посещал. Я даже думала, что Девэлиан мог изменить дату самостоятельно, но пациенты заперты в палатах и не имеют доступа к посту медсестер.

— Когда Девэлиана арестовали, — продолжала я, — это был дикий зверь. Потребовалось участие четырех полицейских, чтобы только надеть на него наручники. А читая о его пребывании в больнице, думаешь, что это само обаяние. Похоже, у него были свои люди среди персонала, потому его и перевели так быстро.

— Какое имеет значение, раньше его перевели или позже?

— Сай, ведь ты судья, ты знаешь, какая прекрасная вещь — осуждение на неопределенный срок. После месячного заключения и установления диагноза он поступил в распоряжение лечащего врача. Если бы они нашли его буйным и опасным для окружающих, то задержали бы его. А если бы он показался им слабоумным, но управляемым, они могли поступить с ним, как им угодно. Они могли вообще выпустить его, если суд не дал им насчет него особого распоряжения. А этого сделано не было.

— Да, этого сделано не было, — повторил Сай, — потому что это было семейное преступление и партнеры представляли опасность лишь друг для друга. Поскольку одна из них была мертва…

— Да-да, такое случается каждый день, — сказала я. Нельзя было предъявить иск от имени умершей женщины и никого не интересовало продолжение этого дела, оно не было связано с другими делами, никто не был заинтересован в том, чтобы преступник получил по заслугам.

— А затем, — продолжала я, — он надел поверх своей одежды куртку санитара и вышел из больницы. Он отправился в бар, заказал себе пива, немного поболтал с постоянными посетителями, потом сел на автобус и отправился в фешенебельную часть города. Он забрался в дом, взял деньги и драгоценности и устроил пожар, чтобы скрыть следы преступления. А когда прибыли пожарные, он, не возбудив ничьих подозрений, дожидался автобуса в четырех кварталах от места происшествия. Дом очень пострадал. Но персонал составил на него соответствующее донесение и полиция разыскала тех, с кем он успел перекинуться парой слов во время своего самовольного отгула. Он, видите ли, собирался приобщаться к гончарному искусству. Записался на курсы керамики.

— Джеки, зачем вы так глубоко во все это вникаете?

— Я делаю это для того, чтобы обрести уверенность в себе. Дело в том, что я начала сближаться с этим парнем, Томом Лоулером. И наши отношения сильно усложнились и запутались после того, как стали известны эти факты из его прошлого. К тому времени, когда мы перестали с ним встречаться, я уже была уверена, что он не в своем уме. Представьте себе, что мы провели приятный вечер вдвоем, поговорили о том, о сем, согласились, что нам ни к чему связывать друг друга… а затем я обнаруживаю, что, пока я спала, кто-то побывал у меня в доме — стакан с клюквенным соком, который я пила в этот вечер, был опрокинут на скатерть. В другой раз он позвонил мне и потребовал, чтобы я пошла с ним куда-нибудь. Сначала он говорил, что признает мое право на независимость и даже уважает его, но когда я отклоняла приглашение, сразу становился враждебным. Когда он увидел меня на местном празднике вместе с Майком, он не мог сдержать своей неистовой ревности. И после всего этого, когда я решилась объясниться с ним, он перевернул все с ног на голову и обвинил меня в том, что я недостойно им вертела. Я с ним окончательно порвала, но, узнав, что Том Лоулер неповинен в убийстве своей жены и дочери, я почувствовала облегчение. Слава Богу, мне не пришлось иметь дела с убийцей. Конечно, я не стану ему об этом сообщать, ведь он может принять это за сигнал к возобновлению отношений. Пусть он и был невинной жертвой, но сам он тоже хорош.

Сай задумчиво пожевал, а потом сказал:

— Жертвы преступлений могут долгое время пребывать в состоянии эмоционального потрясения.

— Это я понимаю.

— Я не вижу ничего невероятного в том, что человек, бывший уважаемым специалистом и необоснованно подозреваемый в убийстве, ведет себя немного странно. Это не могло не затруднить ему дальнейшее общение с людьми. Но и вы, конечно, не обязаны были из-за этого с ним подружиться.

— Сай, он настолько обескуражил меня, что ни о какой дружбе и речи быть не может. Когда я попросила Майка раздобыть какие-нибудь подробности этого дела, я считала это совершенно необходимой мерой. Потом я стала чувствовать угрызения совести — ведь я могла навести подозрения на невинного человека! Но потом я опять поняла, что мне нужно защищаться из последних сил… Короче говоря, мне нужно было уяснить суть дела, чтобы не бросаться из стороны в сторону.

— Тогда не надо никому рассказывать о том, что вы разузнали. Возвращайтесь к своим делам и вычеркните этого парня из своей памяти. Другое дело, если бы ему грозило тюремное заключение и только вы могли спасти его.

— Но он утверждал, что это несовершенное преступление следует за ним по пятам, даже его родственники не уверены в его невиновности. Может быть, интересы справедливости требуют не удерживать про себя спасительную для него информацию?

— Вы можете связаться с его адвокатом, а можете просто сообщить все, что нужно, в полицию, не называя себя. Можно попросить Майка, чтобы он сделал это для вас.

Предложение звучало весьма разумно, но прежде мне хотелось взглянуть на отчеты о поведении Джейсона Девэлиана после ограбления и поджога. После двух лет тюремного заключения он был досрочно освобожден, но нарушил данное обязательство и исчез.

Во время пребывания в тюрьме он снова зарекомендовал себя образцовым заключенным. И всего лишь два раза находился в изоляторе: один раз из-за нанесенных ему побоев, другой раз по поводу аппендицита. В обоих случаях пробыл он там недолго: то ли выздоровление осуществилось воистину чудесным образом, то ли он и не был особенно болен. Во время драки он потерял пару зубов, заработал перелом носа и подбородка, у него было раздроблено несколько пальцев. Но так же, как во время предыдущего заключения в лечебницу, он оставался в форме несмотря на то, что его усиленно пичкали транквилизаторами, он и тут поразительно легко перенес сильную боль.

Умственное развитие образцового арестанта также не могло не удивить непосвященных. В тюрьме он изучал все, что не было ему преподано в свое время, от астрономии до правоведения. Он посылал длинные письма специалистам и получал ответы на интересовавшие его вопросы. Он овладел техникой быстрого чтения. Научился обращаться с компьютером и знал, как починить кондиционер и холодильник. Не чуждался он и художественной литературы. Его можно было считать образцом собранности и терпения. Едва ли он спал более двух часов в сутки.

Его поведение свидетельствовало о том, что он не способен переносить бездействия. По рекомендации посетившего его психиатра, он даже прибегнул к занятиям бодибилдингом. Тот же врач записал, что успокоительные средства не имеют на него практически никакого действия, снотворное против него бессильно.

Очевидно, он был общим любимцем. Во время заключения он пользовался многочисленными льготами, у него было много свободного времени и он не выполнял никакой тяжелой работы. Были особо отмечены его коммуникабельность и желание начать новую жизнь.

И ни одного слова не было сказано о том, что он страдает раздвоением личности.

Было необходимо переговорить с Дейком Рамсеем, следователем по делу Лоулеров, и мы договорились встретиться в кафе неподалеку от полицейского управления. У меня создалось впечатление, что, если бы я не упомянула, что мой бывший муж — Майкл Александр, он уклонился бы от встречи со мной.

Когда я спросила его, что он помнит по делу Лоулеров, он долго раздумывал, что мне ответить. Похоже, его память на детали не отличалась особой цепкостью, но это было еще не самое худшее.

Дейку было пятьдесят восемь лет, но по неизвестным мне причинам он держался ожесточенно и злобно. Он помнил только то, что был убежден в виновности Лоулера, но припереть его к стенке не мог.

Я сказала ему об исправленной дате перевода из одной больницы в другую.

— Это ни для кого не секрет, — сказал он. — Мы это видели, но это не более, чем случайная описка, тут же исправленная. Достаточное количество свидетелей показало, что он был там.

— Каких свидетелей? Врачей? Санитарок?

— Да, из персонала. И, кроме того, других пациентов.

— Никаких документов о его поступлении во вторую лечебницу нет. Ежедневные записи начинаются с восемнадцатого числа, но вполне вероятно, что записи за предыдущие пять дней были просто изъяты вместе со свидетельством о его поступлении, и эти же пять дней добавлены к отчету в первой больнице.

— Но всему этому уже двенадцать лет, — сказал он нетерпеливо. — А тогда мы тщательно допросили весь персонал, и в день убийства он точно находился в лечебнице усиленного режима. Я не понимаю, зачем вы всем этим интересуетесь?

— Разве Майк не сказал вам?

— Что не сказал? Он брал кое-какие материалы, но при этом ничего не объяснял мне.

— Дело в том, что некоторое время назад я познакомилась с Томом Лоулером. И его до сих пор мучает то, что его невиновность не доказана. Это мешает ему работать, жить полноценной жизнью.

— Мадам, если вы вступили в какие-либо отношения с этим человеком, то вы столь же безумны, как и он сам. Может быть, его и нельзя назвать душевнобольным в обычном смысле, но он необыкновенно подл. Он получает то, чего хочет, а, пресытившись, отбрасывает. На вашем месте я не стал бы связываться с этим негодяем.

— Похоже, вы за что-то сильно его ненавидите, — сказала я.

— У меня нет времени на пустые фантазии, — ответил он. — Скажите своему приятелю, что он может не бояться преследования со стороны Лос-Анджелесского полицейского управления. Мы не трогали его уже пять, а то и десять лет. А если он не может жить нормальной жизнью, так это его проблемы, а не мои.

— Он мне не приятель, — сказала я.

Я была расстроена, хотя и не слишком удивлена отсутствием подробного отчета о деле. И мне не слишком понравилось, что никто не собирается пересматривать своих мнений. Вполне возможно было уличить Девэлиана и обелить Тома, но никому не было до этого дела. Что касается меня, то я ратовала за справедливость, а не за Тома как такового.

А последняя моя попытка изменить что-нибудь в этом деле и вовсе провалилась. Адвокат Тома Чарлз Нельсон был в отпуске.

— Итак, Майк, — сказала я, — он должен вернуться через неделю. Пожалуйста, свяжись с ним. Хорошо? Лучше всего встретиться лично и рассказать обо всем, что нам известно.

— Почему «нам»?

— Полно, ведь ты помогал мне. Давай доведем до конца то, что начали. Может быть, это и хорошо, что Нельсона нет в городе. Мне бы очень хотелось покончить с этим делом раз и навсегда. И, если Том Уол получит радостные известия, пусть они исходят не от меня. Мне бы не хотелось иметь с ним что-то общее.

— Может быть, он и не собирается возвращаться в Коульмен. Он ведь большой любитель переезжать с места на место.

— У него ведь там остался дом и другая собственность. Я бы очень обрадовалась, узнав, что он все распродал и отбыл с Богом, но я готовлю себя к тому, что мне еще придется с ним встретиться.

— Знаешь что, Джек, — сказал он, указывая на меня через стол вилкой. Разговор происходил во время обеда, для которого Челси замечательно приготовила жареную индейку с соусом. — Мне кажется, тебе еще чего-то не хватает во всей этой истории. Кто другой был бы способен раздуть целое дело из-за опрокинутого бокала с соком.

— Нет, больше мне ничего не нужно, — возразила я. — Особенно, если учесть, что где-то у нас в долине бродит убийца. И у меня были серьезные сомнения относительно Тома. Я нуждалась в уверенности. Думаю, я обо всем расскажу Боджу.

— Делай, как считаешь нужным. Но лучше не бери в голову лишнего. Пусть доктор, если хочет, будет плотником. У тебя ведь есть и своя собственная жизнь. А об остальном пусть болит голова у Боджа. В конце концов, с этим убийцей ему могут помочь из министерства обороны.

— Откуда? — спросила я.

Майк продолжал жевать:

— Готов спорить на что угодно, что Кремп — не последняя спица в этой колеснице, да и кроме него по району рассеяно с десяток сотрудников. Что он сказал мне? Сказал, что полицейская работа опустошила его, что, перестреляв столько людей, он хочет обосноваться в тихом местечке и растить детей… У него ведь не было детей, а теперь они уже подростки. Очень удобно.

— Значит, он женился на женщине с детьми?

— И нашел подходящее убежище, чтобы дышать свежим воздухом, рыбачить и прочее. И хотя он жил здесь и раньше, он впервые заговорил о рыбалке.

— Да, но ему едва ли удастся сохранить инкогнито…

— Какое нам дело, Джек? Если он удалился на покой, чтобы ограничиться исключительно консультациями, то тем естественней, что многие его «ребята» заглядывают к нему. И если кто-то заподозрит в одном из его гостей полицейского, в этом не будет ничего странного. Не так ли?

— Наверное, — сказала я. — Но твое воображение избирает еще более опасные пути, чем мое.