Танцуй, детка!

14

Перед сделкой я еду в клинику, чтобы ещё раз увидеть Даню и поговорить с доктором. Я захожу в палату к брату и прошу оставить нас одних: он всё так же безучастно смотрит перед собой такими же разными, как и у меня, глазами. Я встаю на колени у его кровати, беру его шершавую ладонь в свои все в царапинах и ссадинах руки и шепчу ему тихо-тихо, чтобы только он мог меня услышать:

– Прости, что я так редко навещала тебя в последнее время. Я очень много работала, чтобы достать денег тебе на операцию. Осталось совсем немного, и ты будешь здоров, я обещаю. Твоя сестрёнка вытащит тебя отсюда.

Я смотрю в огромное окно, в которое видно длинную полоску дюн, приближаю свои губы совсем близко к Даниному уху и продолжаю:

– А ещё я влюбилась. В человека, чьего отца ты убил. Это ведь был ты? – и я с силой сжимаю безжизненную ладонь своего близнеца. – Я догадалась. Дедушкин старый кольт, скомканные купюры у тебя в кармане в ту ночь, после которой всё это с тобой случилось, – я плачу, и продолжаю, захлёбываясь, еле слышно бормотать:

– Зачем ты это сделал, Даня?! И что он сделал с тобой?! Но теперь всё позади, и всё наладится. Потерпи. Ты поправишься, и мы навсегда уедем с тобой отсюда, чтобы нас никто не нашёл.

Я плачу, уткнувшись в волосы брата, которые пахнут так же, как и мои. Я отрываю своё лицо от его щеки, и гляжу на него, и вижу, как крошечная слеза сверкающим бриллиантом застряла в уголке его глаза…

Я сижу в кресле напротив Ланского, и теперь уже не смотрю на него как на волшебника, раздающего деткам конфетки из радуги. Он просто такой же, как и все остальные. Не хуже и не лучше.

– Дмитрий, деньги будут у вас через три дня. Пожалуйста, пришлите мне реквизиты вашего счёта, и я вам всё переведу.

– Хорошо, Алекс, вам точно не нужна помощь? – спрашивает меня заботливо доктор, как будто действительно хочет помочь мне. Точнее, надеется, что я буду у него отсасывать за скидку, – со злостью думаю я, но лишь уверенно улыбаюсь ему в ответ и отвечаю:

– Не беспокойтесь, доктор, всё хорошо, – я поднимаюсь с кресла и медленно подхожу к нему, наклоняюсь так, что в низком вырезе он видит мою мягкую округлую грудь, и, положив свою ладонь сверху на его застывшую на столешнице кисть, полушепчу:

– Главное теперь, чтобы всё прошло успешно. Я очень на это надеюсь.

Я делаю многозначительную паузу и смотрю ему прямо в глаза, не отводя своих, и если я на самом деле ведьма, как считают все вокруг, то пусть он почувствует это, чёрт побери! Ланской какое-то время глядит на меня, как кролик на удава, а потом нервно сглатывает, выдёргивая свою сухую пергаментную руку из моего капкана, и, прокашливаясь, бормочет:

– Конечно, Алекс, всё будет просто отлично, вам не о чем беспокоиться. Это вполне стандартная операция.

– Это замечательно, доктор, я очень на это рассчитываю, – отвечаю я, практически улёгшись на его стол, и моя грудь почти полностью вываливается из тесного декольте, но в это раз Ланской даже не делает попыток приблизиться ко мне…

Я сижу в своей тесной комнате, всматриваясь в непроглядную тьму за окном, и чувствую, как ночь обступает меня со всех сторон своим войском, обволакивает меня. «Ты чего лекции прогуливаешь?!», – получаю я сообщение от Юльки, но лишь равнодушно закрываю его. Никаких вестей от Майкла, да и глупо было бы ждать их после того, как я просто бросила его и ушла. Мой институт, танцы и юность в прошлом: уходят навсегда в эту кромешную ночь, пока моя тёплая Китти тихонько урчит у меня под боком, не давая мне окончательно утонуть в этом водовороте отчаяния…

На следующий день я прихожу в «Нью-Йорк 56» сразу же после открытия: я не могу больше оставаться сама с собой наедине. Пусть всё поскорее закончится!

– А вот и наша королева дня! – радостно приветствует меня Артур. В отличие от меня, сегодня у него, судя по его возбуждённому виду, планируется просто отличный день.

– Пойдём скорее со мной, я тебе покажу, где всё будет проходить! – приглашает он меня последовать за ним, словно режиссёр, показывающий актрисе съёмочную площадку.

– Я думала, аукцион состоится тут же, на нашей основной сцене, – недоуменно бормочу я ему в ответ, на что Арчи лишь закатывает свои глаза к потолку и цокает языком.

– Ты что, детка, разве можно такой спектакль устраивать в общем зале, к которому и так все давно привыкли? – словно отчитывает он меня. – А как же накал страстей? Интрига? Антураж, в конце концов! – укоризненно восклицает он, как будто я предложила ему совершить что-то ужасное и непотребное. – Такое, знаешь ли, не каждый день у нас случается, – подмигивает он мне, и я послушно иду за ним по длинному коридору, где расположены все наши основные приватные комнаты.

К моему удивлению, мы проходим их все, и углубляемся всё дальше в змеящийся и уходящий вниз коридор, и я вспоминаю старинные легенды о запрятанных здесь тайных пещерах с драконами.

Словно прочитав мои мысли, Артур оборачивается ко мне и подмигивает:

– Такого ты точно больше нигде не видела. Тебе обязательно понравится, детка, поверь, – и в полумраке его черты становятся жёстче и страшнее, и мне мерещится, что это не мой обаятельный и пронырливый сутенер, а демон в человеческом обличье заманивает меня за собой в бесконечный тёмный лабиринт.

Но вот мы наконец-то упираемся в низкую неприметную дверь в самом конце нашего пути, и Артур, порывшись в своих джинсах, выуживает из них ключ. Отпирает дверь, и мы оказываемся на улице под открытым небом на небольшом пятачке, окружённым со всех сторон скалами, которые надёжной высокой оградой обступают небольшую площадку в центре. И теперь я не удивляюсь тем слухам и сплетням, которые ходили вокруг нашего заведения: здесь на самом деле есть коридор, прорытый в горах, который ведёт в секретное место.

– Нравится? – восхищённо спрашивает у меня Артур, как будто сам всю ночь рыл подземный проход и обустраивал эту площадку.

– Впечатляет, – сухо отвечаю я, но на самом деле, место действительно словно захватывает меня в плен, не давая отделаться от какого-то зудящего ощущения внутри.

– Я так и думал, моя девочка, – радостно хохочет Арчи, и теперь он и вправду напоминает мне старинного работорговца со своей острой и чёрной как смоль бородкой и золотыми «Ролексами» на запястье. – Ты не поверишь, но здесь много веков назад был рынок, где продавали и покупали лучших наложниц для гаремов местных князей и турецких султанов, – доверительно рассказывает он мне, словно я должна сейчас проникнуться этой увлекательной историей. – Поэтому он так надёжно спрятан в горах, видишь? – заговорщически подмигивает он мне, а я понимаю, что меня начинает тошнить от всех этих декораций. – Я и сам, когда покупал клуб, не мог себе даже представить, что когда-нибудь использую его по прямому назначению, – начинает смеяться он. – Обычно мы здесь делаем летнее кафе, приватное, как ты понимаешь…

– Это просто поразительно, – прерываю я словесный поток своего затейника-босса, который, оказывается, не лишён режиссёрской жилки. Какой талант пропадает в обычном стриптиз-клубе, – думаю я про себя с иронией. – Отлично, Арчи, ты просто замечательно всё придумал, – подбадриваю я его, – а теперь просто расскажи мне, как всё это будет проходить…

– Блин, Алекс, какого хрена! – возмущается Арчи, когда я стою перед ним совершенно обнажённая, и он чуть ли не с лупой рассматривает меня. – Я же отпустил тебя отдохнуть несколько дней, а ты что, на лесоповале работала?! – продолжает он кричать на меня, рассматривая мои многочисленные синяки, ссадины и царапины. – Я надеюсь, что ты хотя бы ни с кем не трахалась в эти дни?! – уже угрожающе смотрит он на меня, и от его взгляда я мгновенно вся холодею внутри.

– Не переживай, Артур, всё нормально, – тороплюсь я успокоить своего босса. – Всё пройдет как мы с тобой и планировали!

– Я очень на это надеюсь, – тихо отвечает он, и я понимаю, что для меня это действительно вопрос жизни и смерти.

– Можешь проверить хоть прямо сейчас, – с этими словами я ложусь спиной на стоящий в комнате стол и широко развожу в стороны свои ноги, чтобы Артур мог собственными глазами посмотреть на святая святых и удостовериться в моей чистоте. Мне уже абсолютно всё равно, кто будет рассматривать и ощупывать меня: одним больше, одним меньше, какая разница? Раз я товар, так и надо продавать себя как можно дороже.

– Раз ты настаиваешь, – уже более спокойно произносит он, берёт стул и усаживается прямо напротив меня, приблизив своё лицо прямо к моей выставленный на аукцион дверце.

И хотя я понимаю, а уж тем более понимает сам Артур, что он не доктор, я уверена, что любопытство и похоть берут над ним верх, и он аккуратно пальцами разводит мою тонкую плоть в сторону, раскрыв её, как книгу, которую он хотел бы прочесть, и внимательно рассматривает мой узкий вход, и я чувствую его прерывистое дыхание на своей коже, отчего начинаю смеяться, потому что его усы начинают щекотать меня.

– Ну что, всё рассмотрел? – схлопываю я вместе свои бёдра и встаю на ноги, нависая над Артуром всей своей наготой.

Арчи смотрит на меня снизу вверх, нервно сглатывает и отвечает, немного подумав:

– А ты знаешь, мне пришла в голову чудесная идея. Уверен, что твои синяки и царапины возбудят очень многих сегодня, – и с этими словами он впивается в мой живот зубами, я пытаюсь оттолкнуть его, но у меня совершенно нет сил, а мой сутенер с громким урчанием кусает меня, и когда наконец-то отпускает, на моей белой коже распускается ало-кровавый след от его укуса…

В нашем полностью скрытом от глаз города внутреннем дворе, запрятанном в обломках древних скал, ночь окунула всё в свои густые чернила, и только яркие звёзды над нами усыпали бархатный купол своими сверкающими бриллиантами. Весь центр нашей площадки Артур завесил тёмными кулисами, и теперь все собравшиеся сидят в кромешной темноте и ждут начала представления. Вот резко, как по сигналу, вспыхивают маленькие лампочки, и рядом со сценой загорается экран, на который камера выводит то, что происходит за занавесом.

Я лежу в гинекологическом кресле, которое Арчи умудрился притащить откуда-то, и камера крупным планом снимает мою промежность, над которой склонился настоящий, а совсем не бутафорский доктор, чтобы продемонстрировать всем заинтересованным зрителям мою чистоту и непорочность. Он аккуратно, чтобы не повредить мою драгоценную девственность, руками в латексных перчатках раскрывает моё лоно крупным планом на камеру, а затем, повернувшись лицом к зрителям, выносит свой вердикт:

– Гимен не повреждён. Следов разрывов на нём не наблюдается. Я также могу с полной достоверностью утверждать, что он никогда не восстанавливался хирургическим путём. Таким образом, я делаю заключение, что эта девушка никогда не имела классического полового акта с проникновением во влагалище.

Камера отключается, на какое-то время лампы гаснут, чтобы включиться опять и осветить деревянную сцену, на которой теперь стоит стеклянный куб, внутри которого заключена я, как дорогой музейный экспонат в витрине. И хотя про себя я смеюсь над всеми этими дешёвыми приёмами, всё-таки надо отдать должное дорогому Арчи: он действительно отличный шоумен, и как знать, какой славы и успехов он бы достиг, живи он и работай где-нибудь в столичном большом городе, а не развлекай в своём дешёвом варьете местных и заезжих бизнесменов.

Я даже боюсь представить, какие тараканы водятся в голове у моего драгоценного босса, но сегодня я однозначно воплощаю все его нереализованные сексуальные фантазии. Несколько часов Арчи контролировал мою причёску, укладку и драпировку, и теперь я стою, как, мать её, живая Венера Милосская на мраморном постаменте. Мои волосы убраны по бокам и завязаны в пучок на затылке, мягкими кудрями обрамляя лицо, от живота и ниже в пол спускается белоснежная драпировка, видимо, символизирующая собой морскую пену, а на руки мне надели длинные чёрные перчатки почти до плеч, которые растворяются в общем сумраке, создавая иллюзию, что у меня нет рук, как и у статуи-оригинала.

На глаза я надела линзы: и хотя Артур очень мечтал, чтобы я сегодня предстала разноглазой ведьмой, в надежде, видимо, накрутить цену ещё больше, я наотрез отказалась, и он, скрипя сердцем, согласился. Но сегодня я первый раз без маски. И для меня это намного страшнее, чем сниматься на камеру своей голой киской. Арчи ни в какую не разрешил мне надеть её, потому что тогда, по его словам, многие клиенты отказались бы участвовать в аукционе, опасаясь получить кота в мешке. И хотя для меня это подобно смерти, я успокаиваю себя тем, что это последняя моя ночь в этом клубе, и вскоре я уеду из этого города навсегда, растворившись во времени и пространстве, и тогда вряд ли кто-то из сегодняшних моих клиентов хоть когда-нибудь увидит меня ещё раз в своей жизни.

Зато, напротив, все участники аукциона сегодня носят чёрные маски на глаза:

– Я гений маркетинга, детка, – восхищался своей задумкой Артур, когда объяснял мне глубокий смысл этого маскарада. – Понимаешь, никто не захочет в открытую называть слишком маленькую ставку, и лучше промолчит, если будет сомневаться. А так, в масках, они будут сами себе подзадоривать, взвинчивая цену хоть и понемногу, но вверх, понимаешь? Тем более тот, кто тебя купит окончательно, ой, пардон, только одну сладкую ночь с тобой, – поправляет сам себя Артур и начинает громко ржать, – всё равно может быть уверен, что слух о том, кто же окончательный покупатель, моментально разлетится в их кругах, так что всё по-честному.

– Итак, друзья, приветствую всех вас на нашем маленьком аукционе, – произносит в микрофон Артур, и тут я вижу, что на голову он нацепил дурацкий цилиндр, и я тут же вспоминаю свой давнишний сон, и теперь сама уже начинаю сомневаться, не ведьма ли я на самом деле. – Правила очень просты и понятны: вы называете свою цену, которую готовы заплатить за сегодняшний лот, минимальный шаг равен сегодня всего лишь ста долларам, такая мелочь, согласитесь, за первую ночь наслаждений для этой девочки? У всех была возможность лично проверить и осмотреть товар, и качество и чистоту гарантирую лично я и моя компания, – тоже мне, надёжный гарант качества, – вспоминаю я всех дешёвых девчонок из клуба, которых Артур при возможности отправлял на разные мальчишники и субботники за минимальные деньги или даже бесплатно по бартеру.

– У каждого перед вами на столе лежит табличка с номером, подняв которую, вы всегда сможете сделать свою ставку. Назвавший самую высокую цену, которую больше никто не сможет перебить, должен будет внести всю сумму сегодня же до полуночи и получить свой прекрасный товар уже через час. В распоряжении покупателя будут ровно сутки, чтобы реализовать своё право на девушку. Зато какие сутки! – восхищённо причмокивает он в свой микрофон, и у меня всё сжимается и холодеет внутри от одной только мысли, что я буду целых двадцать четыре часа оставаться в распоряжении какого-нибудь отморозка, который сможет делать со мной абсолютно всё, что захочет.

Словно прочитав мои мысли, Артур делает небольшую ремарку, от которой, впрочем, мне становится не намного легче:

– Господа, вы сможете делать абсолютно всё, повторюсь – абсолютно всё, со своим приобретённым товаром, не причиняя при этом физических увечий. Если она сама не попросит вас об этом, конечно же, – ухмыляется он со сцены, и я понимаю, что сегодня я как никогда раньше очутилась на самом краю пропасти, и вспоминаю тех двоих покупателей, которые явно не мечтают о ванильных и нежных поцелуях со мной…

– Внимание, начальная цена – всего десять тысяч долларов, господа! – делает Артур первый шаг, и я понимаю, что нам с ним нужно дотянуть всё хотя бы до четырнадцати тысяч, чтобы я получила свою законную долю в семь и смогла оплатить операцию.

И тут я слышу знакомый скрипучий голос, и хотя мужчина в маске, я отлично знаю, кто это: отвратительный жирный Бошан не мог не поучаствовать в этом представлении, и я даже не уверена, что будет лучше, чтобы я досталась ему или тем двоим?

– Десять тысяч пятьсот! – выкрикивает он свою ставку, и несмотря ни на что я благодарна ему, что он уже поднял меня на пятьсот баксов. Мне уже не важно, какой ценой для себя я достану эти деньги, пусть это будет хоть десять Бошанов, я сделаю всё, что они скажут!

– Одиннадцать! – практически сразу же раздаётся уверенный мужской голос, и со своего постамента я могу разглядеть в темноте стройного подтянутого мужчину в дорогом костюме и с белоснежной улыбкой.

Хоть бы он не сдавался, мысленно я молю его, потому что он, по крайней мере, наверняка не воняет так, как дряблый Джабба, и не раздавит меня своим гигантским животом, горько усмехаюсь я про себя. И хотя я понимаю, что это просто глупо, я всё равно продолжаю глазами искать такое близкое и любимое лицо… Конечно же, его здесь нет! Зачем ему вообще это всё нужно? Ему нечего доказывать этому миру: он и так миллиардер, так что даже принцессы не погнушаются заниматься с ним сексом.

– Не забывайте, друзья, Аиша ещё и самая лучшая танцовщица в нашем городе! – подзадоривает клиентов Артур. – И сегодня она будет танцевать только для своего господина! Что захотите, как захотите и где захотите!

Он даёт мне условный знак, и я приспускаю немного вниз драпировку, которую придерживала до этого руками, и она сползает лёгким облаком вниз, обнажая самый низ моего животика прямо над тем местом, где начинается желанная разделительная полоска на лобке.

– Двенадцать! – слышу я очередной выкрик из темноты, который сразу же перебивает жёсткий уверенный голос:

– Четырнадцать! – и я отчётливо понимаю, что эту ставку сделали те двое, и меня обдаёт ледяным ужасом: что они смогут сделать со мной за эти сутки?!

– Пятнадцать! – слышу я голос Бошана, и теперь он звучит для меня прекраснее всех мелодий мира.

– Отличная ставка! – восклицает Артур, и тут же подзадоривает своих клиентов, чёртов обманщик. – Я даже готов закрыть на этом аукцион, что скажете, друзья? Прекрасная цена за то, чтобы вскрыть первым этот сочный влажный ароматный персик! – выкрикивает он в толпу, и мне кажется, что Тарантино с Гаем Риччи на пару поработали над сценарием для сегодняшнего спектакля.

Лицо Бошана расплывается в довольной улыбке, с которой он оглядывает остальных участников аукциона, уже уверенный в своей власти надо мной сегодня, как тут раздаются новые и новые голоса:

– Шестнадцать!

– Восемнадцать!

– Двадцать! – снова те двое, и я, по прописанному сценарию ещё больше отпускаю своё покрывало, и теперь оно медленно сползает на пол к моих ногам сахарным воздушным облаком, открыв любопытным взорам присутствующих переливающуюся драгоценными камнями ракушку, которая прикрывает мой холмик и держится на двух тонких лямочках со стразами.

Надо отдать должное театральному гению Артура: все взгляды прикованы к моей инкрустированной ракушке, и мне кажется, что я даже слышу, как кто-то громко сглатывает слюну. Впрочем, возможно, мне просто показалось. Я поражаюсь тому, как мужчины, как сороки, любят всё яркое и блестящее: да будь я полностью голая с раздвинутыми широко ногами, это бы их так не возбудило, как крошечный стеклянный камушек, обещающий им все сокровища пещеры Али-Бабы.

– Настоящая драгоценность! – выкрикивает в микрофон Артур, как торговец на восточном базаре, и продолжает, подстёгивая своих клиентов, как свору кобелей, собравшихся вокруг течной сучки:

– Двадцать тысяч – раз, господа! За драгоценный ключик от этой сладкой дверцы, друзья! Двадцать тысяч – два!

– Двадцать пять! – слышу я еще один голос из темноты, и медленно поворачиваюсь на своём постаменте вокруг своей оси, чтобы все мои покупатели смогли разглядеть меня получше со всех сторон.

– Какая красотка, джентельмены! Двадцать пять тысяч – раз! – продолжает Арчи. – И птичка напела, что наша девочка любит пожёстче, – добавляет он от себя, а на моей белой коже пылает пунцовый след от укуса, который он оставил на мне сегодня. Я невольно провожу по нему ладонью, и вижу, как десятки пар глаз жадно смотрят на мои руки сквозь прорези в своих чёрных масках.

– Двадцать шесть! – слышу я, и про себя отмечаю, что почти догнала по стоимости какой-нибудь «Фольцваген Гольф»: я делаю грандиозные успехи, мои родители точно могли бы гордиться мной! И Даня. Тут истерический смех начинает раздирать меня изнутри.

– Тридцать! – доносится до меня голос с ледяными жёсткими нотами, я поднимаю глаза и проваливаюсь сквозь свою прозрачную стенку в чёрный туннель холодного расчётливого взгляда. Он точно знает себе цену. И мне, если уж на то пошло.

И тут, словно по взмаху волшебной палочки, а точнее, словно по наговору злой колдуньи, сверху начинают падать крупные ледяные капли, ударяясь о стенки моей прозрачной тюрьмы без крыши, заливая моё лицо, волосы, живот, бёдра и мгновенно промокшую шаль. Я уверена, что это часть плана: Артур, как ни в чём ни бывало продолжает наш аукцион, а гости, укрытые сверху надёжными навесами ещё только больше возбуждаются от влажных струй воды, стекающих по моему застывшему как статуя телу.

– Тридцать один! – рычит Бошан, и я слышу в его голосе неприкрытое желание.

– Тридцать пять! – перекрикивает его элегантный седой мужчина в простых джинсах и футболке.

– Отлично, господа, кто больше?! – подбадривает всех Арчи, и сейчас он мне напоминает зловещего чёрта из табакерки из сказки Андерсена, который хотел украсть прекрасную танцовщицу. – Тридцать пять тысяч – раз! – начинает он свой отчёт.

– Сорок! – ставки становятся всё выше, и мне уже совершенно всё равно как я выгляжу со стороны. Теперь мне более чем достаточно.

Я стою, задрав свое лицо к чернильному небу, и по моим щекам стекают ледяные осенние струи, смывая с меня всю тушь, помаду и румяна. Я вытаскиваю из волос шпильки, и теперь они густым каскадом мокрого шёлка почти закрывают мою развилку на ягодицах. Потоки дождя обтекает по сторонам полукружия моих грудей с призывно торчащими в небо сосками, зажатыми в золотые колечки с цепочками на них – ещё одна задумка от Артура. Моя драпировка сбилась у ног безжизненной второй кожей, и все видят, что я стою босиком на деревянном полу, закованная в тяжёлые металлические кольца, и струи воды стекают ниже по куполу моего животика, вокруг драгоценной чаши лобка, и струятся по моим ногам в кровавых царапинах и ссадинах, словно я и вправду непокорная рабыня, которую пришлось наказывать кнутом и пристёгивать тяжёлыми цепями к позорному столбу.

– Пятьдесят! – уже смутно слышу я сквозь шум дождя.

– Шестьдесят пять! – пока вода сплошным потоком не заливает мой стеклянный куб, в котором я стою, как чёртова русалка.

Я уже не чувствую холода: моё тело пылает в лихорадке, и теперь я горю, ожидая окончательной ставки, чтобы просто позволить себе утонуть в этом рыдающем надо мною ноябре.

Я слышу как сквозь завесу гул голосов и крики Артура:

– Господа, аукцион закончен!

Мне кажется, что весь мир плывёт передо мной, заливая всё вокруг бесконечными водопадами, в которых я захлёбываюсь и больше не могу уже выплыть на поверхность…