Танцуй, детка!

2

Я захожу в свою крошечную квартирку, и маленький пушистый комочек бросается мне под ноги.

– Соскучилась, Китти? – глажу я свою персиковую любимицу, которая трётся о мои джинсы и тыкается чуть влажной пуговкой носика в мои пустые ладони. – Я тебе кое-что принесла, постой-ка, – начинаю я рыться в недрах своего бездонного городского рюкзака, пока не достаю оттуда пачку её любимого корма, который я всегда покупаю с зарплаты.

Я выдавливаю сочное содержимое пакетика в кошачью миску на микроскопической кухоньке, и пока моя любимица с громким урчанием набрасывается на своё обожаемое лакомство, наливаю воду в электрический чайник. Достаю из бумажной коробочки предпоследний пакетик с мелиссой и бросаю его в свою любимую чашку с Эйфелевой башней на боку. Наливаю кипяток, и вдыхаю лимонно-мятный пар, поднимающийся дымным облачком над кружкой. Сажусь за кухонный столик и смотрю в ночное окно, где вдалеке шумит и дышит моё любимое море. Я делаю небольшой глоток, и вспоминаю, как давным-давно, наверное, совсем в другой жизни и в другом теле, мы ездили все вместе в Париж, и жили в самом центре вечного города, завтракали утром тёплыми нежнейшими французскими круассанами прямо на балконе пятизвёздочного отеля и любовались на парящую громаду Эйфелевой башни где-то совсем рядом. Мы были в Лувре, Диснейленде, Версале и в самый предпоследний день я заставила всех вас – буквально силой потащила за собой, пойти на Эйфелеву башню. Вы все громко возмущались, упирались, но всё-таки отстояли полуторачасовую очередь, чтобы с высоты птичьего полёта рассмотреть крошечные бульвары и домики моего любимого Парижа. Твоего любимого Парижа. И теперь у меня осталось на память одно сделанное нами селфи, где мы вчетвером еле влезаем в кадр: смеющиеся, с растрёпанными и развевающимися на ветру волосами, а за нашими спинами взмывает ввысь прекрасная ажурная стрела инженера Эйфеля… А потом внизу, у подножия башни, мы купили на лотке у торговца-синегальца две одинаковые кружки. У нас ведь всё всегда должно было быть одинаковым, правда?

Вечер и чай успокаивают меня, моя милая пушистая Китти трётся о мой бок, тихо мурлыча, и я почти готова забыть о всех своих проблемах, как тут тренькает телефон, и я читаю сообщение от Ланского: «Мы ждём тебя в субботу». Вернувшись обратно в свою жизнь и малюсенькую комнатку, которую я едва могу себе позволить снимать, я достаю из рюкзака всё заработанное на сегодня и начинаю пересчитывать. Ну что же. Я очень надеюсь, что этого хватит до следующего раза…

Смотрю на часы: уже три ночи, и мне остаётся спать всего четыре часа. Стоя под обжигающе горячим душем я стараюсь смыть с себя все липкие мерзкие взгляды за сегодня, отвратительные прикосновения Бошана и приторное дыхание Артура. Моё тело становится розовым и невинным, и я снова представляю себя беззаботным подростком, укутанным в кокон любви и заботы. Растираюсь жёстким полотенцем и вижу, как мой порез на бедре снова начинает кровоточить, напоминая мне о событиях минувшего вечера. С досадой ищу в шкафчике пластырь, и заклеиваю тонкую ранку несколькими кусочками липкой ленты. Надеюсь, до утра пройдёт, хотя шрам может и остаться.

Укрывшись пушистым пледом и обняв свою урчащую тёплую Китти я, наконец-то, засыпаю.

Я открываю глаза от яркого слепящего света, и первые минуты не могу сообразить, где я оказалась, пока не привыкаю к жару софитов, и понимаю, что я стою посреди сцены в своём клубе «Нью-Йорк 56». Только сегодня я не слышу обычного пьяного гула голосов и музыки на заднем фоне. Ресторан пуст, и я вглядываюсь в холодную тишину зала, пытаясь понять, как я здесь очутилась. Мне становится очень холодно, я обнимаю себя за плечи, чтобы хоть как-то согреться, и тут с ужасом понимаю, что стою абсолютно голая посреди огромного клуба! Страх и ледяная тьма крепко держат меня, я вижу свой обнажённый живот, опускаю руки, чтобы ладонями прикрыть пушок в самом низу, а за разметавшимися на груди волосами стараюсь спрятать свои испуганные и затвердевшие от холода соски. Я пытаюсь сделать шаг, но ноги не слушаются, и я вижу, что мои лодыжки обвиты толстой верёвкой, конец которой тянется к краю сцены, и её крепко держит в одной руке Арчи, а во второй – микрофон. Сегодня он одет в чёрный смокинг и цилиндр, а глаза его смотрят сквозь меня пустыми глазницами.

– Лот номер один, господа! – раздаётся гулкий и безжизненный голос Арчи, эхом бьющийся о пустые стены клуба. – Невинная и порочная Аиша! Вы только посмотрите на её атласно-медовую кожу, друзья! Шёлк и бархат! Стартовая цена тысяча долларов, кто даст больше? – выкрикивает он свою ставку, и я хочу закричать, но слова ватным комом застревают у меня в горле.

– Две тысячи, – раздаётся знакомый скрипучий голос, и свет софита резко выхватывает из мрака жирную волосатую руку с табличкой «2 000», и я уже вижу влажный рот Бошана, растекающийся по лицу в плотоядной улыбке.

– Две тысячи, господа, кто больше? – продолжает свой аукцион Артур. – Никто? Две тысячи – раз, – начинает он свой отсчёт, и я мысленно молю Бога, чтобы кто-то купил меня по более высокой цене: лишь бы не достаться этому трясущемуся от сладострастия чудовищу. – А эта прелестная попка, господа, вы её видели?! – продолжает Арчи и резко дёргает за бечёвку, из-за чего я вынужденно разворачиваюсь к залу спиной. – Соблазнительный персик: знатоки поймут! – причмокивает он, и я слышу новый голос из зала:

– Десять, десять тысяч! – и обернувшись, я упираюсь взглядом в элегантного мужчину, который держит в дрожащих руках табличку с надписью «10 000».

– Это просто отличная цена за такой лот, у вас отменный вкус, – громко восклицает на весь клуб Артур, – итак, десять тысяч – раз, господа! Никто не надумал дать больше? Вы можете потрогать товар руками: у нас всё по-честному, не стесняйтесь! Подходите! – громко приглашает он, и с такой силой дёргает за спутавшую мои ноги верёвки, что я, не удержавшись и больно ударившись затылком, падаю со всей силы на пол, прямо у края сцены.

Я с трудом поворачиваю лицо в сторону тёмного зала, и вижу, как из жирной как кисель темноты ко мне приближается незнакомая фигура.

– Я проверю товар, – слышу я низкий уверенный голос, и две загорелые мускулистые руки словно выныривают из сумрака зала. Сильные и сухие ладони медленно проводят по моей шее, затылку, гладят по шёлковому ковру моих расстелившихся по полу волос, но я по-прежнему ничего не могу разглядеть во тьме.

Затем они спускаются ниже, исследуя каждую родинку и ямочку, и останавливаются на моей груди, сильно и одновременно осторожно сжимая мои торчащие соски, от чего вдруг горячее тепло парным молоком разливается у меня внизу живота.

– Так вы берете товар? – визжит где-то вдалеке Артур, пока властный незнакомец так же бесстрастно и безмолвно продолжает своё путешествие по карте моего тела. Его руки крепко держат круглые чаши моих грудей, словно собираясь налить в них французское шампанское и пригубить его, но потом, будто передумав, плавно скользят по моему гладкому животику, чтобы сделать небольшую остановку у крошечной ямки моего пупка.

Моё обнажённое тело уже давно пылает под его ладонями, и незнакомые мне до этого момента ощущения сладким мёдом растекаются по моим венам, превращая мои бёдра в горячий бурлящий котёл и заставляя моё тело выгибаться навстречу ему и этим властным рукам…

– Десять тысяч – два, – раздаётся где-то в зале напоминание Артура, а всё моё существо застыло в ожидании, когда же он всё-таки захочет. Захочет купить меня.

– Купи меня, – беззвучно шепчу я ему своими потрескавшимися от жара губами, пока его рука уверенно не спускается вниз, и я почти чувствую его пальцы там, у самого подножия моего маленького холмика, как вдруг он, резко схватив меня за подбородок и приподняв его, не восклицает:

– Так это же ведьма! На ней дьявольская метка! Два разных глаза! Следующий лот! – кричит он, и я вижу, как на сцене в свете софитов стоит он – моя точная копия: мы ведь всё делим пополам, верно?

– Ведьма! Ведьма! Ведьма! – слышу я безумный нарастающий гул из зала, и с ужасом понимаю, как десятки чужих мужских рук тянутся ко мне со всех сторон, хватая моё нежное беззащитное тело. Мой взгляд только успевает выхватить из темноты кусочек лица. И я узнаю Его лицо перед тем, как свора потных и липких рук набрасывается на меня…

Я просыпаюсь в холодном поту, почти физически ощущая мерзкие щупальца чудовищного спрута на своём животе и между ног, но вот моя Китти – мягко урчит под боком. Вот моё одеяло – сбилось где-то внизу кровати, и от этого утренний лёгкий холод залез под мою пижаму. Вот оно море. Где-то рядом за окном слизывает следы ночных снов и кошмаров со сладкого прибрежного песка…

Сегодня я немного опоздала и захожу на лекцию уже после звонка. Я пробиваюсь на задний ряд нашей большой, в виде амфитеатра, аудитории: я всегда стараюсь не привлекать лишнего внимания. В моей жизни его было всегда слишком много, и теперь я мечтаю стать невидимкой, чтобы очередные беды не смогли разглядеть меня, прошли мимо, если вновь захотят наказать мою семью. Поэтому мой обычный наряд – это синие джинсы, кроссовки и футболки без выреза, чтобы скрыть от любопытных глаз мою фигуру. Волосы собраны в пучок на затылке, рюкзак набит тетрадями с лекциями: обычная городская студентка, серая мышка среди ярких модно одетых одногруппниц. Но сегодня мне не удаётся избежать недовольного шиканья однокурсников, пока я поднимаюсь на самый верх «галёрки», откуда мне машет рукой моя лучшая подруга Юля. И тут я спотыкаюсь о чью-то выставленную в проход ножку, и, конечно же, под громкий смех аудитории со всей высоты валюсь на пол, роняя свои лекции, рюкзак, и расплёскивая на чьи-то брюки свой утренний кофе. К счастью, уже успевший изрядно подостыть.

– Чёрт, прости, пожалуйста, я сейчас всё вытру, – вяло лепечу я, – у меня есть влажные салфетки, – стараюсь я быстрее отыскать их в недрах своей сумки, всё ещё не поднимая от стыда и смущения глаз. Быстро достаю одну, и начиню неуклюже тереть испачканную моим капучино штанину.

– Да успокойся ты, эй, ты меня слышишь вообще? – наконец-то пробивается до меня сквозь общий гогот голос владельца яростно надраиваемой мной ноги. – Всё нормально, как тебя там? – и тут я узнаю его и медленно поднимаю лицо, и упираюсь в Его холодный и насмешливый взгляд.

– Ух ты! – восклицает он от неожиданности, увидев мои глаза: один светло-серый, а второй – светло-топазовый. А меня начинает накрывать волна обжигающе-ледяной ненависти, которую я стараюсь скрыть под маской внешнего равнодушия. – Слушай, да ты, я смотрю – ведьма, – тихо бормочет он под взглядом моих разноцветных глаз, пока я молча собираю все свои пожитки в сумку.

– Не обращай внимания, Майк, – недовольно оглядывается на нас первая красотка курса Анжелика. – Это наша местная дурочка – Алекс. Не ведьма, а просто полоумная. Порчу навести не сможет, а вот пролить кофе на джинсы за три тысячи баксов – легко! – продолжает она свой рассказ обо мне.

– Я заплачу за химчистку, – растерянно лепечу я Майку, стараясь не смотреть ему в глаза, и тут его сильная рука, которую я мгновенно узнаю по сегодняшнему сну, ложится на мою ладонь:

– Я же сказал, всё нормально! Ты меня слышала? – с насмешкой повторяет он, специально растягивая слова, как будто объясняет для умственно отсталой, и я, пробормотав своё жалкое «ещё раз прости», наконец-то плюхаюсь рядом со сдерживающей смешок Юлькой.

– Ну ты даёшь, подружка! – возбуждённо бормочет она мне на ухо. – Мало того, что опоздала на лекцию к самой Горгоне, так ещё и успела «пометить» самого главного красавчика курса, – смеётся она.

Мы учимся на факультете архитектуры и дизайна уже месяц, но все как один боимся Татьяны Ивановны или Медузы Горгоны, как прозвали её между собой студенты – профессора и преподавателя истории мировой культуры. И хотя мы уверены, что сможем проектировать дома, мосты и дороги без какой-то там культуры, Горгона утверждает обратное, а по университету ходят легенды о сотнях отчисленных без права восстановления первокурсников, которые не смогли на экзамене вспомнить даты создания росписи Сикстинской Капеллы или постройки Пантеона в Риме.

– А что это за Майк? – с напускным равнодушием спрашиваю я Юльку, хотя заранее знаю, что она мне ответит.

– Майкл Романов – сын того самого Романова, помнишь? – и моё сердце болезненно сжимается в груди. Конечно я всё помню, лучше, чем кто-либо в этом городе. – Ну так вот, он учился несколько лет в Англии, затем просто жил там, представляешь? – возбуждённо брызжет слюной мне в ухо подруга, – а потом, после того, что случилось с его отцом, он решил вернуться домой. И поступил к нам на курс: хочет всё пройти в самого начала, там у него была совсем другая специальность, – продолжает тараторить Юля, пока я делаю вид, что внимательно слушаю Горгону. – Ему уже двадцать восемь, он старше нас с тобой на десять лет, – мечтательно закатывает глаза подружка, – и живёт он в собственном доме, точнее – в замке, в Рузаевке, на побережье!

Я закрываю глаза на несколько секунд. Рузаевка. Дом с башенками, совсем как из Средневековья. Море, со спутанной белой гривой несущее свои волны к нашим ногам… Я помню всё. Слишком хорошо.

– Я смотрю, у вас там наверху весьма увлекательная беседа, – вдруг раздаётся в тишине аудитории голос Горгоны, и десятки пар глаз с шуршанием ночных мотыльков поворачиваются к нам с Юлей. Сегодня я точно поставила рекорд по привлечению к себе всеобщего внимания, чёрт! – Простите, как вас зовут? – обращается ко мне профессорша, и я, поднявшись со своего места, отвечаю:

– Алекс. Алекс Глинская, – и вижу, как Майкл Романов, устроившись вполоборота на своём стуле, с усмешкой следит за разыгрываемым спектаклем.

– Прекрасное имя, госпожа Глинская, – удовлетворённо замечает Татьяна Ивановна, словно попробовав моё имя на вкус и убедившись в его свежести и качестве. – А теперь хотелось бы услышать ваше мнение, Алекс, всегда ли жилище выглядело так, как мы его видим и понимаем сейчас, в наши дни, как полагаете?

– Полагаю, что нет, – неуверенно бормочу я.

– Нет? Все согласны с госпожой Глинской? – вопрошает на весь зал Горгона.

– Я думаю, что Алекс не права, – вдруг подаёт голос Майк.

– Ручаетесь? – азартно восклицает профессорша, обрадованная, что в классе намечается дискуссия.

– Абсолютно, – твёрдо отвечает Романов. – Посмотрите на древние пещеры первобытного человека – структура жилища всегда был неизменна: вход, коридор, узкий или становящийся шире с веками, в зависимости от преследуемых целей, парадная зала или гостиная, лежбище или спальня. Все наши дома, квартиры, повторяют этот план, разве не так? – кидает он нам в лицо не терпящие возражений аргументы.

– Что скажете, Алекс? – почёсывая острый костлявый подбородок пальцами, усеянными какими-то громоздкими перстнями, обращается ко мне профессорша.

– Это не так, – отвечаю я, и вижу, как Анжелика демонстративно закатывает глаза, протянув свою длинную ножку в лабутене в проход. Я набираюсь смелости и громко, на всю аудиторию заявляю: – Майкл Романов, видимо, считает, что первобытные люди жили только в пещерах. Но это не так. Учёные по всему миру находят древние города и поселения, абсолютно не совпадающие с общими представлениями о современном жилище, – мой голос звенит на весь наш огромный зал, и я не отвожу взгляда от глаз Майкла, уверенная в своей правоте. – Города в Шотландии – Ярлсхоф и Турции – Чатал-Хююк, не так давно обнаруженные учёными? не имеют улиц, и так любимых Майклом входов, – с издёвкой кидаю я ему в ответ. – Сложно представить, но в этих домах нет привычных для нас дверей, и возможно, люди считали нормальным попадать в жилище через крышу. Да и крыши были совсем другими.

– Браво, госпожа Глинская, – начинает легонько хлопать в ладоши поражённая Горгона. – Весьма похвально, берите пример, господа, – обращается она к притихшей аудитории, – а вы, – её речь обращена уже к Майклу, – никогда не останавливайтесь на достигнутом и никогда не считайте, что вы всё уже знаете. Мир полон новых открытий! Впрочем, вы все на верном пути, раз сегодня мы собрались в этой аудитории, – примирительно заканчивает она свою речь, а я, совершенно пунцовая, сажусь обратно за парту. Теперь я прослыла ещё и всезнайкой. Умница. Сто баллов.

После лекций к нам с Юлькой подходит наш однокурсник Паша и спрашивает:

– Слушайте, мы с группой сейчас все собираемся сходить на «Великую красоту» Соррентино в «Орион» – там закрытый показ. По истории мировой культуры задали, – предлагает он нам присоединиться к компании.

Обычно я никогда никуда не хожу со своей группой: я поступила в университет, чтобы учиться, и чем меньше буду подпускать к себе малознакомых людей, тем лучше для меня. Исключение составляет только Юля, с которой мы познакомились на вступительном собеседовании, да так и остались вместе. Но сейчас подруга умоляюще глядит на меня собачьими глазами и тянет за рукав:

– Давай проветримся, Алекс, это же для учёбы, не будь занудой! – канючит она.

– Майкл всех приглашает, кстати, – уточняет Паша, и Юлька, не дожидаясь моего согласия кричит:

– Мы идём!

Наша разношёрстная компания собирается в холле однозального кинотеатра «Орион»: его отреставрировали, закупили самое модное оборудование, новые кожаные кресла и открыли для частных просмотров под заказ. Самая продвинутая публика нашего приморского городка собирается здесь на закрытые киносеансы, заказывая в увитый сталинской лепниной зал вина, закуски и кальяны.

Здесь со скучающим видом сидит на ручке раскидистого кресла платиновая блондинка Анжелика, медленно покачивая тонкой ножкой в прекоротких шортиках. У неё богатые родители, блестящие перспективы и обеспеченное будущее, и она поступила в наш институт больше ради корочки, чем для получения профессии. Оля и Вера уже имеют опыт работы в разных дизайн-бюро, и теперь хотят открывать своё собственное, и для этого решили получить фундаментальное образование в одном из главных университетов региона. Славик – довольно известный графический дизайнер, мечтающий стать архитектором, и в целом вся наша группа представляет собой солянку из разновозрастных разношерстных творческих людей. Моя мечта – узнать тайны и секреты постройки дворцов и замков, чтобы увезти тебя отсюда и построить нам самую красивую крепость на берегу океана. О чём же мечтает Майкл Романов остаётся для меня загадкой: у него и так есть всё. Всё, о чём даже не смеет мечтать обычный человек. И это даже не принадлежало ему. И он пожалеет, что вернулся в наш город.

В кинотеатр наконец-то прибывает, припарковав свой «Порш Кайен» у самого входа, хозяин сегодняшней вечеринки. Я наблюдаю со стороны, как вся наша группа оживляется, пытаясь ему понравиться: парни ищут его одобрения, а девушки буквально сочатся сладкой патокой скрытого желания. Мне становится смешно, что пара джинсов DG и бронзовая тачка с номерами «999» способны сделать с довольно умными и самостоятельными людьми.

– В честь моего первого дня сегодня в классе угощаю всех! – объявляет свежеиспечённый король вечеринки, и мои одногруппники начинают громко обсуждать и вырывать друг у друга папки с меню.

– Ну тогда в честь знакомства я буду Moet, – томно растягивает слова Анжелика, вставая со своего кресла, чтобы Майкл смог по достоинству оценить её стройные ноги на каблуках, умело сделанный бюст и накачанные уточкой блестящие губки. – Только придётся оставлять машину здесь, – жеманно добавляет она, чтобы напомнить всем о своём новеньком розовом «Купере».

– Я решу эту проблему, – окидывая её оценивающим взглядом, произносит Майкл. – Сегодня все могут расслабиться. – А что будет наша персона дня? – обращается он вдруг ко мне, и я вздрагиваю от неожиданности.

– Я не пью, – сухо отвечаю я. – Просто воду с газом.

– Ну хорошо, – опять насмешливо смотрит на меня Майкл, – просто «Перье» для госпожи Глинской.

Спустя десять минут все дружной толпой вваливаются в небольшой уютный зал, где рассаживаются в глубокие роскошные кресла. Я как обычно плетусь в самом хвосте очереди, и когда наконец-то протискиваюсь внутрь, оказывается, что все места уже заняты: в самом центре, естественно, сидит король вечеринки, рядом с ним пристроилась Анжела, а Юлька заняла мне место прямо на мягком покрытом густым ворсом ковров полу где-то сбоку от прохода.

– Здесь есть место, могу подвинуться, – вдруг убирает свой лежащий рядом на диване рюкзак Романов, освобождая сиденье. – Или госпожа Глинская и на диванах не сидит? – с издёвкой спрашивает он меня, и я, перешагивая через бесконечные ноги Анжелики в проходе, сажусь по другую сторону от Майкла.

Свет приглушают, и на экране начинают мелькать бесконечно прекрасные картины Рима, а наша развеселая компания под громкий хохот и перезвон бокалов и тарелок громко обсуждает сцены нашумевшего авторского кинофильма. За год работы в ночном клубе я прекрасно научилась наблюдать за поведением людей. Тем более, когда основная задача твоих коллег-девочек – это как можно быстрее напоить клиента и выдоить из него как можно больше денег. Я вижу, как по мере опустошения бутылок с пивом, вином и шампанским разговоры становятся громче и развязнее, шутки фривольнее, а смех гортаннее и призывнее. Майкл заказал свой любимый виски, которого, конечно же, у них не оказалось в баре, и его охранник принёс припасённую на такой случай бутылку. Все два часа он цедит один и тот же бокал со льдом, попыхивая ароматной кубинской сигарой, в то время как сидящая от него справа Анжелика начинает уже вторую бутылку.

Я потягиваю свой «Перье» и с наслаждением смотрю на экран, переносясь в те времена, когда мы гуляли по Риму с тобой и нашей гувернанткой, пока родители ездили по разным винодельням, заключая договоры и подписывая контракты. Сквозь ресницы боковым зрением я подсматриваю за своим соседом, и с неприятным для себя чувством замечаю, что на самом деле мне нравится сидеть рядом с ним, мне нравятся его длинные стройные ноги, которые он свободно вытянул в проход, его мускулистые руки и римский классический профиль. Мне нравятся ароматы амбры, древесины и дорогого табака, которые доносятся до меня лёгким бризом, когда он наклоняется к столу, чтобы стряхнуть пепел со своей сигары. И мне совершенно не нравится, как Анжелика вытянула свою левую ногу и незаметно трётся ей о его правую штанину…

Так, всё, я встряхиваю головой, чтобы избавиться от этого вечернего морока. Меня ничто не может привлекать в этом испорченном высокомерном подонке! А это я знаю точно, потому что он прекрасно понимает, что совершил его отец, он не может этого не понимать!

На экране мелькают последние кадры прекрасного фильма, все столики и полы рядом с ними уставлены тарелками и пустыми бутылками, которые официанты не успевают убирать, и тут на экране резко включаются сцены из «Пятьдесят оттенков серого», и наш камерный зал взрывается громким хохотом.

– Это тоже нам Горгона задала на семинар? – пьяным голосом спрашивает Савелий, прямо из бутылки допивая шампанское.

– Это на десерт, для тех, кто смог осилить главное блюдо, – с усмешкой отвечает Майкл. – Все хотят сладкое? – задаёт он больше риторический вопрос.

– Я не против, – мурлыкает сбоку захмелевшая Анжела, – к тому же, я слышала, что это уже стало мировой классикой, правда? – берёт она руку Майкла, и нежно проводит по ней своим наманикюренным пальчиком. Она страстно надувает свои влажные губки, от чего мне напоминает золотую рыбку в круглом аквариуме, но, похоже, под действием виски и сигар Майкл не против её нарочитого внимания.

– Конечно, крошка, – отвечает он ей, и властно притягивает девушку к себе на колени.

Тут, словно по безмолвному приказу, свет в нашем зале ещё больше приглушается, как будто давая команду «можно всё», и под постельную сцену Анастейжи и мистера Грея на экране комната начинает дрожать, стонать и вибрировать целующимися и обжимающимися парочками. Звук из мощных динамиков делается ещё громче, и я, вжавшись в кресло, и абсолютно не понимая, что мне делать, наблюдаю, как рука Майкла, уверенно пробравшись под кофточку Анжелики, ласкает её большую упруго-резиновую грудь, а её алые коготки теребят замок его джинсов, которые я сегодня так неудачно испачкала своим кофе. Демонстративно встать и уйти? И прослыть ещё скромницей и занудой? Мне остаётся только беззвучно сидеть рядом, притворяясь, что мне абсолютно наплевать на то, чем они все тут занимаются. Тем более мне ведь совершенно наплевать? У себя в клубе я и не такое вижу.

Красавчик-миллионер Грей на экране стягивает с Анастейжи тонкие трусики, а Анжелика между тем наконец-то справилась с тугим замком, и запустила свои пальчики в ширинку Майкла. Его рука ласкает её между ног, от чего наша первая красотка начинает тихо постанывать, выгибая спину и скользя вверх-вниз своей круглой, как орешек, попкой по его бёдрам. Я сконцентрировала всё своё внимание на кино, но не могу не увидеть, как раздвинув ноги, Майкл властным движением ставит Анжелику перед собой на колени и, положив свою ладонь ей на затылок, подталкивает её пунцовый раскрасневшийся ротик к своему рвущемуся из штанов члену. Как несуразная отличница, я сижу, с неестественно прямой спиной, старательно делая вид, что увлечена исключительно кинофильмом, в то время как где-то внизу и сбоку туда-сюда мелькает голова моей одногруппницы, направляемая жёсткими движениями её партнёра. На пару секунд он поворачивается ко мне, мы встречаемся глазами, и я вижу его совершенно трезвый холодный взгляд, внимательно изучающий меня, пока его рука крепко прижимает влажный сочный рот Анжелики к своему фаллосу, не давая ей выпустить его из себя ни на секунду. Потом он равнодушно отворачивается, уткнувшись в экран, как будто его интересует происходящее в кинофильме.

– Спасибо, крошка, – насмешливо говорит он, когда она наконец-то отрывает своё мокрое в подтёках туши лицо от его ширинки, и застёгивает штаны. Берёт снова в руку свой тумблер с виски, делает глоток, и запускает свободную ладонь в шортики усевшейся рядом Анжелики, начиная медленно-медленно водить в них своими тонкими пальцами, запустив их под тонкую ткань. Девушка ещё больше раздвигает ноги, приглашая его в себя, а он не торопится, словно растягивая пытку. Или удовольствие?

Любовники на экране красиво и плавно занимаются сексом в первый раз, а я сижу, боясь пошевелиться в душном сумраке зала, наполненного дымом кальяна, шорохами с придыханиями и стонами. Как будто Майкл добавил всем сегодня в напитки какое-то любовное зелье. Его рука тем временем скользит всё быстрее, заныривая в трусики Анжелики и поднимаясь обратно, темп ускоряется, и я невольно поворачиваю голову, и снова на меня глядят два холодных насмешливых глаза, как будто всё это затевалось только ради меня. Девушка крепко сжимает колени, замирает на долгих несколько секунд и откидывается, наконец-то проваливаясь в глубокое кресло, и оно проглатывает её, выплюнув наружу только две её подрагивающие тонкие ножки.

– Тебе было хорошо, детка? – всё так же, не отводя от меня взгляда, спрашивает Майкл, и я, наконец-то очнувшись и понимая, что просто неприлично подсматриваю за другими, отворачиваюсь к экрану, где главные герои как ни в чём не бывало уже мило завтракают в своём высоком пентхаусе на вершине мира.

Пряная приморская ночь уже царит в мире, когда вся наша пьяная компания вываливается из прокуренного кинотеатра.

– У тебя всё нормально? – слышу я голос Майкла за спиной, как раз тогда, когда собираюсь уже нырнуть во влажную темноту знакомых переулков.

– Да, спасибо за кино и за вечер, – киваю я ему в ответ и вижу, как пьяная Анжелика заваливается на заднее сиденье его «Порша»…