Танцуй, детка!

5

Утром меня будит сообщение от хозяйки квартиры Риты: «Первое число месяца, ты помнишь?», и я вдруг понимаю, что на пороге уже, оказывается, октябрь, и что мне надо заплатить за мою крошечную жалкую квартирку, в которой едва умещается моя кровать и столик с плиткой. И пристроенная малюсенькая душевая, которая больше бы подошла для Дюймовочки. Но цена и близость к берегу меня вполне устраивают, и я отправляю Рите оплату ещё за один месяц вперёд: сегодня ничто мне не способно испортить настроение. Наливаю в старинную латунную турку, которую я забрала из бабушкиной квартиры, воду, мелю ароматные кофейные зёрна в ручной мельничке, и высыпаю три чайные ложки с горкой: обожаю крепкий кофе. Порывшись в навесном ящике над столом, достаю стеклянную баночку с кардамоном, и добавляю восточную пряность в напиток, который уже начинает подниматься к узкому горлышку джезвы. Взобравшись на стул с ногами, я медленно, крошечными глоточками пью свой утренний крепкий кофе из кружки с Парижем, и малышка Китти, как обычно, тихо урчит под боком.

Я вспоминаю, как в первый раз пришла в класс мадам Лилу, и она, строго осмотрев маленькую девочку с разным глазами, попросила меня сначала пройтись вдоль танцевального зала, пару раз сделать плие, и затем, встав напротив меня, так, что я упёрлась взглядом в её камею на шее, спросила низким грудным голосом:

– Ты очень хочешь танцевать, Алекс? Ты понимаешь, что это дело всей жизни?

И я, серьёзно посмотрев ей прямо в глаза, ответила со всей силой горячего детского сердца:

– Да, я уже сделала выбор на всю свою жизнь!

Я увидела, как в её голубых глазах загорелся тёплый огонёк, и она, протянув мне свою тонкую и жилистую, как птичья лапка, руку, ответила:

– Тогда пожаловать в класс мадам Лилу, Алекс, и я обещаю научить тебя балету!

– И я буду танцевать как Павлова? – с надеждой спросила я её.

– И даже лучше, деточка! – ответила растроганная мадам Лилу и погладила меня по голове.

И все следующие девять лет я отдала балету и танцам, не пропустив ни одного занятия. Я участвовала во всех всевозможных конкурсах, занимала первые места, и все окружающие поражались моей твёрдой недетской настойчивости, и с каждым разом я поднималась всё выше и выше на очередную ступеньку мастерства, и должна была после окончания школы уехать во Францию в один из лучших балетных классов, где меня – beauté russe (фр. «русская красавица» – примечание автора) уже с нетерпением ждали мои наставники.

Империя моих родителей разрасталась и процветала, мы жили в нашем волшебном замке на берегу моря, и единственное, что меня волновало и беспокоило в тот момент – как же я смогу жить вдали от семьи и своего Дани, который собирался стать архитектором, и уж точно не хотел ехать вслед за мной в балетную школу. Его уже практически приняли в лучший институт нашего города, и мама с папой тихо радовались, что хотя бы один из их близнецов будет рядом с ними.

После поезди с родителями по Нилу в Египте, я до такой степени очаровалась культурой Ближнего Востока, что мадам Лилу предложила мне иногда включать в свои танцы восточные элементы, и мы с ней даже подготовили выступление в гаремном стиле для вступительного экзамена в парижскую школу. Моё увлечение, впрочем, быстро прошло, но я бы никогда не смогла предположить, что спустя всего каких-то пару лет я смогу благодаря ему зарабатывать на жизнь и спасти жизнь своего брата, который медленно угасал в своей клетке. Моё тело, руки, ноги, запомнили навсегда ритм и узор арабского танца, и как-то просматривая на Youtube клипы Шакиры, я поняла, как умело она вплетает его в свои шоу.

Как всегда, провалившись в свои мысли и воспоминания, поглаживая пальцами шершавый камушек камеи мадам Лилу, которую я сегодня решила надеть, я захожу в ворота университета, и буквально врезаюсь в чью-то широкую упругую спину, и снова ощущаю этот тонкий аромат дорогого кубинского табака и виски.

– Ой, прости, – бормочу я свои жалкие извинения, и, подняв глаза, с досадой понимаю, что это опять Майкл. Он преследует меня? Или это я – его?! Это уже не смешно. Особенно после вчерашнего танца, от которого он кончил прямо в рот Анжеле.

– Это опять ты? – словно прочитав мои мысли, повторяет Романов, а из-за его спины, как сторожевая собачка, появляется Анжелика.

Отлично, значит, они уже и живут вместе, – мелькает у меня тоскливая мысль. Хотя, с какой стати мне должно быть до них дело? – встряхиваю я сама себя. Всё по-честному: моё дело танцевать за деньги, и если клиентам это понравилось, значит, я просто выполнила свою работу на отлично, только и всего. И если после им захотелось продолжить до утра, и даже втроём, то это опять же их личное дело!

– Сегодня я без кофе, привет! Тебе повезло! – отвечаю я Майклу звонким голоском и убегаю вперёд в аудиторию, где нас ждёт строгая Медуза Горгона.

– Красивая камея! – слышу я его голос за спиной, и удивляюсь, как он смог разглядеть её под моей ладонью.

– Мосты! – восторженно вещает где-то далеко внизу аудитории Татьяна Ивановна, пока я с мечтательным видом смотрю в окно, где осень робко пока ещё пробует свои краски на наших южных деревьях. – Одно из самых грандиозных и загадочных изобретений человечества! Мост Золотые ворота, Большой каменный, Тауэр-бридж или крошечный Львиный мост через канал Грибоедова – все они олицетворяют собой не только чей-то инженерный гений, строительную мощь, или амбиции промышленников и корпораций. Каждый из них есть суть и частица души города, черта его неповторимого характера и его облика. Я бы даже сказала, лица… А теперь, чтобы вы и сами прочувствовали это, и не скучали, конечно же, я вам задам совместные творческие работы на выбранную тему, – бормочет Горгона, начиная шуршать во встревоженной аудитории своими бумажками.

– Итак, – сдвинув на нос очки и что-то отмечая в своём списке, начинает она зачитывать нам свой приговор. – Соломонова и Шалимова – мосты севера Соединённых Штатов Америки, – и Анжелика презрительно морщится, услышав свою фамилию рядом с Вериной. А Татьяна Ивановна между тем ловко всех расставляет по парам, пока вдруг не звучит моё имя. – Глинская и Романов – мосты Италии, – и я вижу, как Майкл кривит свои красивые губы в усмешке.

Это какая-то ошибка! – хочется крикнуть мне, но я вовремя спохватываюсь, потому что прекрасно помню, как Горгона не любит, когда студенты начинают возмущаться её методами преподавания. Я успокаиваю себе тем, что, скорее всего, мы просто пару раз спишемся с Романовым, и каждый просто сделает свою часть задания, которую мы потом сложим вместе и отдадим на проверку. Единственная проблема – это сделать так, чтобы наши части оказались равными.

Полная решимости отстаивать свои права, я направляюсь к Майклу на большой перемене, чтобы обсудить детали нашей якобы совместной работы, и он, явно не желая тратить на меня своё драгоценное время, со своей обычной наглой усмешкой объясняет мне:

– Я тебе напишу в вацап, не переживай, всё будет путём! – и снова поворачивается к не отлипающей от него ни на секунду Анжелике, со словами: – Принеси мне ещё кофе, детка, целый день сегодня засыпаю. – И та, глупо хихикая и закатывая глаза, отправляется исполнять его просьбу, демонстративно покачивая выразительным задом в своей джинсовой мини-юбочке.

– Диктуй свой телефон, – вдруг совершенно нормальным и серьёзным голосом обращается он ко мне, и я машинально называю ему цифры, которые он тут же вбивает в свой мобильник, сделав на него прозвон. – Теперь и у тебя есть мой номер, – смотрит он мне прямо в глаза, и я чувствую, как тонкая струйка холода скользкой змейкой сползает по моему позвоночнику и застревает где-то чуть ниже поясницы.

– Вот тебе Горгона подкинула, – радостно орёт мне в лицо Юлька, когда мы располагаемся на лужайке рядом с нашим университетским корпусом, чтобы съесть свои салаты и выпить кофе. И я даже не знаю, то ли она завидует мне, то ли сочувствует.

– Не думаю, что его высочество Романов снизойдёт до моей жалкой личности, чтобы вдвоём писать какой-то дурацкий доклад, – пытаюсь я втолковать подруге, что здесь абсолютно нечему радоваться.

– Почему ты так думаешь? – вдруг спрашивает у меня Юлька. – Он очень хорошо со всеми общается, разве нет? Я не заметила, чтобы он что-то из себя строил.

– Ну да, особенно перед Анжелой, – прыскаю я в кулак, разбрызгивая нечаянно изо рта кусочки зелени и тунца.

– Ну а что, деньги к деньгам, – с невинным видом заявляет Юля. – У него собственная империя. Он единственный наследник. Представляешь, какой лакомый кусочек для любой девушки в нашем городе? Да что в городе, он и по мировым меркам не последний жених.

– Ага, прямо список Forbes, – продолжаю иронизировать я, дожёвывая свой обед.

– Ты зря смеёшься, – укоризненно продолжает Юля, доставая свой телефон и что-то скроля на нём. – Вот, полюбуйся! – с торжествующим видом тычет она мне в лицо экраном мобильного, где, действительно, на какой-то там строчке списка Forbes я вижу наглое и высокомерное лицо Майкла.

– Тогда я вообще не понимаю, что он забыл в нашей Богом забытой дыре, – холодно отвечаю я, ещё больше взбесившись, что этот мерзавец и здесь незаслуженно залез в список, в котором его не должно было быть.

И теперь погожий осенний день словно меркнет лично для меня, когда я вспоминаю, что семья Романовых сделала со всеми нами.

– Эй, ты меня слышишь? – доносится словно из другого измерения до меня голос подруги, которая что-то, по всей видимости, спросила.

– Прости, я задумалась, – исправляюсь я, отмечая про себя, что хотя мы и дружим с Юлькой уже больше трёх месяцев, она практически ничего не знает обо мне. Впрочем, как и все остальные. – Так что ты сказала?

– Ты будешь на дне первокурсника?

– А когда он? – больше на автомате спрашиваю я, потому что, конечно же, я не собираюсь посещать какие-то глупые детские утренники.

– В этот четверг.

– Нет, я работаю, – сухо отвечаю я, и понимаю, что Юлька совершенно ничего не знает про мой клуб. И тут же исправляюсь: – Взяла подработку. Сижу с детьми, – и сама чуть ли не прыскаю от смеха, представив себе своих «деток» с портфелями и членами наперевес, за которыми строгая нянечка-Аиша «присматривает» по четвергам. Правда, теперь и по воскресеньям.

– Что ты улыбаешься? – недоверчиво спрашивает меня подруга.

– Да так, просто вспомнила недавний случай, такие очаровательные и смешные малыши, просто прелесть, – снова хохочу я. По крайней мере, в этот четверг Майкл не будет мозолить глаза в моём клубе, с облегчением выдыхаю я. Пока я занимаюсь своими «детками».

После лекций я медленно бреду домой: ещё рано, и сегодня у меня свободный день. В голове ленивой мухой летает единственная мысль: сходить поплавать в море, пока ещё осенние дожди не нагрянули в мой заколдованный край. Я живу довольно одинокой уединённой жизнью, и если бы не мои вечерние танцы, я буквально не знала бы, куда себя деть. Я так долго отдавала всю себя балету, оставляя лишь небольшие кусочки на семью и на Даню, что когда всё свалилось на нас, то никто особо и не заметил моего отсутствия в своей жизни. И теперь, надо признать, у меня есть опять только танцы и море. Единственное доступное мне, пожалуй, сейчас развлечение. И хотя у меня отняли имя, дом, семью, состояние и путешествия, никто у меня не может отнять мои свидания с морем. Я размышляю, на какой пляж лучше отправиться сегодня, как вдруг у меня тренькает телефон: «Готова поучиться?». От Майкла. От удивления я тут же забываю о море, и, подумав пару секунд, пишу ему ответ: «Почему бы и нет?». «Отлично, напиши свой адрес, за тобой заедут», – тут же я получаю от него сообщение, и набираю геолокацию. Заинтригованная, я стою на углу Каштановой и улицы Гешека, когда напротив меня останавливается чёрная полностью тонированная Camry, и водительское окно приопускается ровно настолько, чтобы крепкого вида парень за рулём спросил:

– Алекс? – и после того, как я утвердительно киваю в ответ, выходит из авто и открывает мне заднюю пассажирскую дверь.

Я с удивлением сажусь на заднее сиденье: оказывается, Майкл Романов ещё и джентльмен, и вспоминаю его недавнее поведение в клубе. Сомневаюсь, что настоящие джентльмены так себя ведут. Но мне интересно, куда же меня отвезёт мой молчаливый водитель: в Рузаевку? И от одной только этой мысли моё сердце холодеет. Но на развязке «Тойота» берёт совсем другое направление, и мчит меня в противоположную сторону. Ещё десять минут, и я уже начинаю беспокоиться, не похитили ли меня, но автомобиль сворачивает с главной дороги на просёлочную грунтовку, и мы какое-то время едем по стрекочущей кузнечиками степи, поднимая облака пыли за собой, и потом упираемся в высокий бетонный забор. После пары гудков глухие ворота раздвигаются, и мы въезжаем словно в другое измерение. Вдалеке посреди огромной ухоженной зелёной территории возвышается полудворец-полузамок, местами покрытый лесами и строительной сеткой.

Водитель останавливается у огромной парадной лестницы, ведущей в дом, и открывает мне дверь. Я выхожу, и миллионы свежих садовых ароматов увлекают меня за собой: здесь и полынь, и запах сочащегося соком инжира, и терпкие поздние яблоки, и коричная сладость груши. Я смотрю на этот увитый виноградниками сад и словно проваливаюсь в долины Прованса, поражаясь, кто смог создать такой райский уголок у нас здесь, на Чёрном море.

– Впечатляет? – я слышу знакомый голос за спиной и вздрагиваю от неожиданности. Оборачиваюсь. Передо мной стоит Майкл. Уже низкое в это время года медовое солнце словно обволакивает его скульптурный торс – сегодня господин Романов не соизволил надеть футболку. На нём какие-то простые заляпанные краской штаны, кроссовки и пояс с инструментами на бёдрах.

– Прости, не успел переодеться, – просто говорит он мне, а я стою как набитая дура и не могу оторвать взгляда от его стройного тела, пока внезапно не осознаю, что выгляжу неприлично.

– А, ничего страшного, – прихожу я в себя, и делаю вид, что любуюсь открывающимися с крыльца видами.

– Нравится? – спрашивает Майкл, натягивая на себя чёрную облегающую футболку, в которой, чёрт побери, становится ещё привлекательнее!

– Ах, да, просто чудесный вид, чудный сад, – смущённо бормочу я, стараясь не обращать внимание на то, как его волосами играет ветер, и какой терпкий древесно-табачный аромат источает его разгорячённо тело. А кстати, где мы? – наконец-то мямлю я хоть что-то разумное за сегодня.

– Дворянская усадьба, – подходит ко мне Майкл, закуривая. – Я давно искал место под свою винодельню, изучал карты края, и абсолютно случайно наткнулся на объявление о продаже участка со старинной постройкой, – увлечённо рассказывает он мне свою историю, и я замечаю, что в нём сейчас нет никакого кокетства и спеси. – Позволишь? – аккуратно берёт он меня за локоть, и это совершенно невинное прикосновение бьёт меня таким бешеным разрядом, что мне стоит огромного труда делать вид, что мне всё равно.

Майкл ведёт меня за дом, куда-то вглубь сада, и я послушно семеню за ним, а он продолжает свой рассказ:

– Я связался с владельцем усадьбы, знаешь, в советское время здесь был какой-то профсоюзный санаторий, довольно неплохой, кстати, а потом, в девяностые его кто-то приватизировал. У него сменилось несколько хозяев, но в итоге за домом и участком особо никто не ухаживал, и когда я первый раз пришёл сюда, то не был уверен, что хочу вкладывать сюда свои деньги.

При этих словах меня всю передёргивает. Я вспоминаю, чьи деньги он тратит, и теперь снова холодно и отстранённо могу слушать его бред. Мы подходим к высокому дубу, и Майкл проводит по нему рукой, бережно касаясь шероховатой почерневшей кожи ствола.

– Перед тем, как отказать продавцам, я всё-таки решил прогуляться по усадьбе, чтобы окончательно удостовериться, что принимаю правильное решение. И вот здесь, у этого дерева, в высокой траве я наткнулся вот на это, – берет меня за руку и ведёт за собой Майкл, и мы оказываемся на маленьком пятачке, окружённом со всех сторон высоченными зарослями.

Перед нами совсем небольшая каменная плита с полустёртой на ней надписью, и Майкл, встав перед ней на колени, мягко и настойчиво приглашает меня за собой.

– Смотри, – бережно проводит он своими ладонями по выбитым в потрескавшемся от времени мраморе буквам, и я замечаю, какие у него длинные и утончённые, как у пианиста, пальцы.

Я вижу полуистлевшую паутинку дат «1778 – 1783» и надпись – «Нашему любимому ангелу». Я сижу рядом с Майклом на нагретой солнцем земле, наши бёдра практически соприкасаются, и я вдруг снова ловлю себя на мысли, что если бы он сейчас сжал меня в объятиях прямо здесь, у безымянной могилы, и повалил бы меня в эту высокую траву, раздавив меня всем своим телом, то я бы лежала под ним, как запутавшаяся в сетях русалка, и ловила бы с наслаждением каждый толчок его внутри себя… Чёрт, откуда у меня эти мысли! Я вопросительно смотрю на Майкла, и он, улыбаясь, объясняет:

– Я всё не могу привыкнуть к твоим глазам. Прости. Тебя, наверное, уже все достали этим?

– Да ничего страшного, я привыкла, – как можно спокойнее отвечаю я, хотя чувствую сквозь аромат травы свой собственный жаркий запах. – Так что ты мне хотел рассказать?

– Ах, да, я случайно набрёл на эту могилу у дуба, и мне вдруг стало так её жалко, ты понимаешь, о чём я? – с грустной улыбкой объясняет мне Майкл, и я поражаюсь, что это именно тот человек, который постоянно ходит по стриптиз-клубам и спокойно организовывает тройничок. – Мне не захотелось оставлять эту малышку здесь одну, – словно оправдывается он за свои поступки.

– А ты выяснил, чья это могила? – спрашиваю я, стараясь сбросить с себя это наваждение.

– Точно не знаю, – пожимает плечами красавчик. – Видимо, помещики, которым принадлежал дом, так любили свою девочку, что не смогли отпустить её слишком далеко. И я тоже не смог оставить её здесь совсем одну, – признаётся он. – Поэтому взял и купил всю усадьбу, с землёй и постройками, и теперь пытаюсь сделать из неё прибыльное предприятие, – поднимается он с колен, и протягивает мне руку.

Я резко вскакиваю на ноги, и на доли секунды мои губы приближаются к его губам, чуть ли не соприкасаясь с ними, но Майкл равнодушно отворачивается и предлагает:

– А теперь за учёбу, готова?

Романов усадил меня в мягкое потёртое кресло, явно антикварное, а сам пристроился напротив прямо на столешнице в большой и просторной комнате, по всей видимости, бывшей столовой.

– Мосты Италии, – произносит он торжественно, словно собирается читать мне доклад на эту тему. – Да нам с тобой и недели не хватит, чтобы рассказать обо всех мостах Италии! – с досадой восклицает он, сразу же откладывая в сторону ручку и лист бумаги. – Какие у тебя предложения? – прекращает он стенать и обращается ко мне.

– А давай с тобой просто возьмём по одному мосту в каждом знаменитом городе, чтобы прочертить путь древних римлян из Сицилии и до современного Милана? – предлагаю я. И тогда мы сможем пройтись по основным точкам: захватить Пизу, Болонью, Верону, и, конечно же, Венецию, чтобы привести всех на север. Что скажешь?

– Отличная идея! – хвалит меня Майкл, и спрашивает: – А какой твой любимый мост?

– Понте-Веккьо во Флоренции! – даже не задумываясь, восклицаю я, вспоминая кубики лавок, словно гигантские Lego, облепившие старинный остов моста.

– Ты там была? – как бы невзначай интересуется Майкл, и я тут же одёргиваю себя: он не должен ничего обо мне знать. Ничего.

– Нет, конечно, собиралась поехать после первого курса, после того, как поднакоплю денег на тур… А ты?

– Ну да, конечно, мы туда ещё со школьной экскурсией летом ездили, музеи, все дела, – улыбается он, и я подхватываю:

– Ну да, вы там с ребятами только по музеям и ходили, наверное?

– Если честно, не особо, – признаётся он. – Я много раз бывал потом в Италии по работе, но в основном в Милане и Риме. Признаюсь честно, по музеям и мостам я ходил не часто.

– Ты поэтому решил поступить в наш университет, чтобы наверстать упущенное? – уточняю я.

– Ты знаешь, мне не приходилось никогда выбирать, чем заниматься в жизни, – и я вижу, как его лицо едва заметно мрачнеет. – За меня всё уже было решено, если ты понимаешь, о чём я. Я чуть ли не со средней школы занимался семейным делом, изучал менеджмент в Англии, а потом приехал сюда… – Майкл замолкает, и я затаила дыхание, чтобы не спугнуть его внезапные откровения. – И в первый раз в жизни я купил что-то своё, и мне захотелось построить настоящую винодельню… – он смотрит куда-то мимо меня, и словно с трудом подбирает слова, спотыкаясь на каждой фразе, а я, замерев, слушаю его, чтобы узнать о нём как можно больше. – И я подумал, что почему бы не научиться проектировать и строить самому. Мне захотелось построить дом, понимаешь? – улыбается он какой-то застенчивой мальчишеской улыбкой, и я лишь только молча киваю в ответ. – А ты сама, всегда хотела заниматься архитектурой?

И только я начинаю лихорадочно соображать, чтобы такого розового и благообразного ему соврать, как у меня тренькает телефон.

– Прости, – смотрю я на сообщение на мониторе от моей Светы-Зажигалочки: «Алекс, плиз, плиз, плиз, выручай! У меня сегодня выезд на мальчишник, а у меня Сева с температурой сорок! Если я не поеду, Арчи срежет мне ползарплаты! Там ничего особенного, полчаса танцев по минималке, и всё. Спасибо, спасибо, спасибо!»

Сева – Светин трёхлетний сын, которого она воспитывает одна, и я не могу подвести подругу. Я поднимаю глаза на Майкла и больше мне ничего не требуется выдумывать на сегодня:

– Мне нужно срочно уехать, встретимся завтра в универе.

– Что-то случилось? – поднимается со стола Майкл, и я стою в паре сантиметров от его обтянутой чёрной футболкой груди, и на секунду мне кажется, что она могла бы стать щитом, который оградил бы меня от всего мира. Встряхиваю сама себя и быстро отвечаю:

– Всё нормально, просто меня подруга попросила посидеть с её ребёнком, ей надо срочно уехать.

И я уезжаю к своим «деткам», оставив позади себя на крыльце Майкла Романова и чью-то старинную усадьбу, где цветут и плодоносят сады, растёт виноград, и в густой траве спит больше двух веков крошечный пятилетний ангел… Я оставляю позади чужой дом и чужую жизнь, чтобы вернуться в свою собственную.