«Всегда ошибается тот, кто убивает».
- Неизменные Истины для Каждого Мужчины
— Неизменные Истины для Мужчины без Женщины
Камео охватила дрожь, и, казалось, что ее с головы до ног покрыло тёплым мёдом. В одно мгновение, тоска, с которой она так неистово боролась, возродилась с новой силой. Камео затрепетала. Её кровь почти закипела. Живот напрягся. Между ног разлилась боль.
Несчастье зашипел, ведя себя как избалованный ребёнок. Он бил её череп изнутри снова и снова, вызывая странное покалывание, которое поддразнивало уголки сознания.
«Я сделаю это. Рискну. Я пересплю с Лазарем и буду молиться, что не потеряю память. Буду молиться, что нужна ему».
Если она потеряет хоть частичку воспоминаний о нём — его взгляд во время близости, будто она была всем правильным в мире ошибок, руки на её чувственном теле, в волосах, его поцелуи, которые заставляли плавиться — нет, лучше умереть.
— Снимай рубашку, — прохрипела она.
«Позволь насмотреться на то, ради чего рискую рассудком… и своей жизнью».
Мышцы его челюсти напряглись.
— Моя одежда останется. А ты свою снимешь.
Он шутит? Наверняка шутит. Но…
Зеркало предупреждало об этом. Все разы, когда они занимались любовью в видении, он был полностью одет.
— Ни за что, — ответила она. — Снимай.
— Сначала дамы… мужчины — никогда.
Он потянулся к рубашке, которую порвал, но она хлопнула его по рукам.
— Око за око, — настаивала она.
— Я бы предпочел смотреть на грудь.
— Что же, очень плохо, — она слезла с кровати. — Чтобы увидеть меня, тебе придётся показать себя.
— Прекрасно, — он стянул рубашку через голову и замер, даже не смея дышать, пока она его осматривала.
С чего такое сопротивление? Он был великолепен. Мышцы бугрились во всех нужных местах: на руках, груди, прессе, создавая целый плацдарм для её изучения. Искушая её. Разжигая в ней желание прикоснуться, изучить на вкус, исследовать тело. От шеи и ниже его кожу покрывало несметное количество тату. Розы с шипами и черепа сплетались с различными насекомыми, глазами, бабочками. Оба его соска были проколоты, от пупка до пояса кожаных брюк спускалась дорожка тёмных волос.
Чистое совершенство мужской красоты.
Её мозг расплавился. А яичники заработали на полную силу.
Под татуировками его бицепсы испещряли мерцающие линии. Раны, как он однажды назвал их. Сейчас они стали толще и длиннее.
Когда она начала всматриваться в них, он прикрыл линии руками. Лазарь был таким неуверенным? Или боялся, что ему станет хуже?
— Я буду аккуратна с твоими ранами, — тихо заверила она. Но милосердно переключилась на другое и повернулась к кулону на его шее. Кольцо Виолы и кулон в виде яблока были обёрнуты в кусок её рубашки.
Она протянула руку… еще один странный электрический импульс вскользь коснулся ее кожи, мгновенно увеличив сердцебиение с шестидесяти до шестисот ударов.
Что бы это ни было, оно пугало Несчастье. Он шипел и выплёвывал проклятия в её голове.
— Почему ты прикрыл кулон? — спросила Камео.
Он избегал смотреть ей в глаза.
— Это старинный артефакт. Очень опасный.
Он хотел защитить её от этого кулона?
— Что за артефакт? — Она знала только одно волшебное яблоко, но оно принадлежало Белоснежке, чья судьба была куда сложнее, чем предполагали люди… и гораздо правдоподобнее. — Он для тебя не опасен?
— Артефакт жизни и смерти, — ответил он. — И да, он опасен, но я кайфую от опасности.
— Ты его использовал, чтобы пройти в мир смертных? — Она облизнула губы, желая попробовать его на вкус. — Теперь ты новая версия Лазаря?
— Я оригинал. Настоящий Лазарь, но каким-то образом стал материальным для всех реальностей. Зачем портить совершенство?
Действительно, зачем?
— Всё ещё не могу поверить, что ты действительно тут. Я имею в виду, ты же мертв. Но все же здесь. Мне следует считать тебя зомби?
— Возможно, я и есть зомби. — Он уставился на её грудь и зарычал. — Грррррррууудь!
Хихиканье… нет. Благодаря Несчастью, смех исчез, так и не появившись. Дурацкий демон!
Во взгляде Лазаря мелькнуло разочарование, но отступило, когда он опять уставился на её грудь. Когда её соски затвердели под его взглядом, его глаза хищно заблестели.
— Не переживай. — Тенор его голоса понизился до гортанного хрипа. — Я сейчас буду там.
— Такой самонадеянный. Да ты ловелас, Лазарь!
— Я очень раскаиваюсь. — Он провел пальцем по её соску, посылая волны удовольствия прямо в ее лоно. В её влажное лоно. — Ловелас больше не хочет говорить. Поцелуй меня, — приказал он. — Не будь нежной. Будь грубой. Не сдерживайся.
— Твои раны…
— Поцелуй. Меня.
Да… Потеряв голову от желания, она привстала на цыпочки и обняла его. Их губы встретились в бешеном порыве, его язык глубоко проник в её рот, пробуя, покоряя, посылая новые импульсы страсти… поглощая. Его нежность взволновала её. Изысканный шоколад, который она любила, смешанный с огнём страсти, который был ей необходим.
— Не хочу останавливаться на нескольких поцелуях и прикосновениях, — прошептал он. — Мне нужно больше. Намного больше.
Настал момент истины. Если она скажет «нет», он остановится. И, скорее всего, оставит её. Никакого секса даже на одну ночь, никакого будущего. «Рискни, детка».
— Да, — выдохнула она. — Пожалуйста.
Огонь победы вспыхнул в его глазах, когда он повалил её на кровать. Её колени ударились о край кровати, и она упала на мягкий матрас. Камео глубоко запустила свои ногти в его плечи, поэтому у него не осталось другого выбора, кроме как последовать за ней.
Ей никогда не нравилось лежать под тяжелым весом мужчины, слишком уязвимой она себя чувствовала. Но с Лазарем, образцом животной силы и мужественности, она была в безопасности.
— Рубашку. Снимай. Сейчас же, — приказал он.
Обёрнутый кулон коснулся её ключицы, сильнейший импульс энергии пронзил её. Камео затрясло он рева Несчастья.
— Серьёзно. Что это такое? — спросила она. Он сказал, это «артефакт жизни и смерти», но что это значит?
Лазарь побледнел.
— Всё… убрал. Видишь? — Он снял ожерелье и засунул себе в карман. — А теперь снимай рубашку, солнышко. Покажи, по чему я так тосковал. Мне не терпится попробовать.
Избежал ответа. Сменил тему. Опять.
Оставим тему на другой день. В следующий раз она не отстанет.
Сегодня же посвящено совсем другой истории. Посвящено обожанию.
Камео отбросила рубашку в сторону и разорвала застёжку лифчика, освобождая грудь. Прохладный воздух обласкал её грудь, отчего соски моментально затвердели. Лазарь опёрся на колени, давая волю рукам. Он сжал её, пропуская напухшие бутоны сквозь пальцы.
— Лазарь…
— Какое прекрасное лакомство, — похвалил он.
Волны удовольствия накрыли ее, заставив задрожать, и они только усилились, когда он наклонил её голову и всосал ее соски.
— Я не забыл о награде. — Он поцеловал её пупок, заставляя живот напрячься. — Ты порадуешь меня, но сначала сама кончишь. Дважды.
Дважды! Она мечтала о единственном разе, а тут дважды? Да, пожалуйста.
«Я становлюсь жадной».
Камео запустила пальцы в его мягкие волосы и впилась в кожу головы, призывая его или молча приказывая попробовать её еще раз, она сама не была уверена. Ощущения, которые он вызывал в ней… очень сильные, слишком, она подозревала, что сгорит изнутри, если он сейчас уйдет.
Он провел языком от её талии до пояса брюк, воспламеняя ее и посылая дрожь по всему телу. Лазарь посмотрел на неё сквозь изогнутые чёрные ресницы. Его глаза — полуночное небо с миллионами звёзд на бриллиантовой россыпи.
— Я хочу быть с тобой, Камео. В любом случае, меня уже ничто не остановит. Только скажи «да».
Её кости расплавились. «Да! Конечно!» — кричала ее душа. И всё же, она колебалась. Что если он не получит с ней удовольствия? Если Несчастье сотрёт её память прямо перед кульминацией? Если она переспит с ним, а он её бросит? Ведь больше всего на свете она хотела настоящих отношений с ним, а не мимолётной интрижки.
Ей удалось прохрипеть.
— Нет. Никакого секса. Мы можем заняться чем-то ещё. Я хочу чего-то другого.
Он стал её спасательным кругом посреди шторма. Она не могла его отпустить. Не сейчас.
— Почему? — Он расстегнул пуговицу на её брюках. — Всё ещё думаешь, что тебе не понравится?
— Да.
Нет. Возможно. Что если она не предназначена для секса? Пустоцвет. Снежная королева. Все надежды полетят в бездну.
«Ладно, давай разбираться». Скажем, он довел её до кульминации. Чудесно. Прекрасно. А если она не может подарить ему оргазм?
Как только удовольствие угаснет, Несчастье тут же на нее накинется. Камео станет просто холодное сухое тело, за которым так гнался Лазарь. Ему будет отвратительно с ней.
— Прости, — сказала она.
Когда он лизнул её пупок, его пальцы скользнули вниз по ногам Камео до коленей, ускоряя биение пульса. Он прошептал над её влажным телом:
— Не извиняйся, солнышко. Мы хотим одного, а я возьму желаемое. — Его рука скользнула вверх и сжала округлость её попки. — Дай мне знать, если станет невыносимо грустно, хорошо?
Он расстегнул её кожаные брюки и зубами стянул материал. Зубами, которые задели её мокрые трусики…
Её расплавленные кости воспламенились.
— Лазарио!
Она выдохнула одно лишь слово, и её помутненное сознание исковеркало его имя.
— Нет ничего слаще моего солнышка. Думаю, тебе понравится то, что будет дальше.
Он не оторваться, чтобы снять её брюки, хотя бы стянуть их к лодыжкам или снять трусики. Будто он опьянел и нуждался прямо сейчас только в том, чтобы сосать и лизать её сквозь тонкое кружево.
Её спина выгнулась, с губ сорвался стон. Она испугалась, что вырвет ему волосы и, приподнявшись, прижалась к спинке кровати. Всё это время он продолжал лизать. Посасывать. Ещё и ещё. Не в силах сдержаться, она извивалась под ним, вращая бедрами.
— Лазарь, я…
— Лазарио. Мне понравилось данное тобой прозвище. Называй только так.
— Да. Да! — Для нее всё это было так ново. Так нереально, прекрасно и замечательно. Это было… ничем не омраченное чистое удовольствие, на которое она уже не надеялась. — Не останавливайся. Пожалуйста, пожалуйста, только не останавливайся.
Конечно, Лазарь не был бы Лазарем, если бы позволил ей оседлать его рот и кончить.
Ах!
— Я проклинаю твоё имя и день твоего рождения, чёртов ублюдок, уничтоживший мою кульминацию!
Он улыбнулся ей, такой злой и жестокий, такой удивительно сексуальный, а она понадеялась, что его образ навеки останется выжженным в ее голове, и Несчастье ничего не сможет сделать, чтобы его стереть.
— Скоро ты мне спасибо скажешь за это… Ками.
Хм. Ей понравилось новое прозвище.
Он расстегнул молнию на своих штанах и выпустил из клетки свою возбужденный член. Обжигая ее взглядом, он провёл рукой сверху вниз.
— Ты мне доверяешь?
Она облизнула губы и кивнула.
— Да.
— Тогда поверь, я не возьму больше, чем ты можешь дать… сколько бы ты не твердила обратное.
Лазарь медленно наклонился, опираясь на руку, которой держал её за талию. А вторую использовал для того, чтобы…
Камео застыла, задыхаясь от потрясения и восторга. Он прижал головку своего члена к развилке ее бедер, упираясь в промокшую ткань. Он не вошёл внутрь, но всё же отчасти вонзился в её ноющее лоно.
Лазарь обхватил её попку и приподнял, а затем… о, затем он потёрся об неё. Напористо. Он тёрся снова и снова, покрывая свою длину соками её возбуждения. Ещё один стон удовольствия вырвался из неё и разбился на сотни осколков. Невероятно сильное удовольствие! Ничто не сравнится с этим.
Лазарь тёрся и тёрся — она выкрикнула его имя — он нажал на то место, где болело больше всего, подстегивая её возбуждение.
— Почувствуй себя хорошо, солнышко. Почувствуй удовольствие. Не думаю, что смогу когда-нибудь тобой насытится.
Она хотела что-то ответить ему разумное, но не смогла перевести дыхание. Её сознание и мысли были как в тумане.
— Тебе так нравится? — спросил он.
Бессвязные слова вылетали из ее рта, и она не была уверена, умоляет ли его остановиться — «нет, нет, никогда не останавливайся» — или двигаться быстрее — «да, да, быстрее!»
Удовольствие продолжало нарастать, под его давлением Камео выгнула спину и ударилась своими бёдрами об его.
Внутри неё росло безумие. Дикое помешательство, настолько сильное, что она боялась потерять сознание и пропустить дальнейшее. Потребность охватила все ее тело, напевая особую песню страсти. Коснись его… попробуй… поглоти его.
Это и была… жизнь. Жизнь, о которой она всегда мечтала. Когда она вновь застонала, то боролась с желанием сделать всё, что он хотел, только бы он её взял. Дал ей больше, дал всё. Никогда ещё она не ощущала себя настолько опустошенной. Он должен заполнить её… пожалуйста — пожалуйста!
— Лазарио… Я не могу… Мне надо…
— Именно это у тебя будет со мной, моя Ками. Экстаз. Каждый… раз.
— Каждый раз? — Он только что предложил ей отношения, которых ей так хотелось? — «Никогда не стоит доверять человеку, потерявшему себя в муках страсти». — Это значит больше одного?
— Намного. Со мной. — Быстрее, быстрее. — Только со мной.
Он предложил это!
— Сегодня ночью, — сказал он, покусывая её ушко, — я заставлю тебя кончить тысячи раз тысячами разных способов.
От огромных усилий сдержать себя вены на его руках вздулись.
Стоп. «Сегодня ночью», — он так сказал. Надежды, которые она так берегла, разом рухнули. Но её физическое наслаждение продолжало расти, это было восхитительно и страшно, изыскано и мучительно, она собиралась взорваться, разлететься на кусочки.
Отчаявшись получить облегчение, она схватила себя за грудь и ущипнула за соски. «Кажется, я схожу с ума!»
Она погладила плоский живот, обвела пупок… и обхватила его влажный ствол. Он вдохнул её дыхание.
— Люблю ощущать тебя. Твердая, горячая сталь.
Новое рычание раздалось в его груди.
— Посмотрите на мою женщину, как она берёт желаемое. Доставляет себе удовольствии. И мне.
Как гордо это прозвучало.
Как опьяняюще.
Они оба были поглощены страстью, и это осознание разрушило те крупицы контроля, которые остались. Напряжение, которое копилось внутри, наконец-то, лопнуло. Она закричала, когда удовлетворение пронзило каждую ее конечность и сосредоточилось в центре. Её тело выгнулось. Волны уменьшились, а она превратилась в тряпичную куклу.
Это было… Она… Чёрт! Это было… Вау.
Как же она жила без этого?
Камео не могла оторвать взгляда от Лазарио, своего великолепного поглотителя страсти. Его черты обострились, зубы сжались в оскале. Уголки её губ приподнялись… продолжали приподниматься дальше, пока она не смогла… ему улыбнуться.
Их взгляды встретились. Через секунду он задрал голову и взревел.
Шивон изучила новую обстановку спальни, которая могла принадлежать и женщине, и мужчине. По-королевски большая кровать была застлана синими простынями и накрыта коричневым одеялом, хотя с одной стороны его украшало кружево молочного цвета. На стенах висело разное оружие, какое-то старинное, какое-то современное. Оружия в комнате было значительно больше различных туалетных принадлежностей.
Шивон предположила, что это личная комната Камео.
Лазарь оставил её тут и исчез, без понятия, что по его следу идут две амазонки. Молва о последних действиях короля Гримма и Фантики разошлась по всем племенам и королевствам, среди живых и мёртвых. Он превратил амазонок в камень и теперь носил клеймо смерти. Опять.
Скоро он узнает о предполагаемом ударе. И лучше ему уничтожить своих врагов до этого. Если амазонки убьют его до того, как он свяжет себя с Камео, Шивон проведёт в заключении дополнительных сто лет. Потому что она решила помочь этой парочке и показала Камео два варианта будущего. Теперь нет пути отступления.
Главное условие проклятия — сводить пары вместе. Если она терпела неудачу, то приходилось расплачиваться.
Отчаяние кричало у неё в голове. Как ещё она могла помочь Камео?
Использовать свои видения, чтобы кто-то отремонтировал комнату Камео, сделал ее более романтичной? Никто не любит романтику сильнее Шивон. Возможно, у нее получиться уговорить кого-то переделать здесь все на свой вкус. В комнате обязательно нужно поставить бархатный диван… фиолетовый! Комоды и разная мебель были бы из чёрного дерева. Люстра сверкала бы миллионами бриллиантов. Кровать с балдахином в готическом стиле стояла бы в центре, вместо того ужаса, что стоит сейчас. А шкафы ломились бы от платьев лучших дизайнеров мира.
И её любимые вещички стояли бы на комоде. Песочные часы, удерживаемые отрезанной рукой сестрицы. Шкатулка со всевозможными ядами и сверкающими диадемами.
Внезапно дверь открылась, и у нее перехватило дыхание. Посетитель!
Черноволосый голубоглазый воин ворвался внутрь, и, о небеса, несмотря на впалые щёки и недельную небритость, он был прекрасен. Даже невзирая на порванную и заляпанную капельками крови одежду.
— Камео, — позвал он. И добавил невнятно: — Я пришёл за твоими извинениями.
Картинки из будущего этого воина замелькали перед глазами, многое говоря о посетителе. Это был Уильям Тёмный, хотя друзья прозвали его Растопителем Трусиков. Его победы стали легендами. Он укладывал в постель королев и богинь, убивал королей и богов.
Он был приёмным сыном Гадеса…
Она фыркнула от негодования. Гадес усыновил ребенка? Когда? Зачем?
Шивон искала в череде видений информацию о матери — приятная блондинка, которую Уильям видит впервые — нет, непонятно когда. Дни, месяцы, года размылись в её сознании.
Тысячи новых изображений промелькнули в её сознании, и она сжалась. Всё возможные пути вели этого мужчину к одному. К смерти.
Как и она, он нёс тяжелое бремя проклятия. Но, в отличие от неё, у него была зашифрованная книга. Код мог его освободить. У него была надежда.
«Если я спасу его от верной смерти и помогу влюбиться, быть может, срежу себе ещё пару сотен лет заточения». И тогда… тогда она, благословенная, обретёт свободу.
Перспектива мучала её.
Помочь любимому сыну Гадеса? Никогда!
Но свобода… Свобода нужна ей намного, намного больше!
Замечательно! Она поможет ему. Но как? Перед уходом Лазаря, он окружил её непроницаемой иллюзией. Уильям не сможет увидеть её… или уже смог?
Вглядываясь в неё, он опустился на колени сбоку кровати. Бутылка виски опрокинулась, и крепкая жидкость растеклась по полу. Мука и надежда боролись за господство над его выражением лица.
«Он знает что — кто — я такая», — с немалым удивлением поняла Шивон. А ведь мало кто знает.
— Эта девушка. Её имя Джиллиан. Она… — он провёл рукой по нижней части лица. — Она была слишком юной для меня. Была. Сейчас нет. Она подвергалась насилию со стороны мужчин, которые должны были её защитить. Она видела худшее, я хочу показать лучшее. Когда она нуждалась во мне больше всего, я отказывался от неё. Не хотел рисковать, став человеком, или наблюдать, как ее любовь превратиться в ненависть. По этой причине она попытается убить меня, да? Потому что ненавидит меня? Другой мужчина пришёл, взглянул на неё и увидел то, что видел я с самого начала. Сокровище, достойное ожидания. Он сделал то, что не сделал я, и теперь она связана с ним душой и телом. Я хочу убить его, но, навредив ему, наврежу ей. А её убить я не могу. Покажи мне мой конец, — он прохрипел, — покажи, кто убьёт меня. Если я узнаю…
Он полагал, что знание позволит ему отпустить Джилли. Считал, что она для него единственная. Так и было бы… сделай он конкретный выбор. Раз он выбрал другой путь, то будет и другая женщина…
Если он узнает о другой женщине, то убьёт её сразу же, как только Шивон её покажет. Потому что сейчас эта женщина ему незнакома. Ничего не значит. И это ещё мягко сказано. В его голове она даже хуже — главная помеха для его «жили долго и счастливо» с Джилли.
Что же делать, что делать. Если же Шивон поможет ему и провалит попытку…
Когда зеркало осталось абсолютно чистым, Уильям выругался и встал.
— Гадес, — мягко произнёс он, но для Шивон это имя прозвучало как удар в живот.
Придёт ли князь Преисподней? Встретиться ли она со своим врагом?
Да! Он появился в темной дымке, отправив её сердце в нокаут.
Он выглядел ещё прекрасней, чем прежде, и это было как-то неправильно. Выше и мускулистее, с чёрными волосами и такими же глазами. Глазами настолько чёрными, что они казались бездонными пропастями. Он надел светлый костюм в полосочку, который подчёркивал мускулатуру. Только одно выдавало не вполне цивилизованного человека — две тату в виде звезды на каждой руке.
Она билась о стены своей тюрьмы — бах, бах, бах — чтобы только дотянуться и выцарапать ему глаза.
— Как и я, ты можешь видеть сквозь иллюзии, да? — спросил Уильям отца.
— Да. Хотя надувная кукла — неплохая идея.
— Камео не может создавать иллюзии, — Уильям вдохнул глубже. — Я чувствую запах Лазаря Жесточайшего… и думаю, что Повелители не будут в восторге от выбора их девочки.
Гадес продолжал смотреть на неё.
— Ты прав в обоих случаях.
— Я знаю, что это за зеркало. Я чувствую в нём силу, но не могу его активировать.
— Её, не его. Она сама решает, показать тебе что-то или нет. — Гадес переместился и присел на матрас прямо перед ней. — Богиня Разнообразия будущего всё ещё заперта внутри. Я её чувствую.
Шивон со всей силы стукнула по стеклу. Она ахнула, когда он протянул руку и потрогал то место, где она прикасалась к зеркалу. Поток тепла проник в её ледяную тюрьму. Из-за ее дрожи, поверхность стекла покрылась рябью.
Зрачки Гадеса расширились от волнения.
«Бах, бах, бах!» Как бы она хотела волнение сменить болью.
— Ты издеваешься надо мной? — Уильям поднял руки. — У тебя эрекция на это зеркало? Я сомневаюсь, что Талия будет довольна.
Талия Бессердечная? Шивон видела порочную гарпию в видении будущего Уильяма, из-за его связи с Повелителями. Гадес с ней встречается?
«Он заслуживает страданий!»
— Талия уже несколько недель со мной не разговаривает, — резко ответил Гадес.
«Хорошая девочка».
Шивон открыла своё сознание, чтобы увидеть будущее, но она не увидела ничего, как ни старалась. Ни одного пути, и выругалась. Должно быть, будущее Гадеса сплеталось с её, поэтому ее сила не сработала.
Так, так. Похоже, её неудачи закончились.
— Как Лазарь раздобыл зеркало? — спросил Уильям.
Гадес напрягся так, что хрустнул его позвоночник.
— Я выясню.
— Камео наш союзник. Мы не можем украсть у неё и рассчитывать на её преданность и помощь Повелителей.
Гадес провёл двумя пальцами по гладко выбритому подбородку.
— Вероятно, нужно предложить сделку.
«Да, пожалуйста». Он знал, как сильно Шивон его ненавидит? Подозревал ли он, что она планировала его падение?
Внезапный переполох в коридоре встревожил мужчин. Топот детских ножек и шаги преследовавших их родителей.
— Не смей опускать ещё одного солдатика в туалет, Урбан, — раздался женский крик, — я серьёзно!
Гадес и Уильям обменялись решительными взглядами, оставив Шивон в одиночестве. Но не нужно быть богиней Разнообразия будущего, чтобы с уверенность сказать, что скоро опять увидит этих двоих… и очень скоро.