Темнейшее обещание

Глава 8

Сердце Камео бешено колотилось под ребрами, пока Лазарь вел ее до спальни. Она ошеломленно остановилась.

Будь он проклят. Все запланировал заранее.

Слуги зажигали повсюду свечи. Маленький круглый столик принесли в комнату и заполнили разнообразными блюдами. Аромат сладостей и засахаренных деликатесов дразнил ее, а рот наполнился слюной.

Несчастье ограничивал ее аппетит годами, и все же ее желудок заурчал от голода, к которому она не привыкла. Обычно, когда она проводила время вдали от друзей, ей приходилось устанавливать оповещения на телефон, чтобы понять, что пришло время поесть.

«Мои решения ничто не поколеблет? Я идиотка».

— Ты не… — начал Лазарь.

Создав ментальный щит, она прижала палец к его губам.

— Если ты еще раз ответишь на мои мысли, я буду настаивать на ужине в одиночестве.

Он прикусил кончик ее пальца, его ровные белые зубы погрузились в ее нежную плоть. Камео едва заметила укол… но ахнула, когда Лазарь облизнул то место, ее клетки загудели. А тело охватил предвкушающий жар.

— Вон, — рявкнул Лазарь, не отрывая от нее взгляда.

Слуги выбежали из комнаты. Мужчины были одеты в футболки и джинсы, а женщины — в кашемировые свитера и легкие брюки. «Ну это свинство!» Лазарь скудно одевал лишь своих любовниц, остальные могли носить любую одежду?

— Ты больше не в ответе за мой гардероб, — заявила ему Камео. — Сексуальные женщины не твои личные Барби. Некоторые из нас предпочитают носить что-то помимо ленточек с блестками.

— Простого спасибо было бы достаточно. И мне нравится слово сексуальные. Ты на что-то намекаешь?

— Что! Нет!　

Верно?

Верно.

С ухмылкой Лазарь обнял ее за талию и повел к столу. Он отодвинул ей стул, как джентльмен.

— Прошу, присаживайся на скамейку запасных.

В уголках ее рта мышцы сократились, словно… словно… Нет. Ощущение ослабло, и на нее нахлынуло разочарование. Вздохнув, она села.

Он опустился на стул напротив, огни и тени промелькнули на его напряженном лице. По очереди ласкали его? Счастливые огни. Счастливые тени.

Он улыбнулся, наполнив ее тарелку крабовым мясом в сливочном соусе, идеально приготовленными разными овощами и запеканкой, по запаху подозрительно напоминающую…

— Доритос? — спросила она.

— На Играх Гарпий ты ела чипсы со вкусом сыра, пока болела за подругу, поэтому я приготовил специальное блюдо. — Он небрежно пожал плечами. — У одного из моих недавно умерших сотрудников был рецепт. — Его темные глаза замерцали. — Ты поражена?

Она очень не хотела признавать правду, но, в отличие от Гидеона, хранителя Лжи, обман не был ее фишкой и только усилил бы власть Несчастья.

— Да, — пробормотала она и отсалютовала ему бокалом вина. — Поражена.

Он заметил ее еще до того, как она с ним встретилась. Насколько это мило?

Она подняла бокал красного вина и добавила:

— Надеюсь, ты разочаруешь меня к концу вечера.

— Увы. Твои надежды напрасны. Разочарование — подвиг, который мне никогда не удавался.

— Не сомневаюсь, — проворчала Камео.

— Звучит ревниво. Ты ревнуешь?

— Звучит оптимистично. Ты надеешься?

Его хриплый смешок пьянил сильнее каберне.

— На десерт приготовили шоколадный торт. Мне сказали, что смертные считают это лучше секса.

Ммм, шоколад. Несмотря на отсутствие аппетита, она иногда желала шоколад так, словно он был единственный путем к счастью.

— Ну. Познакомься со своим конкурентом. У меня появился соблазн провести ночь с тортом.

— В таком случае… — Он поднял круглую крышку, демонстрируя торт, о котором шла речь. Затем свободной рукой взял нож и вонзил его прямо в центр. — К сожалению, этот торт убили.

Камео хмыкнула… нет, Несчастье подавил этот звук, прежде чем он сорвался с губ, оставив после себя разочарование.

— Когда я только попала в твою реальность, — сказала она, переходя от наслаждения к делу ради своего здравомыслия, — мужчина заметил, что я жива, а не мертва. Как?

Он проявил гибкость, и не стал уходить от ответа.

— Когда живые существа проходят через Жезл Разделения, их тела становится подобием костюма. Мертвые могут заметить, как дух мерцает.

Интересно.

— Сколько живых…

— Нет. Моя очередь задавать вопрос. — Он откинулся на спинку стула и пристально на нее посмотрел. — Ты упомянула, что желаешь найти ларец Пандоры. Какие у тебя на него планы?

— Я… не решила, — призналась она. Но ей виделся не один вариант.

Она могла уничтожить ларец и приговорить себя к вечности вместе с Несчастьем и без надежды. Могла открыть его и избавиться от Несчастья, но тогда убьет себя и всех друзей.

Ходят слухи, что все хранители умрут при открытии ларца, когда демоны выйдут из их тел. Потому что за многие века зло стало их частью. Злокачественной, но необходимой частью. Без нее останется зияющая рана. Она и другие истекут кровью.

Кейн, бывший хранитель Бедствия, доказал, что хранитель может выжить… если любовь займет место зла. Своего рода трансплантация.

Любовь побеждает все.

Но кто может полюбить такую женщину как Камео?

— Удивлен, что ты не разработала план избавления. — Лазарь не сводил с нее глаз. — Ларец можно использовать в качестве оружия против тебя и всех, кого ты любишь.

Как объяснить ее эгоистичное желание избавиться от Несчастья, не выглядя при этом… эгоистично?

— Кили, девушка Торина…

— Хранитель Болезни, с которым ты встречалась. Да. — Он резко кивнул. — Я знаю о них обоих.

Он ревновал? Нет, нет. Не может быть. Ни один мужчина никогда не завидовал отношениям с ней. Особенно тот, кто хотел ее в свою постель на одну ночь, планируя уйти утром.

«Только потому, что он не может вытерпеть ни минуты дольше в твоем присутствии…»

Только. Глупый демон!

— Продолжай, — процедил Лазарь сквозь зубы.

— Да, — сказала она. — Я с ним встречалась. Это не продлилось долго, и теперь он со своей второй половинкой. Это неважно. Она самая могущественная бессмертная, какую я когда-либо знала. Готова поспорить, что она сильнее тебя.

— Я бы не стал ставить на это деньги. Ты не видела меня в действии.

Ее охватил трепет, не менее восхитительный чем его прикосновения, жар распространился по венам. Лазарь выглядел бы превосходно в битве с мечом в руках и кровью врагов на коже.

— В любом случае, — сказала она со вздохом, — Кили сказала, что в ларце есть еще кое-что.

Лазарь допил бокал вина и кивнул.

— Да. Утренняя Звезда.

Широко открыв глаза, она бросила вилку.

— Что ты знаешь?

Кили утверждала, то Утренняя Звезда может стать спасительным кругом для каждого Повелителя. Наподобие молитвы.

Лазарь полировал ногти, с трудом скрывая самодовольную ухмылку.

— Хочешь купить у меня информацию?

Телом?

— Думаешь, ради тебя я стану шлюхой?

— Конечно, — сказал он твердо. — Ролевые игры это же так весело.

Грязный ублюдок. Почему сейчас он кажется еще сексуальнее?

— Нет? То есть, нет. — Если он знает об Утренней Звезде, найдутся и другие. Камео могла поспрашивать. — Теперь моя очередь. Почему ты собираешься жениться на женщине, которую не любишь?

Он притворился, что ударил себя в сердце.

— Умеешь испортить настроение.

Точно!

— Я планирую жениться на нелюбимой женщине, потому что наши войска соединятся, и вместе мы отомстит, когда мои враги войдут в реальность мертвых.

— Месть важнее удовольствия?

Он мог бы настоять на своей очереди, но при свечах ответ прозвучал еще более мрачно.

— Для меня месть наивысшее удовольствие.

Твердость в его тоне превратили слова в клятву.

Единственное, к чему она относилась с осторожностью.

Она повела плечами из-за тяжелого разочарования. Возможно, она начала надеяться. Возможно, думала, что Лазарь поможет ей или даже спасет. В конце концов, он мог терпеть ее голос и находил ее привлекательной. «Лазарь победит!»

Но он никогда ее не выберет, так ведь? Камео навсегда останется завоеванием, незначительным, легко забываемым. Словно у нее было право судить. Но. Он не станет за нее бороться, если — когда — она о нем забудет.

«А кто стал бы?» — спросил Несчастье.

— Ты не получишь желаемого сегодня вечером, — сказала Камео мягко. — На самом деле, тебе лучше уйти.　

Прежде чем она начнет плакать.

Виола, богиня Загробной жизни, тайное любимое дитя своих родителей, которых она отказывалась называть, и настоящая сорвиголова, скрестила руки на груди и посмотрела на Урбана и Ивер. Пара серьезно мешала ее планам спрятаться от монстра, стащить могущественные артефакты, потерянные уже несколько веков, и объединить различные духовные реальности. Ее право по рождению!

Что хорошего в королеве без королевства?

— Перестань на нас так смотреть, — огрызнулась Ивер.

— Как так? Словно вы мерзкие маленькие существа? Ну, тогда у меня для вас экстренные новости. Вы и есть мерзкие маленькие существа.　

Виола вздрогнула. Несмотря на отсутствие опыта в заботе и кормлении кого-то моложе двухсот лет, она была уверена, что стала няней.

Дети искали ее внимания, неважно проявляли они это или нет. Они не могли сами себе помочь. Никто не мог. Она могла бы наложить лапу и повесить бирку на великолепного Лазаря, если бы захотела. Но какая женщина в здравом уме захочет мужчину, который смотрит на другую, как на единственный путь на небеса?

«Не я».

Она уже наступала на эти грабли.

Ивер, маленькая соплячка, сказала:

— Ты ужасный человек. Я ненавижу тебя и хочу к маме!

Под броней, возведенной эгоистичным Нарциссизмом, Виола закричала: «Я знаю, что ужасна! Беги от меня. Сейчас же. Беги быстрее. Не оглядывайся. Я твой худший кошмар, дорогая».

— Идите… — она поджала губы и махнула пальцами, — …посмотрите, сколько игрушечных солдатиков нужно, чтобы здесь засорить унитаз. Тетя Ви должна заняться важными делами. И да, в моих словах есть скрытое послание. Вы для меня не важны.

«Не можете быть важны».

Когда она заботилась о людях, животных или вещах, то теряла их. Принцесса Зефирок был единственным исключением, поскольку частичка сердца Виолы была в его груди. В буквальном смысле! Любить его это то же самое что любить себя.

Ивер, грязная маленькая проказница, уперла руки в бедра.

— Мы важнее всего на свете. Так всегда говорит мама.

Нарциссизм забился внутри головы Виолы, подавая признак того, что она приближается к опасной зоне. Нужно незамедлительно принять меры.

Она наклонилась и оперлась ладонями в колени.

— Мне неудобно говорить за всех матерей в мире, но я совершенно уверена, что они все говорят своим детям, будто они важны. Это закон. Но — тебе будет трудно это принять — матери лгут. Пока ты не сможешь защитить тетю Ви от ее армии поклонников, ты просто помеха.

Урбан склонил голову в бок, спокойный, как летнее утро, и серьезный, как сердечный приступ.

— Я могу сжечь тебя до смерти.

— Ошибаешься. Ты можешь только поджечь меня. — Она погрозила пальцем перед его лицом. — К сожалению для тебя, я смогу поблагодарить тебя, что согрел меня в морозный день.

— Ты не восприимчива к моему огню. Таких людей не существует.

Она похлопала его по голове.

— Посмотрите, кто заговорил как взрослый.

Он клацнул зубами на нее, соперничая в этом с отцом.

— Осторожно, — сказала ему Виола. — Сломаешь мой палец и заплатишь за это.

— Что это значит? — Ивер топнула ногой, лед в ее венах проявился на поверхности ее кожи. — Ты говоришь глупости.

«Почему ты вообще пытаешься наладить контакт с низшими существами?» — недовольно заговорил Нарциссизм в ее голове.

«Еще ближе к опасной зоне…»

— Ты знаешь, что такое глупость? Этот разговор, — бросила Виола. — Теперь. Вы двое собираетесь что-то уничтожить или нет?

Маленькая девочка раздраженно подняла руки.

— Конечно.

Урбан посмотрел на Виолу с… симпатией?

— Тебе нравятся разрушения?

«И еще один сражен наповал моим великолепием».

— Разве не всем они нравятся? — Виола нежно погладила по подбородку.

— Нет, — ответил он. — Ты мне нравишься.

— Конечно. Тебе и всем, с кем я когда-либо встречалась. Вероятно, и людям, с которыми я никогда не виделась.

— Она не может тебе нравится. — Ивер хмуро посмотрела на брата. — Тебе могу нравиться только я, иногда мама и папа.

— Ну, теперь мне нравится она. — Он уставился на Виолу и сказал: — Я тоже должен тебе нравиться.

— Нет, спасибо, малыш. — Она не просто теряла людей, животных и вещи, которые любила, она становилась свидетелем их уничтожения. Нарциссизм настаивал, чтобы она угождала ему и никому другому и наказывала всех, кого он посчитал конкурентом. Так что. Ради спасения жизни мальчика, Виола беззаботно добавила: — Ты младенец. Мне же нравятся мужчины.

Ивер ударила брата в плечо, оставив льдинки на его рубашке. Виола скрыла улыбку ладонью. У маленькой мышки был характер.

Она почти жалела мужчину, который влюбится в Ивер. Ему бы пришлось спасаться не только от брата, отца, дядей и тетей девочки, но и также от нее самой.

Без сомнения мужчина посчитает такую возможность честью. Ивер вырастит в сногсшибательную красавицу, которую возжелает каждый встречный.

С рыком Нарциссизм ударился о череп Виолы.

«Я сногсшибателен. Я! Больше никто».

Ее щеки побледнели.

— Если ты собираешься зависнуть со мной, то придется привыкнуть жить в тени моего удивительного очарования, — обратилась она к Ивер. — Я неотразима, дорогая. Всегда была, всегда буду. Возраст не имеет значения.

Демон удовлетворенно замурлыкал, и Виола облегченно выдохнула.

— Теперь. — Она постучала кончиками острых ногтей по подбородку. — О чем мы говорили, прежде ты так грубо меня прервала?

— Что ты самый великолепный человек в истории, — ответила Ивер, явно насмехаясь.

Верно.

— Это так.

Она замерла, чтобы полюбоваться кольцом с драгоценными камнями на пальце. Предыдущий владелец устроил настоящую драку, когда Виола украла украшение. Пока Принцесса не закусил его внутренними органами.

Кольцо могло перенести ее из одного духовного мира в другой без Жезла Разделения. Идеальный инструмент для побега.

Вздох удивления и ужаса вырвал Виолу из мыслей. Ивер и Урбан смотрели в окно, их маленькие тела сильно напряглись. Она бросилась к ним, закрыв собой от угрозы, какой бы она не была, мысленно подсчитывая вознаграждение, которое потребует у Мэддокса и Эшлин за такой поступок.

Вздох удивления и ужаса вырвался из ее рта.

Огромные окна оказались открыты, и за ними появился мужчина. Крылатый мужчина. Фантастический и каким-то образом идеальный крылатый мужчина. Его черты лица выглядели слишком заостренными, но сильными и суровыми, их обрамляли длинные темные волосы, развивающиеся от ветра, которого она не почувствовала. Его глаза были бледно-голубыми, почти белыми. Мышцы — такими большими и рельефными, что выпирали. Синяя кожа была темнее глаз, но все равно бледной, как у ледяного демона, и Виола разрывалась между ощущениями: не нравится ей это… или нравится.

Его крылья, казалось, источали зло. Кончики были окрашены черным, темные вены извивались сверху вниз.

Он указал изогнутым черным ногтем в ее направлении и сказал единственное слово.

— Оставь.

Его голос был грубым и резким, как и его черты лица.

Ее сердце бешено заколотилось. Нарциссизм оставался поразительно тихим. От благоговения? Или отвращения? Возможно, от страха?

Незваный гость носил набедренную повязку, и больше ничего, его скульптурное тело великолепно смотрелось. Ноги были босыми, а ногти на ногах — такими же черными как кончики перьев.

— Эм, я, пожалуй, откажусь, — сказала ему Виола. — Другими словами, спасибо, но нет.

— Оставь, — повторил он. Спустя секунду он поднялся в воздух и исчез в темном небе.

Оскалив зубы, Принцесса прыгнул в окно и издал дикое рычание. Он намеревался укусить… падшего Посланника? Посланники убивали демонов. Возможно, он пришел сюда убить Виолу? Вместо этого Принцесса упал на пол и врезался в стену.

— Мой малыш! — Она бросилась к нему и обняла. На протяжении веков он оставался ее лучшим другом. Единственным живым существом, которому она доверяла. — Ты нагнал плохого парня, который меня преследовал. Ты спас этот день!

— Что, — сказал Урбан, подчеркивая слово и указывая на окно, — это было?

Когда она зарылась в мех Принцессы, то пренебрежительно махнула рукой.

— Уверена, еще один поклонник.

Но после этих слов у нее появилось предчувствие.

Как у богини Загробной жизни, у нее иногда возникали предчувствия о боли и смерти других. Однако это было… о ней! Этот мужчина — кем или чем бы он ни был — станет частью ее будущего, и принесет ей худшую боль.

Шивон, богиня Разнообразия будущего, наблюдала за Камео из своей стеклянной тюрьмы, которая так долго служила ей домом. Некоторые называли его волшебным зеркалом. Многие вырезали целые деревни, чтобы заполучить шанс в него посмотреться.

И ее считали злой? Потому что она вызвала двенадцать маленьких войн? Лицемеры!

Ну, прошлое теперь в прошлом, а будущее впереди. Еще одна война затевается в бессмертных реальностях. Даже в подреальностях. Гадес против Люцифера. И Шивон придется выбрать сторону.

Кого она обманывает? Она уже выбрала. Будучи маленьким ребенком, она только взглянула на прекрасного, но порочного Гадеса, и влюбилась, уверенная, что его просто неправильно понимают, и она могла его спасти, поэтому попросила его о браке. Даже тогда он был большим, плохим воином, но он ответил: «Конечно, малышка. Назначу дату через четыре тысячи лет».

В течение следующего десятилетия ее любовь к нему только усилилась. Он был таким сильным и способным мужчиной, и, если быть честной, его темная сторона волновала ее скрытую часть.

Наконец, она больше не могла ждать. В подростковом возрасте она к нему вернулась, уверенная, что достаточно повзрослела, чтобы быть с Гадесом. И даже не сомневалась, что он ее примет.

Вместо этого, он со своей текущей любовницей рассмеялись над ее жалкой попыткой обольщения. Униженная и злая она вроде как вырвала сердце женщины.

«Ой. Моя вина».　

Произошел несчастный случай.

По приказу Гадеса могущественная ведьма прокляла ее на жизнь внутри зеркала.

Шивон провела последние четыре тысячелетия в ловушке за стеклом, из подростка став одинокой женщиной, отвергая прикосновения другого.

Только манипулируя теми, кто смотрелся в ее стекло, ей удалось сбежать их Преисподней. Но по прошествии веков, она мечтала вернуться и разрушить жизнь Гадеса.

Ей вновь пришлось плести интриги и манипулировать, пока, наконец, Шивон не оказалась в реальности Гримма и Фантики, которой управляет известный помощник Гадеса.

Король посетит Преисподнюю? Он ее вспомнит? Может, ощутит ее за стеклом?

Шивон не винила ведьму в своем затруднительном положении, женщина просто подчинялась приказам своего хозяина. Именно Гадес заслужил познать всю боль от заключения и ужас от того, как мир живет без него.

Он заслужил поменяться местами с Шивон.

Она знала, что месть все портит. На самом деле одним из вариантов будущего, которое она предвидела для Лазаря и его стремления убить Геру и Джульетту, станет уничтожение всех и всего, что он любит. У ядовитого дерева вырастают только отравленные плоды, и, честно говоря, нет ядов сильнее горести, ненависти и печали.

Без прикосновений, удобства и товарищеских отношений эти испорченные фрукты все же проросли внутри Шивон.

Ее девиз?　

«Разработать план. Нацелиться. Ударить».

«Я готова нанести удар!»

Но была проблема: она предвидела пути, которые другие могут, должны и все-таки примут и последствия их выбора… но не могла предвидеть это для себя.

Однако ей не требовался магический дар, чтобы понять, что необходимо для получения свободы. Для этого ей нужно помочь другим людям влюбиться. При каждой удачной попытке из ее срока вычиталось сто лет. Но при каждой неудаче в ее приговору добавлялось сто лет.

«Думаешь, что разбираешься в сердечных делах, — сказал Гадес. — Докажи».

Следует ли ей помочь Лазарю Жесточайшему? Впервые увидев проявление его упрямства, Шивон вычеркнула его из списка потенциальных возможностей. Встретив Камео, она передумала.

У Камео существует множество вариантов и много вероятных результатов.

Смерть… так много смертей. Предательство. Печаль. Ярость.

Счастье… мимолетное, всего лишь мимолетное. Его быстро украдут.

Победа, поражение.

Тьма, свет. Слезы. Смех. Поле ярких бабочек.

Все перемешалось. Голова Шивон заболела, и она заставила свой разум очиститься, убрав картинки.

Решит ли Камео, в конечном счете, быть с Лазарем? Сделает ли все необходимое ради спасения их отношений?

Шивон сосредоточилась на женщине-воине, которая стремительно обходила спальню, готовя инструменты, которые потребовала у охранников после ухода Лазаря… пару зубил, наковальню, напильник и полировку. Она любила своих друзей, умирала ради их защиты, искала радости.

«Напоминает мне девушку, которой я была раньше».

Однажды Шивон сделает все возможное, чтобы победить Гадеса. Если она и Камео похожи…

Решение принято. Новый план составлен.　

«Да. Я помогу ей».