Темное пламя. Дети Проклятия

Глава 13. Гроза и радуга

— Де-е-ей! — зовет моя госпожа.

Не услышав ответа, заходит в сумрак за приоткрытой дверью. И когда Дей дал свое согласие?

Ой! Он тут же оказывается рядом.

— Дей, я…

— Тшш!

Волк замирает в шаге от моей госпожи, втягивая запах. Затем прижимает к себе, неистово целуя что попадется — глаза, нос, щеки, волосы…

— Молчи, молчи, Лили. Молчи! — выдыхает в приоткрытый рот, не давая сказать ни слова.

Вдруг ложь, гнусная, искусно сплетенная Гвенн, изящно дополненная кусками правды, а оттого еще более страшная, окажется реальностью? Вдруг моя госпожа скажет не то, что ждет сердце? И волк растягивает этот немой момент счастья, пока она еще целиком и полностью его, пока прекрасное вчера не превратилось в одинокое сегодня.

Да что же это: я стал чувствовать его эмоции, как эмоции моей госпожи! С Гвенн было не так, у нее все написано на лице, все ее уловки и ложные ходы.

— Де-е-ей… — на вдохе летит от моей госпожи. — Дей, подожди!

Его губы дотрагиваются до ее губ, не желая отпускать, его руки сильнее сжимаются на ее плечах — но все же подчиняются. Дей отодвигает Лили медленно, с неохотой, словно обрывая все связывающие их нити.

— Что тут произошло? — удивляется моя госпожа.

Покои волчьего принца окутаны сумраком, но то, что разломано все, что можно сломать, видно и мне.

— Я думал, — хрипло отвечает волчий принц, все еще тяжело дыша.

Девочка замечает ткань в руках Дея.

— Мой платок! — протягивает руку забрать, краснея оттого, что Дей увидел эту кривовато вышитую вещь.

Эх, девочка, не о том тебе надо тревожиться! Дея не волнует способ и прилежность вышивки. А вот румянец моей госпожи настораживает.

— Твой платок?!

Тьма, ставшая теплой и уютной с приходом моей госпожи, будто выпускает ледяные иглы, а Дей едва не поднимает шерсть.

— Как ты, Дей? Ты ранен? — беспокоится Алиенна, услышав, как его голос сломался посреди фразы.

— Платок, Лили! — обвиняет Дей.

Он не собирается отвечать на вопросы.

— Я… — вздыхает она, осекаясь от взгляда волка, сверкнувшего янтарем. В его глазах зима, что незнакомо ей, моей бедной теплолюбивой госпоже.

Девочку тревожит диссонанс мира, нарушение тонкой работы небесных сфер, поломку изначальной задумки богов. Ей до боли в сердце нужно поправить вопиющую несправедливость, восстановить равновесие вокруг нее.

Но… лучше бы она не отвечала.

— Я перевязала им Джареда.

Девочка, расскажи ему все, прижмись к нему, разгони тот ужас, что явился вновь, куда более страшный, раз слетел с твоих дорогих зацелованных уст, а не со злых губ Гвенн, и опять не дает ему дышать! Подари ему всего-то — подробности. Подробности, мелочи, детали, что вновь сложат для него светлую реальность из кромешной тьмы, успокоят, дадут почувствовать твою любовь и твою веру в него!

Но ей кажется, все просто. Просто и понятно. Перевязала, потому что был ранен, а как же иначе?

Дей молчит, разглядывая платок, словно змею. Стежки-то неровные! Ну кто же дарит такое на память, в знак близких отношений?

Но он не может увидеть. Запах Алиенны и крови Джареда он знает слишком хорошо, и сейчас эта гремучая смесь слепит его, словно яд гадюки. Реальность искажается, и он уже видит Лили в объятиях советника.

Едва прогнав образы переплетенных тел и перемешавшихся светлых волос, он переводит не менее пристальный взгляд на ее губы.

— Это…

Мой гребешок встает дыбом сам по себе, девочка, ну очнись же, девочка! Мир горит у твоих ног!

Это уже не иглы — они сгорели мгновенно — это пламя, Дей наполнен им до краев и готов взорваться. Он срывает портьеру со стены.

Ну вот. Теперь тут все ещё и порвано.

— Кто это сделал?!

Моя госпожа виновато облизывает губы. На нижней — след от поцелуя, скорее, укуса лесного принца.

— Это… — вздыхает она.

Вину, мнимую вину моей госпожи моментально чует Дей. Только вот понимает совершенно по-иному!

— Финтан! — заканчивает он за Алиенну.

— Дей, я…

— И кто из них твой любимый?! — вслед за злыми словами в стену летит, едва не задев мою госпожу, чудом недобитая ваза.

Глаза Дея вновь горят злым волчьим огнем.

— Дей, как ты можешь! — ахает моя госпожа.

Ее облик мерцает тревожным светом. Будто сильный ветер старается погубить ровное пламя.

Девочка выпрямляется гордо, оскорбленная его подозрениями. Девочка не собирается оправдываться в том, в чем нет ее вины.

— Я не стану говорить о том, кто мне дорог. Я буду просить за того, кому грозит смерть. Из-за меня!

— Его ты тоже потом предашь?

Уж лучше бы принц кричал! Но он говорит медленно. В душе его стремительно схватывается льдом все, что горело и грело, ему больно жить, но продолжать любить ещё больнее. Но не любить и вовсе невозможно.

Девочка ахает от подобной несправедливости. Сдерживает себя, глотая слезы.

Глупо, как же все глупо выходит! Дей часто был груб и говорил ей обидные вещи, но это было очень давно. До того, как узнал ее и, да — до того, как полюбил.

Девочка сдерживается, мерцает только чаще.

— Гвенн сказала, ты можешь помочь.

Моя госпожа верит в силу прочной дружбы и сестринской любви, знакомое имя кажется ей безопасным и добрым.

Ох, не надо было тебе! Джаред, Финтан, Гвенн…

И его сестра, и его любимая говорят про одни и те же поступки, повторяют одни и те же имена, и Дей уже не может отличить правду от лжи, обе кажутся искренними — ведь сестра тоже не лжет!

— Ах, Гвенн! — выпаливает он. — Та, с кем ты откровенна куда больше, чем со мной! С ней ты делишься своими секретами?!

— Она… Моя подруга, но… — девочка озадачена, она забывает о слезах и обидах. — О чем ты?! Какие секреты?

— Хватит об этом.

Дей выглядит почти спокойным, но это не так, вовсе не так. Делает ещё один отвращающий жест рукой, прикрывает глаза, а когда распахивает вновь, из серых они вновь становятся янтарными. Дей очень плохо сдерживает свой волчий образ, когда дело касается моей госпожи.

— Ты хочешь узнать про Джареда?

Девочка кивает. Ещё одно имя, бывшее для Дея дорогим, а теперь причиняющее боль.

— Его убьют завтра. Оскорбление сына Леса. Тут бессилен даже владыка, он не будет воевать со всеми кланами из-за одного ши.

Девочка зажимает рот, сдерживая крик.

— А Джаред много сделал для нас. Ты знала, что он командовал нашими войсками, когда дети Леса сровняли с землей Золотую башню? Знала?! — в ответ глядит испытующе, продляя собственные муки: — Ты все еще просишь за него?

Боль за Джареда, боль за Дея гаснет перед горькой памятью о прошлом, сжимает горло, и моя госпожа едва может вымолвить:

— Да, мой принц…

— Тогда ведь погибли твои родители, Лили! И он приложил к этому руку. Просто ничего не делай, и ты отомстишь. Ты все еще просишь за него?

Ах, какие эти волки все-таки эгоистичные! Если бы ей надо было спасать тебя, она бы просила за тебя, глупый и жестокий принц! Она бы попросила за тебя и перед твоим отцом, и перед всем миром!

— Да, Дей, да!

Месть для моей госпожи неприемлема, особенно месть человеку, который тайно вывез ее из владений дома Солнца, присматривал за ней всю ее жизнь, а не так давно снова спас.

Но для Дея это еще одно доказательство правоты Гвенн.

— Невероятно. И объяснимо лишь одним, — Дей продолжает монотонно. — Но я готов выполнить твою просьбу, принцесса Солнца, если ты выполнишь мою.

Девочка смотрит непонимающе. Мерцание моей госпожи гаснет. От Дея ее отделяют два шага во тьме, но пропасть между ними — куда больше.

— Убийства невозможны в дни королевских свадеб! — рыкает Дей и снова стихает, но тонкий лед внешней холодности трещит от еле сдерживаемой ярости, боли и гнева. — Ты готова пойти на это?!

— Я… — девочка запинается, она не хочет думать, что это именно те слова, которых она ждала, не ожидая, на которые не смела надеяться в самых своих ярких мечтах, — не понимаю…

— Ты станешь моей женой и матерью моих детей? — волк требует, волк страдает, волк не может отпустить. И пусть его мир почти погиб, он будет счастлив даже режущими осколками. — Примешь ли ты мой дом как свой?

— Что с тобой, Дей? — девочка делает шаг вперед и тревожно заглядывает в его напряженное лицо. — Ты не болен? Ты…

Девочка вздыхает прерывисто, устраивает ладонь на широкой груди Дея. Сердце принца колотится как сумасшедшее, но он перехватывает её руку, словно боясь, что его глупое сердце выскажет все напрямую.

— Ты не договорил. Не спросил, люблю ли я, и не сказал, что любишь сам, — произносит она удивленно.

— И не надо.

— Ты не любишь меня, Дей, сейчас — нет!

— Я знаю, кто и кого любит. Это неважно.

Чего еще ожидать от волка? Волки жестоки, но более всего они жестоки к самим себе.

Девочка качает головой: как это может быть неважно? Ее Дею это было важно! Но вот только ее Дей не сомневался ни в ней, ни в себе, не смотрел, как на чужую, обдавая то льдом презрения, то огнем ненависти. И не стал бы делать предложение так, словно зачитывает приговор.

— Ты — моя, и только моя. Скажи — да, принцесса Солнца, и тот, за кого ты просишь, не умрет.

— Не так я думала…

Девочка поднимает взгляд на Дея, улыбается слабо, поражаясь разнице мечтаний и реальности. И хотя волосы больше не мерцают, светят ровно, пусть и неярко, моя госпожа почти счастлива.

— Да, Дей. Да, конечно же, да!

Безусловное согласие. Не оспорить. Но это не самое страшное. Страшно то, что посреди комнаты закручивается вихрь из черных и золотых искр, разделяется на две части и опускается на два безымянных пальца, принца Волка и принцессы Солнца.

— Но даже твоего согласия — мало для королевского брака.

Принц пугающе спокоен, мне вовсе это не нравится!

Дей сжимает руку моей госпожи. Рана, которую Алиенна нанесла себе, спасая птицу, неглубока, но плохо проходит, как все магические раны. Кровь бежит сквозь повязку и пальцы волчьего принца. Ноздри его трепещут. Алиенна не вырывается, она кладет другую кисть поверх его, смотрит непонимающе. Она тревожится не за себя — за своего Дея!

Волчонок, приди же в себя! Должно хватить и колец!

Он прикрывает веки, почти успокаивается, и я так надеюсь… Но потом ощутимо накатывает вторая волна огня: ревности, злости и бешеного желания, сжигая свежевыстроенную им плотину, Дей открывает глаза, и в них бьется невыносимо яркое пламя. Я не знаю, что сможет остановить его теперь.

— Дей! Ты пожалеешь, — ужасается своему пониманию моя госпожа. — Дей, не надо, не сейчас, Дей, прошу тебя, нет!..

Девочка, ты создана, чтобы любить и чтобы тебя любили. Ты смогла бы оживить наш угасающий мир. Желание Дея — что угодно, но только не любовь. Почему его пламя настолько темно?

А ты! Что ты делаешь, глупый мальчишка?! Ты торопишься, боясь лишиться ее. Приобретешь… И потеряешь навсегда. А ведь кольца сомкнулись на ваших пальцах!

Моя королева создана для тебя, создана землей и небом нашего мира!

Девочка моя, найдешь ли ты силы сохранить хоть каплю добра и света?

Или луч надежды погас навсегда?

Я не умею плакать. Но, чтобы пожалеть о несбывшемся и оплакать конец этого мира, достанет одной золотой слезинки.

Хотя… рано печалиться.

Что происходит? Гроза за окном бушует еще яростней, еще свирепей, вот только молний больше нет.

Девочка не сопротивляется — без толку, когда Дей такой, не вскрикивает от острой боли, пронзающей ушибленный локоть, когда он толкает ее на постель. От волков убегать — только хуже. Она просто смотрит с отчаянной верой в прежнего Дея. Не выдерживая ее взгляда, он опускает голову. Прикусывает кожу на обнаженном плече, словно оставляя метку. Волки ничего не отдают, никогда. Но этот волк, опять ломая себя, шумно выдыхает, скалится… и отстраняется. Он готов уйти навсегда — преданным, оскорбленным, обманутым… Он готов пойти против отца, против всего мира! Но вот взять любимую против воли — не готов, даже яростно и безумно желая.

— Ух-ходи, Лили, — тяжело выдыхает волк и отворачивается, боясь не совладать с собой.

Девочка ощущает весь ужас потери любви и счастья, его бездонное, беззвездное одиночество. Произносит тихо, очень-очень тихо, позабыв о собственных страхах и боли:

— Нет, Дей. Я люблю тебя…

Слова слетают с ее губ с золотистым шорохом, и все меняется. Волк разворачивается к Лили, вглядывается в чистые солнечные глаза.

Вконец отчаявшийся Дей, который слушал, но не слышал ее весь этот вечер и почти потерял, начавший ненавидеть себя и весь этот мир, ощущает и принимает ее слова, звучащие музыкой неба и солнца, вселенской гармонией, объединяющей несовместимое. Музыкой старой, но прекрасной и вечно молодой, ведь влюбленные каждый раз произносят их заново.

— Я люблю тебя, Дей!

И наконец слышит ее, верит ей, впитывает это ее признание всей своей волчьей душой. Ревность и боль, злость и ненависть тают в солнечном сиянии, оставляя лишь чистую любовь.

Его поцелуи все так же неистовы, но и нежны, каждый звучит как вопрос: правда, правда, правда? И когда моя госпожа сама подается ему навстречу, притягивает его голову и шепчет счастливо: «Да, глупый мой волк, да, да!», грозу за окном прогоняет радуга.

Примечания:

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Том II.