Темное пламя. Дети Проклятия

Глава 39. Призраки дома Волка, часть 1

Призрак, тень, скользящая за Бранном не первый день, побаивается выходить на свет и представляться как положено. Я чувствую страх… скорее, трепет фигуры в плаще, хотя вышитое дерево дает понять — избегает встречи с нами особа королевской крови, а Фордгаллу и всем его многочисленным корням и веткам стеснение не слишком свойственно. Не Фианна-лучница же это, старшая сестра лесной королевы! Которая сначала стреляет, а потом задает вопросы!

Да, Бранн, могу и рассказать, что знаю! Раз сам спросил! И незачем тереть нос. А, у тебя пальцы чешутся. Может, от книжной пыли?

Так вот, это весьма примечательная особа. Живет в лесной глуши, хороша собой, но редко появляется при дворе; тверда характером, раз сама расторгла очередную помолвку; пусть и представляет выгодную партию (не первый уже век, а то и тысячелетие!), однако так и не дождалась своего принца, на меньшее ее высочество лорд Фордгалл не променяет. Фианна каким-то таинственным образом выскальзывает из матримониальных сетей лесного короля, в которые он, упрочивая свое положение, так и норовит ее запихнуть. Не иначе, боевая магия леса!

А лесная принцесса, младшая сестра Финтана, одаренная Истинной любовью, умерла не так давно. Просто уснула — и не проснулась…

Тень следует за Вороной на почтительном расстоянии, стараясь вовсе не попадаться на глаза, но тот остается непредсказуемым даже в выборе дороги до покоев. Понять нашего неблагого не всегда удается даже мне, не только ясноглазому капюшону, вот тогда наш неблагой и смог разглядеть своего таинственного преследователя.

Мне это все не нравится!

Как водится, наша проницательная Ворона следить за собственным хвостом не особо умеет. Лишь тогда, когда надо кого-то спасать или самому спасаться.

Поэтому вылетевший из-за очередного поворота подле библиотеки Капюшон натыкается (почти буквально) на нашего неблагого. Бранн потирает пальцы, словно ожёгшись, и складывает руки на груди, всем своим видом выражая, что не ждет ничего хорошего, хотя начинает разговор спокойно:

— Теряюсь в догадках, кто ты и что тебе от меня нужно. Это немного невежливо — преследовать меня.

Капюшон весь обмирает, не предполагая, что попадется.

— П-простите, я шел мимо, — неубедительный мах ладонью за плечо. — Вам показалось!

Бранн задумчиво сверлит собеседника зелеными глазами. Изумруд ненамного мягче алмаза — те ещё ощущения с непривычки.

— Что-то мне подсказывает, не показалось.

Капюшон пытается пятиться, Ворона вздыхает.

— Ты ведь никогда никого не обманывал, не-преследователь? — сейчас изумрудные глаза мерцают притягательно, вглядываясь в собеседника. — Не слишком хорошо для мага быть всегда честным до конца, можно не заметить, как становишься рабом чужих желаний.

Теперь Капюшон озадачен.

— Да о чем вы?! Я не маг, я урод!..

Вот это он зря.

Когда Бранн слышит подобные заявления, у него сразу срабатывают инстинкты. Да-да, я вижу, как из сознания выдувает всё, кроме одного ярого желания. Исследовать и вылечить. Работа в неблагой библиотеке была нашей Вороне по душе.

Не успевает Капюшон опомниться, как цепкие пальцы сбрасывают его капюшон и охватывают голову. Бранн явно обращается к магии, не забывая уверенно поворачивать и наклонять голову озадаченного ши, а я пока могу рассмотреть нашу загадку.

Ши молод, хотя уже преодолел порог трехсот лет, но не то чтобы очень сильно от этого порога отошел. У него темная смуглая кожа, каштаново-рыжие волосы. Короткие, кстати, а не длинные, заплетенные в косы, как принято у молодых лесовиков. Глаза — те самые, ясные, тоже насыщенных цветов. Блестящие, карие у ободка и ярко-зеленые в середине.

А от пристального внимания нашего неблагого лесовик заливается краской.

По рукам Вороны скользят рыжие искры — и это не его магия!

Бранн тоже удивлен, хотя удивление это подспудное и проходит дальним планом.

— Не понимаю, — наконец смотрит не магическим взглядом Бранн, не отпуская рук от головы благого. — И где ты урод? Все на месте, ты здоров, а насыщенность цветом покровов свойственна вашему Дому.

После этих слов Флинн заливается краской по самые брови, глаза блестят ярко, в них светится живое смущение, смятение и вдобавок недоверие. Не таких слов он ждал от неблагого.

— Кого-то ты мне очень сильно напоминаешь, — о своих саднящих пальцах Бранн, разумеется, напрочь забывает. Да и на лесовика смотрит так, будто усилием воли собирает все черты в одно впечатление. — Внешнее сходство…

Ворона, открой глаза. Парень как две капли воды похож на Финтана! Только глаза иные и волосы короткие.

Бранн досадливо морщится на мое замечание, его ладони скользят вниз, отпуская Флинна, и становится видно странной формы родимое пятно на щеке молодого лесовика, спускающееся на шею.

Воротник, хоть и высокий, не закрывает ярко розовеющую форму в виде… Интересно, чего? Больше всего это похоже на собранные в пучок крылья многих и многих фей, торчащие в разные стороны своими остренькими кончиками. Так что в целом, если не считать прически, глаз, манеры обращения, манеры одеваться, манеры держаться — Флинн сильно похож на брата!

И да, еще это пятно. И выражение глаз, лица. Ну знаю! Бранн! Ты там бухтишь про душу, но я ему не доверяю!

— Но! Но вот же! — палец обвиняюще тычет в это самое родимое пятно. Ходит наш лесовик тоже в перчатках. Хотя ради этого жеста — стянул и мнёт в руке. Замшевые, зеленые, на их тыльной стороне тоже продолжается вышитое дерево, охватывающее весь костюм благого.

Уверен, настойчивая коряга прорисовывается даже на его сапогах! И не знаю, что сам Флинн думает по этому поводу, но вот я бы на его месте забеспокоился: дерево и его корни охватывают лесовика полностью, кажется, ни единый вздох не останется незаметным.

Со стороны вышивка похожа на сеть или клетку.

Фуф! Это что это! Нет! Бранн! Тебе показалось! Что значит «я тоже так думаю»?! Я вовсе не сочувствовал лесовику! Нет! И не надо потирать лоб с таким видом, будто тебя он беспокоит! Я почувствую каждую твою уловку, не переводи тему!

Несмотря на наш внутренний диалог, изогнутые брови Вороны приподнимаются в чистом изумлении, я бы даже сказал, несколько напоказ:

— Это? Это родинка, а не уродство, — косится на молодого лесовика с плохо скрытым подозрением. — И делиться силой было вовсе не обязательно, хотя весьма щедро с твоей стороны.

— Что?.. — сказать, будто лесовик ошарашен, ничего не сказать. Он застыл с таким видом, словно думает, что его подводит слух. Пара ничуть не менее удивленных глаз теперь пытливо вглядывается в Ворону.

Бранн хмыкает:

— Допустим, ты умеешь обманывать и ты не маг, — широкий жест открытой ладонью, допускающий, кажется, любой вариант из сонма всех возможных. — Откуда берутся оранжевые искры? — голова нашего неблагого привычно склоняется к плечу.

Флинн стоит, не зная, что сказать, руки нервно сходятся на фибуле, продолжающей узор веток и листьев, плащ приоткрывается, становится виден весь костюм, в котором много серого и коричневого, но золотое дерево смыкается даже вокруг груди лесовика. Я был прав, Бранн! Вышитые ветки и листья на коричневой курточке Флинна — повторяют очертания ребер и впиваются в тело загнутыми коготками!

— Я… Я не знаю, — лесовик нервно дергает пару раз завязки плаща, отводит глаза, будто ищет ответ на полу. — Но это же временно! Искры появились только тут! В Черном замке! Раньше не было! И потом, наверняка, они куда-нибудь опять пропадут!

— В замке, значит, — Ворона потирает лоб прямо над глазами, хотя вроде не устал. — И раньше не было. Неудивительно. А почему они появились в замке, как ты думаешь?

Пристальный взгляд нашего неблагого все-таки доискивается ярких глаз Флинна, лесовик опять краснеет, на этот раз недовольно. Фуф! У этого ши есть, кажется, румянец на каждое настроение!

— Ну это же замок! — лесовик широко разводит и поднимает руки, немного напоминая Шайю в платке Советника, плащ по-прежнему отлично держится на его плечах. Пришитый, что ли? — Это же тот самый легендарный Черный замок! Здесь, говорят, жил старый бог, а может, и несколько, тут, говорят, в стенах дремлет проклятье, а может, и не одно, а может, и то самое Проклятье!..

Лесовик, кажется, перечитал сказок, но стены и проклятья в них больше не могут считаться выдумкой, не для меня и не для Бранна точно.

— Значит, все дело в волшебной обстановке? — спокойный интерес из голоса неблагого можно черпать ложками и еще на кастрюлю останется. — И что искры появились только у тебя, тоже виновата обстановка?

— Это плохо?! — Флинн тут же впадает почти в панику. — Ох, я подозревал, но никому не говорил, а то еще триста лет… — и обрывает себя сам.

Ворона, однако, не была бы Вороной, если бы вопрос остался открытым.

— Я не сказал, что это плохо, это просто есть, стоит признаться себе в этом и не ужасаться ни себе, ни искрам, — где-то в дальней дали воспоминаний видны крошечные изумрудные перья, сотворенные из чистой силы, как рыжие искры. — Хорошо, что ты никому не сказал, я полагаю, твой отец вполне способен посадить мага на цепь…

Теперь не договаривает Ворона, но по другим причинам.

— На цепь?! Нет! — лесовик в противовес обычным эмоциям на этот раз бледнеет, что при смуглой коже смотрится необычно серо. — Просто дома сидеть сложно! А на цепь я не пойду! И вовсе я не маг!

Рыжие искры снова срываются с ладоней, рассыпаются вокруг всей фигуры в темно-зеленом плаще, что нервирует Флинна, разумеется, только больше, некоторые искры лопаются прямо в воздухе, сердито, будто жаждут взрывов и крови!

Бранн! Надо что-то делать! Он же сейчас сорвется!

Бранн тем временем вглядывается в пояс, смотрит на рукоять кинжала благого и продолжает как ни в чем не бывало:

— Хорошо, еще один не-маг, чем ты сражаешься? Твое любимое оружие?

Лесовик не волк, его сюда с оружием бы не пустили, так что вопрос Бранна резонный. А также очень отрезвляющий.

— Палка! Я люблю сражаться длинной палкой!

Флинн рад отвлечься, в запале изображает пару защитных и атакующих движений, как будто рвется участвовать в разговоре полнее. Теперь, когда его поймали, кажется, страх отпустил. Задиристо поднимает подбородок в ответ на взгляд нашего неблагого, сверкает глазами, родимое пятно вырисовывается отчетливее.

— И у меня хорошо получается! И я даже сам украсил её!

Бранн улыбается, его радует, что Флинн может позабыть обо всем хотя бы на время. Вот уж не понимаю, что в этом хорошего! Что значит «он мог быть свободен в себе»? Бранн! Не отмахивайся! Поясни!

Нет, фуф, очередные недомолвки!

Бранн улыбается теперь персонально Флинну:

— Полагаю, узорами, похожими на те, что оплетают рукоять кинжала?

Лесовик опять жарко заливается краской, хмурится, опускает голову, будто сопротивляется, но спрашивает с вызовом:

— Да! А как вы узнали?

Бранн машет рукой, предлагая следовать за ним, проходит в библиотеку, подходит к знакомому стеллажу, просматривает корешки книг, вытягивает одну, пролистывает быстро-быстро, ему явно помогает ветер — страницы шелестят сами. Лесовик, последовавший за неблагим и полный опасений на входе в библиотеку, как будто это не он преследовал Бранна, а Бранн охотился за ним, теперь завороженно наблюдает маленькое волшебство и не сразу осознает, что книга раскрыта перед ним на странице с зарисовкой. Очень похожей на его узоры зарисовкой.

— А теперь читай, не-преследователь и не-маг, что написано выше, — палец Вороны утыкается в крупный и хорошо видимый заголовок.

— «Боевая магия Дома Леса». Ой! — лесовик изумленно вглядывается то в лицо Бранна, то в открытую страницу, как если бы подозревал их в сговоре.

— Вот тебе и «ой», — книжка вручается лесовику, а он сам усаживается на ближайший диван. — Изучай, не-маг, а то, боюсь, забудешь и не поверишь. Лучше знать, чем владеешь. Иначе оно завладеет тобой.

— Флинн! — голова дружелюбно вскидывается, лесовик не вырывается из хватки Бранна, довольно крепко удерживающего его за плечи. — Меня зовут Флинн!

— А меня — Бранн, — Ворона щурится и улыбается, кончики пальцев покалывает, словно они отходят от онемения. — И ты не представляешь, Флинн, какое у тебя легкое имя!

— И я — наследный принц, — говорит лесовик, опуская глаза. С таким напряженным вниманием разглядывает лоскутный рукав, как будто там написаны ответы на все вопросы.

— Я тоже, — отвечает Бранн, внимательно приглядываясь к очевидной печали Флинна. Отстраняется, и это похоже на потерю опоры, Ворона спешит отойти к своему креслу, чтобы присесть. — Был когда-то. Я отдал свой титул сестре.

— А это можно? — радостно вскидываются карие глаза с зелеными проблесками.

Хорошо, Бранн, ты выиграл, они с Финтаном разнятся больше, чем кажется.

— Я могу посмотреть в Слове и в Законах Благого Двора. Ты же знаешь, я из неблагих, многие ваши правила для меня все еще непонятны и дики, — бормочет, не замечая меня, Бранн, растирая ладонью лоб. — А почему тебе так не терпится избавиться от титула, Флинн, второй принц Дома Леса?

О, ну конечно же! Бранн изучил родословные всех королевских семей! Дом Леса настолько пристально, что заметил даже Советник! И наш неблагой понял, кто перед ним. Просто не стал смущать этого… ребенка трехсот лет от роду. Где он рос? Ах да, в лесу. Его не представляли Благому Двору.

Если бы я этого не знал, сейчас точно бы понял: стоит повиснуть паузе, Флинн напрягается, будто боится, что разговор прервется. А судя по нескольким дням преследования, его несостоявшейся попытке завязать разговор с офицером и страстному дерганию фибулы — начать беседу для него что-то почти невозможное.

Спокойная Ворона, правда, выглядит неопасно, вздыхает поотчетливее, намекая, что не забыл о собеседнике, улыбается, но щурится не от этого, а от странной вспышки боли, пробежавшей над глазами.

Бранн! Бранн! Да обрати же внимание!

Но нет! Конечно! Не слушай меня и ты! Лесовик жил триста лет на отшибе, его одна-единственная пауза в разговоре не убьет!

— И почему? — тем не менее наш неблагой напоминает о своем вопросе, его интерес кажется таким же академическим, как и всегда.

Что, видимо, успокаивает Флинна и придает сил.

— Может, тогда меня оставят в покое, — тихо и грустно говорит Флинн, оставляя в покое фибулу, опуская голову и вычерчивая носком сапога какие-то узоры на полу. — И не придется запасаться противоядием.

Ох, кажется мне, это изрядно улучшенная копия Финтана. Очень-очень изрядно!

Разговоры о противоядиях тоже заставляют всколыхнуться что-то в памяти Бранна, но он намеренно задвигает это подальше, сосредотачиваясь, что становится отчего-то все более сложно, на собеседнике. Книга в руках Флинна раскрыта на той же странице, руки придерживают том бережно, но пустой взгляд обращен не на строки, а исключительно внутрь себя.

И, похоже, успокаивать кого бы то ни было у Бранна талант, который подстегивает развиваться естественная потребность улаживать и утишать переживания. Не могу разобрать: это последствие работы в библиотеке?

Но Бранну не до меня и моих вопросов. Ворона мысленно перебирает темы, массируя высокий лоб, хмыкает и останавливается на чем-то.

— Это ты бросал в меня снежок? — не обвиняет, но уточняет для чистоты знания Бранн. — Там тоже были искры.

— Прости! Я ведь… — сначала извиняется и лишь потом задумывается, удивленно оглядывая его Флинн. Азартно выкрикивает, почти уличая. — Я бросал в птицу!

Ёрзает и подскакивает на месте! Фуф! Мальчишки!

Впрочем и пыльные узоры на полу тоже забыты, все внимание обращается к разговору и собеседнику.

Ворона хмыкает, не отрицая и не оправдываясь. И не подтверждая — тоже! Но Флинну хватает и этого, чтобы рассказать, поговорить, продлить общение еще на реплику. Лесовик воодушевлен и прямо-таки окрылен.

Странная реакция на обмен мнениями, право слово.

— Я не первый раз видел снег, но первый раз за месяц рядом не было никого, ну знаешь, там, присматривающего! Ни отца! Ни его советников! Ни ярлов прочих Домов, составляющих Дом Леса! — Флинн даже подается вперед, съезжая на самый краешек дивана, так ему не терпится рассказать, слова летят сплошным потоком. — И первый раз выбрался из леса, того, дальнего леса, который наши владения и который был моим приютом триста лет, и откуда я не выезжал ни разу за эти триста лет!

Лесовик приостанавливается, чтобы просто перевести дух, дыхание захватывает, но взгляд прикован к Бранну неотрывно. Пусть наш неблагой выглядит обычно спокойным, но смотрит в ответ живо, слегка улыбается и кивает.

— Отец считает меня не слишком… — Флинн трет щеку с родимым пятном, — умным. Не слишком умным, да, я задаю очень много вопросов, которые кажутся нелепыми. Ну вот послал меня в ту ночь на огонь посмотреть, велел страже позадавать вопросы, раз я их так люблю, вопросы эти! Уточнить, должны же выбрать были Лес, там точно горит серебряное пламя? — Флинн изумленно приподнимает брови, да, формулировки лорда Фордгалла слишком далеки для понимания его второго сына. — Я так и сказал! — рука выразительно вытягивается ладонью вверх по направлению к Бранну. — Я так и сказал стражникам на вопрос о цели визита: «выяснить, какое горит пламя и как на это смотрит стража». Вернулся, доложил: «горит серебряное, стража смотрит хорошо». А отец недоволен, хоть стража Дома Волка меня даже проводила.

Флинн потрясает свободной рукой, второй придерживая на коленях книгу, к которой не спешит обращаться. Кажется, книг он в своей жизни прочитал достаточно и может отложить знакомство даже с самой интересной, когда у него есть настоящий живой собеседник.

Ну, насколько может быть живым собеседником Ворона.

Бранн смотрит на лесного отстраненно, но на самом деле оценивающе, а я не знаю, кто из них более странен. Потому что Флинну нравится, как на него смотрит Бранн.

— И я тебя давно видел! А еще недавно! В трапезной, — вспоминает и тут же хмурится Флинн. — Нечестно это было! А ты сразу догадался, да? Я мало с кем говорил, кроме родни, и пока собирался с мыслями… Но я сказал потом! — срывается с места, отбрасывая книгу на диван, и сжимает кулаки. — Я сказал отцу! Там, внизу, когда все начали кричать, что это все волки не знают понятия гостеприимства. Я сказал!

— Флинн, Флинн! Не горячись, — отвечает Бранн, поднимая руки и удобнее усаживаясь в кресле. — Я понял, да и офицер Г-вол-к-х-мэй обмолвился…

Как по заказу, дверь в библиотеку распахивается — и на пороге виднеется сердитый Мэй. Флинн ошарашено оглядывается, замечая за спиной волка еще несколько воинов, но собирается поднять капюшон. Встречается взглядом с недовольным Мэем и понимает, что опоздал, руки бессильно опускаются.

Офицер вышагивает от двери прямо к Бранну, махнув патрулю с порога, что они тут не нужны и могут возвращаться к своим обязанностям. Кивает по пути лесовику, узнавая плащ и стараясь не смутить коротким взглядом на лицо.

— Флинн, — отрывистое движение, которое неосознанно повторяет рыжий маг, изображая учтивый кивок в ответ. — Бр-ранн?

Ой-ой, теперь понятно, почему Мэй так сердит!

Не успевает Ворона даже открыть рот, на стол перед ним припечатывается давешняя пуговка-капелька. Вот только по краям деревянная капля отчетливо черна.

— Она нагревается! — указательный палец Мэя без экивоков тычет в эллипс. — Ты сказал, что мера будет лишней! Ты просто сидишь тут! А она! Она — нагревается!

Руки нашего офицера сходятся на спинке кресла, над которым он навис, чтобы перегнуться напротив Бранна через стол, и под пальцами Мэя темное дерево жалобно поскрипывает. Впрочем, не привлекая ни малейшего внимания самого благого волка. Зато производя явное впечатление на Флинна — лесовик поёживается и скрещивает руки на груди, поддерживая локти раскрытыми ладонями. Удивительно мирный жест.

— Я не совсем понимаю… — Бранн потирает лоб в очередной раз, стягивает перчатку с левой руки, заставляя Флинна любопытно уставиться на цветок, а Мэя досадливо вздохнуть. — О, теперь понимаю, — стоит нашему неблагому взять пуговицу в руку, очевидно, ему становится понятно то, что пугает Мэя.

Да, как бы спокоен ни был Бранн, как бы обыкновенно ни смотрелся в библиотеке среди книг, его прямо сейчас пытается найти смерть.

— Понимает он! — офицеру трудно не сорваться, пуговица продолжает чернеть, пусть и медленно. — Тогда скажи мне, кто хочет твоей смерти! Что угрожает твоей жизни! Откуда смотрит опасность! Я думал, тебя тут убивают!

Офицер Дома Волка с трудом переводит дыхание: ему отчетливо хочется найти и разметать, порвать в клочья угрозу, шерсть на загривке сама собой встает дыбом, спинку кресла слегка царапают когти, глаза сияют злым желтым, а зубы, за которыми Мэй не уследил от волнения, вытягиваются из-под верхней губы белыми клыками.

Восхищенный вздох и зачарованный взгляд слегка не вписываются в представления Мэя о боевой обстановке — и он удивленно вскидывается на Флинна, о котором, кажется, успел забыть.

— О, лесовик, и почему я не удивлен, — хищные желтые глаза серьезно оглядывают фигуру в плаще. — Извини, но это внутренние дела Дома Волка… Хотя! — желтизна отливает сталью и яростью. — Скажи-ка мне, лесовик, что ты делаешь здесь? И не угощал ли ты Бранна какими-нибудь своими, лесными деликатесами?

Флинн успевает недоуменно нахмуриться и один раз моргнуть, а Мэй уже стоит перед ним, ясно различимые клыки больше не вызывают восхищения и любопытства.

— Отвечай! — волк выше лесовика больше, чем на голову, однако коренастый Флинн много крепче тощего Мэя. — Я мог составить о тебе в первый раз неверное суждение, если это правда был ты, если этот плащ не переходит из рук в руки, чтобы вернее подкрасться к неблагой жертве.

Мэй шагает ближе, и любой другой, я уверен, почувствовал бы желание отшатнуться, однако Флинн лишь задирает голову, чтобы следить за собеседником. Мэй пристально вглядывается в яркие каре-зеленые глаза, и хотя Флинн молчит, гнев гаснет.

— Нет, похоже, я не ошибся, а ты все еще ты, — ладонь Мэя обрушивается на плечо лесовика, и волк отворачивается, указывая на Бранна. — Но что тогда с ним? И как, спрашивается, помочь? Вот, за что я недолюбливаю магию…

Вопросы и вообще вся реплика адресуются скорее самому себе, и офицер недоверчиво косится на заговорившего Флинна.

— Это только мой плащ, да, а что не так с Бранном? — из-под руки лесовик совсем не выкручивается, тут он на Ворону не похож. — Мне казалось, он всегда такой…

Последние слова цепляют внимание офицера, обращая его к другим обстоятельствам, несколько, очевидно, упущенным:

— Всегда? Всегда такой? — клыки втягиваются обратно, но глаза все еще отливают желтизной. — То есть ты в курсе, каков Бранн обычно? То есть… Ты и есть его преследователь! Ох-х! — раскрытая ладонь офицера довольно сильно врезается в его лицо.

Сквозь шум мыслей Бранна, все нарастающий, я слышу недовольное бормотание Мэя: что-то о детях и о том, с кем он связался.

Бранн напряженно вздыхает, морщится и неосознанно поглаживает лоб прямо над глазами, как делал сегодня не однажды.

— Боюсь, Флинн, я сегодня больше не могу с тобой пообщаться по поводу магии, но ты возьми книгу с собой, — жест кистью какой-то оборванный, будто сил не хватило махнуть рукой. — Что-то я не могу сосредоточиться, а сосредоточиться надо, где-то есть невыясненная угроза…

— Хорошо, это не так сро… — лесовик уже протягивает руку за отброшенным томом, когда его глаза улавливают какую-то деталь, широко распахиваются, и он оказывается возле неблагого в момент.

Мэй обеспокоенно чеканит шаг каблуками, подходя следом за лесовиком.

Тот перехватывает нашего неблагого за запястье, Бранн болезненно шипит, недоуменно вскидываясь на Флинна, смуглая кожа которого очень ощутимо сереет.

— Тебя отравили! Что ты ел? — даже в неожиданной торопливости Флинна не теряется ощущение ко всему происходящему интереса.

Я же говорил, Бранн! Ну куда ты смотрел!

— Ничего, — буквально выдох.

Наш неблагой пожимает плечами, но обычное спокойствие дается ему с усилием, мысли шумят и разбегаются, я успеваю заметить несколько промелькнувших воспоминаний с аппетитными нетронутыми блюдами, улыбающихся за столом Джоков, разлитое по скатерти вино, которое Бранн заворачивает воздушными петлями в очертания Парящей башни, но даже не прикасается пальцем. Все это проносится одним ярким колким комом, боль врезается в глаза, Бранн спешит зажмуриться, указывая влево.

— Я лишь пролистал вот эту книгу.

Флинн оглядывается на книгу, Мэй повторяет его жест, а потому облако рыжих искр, разлетевшееся по библиотеке от окончательно серого лесовика, застает офицера врасплох.

— Я могу помочь? — Мэй все тот же деятельный волк, он спрашивает сразу у двоих, но Бранн, сжимающий в кулаке все быстрее чернеющую пуговицу, обжигающую ладонь между линий цветка, слышит отдельные звуки, видит разрозненные картины.

И совершенно не реагирует на меня!

— Разве что не пускать сюда никого, — Флинн наклоняется к Бранну. — Не шевелись, не уходи, может быть, есть время…

Изогнутые брови неблагого приподнимаются — куда он уйдет из библиотеки и что за бред несет этот благой, в глазах мелькает досада, а потом эти самые глаза очень медленно и задумчиво закатываются. Из-под сомкнувшихся век выступает темная кровь, словно Бранн вздумал подвести глаза.

— Проклятье, проклятье, проклятье! — Флинн подхватывает опускающуюся голову неблагого, совершенно позабыв про Мэя. — Нет! Не так быстро!

Офицер тут же оказывается рядом, бледный, но решительный, присаживается возле Вороны, охватывает поперек груди, удерживая сидя, вскидывает глаза на лесовика:

— Ты можешь ему помочь или мне стоит сорваться за помощью со всех ног? — хваткие пальцы волка чуть подрагивают кончиками, волнуется — не то слово.

— Раньше я никогда никого другого не лечил! И до такого не доводил! — лесовик в ужасе, кровавые полумесяцы под глазами неблагого пугают его особенно, но Бранна не отпускает. — Наверное, ему попалась очень большая доза яда! Раз в книге, подержал бы чуть дольше, и всё!

Глаза Мэя вспыхивают той же желтизной, что и вначале:

— Так ты можешь помочь?! — в его взгляде горит обреченность пополам с надеждой.

Да, раз даже лесовика пугает количество яда… Ох. Сознание Бранна заволакивает чем-то мутным, схемы, разогнанные по границам, осыпаются со стеклянным звоном! Да сделайте же что-нибудь!

Дыхание Бранна срывается, теперь ему давит грудь, но это странно успокаивает Флинна.

— Ах вот оно что! — лесовик проворно лезет в рукав, удерживая голову Бранна одной рукой. — Я смогу, смогу помочь! Я знаю этот яд! Я только не ожидал, что он может и на глаза тоже…

Флинн встречает желтый взгляд Мэя и затихает:

— Сейчас-сейчас, мы успеем!

Фуф, пока они там успевают, Ворона опять сложит крылышки! Эй-эй, Бранн! Я слежу за тобой! Бранн! Я грею тебя!

Не отзывается! В сознании мутная вязкая пустота, Бранна как будто залили смолой — что отражается и на дыхании, оно больше похоже на сип. Лесовик торопится, достает из рукава бутылек с плотно притертой крышкой, перехватывает аккуратно голову неблагого, Мэй помогает, поддерживая с другой стороны. Флинн глубоко вздыхает, заливает в открытый рот Вороны густой состав, а потом смазывает каплей этого же состава сомкнутые веки, верхние — почти до бровей, кожу на запястьях, которая успела почернеть.

Благой откидывает бесполезную теперь склянку, сосредотачивается на лице Вороны, отмечая каждый признак улучшения, каждое движение, каждый звук.

Рядом стоит затаивший дыхание Мэй. Офицер боится поверить в лучшее, напряженно вглядывается в лицо неблагого с темными кругами глаз, что кажется в напряженной тишине каким-то новым образом — в диких и темных тонах непреднамеренной кровавой краски и черных обводах противоядия Бранн видится древним созданием, представителем первых племен ши, тех, что были раньше Домов.

Мэй охотно поверил бы в любое прошлое Бранна, но только при одном условии — чтобы неблагой открыл уже свои треклятые глаза!

Флинн по-прежнему удерживает голову Бранна слева, Мэй справа, лесовика с волком неожиданно объединяет цель. Спасти неблагого. Да уж, Бранн, ты должен очнуться хотя бы ради этого!

Бранн, Бранн, Бранн, ты должен очнуться, давай, возвращайся, дыши!

Вязкая темнота уходит, будто кто-то зажигает факел, очень яркий, все разрастающийся подобно камину, правда, сполохи изумрудно обрисовывают не очень уютную обстановку, но как только они дотягиваются до первой разбившейся схемы, вся граница вспыхивает ярким золотом.

Дыхание Вороны медленно выравнивается, руки дергаются, Мэй и Флинн прихватывают их каждый со своей стороны, все тело неблагого прошивает судорогой, а потом он все-таки открывает глаза.

— Пища для ума тоже может быть отравлена, — шепчет наш неблагой.

Фуф! Ворона! Вот я пожалуюсь нашему королю! Совсем за собой не следишь! А если бы рядом не было Мэя и Флинна?! А если бы умер?! Что значит, «еще рано умирать»? Какая такая вода нужна для смерти? Нужно много воды? Ну, тут снег — вот, за окном! Он тоже может считаться водой!

И ничего я не шучу!

— Бранн, тебе очень повезло! — лесовик рад до чрезвычайности, рук при этом не убирает. — Просто я знаю этот яд.

— Вот именно, Бранн, тебе повезло! Повезло! — с другого бока голосом разума вклинивается Мэй. — Просто повезло! А мне бы хотелось, чтобы твоя жизнь зависела не от везения!

Будто в ответ на эту реплику створки библиотечных дверей распахиваются снова, причем распахиваются так, словно кто-то сильно их ударил — сразу обе, отлетая к стенам. Мэй и Флинн вздрагивают, оборачиваясь, а я уже знаю, что или, вернее, кого, увидим мы с Бранном, стоит благим разойтись.

— И что тут пр-роисходит?! — мой волк вышагивает к нам стремительно, чеканно и отчетливо угрожающе.

— Да, пилик! Что, пилик, тут, пилик, творится! — Шайя, подпрыгивающая на плече идущего следом Джареда, отчего-то не торопится слетать. — Третий-принц-Бранн! Пилик!

— И офицер Мэй. Извольте объясниться, — это уже сосредоточенный Советник, прикрывший створки опять.

Мэй отходит в одну сторону от Бранна, а Флинн — в другую, потому что стоять на пути моего волка сейчас явно чревато. И слушать он никого, в отличие от Джареда, не собирается. По крайней мере, пока кое в чем не убедится.

Дей раздувает крылья носа, то ли принюхиваясь, то ли злясь.

Бранн успевает только встать, Дей не дает ни шагнуть навстречу, ни вымолвить хоть слово в ответ, обхватывает ладонями лицо неблагого, склоняясь своей большой головой ближе, принюхивается и срывается на более отчетливый рык.

— Не волнуйся, король Дей, я все объясн… — хорошая попытка, Бранн, но несвоевременная. Когда волк почуял кровь, поздно говорить ему «не волнуйся»!

— Не волнуйся? Не волнуйся?! И как ты объяснишь это?! — мой волк проводит большими пальцами под глазами неблагого, размазывая кровь и противоядие, и Ворона выглядит окончательно дико. — Я думал, Бр-р-р-ранн, ты пойдешь в библиотеку р-р-р-работать! А не пытаться опять найти путь в мир-р-р-р теней!

Мэй и Флинн переглядываются, очевидно, понимая, что от внимания короля в Благом Дворе, кажется, не ускользает ничто. От входа медленно приближается Джаред, заставляя офицера вытянуться в струнку, а Флинна — нервно переплести пальцы. Радует, что капюшон он накидывать даже не подумал, зато опустил голову, кажется, готовится принимать вину за какой-то поступок, хотя где тут его вина — вовсе непонятно!

Мой волк тем временем перехватывает ошарашенную напором — в его голове очень пусто, а перед внутренним взором только то, что и перед глазами, то есть сердитый Дей — Ворону за плечи.

— Я! Отпр-р-р-равлял! Тебя! В библиотеку! Не чтобы! Ты тут! Умер-р-р-р-р!

На каждое слово Бранна встряхивает, но наш неблагой не был нашим неблагим, если бы не попытался объясниться.

— Д-дей, д-да н-не т-тряс-си… я н-не х-хот-тел… Я ст-тар-ралс-ся… Д-дей, — челюсти слегка клацают, но глаз в дикой раскраске наш дикий неблагой от Дея не отводит.

— Ты! Почти! Умер-р-р! В библиотеке! Возле офицер-р-р-ра! Бр-р-р-ранн!

Кажется, самое большое беспокойство для Дея сейчас: да как же за Вороной следить, чтобы он даже попытки сложить крылышки не делал?

— Эт-то н-не их-х в-вин-на, Д-дей, д-да п-посл-луш-шай.

И никто из них не замечает, но сейчас мой волк и наш неблагой в центре внимания: к их беседе (если можно это так назвать) прислушивается Советник, кажется, решая что-то про себя; офицер Мэй наблюдает сцену со все возрастающим удивлением, в основном, я думаю, потому, что Бранн не сопротивляется, когда его трясет и хватает король Дей; Флинн немного вздрагивает на рычащих раскатах мощного королевского голоса и втягивает голову в плечи все больше, будто примеривая праведный королевский гнев на свою персону.

И только Шайя радостно пиликает, складывая ладошки вместе и прижимая их к щеке. Причем смотрит она как раз на Флинна! А этот-то ей чем приглянулся! Он даже не волк! И уши у него круглые, хоть и торчат немного!

— Не их?! Кого «их»?! — мой волк свирепо оглядывается, выискивая злодеев и делая передышку для Вороны. Хотя в голове Дея достаточно явственно шумят те самые зеленые кроны, из которых то и дело норовят вылететь ядовитые лезвия. Впрочем, так же явственно ему понятно: сегодня Бранн избежал опасности, пусть и почти смертельной.

— Не офицера Г-вол-к-х-мэя и не второго принца Дома Леса Флинна, — торопится вмешаться Ворона, протягивает руку направо от себя, туда, где стоит опять зарумянившийся лесовик, кажется, осознавший, что всем видно его лицо.

— Дома Леса? Второго принца? — голова моего волка снова обращается к Бранну, но теперь Дей его не трясет, а в обычном вопросе, кажется, звучит больше, чем просто уточнение.

— Да-да, король Дей, — слева от Вороны Мэй щурится, примечая, что когда его не трясут и не требуют немедленного объяснения, Бранн соблюдает этикет, — это тот самый второй принц Дома леса, но это не он.

Мэя и Советника одновременно перекашивает, Флинн приподнимает брови, мой волк, явно понимая эту формулировку, кивает, а вот Шайя пользуется моментом затишья:

— Конечно, пилик! Ну разумеется, пилик, это он! И не он! Да вы видели ли где-то еще такого милого, пилик, лесовика?! — сияние феи разгорается ярче, она приковывает все взгляды и наслаждается этим.

Неблагая кокетка, фуф!

Джаред скептически приподнимает брови, но не препятствует взвившейся фее, кажется, ему интересны ее выводы, а озвучить свои он всегда успеет. Мэя перекашивает уже немного иначе — от изумления, офицер провожает полет феи в черном носовом платке, то есть, видимо, причислившей себя к Дому Волка тоже, в сторону оторопевшего Флинна.

Мой волк хмыкает, его забавляет формулировка, но то, что он ощущает своим видением, ему в принципе нравится, иначе перехватил бы Шайю — длины рук моему Дею вполне бы хватило. Он отпускает плечи неблагого, разворачиваясь лицом к лесовику, впрочем, кажется, окончательно выпускать он Ворону опасается — и опирается локтем на ближайшее плечо. Бранн складывает руки на груди, не сопротивляясь, и лишь кивает, словно подтверждая слова крошечной феи или подбадривая лесовика, не разобрать.

— Ну вот же, пилик, вы только поглядите! — Шайя неожиданно оказывается совсем близко от Флинна, зависает перед его глазами, очевидно, продолжая любоваться. Быстро-быстро работает крылышками на месте, а её сияние отражается в каре-зеленой радужке лесовика. — Что за чудесный ши! Такой, пилик, рыжий-рыжий!

Круг почета вокруг головы вызывает у Мэя злорадный хмык — Шайя его тоже в свое время так облетала! Но Флинн в отличие от волка не спешит зажмуриваться, наоборот, поворачивает голову за почти кометным хвостом светящегося волшебства феи, стремясь разглядеть ее тоже, в ответ. Рот лесовика приоткрывается в радостном изумлении, он оглядывается на Джареда и Дея, кажется, позабыв, кто перед ним:

— Это что, фея?.. Настоящая живая фея?

Ответ, конечно же, приходит с пиликаньем:

— Да, пилик, фея! Дикая-неблагая, пилик, колдунская-расколдунская, пилик, темная и немного волчья, пилик, фея! — Шайя, важничая, раскланивается, рассыпая голубые искры во все стороны.

— Волчья?.. — мой волк интересуется у Бранна шепотом на грани слуха, не поворачивая голову и едва шевельнув губами.

— Она присвоила платок Советника, — так же тихо и незаметно отвечает Ворона. — Возвращать, видимо, не собирается.

Мой волк ухмыляется во все лицо, но его замечание по-прежнему слышно только Бранну:

— Она опаснее, чем кажется.

Сама полуволчья фея тем временем привстает на край воротника Флинна возле его родимого пятна, заставляя лесовика в ужасе скашивать на нее глаза и заливаться краской необыкновенного смущения.

— Я… Я не такой уж и чудесный, а у меня есть брат, он меня даже порыжее, а уж мама и тетя! Еще сестра была, — судя по дрогнувшим пальцам, Флинн мечтает перевести тему, пересадить фею в другое место и срочно провалиться сквозь землю. — А я, а меня…

— А тебя любят, пилик, феи! — Шайя наставительно и строго грозит пальчиком, такая же необъяснимая, как временами наш неблагой.

— Но фей же нет! — лесовик округляет глаза.

— Но я же, пилик, есть! — Шайя оскорбленно топает ножкой. — А еще, пилик, у тебя есть этому, пилик, доказательство!

Джаред тихо-тихо подходит ближе, Мэй встает по другую сторону от Бранна, и я бы не удивился, если бы лесовик сейчас чувствовал себя в окружении. Сплошные волки кругом! Ну и фея. Полуволчья и колдунская-расколдунская! Фуф! Выдумщица!

— Какие доказательства? — Флинн неподдельно удивлен и не замечает подобравшихся полукольцом волков. — О чем ты, волшебное создание?

— Ох, ну и пилик! Один сплошной пилик! — вместо ответа Шайя приваливается к щеке благого, приникая у нему в объятиях и руками, и крыльями. — Теперь, пилик, понятно?

Не знаю, на какие понимание она рассчитывала от Флинна, но Джаред, Мэй и Бранн — все, кто может видеть обычным зерением — замечают то же, что и я: крылышки феи идеально вписываются в острые края родимого пятна.

И в целом оно теперь смотрится так, будто Флинна обнимали многие и многие феи.

— Но я, я не понимаю, — лесовик выдыхает, ошарашенный лицами волков, которые явно что-то как раз уяснили.

— Третий-принц-Бранн, пилик, могу ли я попросить вас, пилик, о помощи? — Шайя не отпускает Флинна, звенит и голубеет, интересно, делится с ним силой или, наоборот, напитывается от него?

— Конечно, Шайя, — Бранн поводит рукой, и за спиной лесовика воздух сгущается, свистит, собираясь в зеркало. — Флинн, обернись.

Лесовик осторожно поворачивается, медленно, приподняв руку, чтобы Шайя ни в коем случае не слетела, собственное отражение застает Флинна несколько врасплох. Он видит особенность очертаний родимого пятна, чувствует прижавшуюся фею, различает в отражении силуэты волков, и их сплоченный ряд почему-то заставляет лесовика опустить глаза. Он поспешно оборачивается к Бранну и Мэю.

— Я до сих пор не очень понимаю, почему это важно, это может быть просто совпадением, — разумно рассуждает, нахмуриваясь, как будто боится поверить.

— А может не быть! Пилик! Особенно! Пилик! Если тебе об этом сообщила, пилик, настоящая колдунская-расколдунская, пилик, фея! — Шайя сердито зависает перед его лицом. — Ты, что же, думаешь, я совсем пилик?!

Пока лесовик ищет слова для ответа, Джаред усмехается, Мэй закатывает глаза, мой Дей улыбается, что-то припомнив, а Бранн по-прежнему спокоен. Изумрудные глаза в темных обводах, дополнительно размазанных Деем, правда, смотрятся со стороны немного пугающе. Но тут нет тех, кто мог бы испугаться — не я точно!

И вряд ли Шайя!

— Нет, уважаемая фея, я не хотел тебя обидеть, — Флинн мучительно подбирает слова и говорит тихо-тихо, вот уж с феями он точно раньше не общался. Да и вообще общался мало.

— Да в чем дело, Флинн, говори, пожалуйста, различимо! — мой волк преувеличивает, для его звериного слуха нет преград, однако я понимаю, что ему хочется поддержать странного лесовика, от которого, впервые за долгое время, не исходит ощущения угрозы. — Тебя что-то смущает?

Лесовик предсказуемо молчит, поэтому на помощь приходит Мэй:

— Мой король, у нас тут ши, что переживает по поводу собственной внешности, причем, совершенно зря, — да, для Мэя, который много лет наблюдал совершенно синих фоморов, родинка не выглядит пугающе вовсе.

— Покажите мне его! — голос Дея гремит аж под сводом библиотеки.

Все волки вздрагивают и приседают, лесовик, не ждавший такой встряски, расширяет глаза несусветно, а мой волк довольно улыбается.

— Ах, ну да, — приподнимает свободную левую руку, приближает ладонь к повязке, почти касаясь двумя пальцами виска. И кривится ехидно!

Бранн вздрагивает, хмыкая и зажимая себе рот обеими руками, чтобы не рассмеяться в голос: до него доходит быстрее всех, несмело улыбается Флинн, удивленно косится Мэй. Джаред закатывает глаза на это ребячество.

— Как бы то ни было, не вижу проблемы, совсем не вижу проблемы, — и довольно скалится, ощущая, как подрагивают плечи Бранна, как Советник изо всех сил давит в себе фырканье, а Мэй пользуется случаем расшифровать.

— А раз проблемы не видит король Восьми королевств, думаю, Флинн, это можно перестать считать проблемой!

— Нет, уважаемая фея, я не хотел тебя обидеть, — Флинн повторяет громче напомнившей о себе очередным пиликом Шайе, воодушевившийся и приободренный.

— И не обидел, пилик! — она лукаво склоняет головку набок. — А вот поверить, пилик, должен, я не зря, пилик, колдунская-расколдунская!

Высказавшаяся фея теперь пикирует, приземляясь опять на макушку своего нового знакомца, зарывается в каштаново-рыжие волосы, а Флинн тревожно замирает вовсе, видимо, боится, что Шайя упадет. Деловое пиликанье, впрочем, безмятежно.

Пока она в очередной раз не обнаруживает уши.

Сквозь счастливое пиликанье про теплые рыжие уши, глядя на то, как Флинн неотвратимо заливается краской, Мэй, похоже, сочувствует и спешит перевести внимание на другой предмет, даром что разобраться все одно надо.

— Уважаемый Советник, король Дей, на Бранна было совершено покушение посредством яда, причем, рассчитанное именно на неблагого королевского волка, — офицер глубоко вздыхает, — потому что яд оказался в книге.

Мой волк и Джаред мгновенно отвлекаются от пиликанья и лесовика, поворачиваясь к Мэю, Бранн слегка хмурится, ему неприятно осознавать, что он упустил из виду такую прекрасную возможность на себя посягнуть.

— Яд оказался нетипичным, — Мэй пожимает плечами, а мне становится тревожно вместе с Бранном, который подозревает продолжение. — Я такого раньше никогда не видел. И если бы не принц Флинн, у которого оказалось подходящее противоядие, эта попытка могла увенчаться успехом. Я готов понести наказание.

Ох! Ну да! Стоит ли удивляться! Конечно, офицер Мэй считает виновным себя! Ох уж эти волки! Почему бы не посчитать виновным того, кто заправил книгу ядом?!

Джаред сурово хмурится, мой волк хмыкает, оценивая рвение, но раньше всех успевает высказаться неторопливая Ворона:

— Офицер Г-вол-к-х-мэй, — тут судорожно вздыхает даже Джаред, вопросительно вглядываясь в Мэя, на что офицер слегка пожимает плечами. Да, переучить неблагого, скорее всего, невозможно. — Не виноват, он не мог предугадать опасность этого яда и он совершенно точно не напитывал им страницы. Не офицер…

Джареда разбирает приступ несколько наигранного кашля, который Ворона вежливо пережидает, но трюк не срабатывает.

— …Г-вол-к-х-мэй подбросил сюда эту книгу, поэтому он не виноват совсем. А вот если бы он не предупредил меня, если бы не привлек к помощи второго принца Дома Леса, то я, вероятно, умер бы очень быстро.

Мой волк наваливается на плечо Вороны сильнее, напоминая себе, что неблагой все равно жив, Советник не торопится высказываться, осознавая, что сейчас слово за Деем.

— А если бы в книге не было яда, ты, вероятно, умереть бы и не пытался, я понял, но Мэя все одно придется наказать, — мой волк хмурится, наставляет указательный палец ровно на грудь болезненно выпрямившегося офицера. — Теперь следить за Бранном твоя первая служебная обязанность, ты меня понял?

Мэй, не верящий своим ушам, быстро кивает, спохватывается, четко, по-военному соглашается, а Дей уже указывает таким же образом на самого Бранна.

— А ты меня понял? — отзвук рычания прячется за безобидной фразой, что, однако, Ворону ни с какой стороны не пугает.

Наоборот, наш неблагой радостен: для офицера Мэя пропущенная опасность не встала в слишком дорогую цену.

— Думаю, король Дей, я тебя хорошо понял, — и тоже кивает.

Джаред кажется удивленным, но наказывать Мэя за то, что он не уследил за Вороной, несправедливо. Джаред уверен, что будь он на месте Мэя, шансы неблагого жить или умреть остались бы такими же. В конце концов, похоже, это не зависит ни от какого присмотра. И чтобы, очевидно, отойти от раздражающего расписывания в собственной неспособности влиять и контролировать, Советник переводит тему:

— Осталось лишь узнать, кто принес книгу, не сама же она тут образовалась, — старший волк прищуривается, вглядываясь в том, оценивая его так, как заслуживает того сама книга. — Фолиант редкий даже по меркам нашей библиотеки, янтарное тиснение отличает собрание древних записей Дома Леса, раз не побоялись пожертвовать такой ценностью, значит, покушение готовила верхушка. И почему я не удивлен?

Позабытый за выяснениями отношений и наказаний Флинн, видимо, зачарованно наблюдавший общение между волками, несмело подает голос, как будто считает себя лишней деталью в общей картине. Особенно оттого, что все разом поворачиваются к нему, а из волос высовывается и оглядывается почувствовавшая напряжение фея.

— Это я, — Флинн кряхтит и откашливается в кулак, чтобы голос звучал ясно. — Эту книгу принес я.

И зажмуривается.

Джаред вздыхает так глубоко, что я уверен, его обуревает чувство: эту или похожую ситуацию он уже переживал. Не так давно. Только там был Бранн и вопрос стоял посерьезнее. И что за манера у нынешней молодежи отвечать на такие жуткие вопросы сразу и ничтоже сумняшеся? Что один залепил с ходу — он ослепил Дея; что второй — отравленная книга прибыла с ним.

Пока Джаред переводит дух и собирается с силами, Мэй тревожно выспрашивает лесовика, к которому успел проникнуться симпатией. Офицер не верит, что Флинн мог причинить вред, но книга лежит на столе, а выражается тот недвусмысленно. Впрочем, опыт общения с магами и неблагими кое-чему Мэя уже научил: недвусмысленность еще не предполагает ясности.

— А кто дал её тебе? Откуда книга взялась у тебя, Флинн?

Такого вопроса лесовик, очевидно, не ждал, наверняка думая, что волки порвут его в клочья в районе финала фразы. Теперь Флинн приоткрывает один глаз, другой, осторожно вздыхает, Шайя пиликает и опять зарывается в его волосы, заставляя вздрогнуть, а потом чуть расслабиться. И как ей это удается?

— Я её… Мне её дал, — поджимает губы, не желая называть имя, — мне её дал, ну, один ши, — и привычно, похоже, растирает щеку с родинкой всей ладонью.

Достаточно отошедший от безрадостных мыслей Советник вступает в разговор, отчего Мэй неосознанно шагает назад, в этот своеобразный строй, уступает место старшему.

— Флинн, если ты не произнесешь имя, этот один ши так и останется безнаказанным, а его попытка отнять жизнь у Бранна, вполне возможно, повторится.

Лесовика прошибает холодный пот, он бледнеет сильно и быстро, нервно сплетая пальцы, ему страсть как не хочется выбирать, но он по-прежнему молчит. Шайя сочувственно и успокоительно пиликает, не показываясь, но ощутимо присутствуя.

— Однако я могу понять твою неразговорчивость, второй принц Дома Леса, — наш Советник проницателен в весьма опасной степени, — если бы мне предложили назвать имя родного брата, я бы тоже смолчал.

Флинн вздрагивает, желая то ли подтвердить, то ли оспорить, взгляд его становится совсем несчастным. Мэй дёргается, будто хочет шагнуть к лесовику и чем-нибудь помочь, но остается на месте.

— Реальную угрозу нам знать всё-таки нужно, Флинн, пойми меня правильно, это поможет уберечь Бранна и офицера Мэя от новой беды. Поэтому, прошу тебя, моргни два раза, если это именно тот ши, на которого ты похож больше прочих.

Лесовик сосредотачивается на лице Джареда, чтобы убедиться — его признание не пропустят, а потом старательно моргает.

Волки — даже мой Дей! — разом выдыхают. Да, подозрения подтвердились, наследник Дома Леса не меньше, чем его лорд, неуёмен в своих планах и далеко простирающихся интригах. Джаред бормочет что-то про неподобающую молодости наглость, мой волк переглядывается с Вороной, хотя как они общаются, мне до сих пор неясно, может, и не общаются вовсе, просто находят друг в друге поддержку. Офицер Мэй не выдерживает:

— Может, охрану ему?

— На каком основании? — льдом в голосе Джареда можно замораживать воду в полете.

— Это вы про Бранна, да? — Флинн тоже обеспокоен. — Присматривать за ним, мне тоже кажется, недостаточно!

Мой волк хмыкает, удерживая смех, уголки его губ подрагивают, но улыбка все равно растягивается широко:

— Они про тебя, лесовик. Моим добрым волкам было бы ужасно жаль, если бы до тебя добрался собственный брат! А раз ты нам помог, — признательно кивает, как может только мой Дей, одновременно искренне и величественно, — то это дело времени. Которое мы, поверь, приближать не хотим.

— И судьба вашего Франта может послужить хорошим примером, — Джаред роняет слова, как льдинки, он очень зол, оголтелый и наглый Финтан на пару с настойчивым лордом Фордгаллом Советника раздражают. — Хорошим примером, что бывает с теми, кто подворачивается твоему брату в помощники. Кунотиджернос погиб бы все равно, так или иначе, просто чтобы замести следы, и тобой, я уверен, Финтан пожертвует без сожалений.

Лесовик смотрит грустно, и только. Это странно, но мне кажется, ничего нового ему наш Советник не сказал. Фуф, уж до чего отчаянные мои волки, а у лесовиков, похоже, дела идут совсем плохо. Мэй дёргается еще раз, провоцируя Джареда добавить:

— Но знаешь, Флинн, ты не был представлен ко Двору раньше, тебе можно вести себя тут с некоей долей сумасбродства, — Джаред что-то быстро прикидывает в уме, — держись-ка ты впредь, и правда, поближе к Мэю. А сейчас поторопись домой, подозрений, что ты помог не только Финтану, но и нам, будет меньше.