Глава 15. Кысей Тиффано

Слабый свет пробивался сквозь веки, и я открыл глаза, застонав даже от этого ничтожного усилия. Напротив в кресле сидела… живая и здоровая Люба. Слава богу!..

— Я вспомнила тебя… — улыбнулась она мне.

Я поднял голову, но встать не смог. Запястья были крепко привязаны веревкой к изголовью кровати. Какого демона!.. Когда она успела? Я слабо дернулся, пробуя путы на прочность. Безумица вздохнула и покачала головой:

— Кыся, не старайся. Теперь ты мой пленник.

— Люба, не глупи. Освободи меня немедленно! Тебе все равно из замка не сбежать.

Собственный голос казался чужим, каким-то хриплым и дрожащим. В теле чувствовалась чудовищная слабость, в горле пересохло. Люба медленно встала и приблизилась ко мне. В ее глазах плескалось безумие, однако теперь она смотрела на меня с такой голодной жадностью, что последние сомнения исчезли — она действительно все вспомнила.

— Я нашла Искру, — гордо сообщила она и кивнула куда-то в угол. — Кстати, это не меня, а ее зовут Любой. Это я назвала ее так, чтоб тебе не было скучно, пока ты будешь сидеть здесь в плену. Она тебя посторожит. А я отправлюсь на поиски Источника. Не получится войти, значит, уничтожу его. Но я вернусь, Кыся, обязательно вернусь к тебе…

— О господи, — вздохнул я. — Прекрати нести чушь и развяжи уже меня!

— Но перед уходом, — она жадно сглотнула, — я хочу тебя… напоследок…

Я содрогнулся, сообразив, что лежу перед ней раздетый и связанный. Как же глупо!..

— Сдурела? Уже забыла, как чуть не окочурилась подо мной?

Она повернула голову в сторону и прошипела:

— Спелась с ним, да?.. Я все равно его отымею!.. Так что хватит меня пугать!

Это что-то новенькое. Раньше она тоже видела этих своих мар, но осознавала, что они не существуют, что это плод ее больного воображения. Сейчас же она пребывала в твердой уверенности, что в комнате есть еще кто-то, реальный и осязаемый. Надо попробовать вернуть ее к действительности.

— С кем ты говоришь?

— С Любочкой!

Безумица поставила колено на кровать и склонилась ко мне.

— Погоди! Искра? Она живая? Ты ее видишь?

— А ты нет? — она заглянула мне в глаза, и лед в ее глазах пробрал меня до костей. — Хотя да… этот клятый барьер…

Она провела пальцем по моей груди, морщась и кусая губы, а я забыл, как дышать, не веря своим глазам. Святой символ! Почему его очертания вдруг проявились на коже? Раньше он был скрыт! И почему вверх ногами? Что происходит?..

— Люба…

— Не смей меня так называть! — ее ногти прочертили глубокие болезненные царапины у меня на груди.

— Хорошо! Хриз, пожалуйста, давай все обсудим. Поговорим спокойно. Развяжи меня. Тебе все равно…

Она прильнула ко мне в поцелуе, заглушив последние слова. Я мотнул головой.

— Прекрати! Ничего не будет, слышишь?

— Куда ты от меня денешься… — ласково проворковала она, забираясь на меня верхом. — Цветочек мой сладкий…

Отчаяние придало силы, я взбрыкнул, но сбросить ошалевшую от похоти Любохриз мне не удалось. Она все еще не набрала свой прежний вес, однако весила больше, чем в тот раз, когда я тащил ее из пропасти. Безумица целовала меня в шею, за ухом, чуть прикусывая мочку уха, и прижималась все сильнее. Надо попробовать достучаться до нее!

— Хриз! — взмолился я. — Погоди… Расскажи мне про Искру. Пожалуйста. Какая она?

— Она… ммм… — ее язычок лизнул, пощекотал мой кадык, а потом губы коснулись ключицы и замерли. — Рукотворный демон… да…

Предательское желание дало о себе знать мучительной тяжестью внизу живота, дыхание участилось.

— Как это?.. — простонал я. — Как рукотворный? Ее кто-то создал?

— Да… Первая Шестая… Самая первая… До того, как взорвались Источники…

Она осеклась и выпрямилась верхом на мне, оглянувшись через плечо.

— Заткнись, а? Сгинь!

— Хриз, эта Искра сейчас в комнате, да? Ты же понимаешь, что на самом деле ее нет?

На ее лице мелькнуло секундное замешательство, долгожданный проблеск сомнения. Но она снова обернулась, что-то прошептала про себя, пожала плечами, подобрала волосы и занялась моим животом. Вот демон!..

— Но разве демона можно создать? Сама подумай… — я сдерживался из последних сил. — Это еще одна твоя мара, которой не существует…

— Существует! И лезет не в свое дело! — она клацнула зубами в опасной близости от паха, и я похолодел. — Довольно разговоров! Заткнитесь, оба!

Вот зараза!.. Я закрыл глаза и вызвал в памяти ту жуткую картину казни папский гвардейцев, когда плесень безумия накрыла собой… как накрывает сейчас ее рот… Не думать!.. Колдовство!.. Отвратительно гадкое… колдовство… Собственное тело стало непослушным и тяжелым, словно плавилось в колдовском огне. Что она со мной делает?.. Нельзя… А если она опять перестанет дышать?.. Этот страх кольнул в самое сердце, избавив от наваждения.

— Какого демона?.. — подняла она голову. — Это что еще за фокусы? Опять приступ бессилия? Немедленно вставай!..

— Нет, — все еще тяжело дыша, ответил я. — Нет, потому что страх убивает желание.

— Не бойся меня, мой Цветочек…

— Я боюсь за тебя, дура!.. — рявкнул я. — А если ты опять перестанешь дышать? А я связан! Не смогу тебя спасти, не смогу даже сделать искусственное дыхание… Кто тебя спасет? Эта твоя несуществующая Искра? Хриз, развяжи меня, пожалуйста, и я обещаю, что мы… мы пошалим, честно.

Я надеялся, что был достаточно убедителен, но она не поверила и отпрянула.

— Я похожа на дуру?.. Ну уж нет!.. Ты!.. Она!..

Безумица вскочила с кровати и заметалась по комнате, ее спутанные волосы рассыпались по плечам, рубашка сползла с плеча. Хриз яростно жестикулировала с порождением собственного безумного разума, почти беззвучно, но отдельные слова до меня долетали:

— … когда?.. доберусь!.. неприкаянный?.. Туза найду!.. Шестерка, ха!.. уязвимое… у всех есть!.. Дура!.. Да пошла ты!.. — уже громче и довольно четко. — Вот и охраняй свою цацу!.. И не вздумай выпустить его из замка!.. Да мне плевать как! А то взорву твой замок ко вшам кошачьим!

Хриз топнула босой ногой и повернулась ко мне, тяжело дыша.

— Козел ты! — сообщила она. — Я на войну отправляюсь, а ты!..

Она схватилась за голову и заорала:

— Да умолкни! Оставь меня! У тебя совесть есть? Без тебя знаю!..

— Хриз… — осторожно сказал я. — Тебе все хуже… Ты потеряла связь с реальностью… Но я смогу… смогу тебя спасти…

Она заскрипела зубами, а потом вдруг разразилась истеричным хохотом:

— Спасти?.. Да это я тебя спасаю!.. Всех спасаю!.. А ты верь, Кыся, верь и дальше в своего карманного божка!.. Ха-ха!.. Единый!.. Сиди здесь и не высовывайся, слышишь? Не мешай мне!.. Будь хорошим мальчиком и слушай тетю Любу.

Я зажмурился, пытаясь сдержать стон. Она окончательно спятила. Что пошло не так? Обряд духовного спасения… И символ!.. Как я мог про него забыть! Я уставился на глубокий вырез ее рубашки. Потянулся мысленно к бесконечности, которую в последний момент, перед обрушившейся на меня памятью безумного разума, успел утопить в ее груди. Судорогой свело все тело, я забился в путах, выгибаясь дугой.

— Эй!.. Что такое? Очнись!..

Она испугалась. Хлопала меня по щекам, гладила, всхлипывала, шептала что-то.

— Развяжи… — прохрипел я.

— Прости меня, Кыся… Я должна уйти. Но я вернусь. Есть еще одна Искра. Ты должен знать. Не верь никому. Слышишь? Его зовут Неприкаянный. Он хочет… Не знаю я, чего он хочет, но… И я не сошла с ума, понял? Так вот… О чем я?.. Неприкаянный. Источник. Искра. А, еще Единый, да… Вот в него ты верь. Только в него. Остальным — нет.

— Тебе тоже… не верить?

— И мне…

— А как же… Антон?

Она вздрогнула и вытерла грязные разводы слез на щеках.

— Антона я спасу. Всех спасу. А потом вернусь, и ты у меня из койки неделями вылезать не будешь…

Слабая мечтательная улыбка осветила ее лицо, даже глаза на мгновение сделались вполне нормальными, словно туман безумия в них рассеялся солнечным светом.

— Почему любовь занимает так много памяти? Для ненависти надо куда меньше… Отрицание отрицания? А я знаю… Я буду тебя очень сильно ненавидеть, Кыся, очень-очень, и больше не забуду!..

Она решительно встала, высморкалась и стала одевать мою одежду, подбирая волосы под платок на пиратский манер. Серое небо за окном раскололось под ударом молнии.

— Хриз! Гроза! У тебя может начаться приступ!.. Развяжи меня! Хорош дурить! — я кричал, надеясь, что мой крик донесется по дымоходу камина до часового на кухне. — Ты не уйдешь дальше оранжереи! Мои люди предупреждены!.. Эй!

Она подошла и поцеловала меня.

— До встречи, Кысенька.

И ушла.


Я откинулся на подушках и закрыл глаза, вслушиваясь в отдаленный грохот бури. Ушла она… Далеко не уйдет. Кстати!.. Уже утро. Куда запропастился воевода?.. Мне же надо ехать! Я принялся кричать, пытаясь пересилить раскаты грома и унять все возрастающую тревогу. Если мои бойцы еще не появились, то скорее всего, Хриз до них попросту не дошла, свалилась с приступом где-нибудь на полпути, корчится там, а помочь ей некому!.. И вообще, как ее символ оказался у меня в груди? Я же точно помнил, как втопил его из последних сил, а потом провалился в блаженную тьму забытья.

— Помогите! Воевода! Ау!.. Кто-нибудь!..

Я закашлялся, сорвав голос. Демон!.. Стал дергать веревки. Хриз сплела их из разорванных простыней и запасных одеяний. Нельзя сдаваться. Надо торопиться. Сильный порыв ветра стукнул в окно, и оно внезапно распахнулось, обдав меня дождевыми брызгами и холодом. Я удвоил старания. Веревки быстро пропитывались влагой и делались податливыми. Это хорошо. Удача на моей стороне. Еще немного!.. Мне удалось вывернуть запястье из пут, а освободить вторую руку уже не составило труда. Вскочив на ноги, я пошатнулся и прислонился плечом к стене, чтобы не потерять равновесие. Голова кружилась. Было такое ощущение, что я провалялся в кровати не несколько часов, а несколько дней.


Ее нигде не было. Хриз исчезла без следа. Гроза бушевала, словно небеса сошли с ума. Молнии сверкали над замком и стекали голубым свечением в Белом саду, оплавляя соляные кристаллы и формируя причудливые формы. Я сидел в оранжерее, устав колотить по решетке. Было всего два варианта, как развивались события. В первом Хриз воспользовалась моим ключом, открыла проход в тайный ход, каким-то невообразимым способом обхитрила охрану и выскользнула из темницы. А во втором варианте она… она могла упасть с балкона. Но о таком исходе я думать отказывался. Да где же все?!? Уснули они там, что ли?

Я вернулся в спальню и стал стучать по каминной решетке, время от времени оглашая темноту провала своим криком. Гроза пошла на убыль, однако оставила после себя холодную сырость. Пришлось закутаться в одеяло, а потом… потом меня сморил сон.


И снилась мне Хриз. Она стояла у изголовья моей кровати, странно молчаливая и бледная до ужасающей степени прозрачности. И я понял, что это не Хриз, а ее тень. Она посмотрела мне в глаза, приложила палец к устам и пошла прочь. Я легко вскочил и пошел за ней. Страха не было, откуда-то я совершенно точно знал, что это сон.

В Белом саду призрачное отражение моей любимой остановилось и вытянуло руку к небесам, словно пытаясь указать мне на невидимую звезду. Я задрал голову. Звезд не было. Небо затянули кроваво-багровые тучи, которые казались неестественными уже хотя бы тем, что их края были острыми и ровными, словно… словно грани!.. Как будто я смотрел на рубин, многократно увеличенный, как будто я был внутри… заточенный и беспомощный.

И тут алую тьму разрезала вспышка молнии. В одно мгновение она испепелила отражение Хриз, оно рассыпалось искрами и стекло оплавленной пеной к моим ногам. Я застыл от ужаса. Серая плесень бурлила и складывалась в слова:

— Останови его… останови… останови…


Мои крики все-таки услышали. Долго не хотели верить, утверждая, что я давно уехал. Но потом Дюргер лично спустился, и сейчас с виноватым видом сидел напротив меня, понурив голову.

— Фрон, вот клянусь, вы сами…

— В грозу? Вы в своем уме, воевода?

— Дык знаю!.. Но вы и слова не дали сказать, грозно зыркнули и велели седлать себе Бурчика. Уехали, велев к пленнице не соваться. Только мне странным показалось, что вы…

— Что я?

— Ну вы ж с собой Вельку взять собирались, а тут… Как будто его и не узнали вовсе, когда он к вам сунулся…

— Когда это было?

— Вишь, тут демон знает что творится… — почесал воевода себя в затылке. — Ваши братья, ну из Ордена которые… Они говорят, что не видели вас больше трех суток, хотя голову на отсечение могу дать, что не прошло и двух!..

— Больше трех суток? — ужаснулся я. — А почему двух? Я же проспал всего…

Я осекся, сообразив, что первоначальное впечатление не обмануло меня. Мой сон продлился явно больше нескольких часов. И кажется, спал не я один. Но как?!? Как Хриз удалось всех обмануть? Колдовство? А эти ее странные россказни об Искре?..

— Так, оставим это пока, воевода. Снаряжайте погоню. Далеко уйти она не могла. А я загляну в гостевое крыло, успокою братьев Ордена.

Я раздраженно почесал грудь и добавил:

— И обыщите весь замок.

— Фрон, думаете, она не уехала, а затаилась где-то здесь? А кто ж тогда на Бурчике?..

— Я думаю, воевода Дюргер, что могло произойти что угодно, особенно если учесть, что она уже… Вот демон! Игры со временем! Рубин!

Я вскочил на ноги и поспешил к тайнику, где хранился треклятый осколок рубина.


К счастью, он был на месте. Сейчас в этом маленьком тусклом камешке не было ничего зловещего. Я долго разглядывал его, раздумывая. Хриз каким-то образом ускорила течение времени. Возможно ли это? Если верить тому, что я узнал про Искру, то это было оружие. Оружие, способное сокрушить Шестую. Однако в мыслях отца Валуа образ Искры был размытым, кроваво-алым… Рубин? Но Хриз говорила о ней, как о живом существе. Рукотворный демон? Что, если она и в самом деле воссоздала Искру, пока носила в бедре эту гадость? Я достал рубин из коробочки и повертел его в руках, разглядывая на свет. Некстати вспомнился сон. Кого я должен остановить? «Останови его…» Кого его?.. Неприкаянного? Хриз могла просто вспомнить, вытащить из своей необъятной памяти некую странную угрозу далекого прошлого… Она ведь не ошиблась, когда говорила, что есть еще Искра. Я точно помнил, что церковники хотели найти в замке Искру, а отец Георг упомянул о погасшей Искре Источника… Значит, Искр как минимум две. Я сжал камень в кулаке. Проклятие. Порождение безумия. Хриз была уверена, что материальный носитель безумия, например, камень, может хранить какое-то время силу проклятия… А если безумие запредельное, как было у первой Шестой?.. Кстати, а кто вообще был первой Шестой? Или Шестым?..

От мыслей меня отвлек воевода.

— Все готово, фрон. Только вы б того… показались святошам на глаза, а то они серчают больно, грозятся…


Шестерка лучших следопытов варда нетерпеливо гарцевала на лошадях, дожидаясь меня. Я с превеликим трудом успокоил разгневанных братьев Ордена и поспешил во двор. Велька бросился ко мне и помог забраться в седло. Чувствовал я себя препаршиво, слабость во всем теле до сих пор не прошла.

— Фрон, а фрон? — заглянул он мне в лицо. — Может, вы того, а?.. Останетесь?.. Мы ее найдем и…

— Нет! — мотнул я головой. — Вас она уже один раз обвела вокруг пальца, значит, может опять. А меня ей провести не удастся. Я к ее кол… к ее чарам устойчивый. Поехали!

Тяжелые железные ворота медленно поползли вверх, повинуясь моему приказу, и мы выдвинулись на мост. Надо было послушать воеводу и устроить в замке псарню. Не для охоты на дичь, разумеется, а для ловли… слишком резвых птичек.


Но на середине моста дорогу нам преградил экипаж. Какого демона?.. Кого еще принесло?

— Кысей! — из окна высунулся отец Георг, его седые волосы развевались на ветру вокруг головы подобно пуху одуванчика. — Куда ты собрался?

— На охоту, — мрачно ответил я, осаживая лошадь рядом с экипажем. — Наставник, вы не вовремя. Но езжайте, вас примут и устроят со всеми удобствами. Эй, Спирька, проводи гостя!

— Кысей! — возмущенно воскликнул старик. — Мне надо с тобой поговорить. Твоя охота подождет.

— Отец Георг, я не могу оставить своих людей!.. У нас сбежал один из слуг, прихватил кое-что ценное из библиотеки! Это срочно, но я обещаю, что сразу же…

— Мальчик мой, ты хорошо научился врать, однако я знаю тебя слишком давно, чтобы купиться. Немедленно слезай с коня и садись ко мне в экипаж!

— Но я…

— Твои люди справятся и без тебя!

Я выругался, чувствуя себя десятилетним сорванцом, которого пристыдили и за ухо потащили прочь из сада, где были такие сладкие спелые яблоки.


В кабинете пришлось разжечь огонь, иначе от пронизывающей сырости было не избавиться. Сытный горячий ужин и кофе с льемским ромом задобрили старика. Он перестал ворчать и лишь изредка хмурился, испытующе поглядывая на меня. Больше всего мне хотелось послать его к демонам кошачьим под хвост и броситься туда, в темноту, чтобы на горных тропинках отыскать следы мерзавки, схватить ее и… Уйдет ведь!.. Или шею свернет на размытом спуске!

— Кысей, прекрати вздыхать и ерзать, словно у тебя шило в одном месте, — одернул меня старик, откидываясь на кресле и прихлебывая кофе из чашки. — Что случилось? Куда ты так спешил?

— В погоню, — буркнул я.

— И за кем же?

— За Искрой.

Старик поперхнулся кофе и обжегся, пролив его себе на колени.

— Что?!?

Я мрачно смотрел на него, а потом решился.

— Отец Георг, вы знаете, кто такой Неприкаянный?

— Неприкаянный? Я не понимаю…

— Мне во сне явилась Искра. В образе Шестой, в смысле, в образе мертвой Хриз. Или ее уже нельзя считать Шестой? Так вот… Она просила найти Неприкаянного. А потом указала, где он…

— И где же? — нервно облизнул губы отец Георг.

— Где-то очень близко…


— Неприкаянным звали Искру Источника, — подтвердил мою догадку отец Георг, сделавшись необычайно серьезным.

— Так Искра живая? — не удержался я. — Это человек? Или… рукотворный демон?

— Рукотворный демон? — вздернул брови отец Георг. — Хм… Ну можно и так сказать. Послушай, Кысей, я не могу тебе все рассказать, но…

— Ну конечно! — хлопнул я себя по колену и вскочил. — Ничего не меняется! Куда ни плюнь, везде тайны! Отец Георг, я вижу странные сны!.. И они оказываются не просто снами! Кто был первой Шестой? Где Источник? Что это вообще такое? Правда ли то, что раньше Источников было много?..

— Успокойся, Кысей. Сядь. Я расскажу то, что могу… то, что смогу тебе объяснить. Пойми уже наконец, что истина зачастую настолько сложна, что увидеть ее целиком просто невозможно! Ты смотришь и видишь только часть.

Я сел обратно в кресло и демонстративно сложил руки на груди.

— Я вас слушаю, наставник.

— В доисторические времена наши предки владели могуществом, которое нам, их потомкам, показалось бы невозможным… Однако ценой такой силы было… скажем так, безумие. Ибо разум, перегруженный величайшим знанием, начинает поедать самое себя, порождать странные материи, влиять на других. Безумие становилось все более… заразным. Люди не знали, что делать, но ответ пришел в ответ на их мольбы Единому. Кысей, вера творит истинные чудеса, не забывай об этом, пожалуйста, никогда! Так появились Источники. Они могли очищать грехи людей и дарить благодать праведникам. Но потом случилась катастрофа.

— Шестая?.. — не выдержал я, нарушая затянувшееся молчание.

Отец Георг пожал плечами, его взгляд был затуманен. Старик смотрел на огонь в камине, поглаживая в руках чашку с остывшим кофе.

Я наклонился и подлил ему бодрящего напитка из кофейника.

— Спасибо, — рассеяно отозвался наставник. — Я не знаю, что произошло. Думаю, что никто не знает и уже не узнает, почему остался всего один Источник. Человечество пошло на новый виток в бесконечной спирали развития. Тебе же известны основные положения учения Единого? Сжатие бесконечного Бога и образование пустоты хаоса, чтобы освободить место для последующего творения. Так вот, после образования пустоты начинается процесс заполнения ее упорядоченными структурами, которые есть суть божественная вера, воплощенная в материи, все более усложняемая по мере…

— Отец Георг, я прекрасно знаком с учением Единого. Осмелюсь напомнить, моя выпускная работа по душеведению была посвящена изучению, почему разбиваются сосуды разума и как человек возвращается к хаосу безумия.

— Кысей, я нисколько не сомневаюсь в твоих знаниях, — слабо улыбнулся наставник. — Однако дослушай меня. Понятие вселенской катастрофы преподносится как происки демонов души человеческой, то есть как абсолютное зло, однако имеется и другое толкование. Разбиение есть необходимое деяние, равно как и смерть есть необходимость, чтобы дать жить другим. Понимаешь? Воссоздавая себя из разбиения, мы, то есть творение, постигаем разум создавшего нас творца. Мы приближаемся к Богу, чтобы однажды стать равными Ему.

У меня на секунду перехватило дыхание от столь смелого, почти еретического заявления наставника.

— Но… — промямлил я. — Как?.. Если мы… Или мы ничего не забываем?

— Грехопадение, — многозначительно напомнил отец Георг и залпом допил оставшийся кофе. — Послушай, ты наверняка знаешь, что сведения о доисторическом периоде не доступны для большинства исследователей. Я всегда интересовался историей, а когда обстоятельства, тебе уже известные, вынудили меня вступить в Орден Пяти, я усмотрел в этом возможность утолить свое любопытство. Однако предупреждаю… То, что я скажу, является лишь моими догадками, поэтому не принимай их как истину в последней инстанции… Так вот. Наши давние предки верили в Единого, однако их верования сильно разнились. Безусловно, и сейчас ты наблюдаешь различия в обрядах, однако… Представь себе, они называли Единого разными именами! Изучать и находить как общее, так и различное, было для меня невероятно увлекательным. Понятие грехопадения есть почти во всех доисторических учениях, однако почему-то отсутствует у нас. Итак…

Отец Георг сплел пальцы вместе в замок, его взгляд сделался необычайно воодушевленным. Разговор неумолимо отклонялся от того, что меня на самом деле интересовало.

— Человек как венец божественного творения наделен свободой воли, чтобы самому творить бытие. Тут учения сходятся. Однако… Древние считали, что пребывая в некоем блаженном состоянии, первый человек вкусил от древа познания запретный плод… слишком рано. Понимаешь? Откусил больше, чем смог проглотить. Узнал то, что вынести не смог. И его душа раскололась и низверглась в водоворот бесконечных превращений, чтобы искупить грех и придти к равновесию между познанием и любовью, чтобы научиться распознавать, где зло, а где добро. По крайней мере, я трактую это так…

— И? — нетерпеливо спросил я.

— Есть в древних вероучениях и понятие искупления, — нахмурился наставник моей несдержанности. — Жертва, принесенная божьим сыном, может спасти мир от грехов человечества…

— Божий сын? — удивился я. — Но разве мы все не божьи дети?..

— Кысей, я могу лишь предполагать, — мягко укорил меня старик. — Однако меня поразили редкие упоминания о том, что спаситель изначально обитает во вместилище грехов, ибо только он… или она может вынести их тьму и привести к свету. Согласись, очень похоже на проклятие Шестого? Скажу кратко. Наши предки не смогли воспользоваться величайшим даром Единого, вкусили плодов познания слишком рано и сами себя низвергли в пучину забытья. Однако… Милость Единого бесконечна, и мы возродились, чтобы заново пройти по этой же дороге, избегая ошибок наших предков. Теперь у нас всего один Источник и его хранитель, Искра. Можешь считать

его рукотворным демоном, но в равной степени я могу назвать его… рукотворным ангелом.

Я удивленно хмыкнул.

— Однако самым точным определением будет… память. Отражение памяти предков, стоящее на страже нашего пути к искуплению, то есть, чтобы не подпустить нас к древу познания… слишком рано.

— Это как-то… не вяжется. А как же свобода воли?

— Мальчик мой, ты должен понять, что мое положение в Ордене не столь высоко, многого я просто не знаю, а следовательно, домысливаю по тем разрозненным фактам, что имею в своем распоряжении. Но я тебе так скажу… Иногда у меня складывается впечатление, что никто в Ордене не знает всего. Мы словно сидим перед большой картиной, каждый в своей каморке, каждый видит только часть, но увидеть все целиком…

Старик горестно покачал головой.

— Кто был первой Шестой? Как вообще появилось это проклятие? Откуда Орден узнал обо всем? О том, что надо привести к Источнику Шестую? Как передается проклятие из поколения в поколение?

— Я не знаю.

Я недоверчиво посмотрел на наставника.

— Не знаю, — повторил он и понизил голос до шепота. — Более того, не уверен, известно ли это вообще кому-либо в Ордене…

— Так, — медленно протянул я. — Становится все интересней. Давайте по порядку. Где Источник?

Отец Георг пожал плечами и вздохнул.

— Ну полагаю, знать об этом должен глава Ордена. Последнее упоминание, которое я нашел об Источнике, это собор в Неже. Источник был там. И там же испокон веков проводили обряд вознесения. Но после известных событий собор сгорел. Думаю, что Источник… не должен был пострадать.

— Что он вообще из себя представляет?

— Ты хочешь послушать мои догадки? — удрученно спросил отец Георг. — Изволь. Я полагаю, это… дерево.

— Что?..

— Древо познания. Разумеется, это иносказание, но… — пожал он плечами. — С другой стороны, Источник называется Источником всего сущего. Алтарь? Но на него можно взойти, но не войти. Некие ворота?.. Из которых в мир выходит благодать? Да, но… В некоторых трактатах Ордена его еще называют Источником божественного света. Он сияет? Маяк в ночи? А с другой стороны, вспомни легенду о Шестом. Как описывался проход к Источнику?

Я невольно припомнил необычный символ Источника на фресках в Академии Кльечи.

— Котел человеческих душ… — вырвалось у меня.

Отец Георг вопросительно выгнул бровь.

— Хм… И это тоже… интересный вариант. Никто не знает, где, то ли в чаще лесной, то ли в пучине морской, то ли в недрах земных, то ли в горах высоких… Заключен Источник на хрустальном острове, и ведут к нему пять мостов, да все не туда. Найти Источник может лишь чистый духом и разумом, преодолев все мосты и сразившись с демоном, что вечно обречен его сторожить… — процитировал старик.

Я вздрогнул.

— А демон не?.. Это случаем не Искра?..

— Возможно. Однако интересно другое. Ты заметил, как много разных описаний?

Я кивнул. Смутная догадка уже брезжила на краю сознания, однако наставник, как истинный учитель, хотел подвести нерадивого ученика к самостоятельному открытию.

— Почему?

— Потому что каждый… видел Источник по-своему?

— Именно! Но более того! Уверен, что Источник и был разным для каждого! Понимаешь? Его суть изменчива. Алтарь, ворота, древо, котел… Все истинно и все ложно…

— То есть дорогу к нему способна отыскать только Шестая?

Отец Георг лукаво прищурился и заметил:

— Ты до сих пор говоришь о ней как о живой…

— Ну разумеется, я имел в виду Шестого! Антона, ее брата.

Старик покачал головой.

— Этот мальчик слишком хорош, слишком чист, чтобы оказаться Шестым.

Разговор принимал опасный оборот. Я встал и посмотрел на часы.

— Уже поздно, отец Георг. Давайте продолжим беседу завтра.

— Хорошо, — с легкостью согласился он. — Мое дело может подождать и до завтра.

— Ваше дело? Какое дело?

— Завтра, Кысей, завтра. Пожелай мне спокойной ночи и… интересных снов… с Искрой.

— Не думаю, что она вам приснится. Полагаю, для этого нужно провести в замке… продолжительное время.

— И все же, я буду надеяться, — улыбнулся он мне и пошел к двери, тяжело опираясь на палку.

Я поспешил на двор. Мой чуткий слух различил негромкое ржание лошадей и тихие разговоры вернувшихся следопытов.


— Я не верю, — покачал я головой. — Не верю. Она не могла просто так упасть и… разбиться.

Опытный следопыт Карлос начал степенно пояснять:

— Лошадиный труп тяжелый, он запутался в корнях и застрял, вот течение его далеко и не унесло. Мы обыскали берег на несколько миль ниже по течению, прощупали дно у излучины, но ничего больше не нашли. Потом… всплывет где-нибудь.

Хмурый Велька предупреждающе толкнул его острым локтем в бок и поторопился утешить меня:

— Фрон, вы не печальтесь, сбежала ваша птичка, как пить дать, сбежала. Обхитрила нас и сидит сейчас где-нить…

— Да куда ж она могла по такой непогоде?.. — начал было Карлос, но получил второй толчок, и наконец сообразил заткнуться.

Я растер пальцами переносицу. Голова гудела.

— Бросила лошадь, чтоб сбить нас со следа, — доказывал Велька. — А сама где-нибудь…

— Где? — не вытерпел упрямый Карлос. — Там мосток через ущелье давно подгнивал, а буря его прикончила. Провалился под лошадью, а Бурчик без наездницы в жизни не пошел бы…

— Утихни! — отодвинул его Велька, хлопнув по плечу. — Фрон, мы ее найдем. По утру обыщем леса, дорогу и берег…

— Старый рудник, — неожиданно подал голос самый старший из следопытов, аллавиец Личо. — Там можно спрятаться.

— Так почему же вы до сих не обыскали его? — раздраженно воскликнул я. — Она ведь уйдет!

Воевода, все это время молча слушавший своих людей, покачал головой.

— Гиблое место.

Я резко обернулся к нему.

— Тут скоро все станет одним большим гиблым местом! Ее надо найти! Вы даже не представляете, что может случиться…

Личо с воеводой обменялись многозначительными взглядами, которые мне не понравились.

— Ну что еще?

— Фрон, — откашлялся Дюргер. — Тут дело такое… Это заброшенный соляной рудник.

Он сделал ударение на слове «соляной», как будто это все объясняло.

— И?

— Ну соляной…

— Да объяснитесь толком!

— Его шахты тянутся под землей и выходят прямиком к Соляному чуду.

— Тому, что в Ихтинборке? — оторопел я, судорожно пытаясь представить расстояние по карте между Винденом и маленьким пограничным городком, в котором некогда начались мои поиски безумицы.

— Ну дык! А я о чем вам толкую?.. — вздохнул Дюргер и нервно пригладил косматую бровь большим пальцем. — Там сам демон ногу сломит, переходы затоплены или обвалены… Но уж если она и не заплутает, а Цветочек такая, что может, то того…

Я призвал на помощь всю свою выдержку, чтобы не наорать на воеводу.

— Что того?

Он помолчал, словно нарочно испытывая мое терпение, потом нехотя ответил:

— Ловушки там. Народу сгинуло — тьма…


Воевода наотрез отказался обыскивать старый рудник, сошлись на том, что завтра с утра следопыты проверят вход и углубятся внутрь до безопасных отметок. Умом я понимал, что Дюргер прав, но… Но как унять тревогу? Сердцу не прикажешь. Я лежал без сна и смотрел в потолок. Перед внутренним взором мелькали картины, одна страшнее другой: как Хриз на лошади несется во весь галоп через мост, тот раскачивается под ударами бури, проваливается и рушится вниз; как Хриз бьется в припадке в заброшенной соляной шахте; как она тонет в затопленном отвале, парализованная ужасом; как в лесу ее окружает стая волков… или людей. Я прижал ладонь к груди, нащупал тепло священного символа. Нет, если бы с ней что-то случилось, я бы почувствовал, непременно бы понял… И пусть в груди безумицы сейчас пусто, но душевные узы между нами никуда не делись, они еще более упрочились после нашей последней ночи. Их не разорвешь ни потерей памяти, ни расстоянием, ни временем. Хриз жива, и я найду ее раньше, чем она успеет натворить бед. В конце концов, я знаю, куда она направляется. Льем. Все дороги ведут в Льем. Когда я был маленьким и грезил путешествиями, то мечтал попасть в город тысячи прибоев и стать его адмиралом. Будучи в столичной академии и принимая сан инквизитора, я не оставил надежд попасть туда уже для того, чтобы спасать души еретиков и вести их к свету подобно кораблям в бушующем море. Я горько улыбнулся в темноту, закрыл глаза и зашептал молитву, прося Единого не оставить безумицы и защитить ее от опасностей.


Едва забрезжил серый холодный рассвет, как мы выдвинулись на поиски. Дороги сильно размыло после ливней, буря вырвала и повалила деревья, а по словам умудренного опытом Личо, следовало ждать еще и оползней. Возле излучины реки мы разделились. Часть следопытов пошла вдоль берега, обыскивая заросли кустов и гранитные выходы горной породы, а я вместе с Личо и Велькой направились к соляному руднику.

— Фрон, а что ж это получается? — размышлял вслух мой верный оруженосец. — Рудник тоже ваш получается? На вашей земле, как и селенье тех белобрысых уродов…

— Велька! — сурово одернул я его. — Они не уроды. Не стоит ценит людей по их внешности. Кстати, а селение вы проверили? Едва ли Хриз додумалась к ним сунуться, но чем демон не шутит…

— Проверили, — подал голос Личо.

Старый следопыт имел примечательную во всех отношениях внешность. Изогнутые полумесяцем брови, длинный крючковатый нос, несуразно большие губы, мелко заплетенные косички на голове торчком и вечный плащ за плечами. Личо напоминал мне попугая, обожравшегося пьяных ягод. Он даже ходил как-то по-птичьи, однако дело свое знал отменно.

Поэтому, стоя перед провалом рудника и видя на лице следопыта явную тревогу, мне и самому сделалось не по себе. Густые заросли кустарника с мелкими красными ягодками надежно защищали рудник от непрошенный гостей. Личо сорвал горсть ягод и закинул себе в рот.

— Селитрянка, — пояснил он кратко в ответ на мой вопросительный взгляд. — Сладко-соленая.

— Давайте расчищать проход! — поторопил я его.

Он покачал головой и подозвал меня ближе. Я неохотно подошел.

— Глядите, фрон, — тыкнул он в покрытую белесой коркой землю. — Дождь прошел, селитра выступила.

Он помолчал, разглядывая почву, заросли и давным-давно прогнившие подпорки, поддерживающие свод шахты.

— Нетронуто. Никто не пытался сюда пробраться.

Я с сомнением уставился на заросли, провел рукой по веткам, сорвал ягод. Кустарник был колючим, выглядел неприступным, но мне слишком хорошо было известно, на что способна загнанная в угол безумица.

— Я хочу… помолиться. Оставьте меня. Осмотрите пока дорогу и окрестности.

— Фрон, я вас туточки одного не оставлю!..

— Иди, Велька, иди. Мне надо побыть одному.


Я действительно молился, очистив разум от всего лишнего и чувствуя, как ноет в груди. Два символа бесконечности, один пылающий болью, второй невидимый и холодный, словно притаившаяся на груди змея, сплелись в единое целое и вели отчаянную борьбу. А под веками у меня сияла пустота, в которой где-то потерялась душа Хриз. Осколки ее памяти плавали в ней подобно обломкам корабля в бушующем океане, и теперь я хотел поднять хотя бы часть из них.


Слепящий свет. Передо мной танцевала радуга. Цветы… Живые и мертвые. Каменные. Драгоценные. Фиалка. Ирис. Лилия. Подсолнух. Роза. Всего пять. Где шестая? Кто она? Хризантема? Белая? Черная? Добро или зло? Танец цветов ускорился, они сливались и смазывались, превращаясь в серое безобразное месиво. Плесень проступала на лепестках, как выступает селитра на влажной соленой почве. Узор гнили становился мучительно правильным, зудел под кожей нетерпеливым узнаванием. Еще чуть-чуть, и я пойму. Схвачу и остановлю разложение. На языке появился солено-горький вкус, в висках застучало. Серая хризантема вспыхнула и разлетелась, исчезая в бездне небытия. Тьма накрыла меня.


Велька нашел меня без сознания, мордой в колючей селитрянке. Вдвоем с Личо они попытались привести меня в чувство, но не преуспели. Я пришел в себя уже в замке. У моей постели сидел отец Георг, сложив руки в молитвенном жесте и закрыв глаза. Его губы шевелились. Какое-то время я смотрел на наставника, не соображая, где вообще нахожусь.

— Танцующие цветы… — прошептал я.

Старик вздрогнул, открыл глаза и выдохнул с облегчением:

— Слава Единому, ты очнулся!

— Цветы. Каменные. Танцевали.

— Ты о чем?

— Но одного цветка не хватало. Шестого.

Отец Георг нахмурился и кивнул:

— Ну да. А с чего ты вдруг вспомнил легенду о Танцующих Цветах?


— Действительно… — озадаченно пробормотал я несколько минут спустя. — Как я мог забыть? Одна из легенд Мертвых земель. Но шестой цветок?

— Никто не знает, что это за цветок, — улыбнулся старик. — А ты думаешь, что в легенде отражено проклятие Шестого?

— Мне уже везде мерещится Шестая… — пробормотал я. — Отец Георг, а как вам спалось? Искра приснилась?

Наставник покачал головой и подал мне спиртовую настойку, чтобы я мог обработать царапины на лице.

— Увы… Но если ты говоришь, что она в замке, то непременно приснится. Я подожду. А вот тебе придется отправиться в дорогу.

— В смысле? — замер я с тряпицей перед зеркалом, глядя на старика в отражение.

— У Ордена для тебя есть поручение. Тебе понравится. Я надеюсь, что понравится. А заодно отвлечет от дурных мыслей.

— Я уже говорил, что собираюсь открыть здесь лечебницу и заниматься…

Старик нетерпеливо махнул рукой, обрывая меня.

— Льем, — многозначительно провозгласил он. — Ты же мечтал там побывать. Вот как раз представилась возможность.


Разговор и все объяснения были отложены до завтрака. Пока Велька докладывал неутешительные результаты поисков, я лихорадочно пытался привести мысли в порядок. Это не могло быть совпадением. Неужели наставник о чем-то догадался? Но он приехал с поручением от Ордена, а тогда получается, что догадался не только он? Возможно, у Ордена есть зацепки, где может быть Антон, поэтому меня туда и посылают. Ловля на живца? А если нечто большое? Отец Георг определенно сомневался в смерти Шестой, ведь он слишком хорошо меня знал. Но поделился ли он своими подозрениями с Орденом?

— … тела-то нет, фрон, понимаете? Значит, жива ваша птичка, — торжествующе закончил Велька свой доклад.

Я рассеяно кивнул.

— Конечно, жива. Куда она от меня денется…


После завтрака мы перешли в кабинет, где нам подали крепкий кофе. Отец Георг не торопился приступить к делу. У меня вообще складывалось впечатление, что люди вокруг сговорились испытывать мое терпение.

— Итак, — с негромким звяканьем поставил я чашку на блюдце, — какое поручение?

— Кысей, — начал издалека наставник, — помнишь, что я тебе рассказывал о твоем отце?

Я слегка опешил. Это здесь при чем?

— Помню.

— Некоторые знания опасны. Тогда я пытался объяснить тебе, но был связан запретом, однако сейчас… После всего, что ты узнал о проклятии Шестого, об опасном наследии наших предков, о тех знаниях, что их погубили, ты должен понимать, что всему свое время и место.

Я ограничился скупым кивком, хотя внутри все бурлило от нетерпения.

— Изобретения твоего отца на много лет опередили время. Сейчас происходит нечто похожее. Льемская верфь Анджея Остронега…

Я вздрогнул, дыхание перехватило.

— … построила корабль с паровой машиной, который не зависит от прихоти ветра и может плыть дальше и быстрее, чем все ныне существующие…

— Паровая машина? — выдохнул я, унимая сердцебиение и прилагая все усилия, чтобы не выдать себя голосом.

Отец Георг лукаво улыбнулся.

— Именно. Думаю, тебе понравится. Твое поручение состоит в том, чтобы встретиться с владельцем верфи и предложить ему откупные. Взамен он должен будет передать свое изобретение Ордену и навсегда забыть о нем. Корабль же подлежит уничтожению.

— Не понимаю. Зачем? Что плохого в том, что моряки больше не будут беспомощной игрушкой стихии? Что плохого в том, чтобы покорять моря и океаны, исследовать новые горизонты?

Старик вздохнул и покачал седой головой.

— Я думал, ты понял, Кысей.

— Что я должен был понять? Что надо запрещать все новое, чтобы Орден не утратил свою власть? Под предлогом того, что слишком большие знания сведут людей с ума?

— Мальчик мой, — очень мягко сказал наставник, дотронувшись до моей руки в успокаивающем жесте, — в архивах Ордена Пяти есть чертежи и паровой машины, и других не менее чудесных изобретений, которые покажутся тебе немыслимыми…

— Но…

— Тебе кажется, это здорово? Пересечь океан и покорить новый континент? А ведь это уже было… История повторяется, но люди ничему не учатся… Подумай сам. В тех краях нет Ордена, нет Святого Престола. Люди там… Они такие же божьи дети, как и мы, но после катастрофы Великого Акта им не повезло, у них не осталось поводырей. Их знания оказались утеряны, они отстают от нас даже больше, чем когда-то. Они пошли другой дорогой и кажутся дикарями. А кое-кто может назвать их людьми второго сорта. Или вовсе… не людьми. Подумай сам. Экспедиции в Дальний свет стоят дорого, они опасны. Чтобы окупить себя, что везут корабли? Пряности, кофе, золото, жемчуг, теперь еще вот какао бобы становятся выгодными. То есть то, что занимает мало места, а стоит дорого. Затраты и риски зачастую не оправдывают доход. Сейчас снарядить экспедицию в Дальний свет могут себе позволить князья и Святой Престол, а с паровой машиной смогут и нечистые на руку торговцы. Торговцы живым товаром.

Я нахмурился, вспомнив, что нечто подобное мне втолковывал и профессор Бринвальц.

— И?

— Люди жестоки, — горестно вздохнул наставник. — Особенно жестоки по отношению к себе подобным. Невероятно жестоки к тем, кто хоть как-то отличается от них. И безумно жестоки к тем, кого можно и вовсе не считать за человека. Покорение новых горизонтов, говоришь? Реки крови, захват земель, уничтожение местного население, процветающая работорговля, грабеж и войны. Вот что ждет Дальний свет, который беззащитен перед нашим знанием.

Установилось молчание.

— И все равно… Я не понимаю. Почему Орден не вмешается? Если у него есть все эти знания! Они же могут послужить во благо! Почему не запретить работорговлю?

— А как? Развязав еще одну войну? Уже на собственной земле? И с кем? С теми правителями, кто поощряет рабство? Тогда схлестнутся светская и церковная власть. И ты не поверишь, Кысей, это тоже уже было. В истории наших предков был целый период так называемых религиозных войн, когда брат шел на брата, потому что они верили в одного бога, но называли его по-разному, и никто не хотел уступать. Но на самом деле — всего лишь удобный предлог, чтобы отобрать у брата власть, землю, золото, женщину. Силой ничего не добьешься. Не стоит повторять чужих ошибок.

— И какой тогда выход? Сидеть и ждать, сложив руки?

— Нет, — улыбнулся старик, и его глаза просветлели, сделавшись похожими на безмятежное весеннее небо. — Верить и надеяться, что люди направят усилия на познание не внешнего, а внутреннего мира, что достигнут высот божественного духа, научатся не только мастерить оружие, но любить и уважать ближних, раскроют тайны собственного разума, станут равными Богу. И тогда плоды познания сами упадут в подставленную ладонь человека…


Я проговорил с наставником до самого обеда, осторожно выспрашивая, что Ордену известно об Анджее Остронеге, но так и не пришел к окончательному выводу. Если церковники подозревают в новом владельце верфи Антона, то зачем им разводить церемонии? Они могут и сами все устроить, а привлекая меня, только усложняют дело. Проверяют на вшивость? А если замысел Ордена в другом? Если они подозревают, что со смертью Хриз не все чисто? Тогда, как и я, они будут ловить ее на живца. Но демон раздери!.. Они могут прекрасно справится с этим и без меня!.. Или я тоже приманка?.. Я не знал, что и думать, однако решил идти до конца и сыграть свою роль. В конце концов, у меня есть козырь, о котором Орден не знает. А вообще интересно, как Хриз удалось оттяпать верфь у Остронегов?..


Сборы были недолгими, однако, стоя перед тайником, я колебался. Брать или нет? Коробочка с проклятым рубином притягивала, словно магнит. Зачем-то же Хриз зашила этот осколок себе под кожу… Пожалуй, возьму. Спрячу подальше в саквояж, на всякий случай, вдруг пригодится.

— Фрон, готово все!.. — бодро доложил Велька.

Он лучился самодовольством, поскольку я брал его с собой. Воеводе были даны указания на время моего отсутствия, прощание с отцом Георгом тоже не заняло много времени. Однако у меня оставались еще нерешенные дела в Виндене.

Во-первых, надо было разумно распорядиться имуществом когниматов, которое я выкупил за долги. Неизвестно, когда я вернусь в Винден, да и вернусь ли вообще… А во-вторых, стоило убедиться, что Хриз не обратилась за помощью к кому-либо из известных мне людей в городе.


Лешуа выглядел расстроенным, ему предложили место при дворе Веры-Магдалены, однако Милагрос не хотела уезжать из города и оставлять Алису. Семья Рыбальски оказалась в бедственном положении. Особняк вновь вернулся в их собственность, однако был полностью разграблен. Кроме того, из-за смерти Джеймса Рыбальски и последующей осады города, некоторые семейные мануфактуры разорились или были намеренно разорены. Шарлотта делами не занималась, а Сигизмунд… Лешуа вздохнул и махнул рукой:

— Да что говорить… Они сейчас из-за долгов продают последнюю оружейную мануфактуру. Алиса рыдает, что не может продолжить обучение в школе танца, а мои деньги брать отказывается, потому что ее муж, этот гордый придурок, запрещает!..

— Господин Лешуа, — осторожно начал я, — мне нужна ваша помощь, однако думаю, что я тоже смогу вам помочь. Несмотря на все наши разногласия в прошлом, я доверяю вам больше, чем кому-либо еще в этом городе. Будьте моим управляющим, а я попробую помочь семейству Рыбальски.


— Хм… Кысеныш, знаешь, а ты не первый, кто за него просит, — заявил рыжий сыскарь.

— А кто еще?

— Гуго Барнум.

— Хм, интересно… Офицер, у молодого человека много гонора и дури в голове, а служба под вашим началом…

Матий подмигнул мне и перебил:

— Ох ты ж, кошкин-ежкин, а ты прям уже весь из себя такой мудрый и старый, да?..

Я нахмурился.

— Офицер, хватит ерничать. Я чувствую свою вину перед Сигизмундом, поскольку привел в дом убийцу его отца… Пусть и невольно, но стал причиной беды, поэтому прошу вас оказать мне эту услугу.

Рыжий сыскарь вдруг сделался серьезным.

— Знаешь, Кысей, ты стал причиной бед всего княжества, когда притащил в столицу свою бледную мухоморку. До сих пор не могу поверить в то, что она мертва.

Еще один неверующий…

— Во-первых, я ее не притаскивал, как вы изволили выразиться, а во-вторых…

— Да ладно тебе, не обижайся. Сделаю я твоему Сигизмунду предложение, от которого он не сможет отказаться.

— Пусть годик-другой послужит под вашим началом, погоняйте его как следует, чтоб гонор сбить, и подальше отсюда…

… чтобы Лешуа мог помочь Шарлотте с делами, а Алиса спокойно закончила обучение в отсутствии мужа…

— Меня обратно в столицу переводят, — сообщил офицер. — Заберу мальчишку с собой.

— Спасибо.

— Надеюсь, еще увидимся, Кысей, — вздохнул он.

— Обязательно, — бодро соврал я.


Нишка недоверчиво засопела.

— И че?..

— И то, — терпеливо повторил я. — Сколько сирот в городе после всех событий? А просто неимущих?

— Я инквизитор!..

— Госпожа Чорек, а я разве спорю? Я вот тоже некогда был инквизитором. Решать вам.

— Хм… — она повозила булкой по тарелке, подбирая остатки яичницы. — Приют — дело хорошее.

— И лечебница, — напомнил я. — Не божевильня, а именно лечебница, чтобы люди могли обратиться без опасений, что их объявят безумцами или колдунами, чтобы смогли вовремя получить помощь душеведа. Профессор Бринвальц уже в возрасте, однако я уже написал профессору Адриани…

Нишка скорчила недовольную мину.

— Вы же с ним уже нашли общий язык, так что…

— Ты на че тут намекаешь? — посуровела она.

— На то, что вы, как духовное лицо, сможете организовать работу этих двоих крайне безалаберных ученых мужей.

— А… ну тогда ладно.

— Я рад, что вы согласились. Господин Лешуа как мой управляющий выделит необходимые средства, а его жена Милагрос с радостью поможет вам с приютом.

— Я не согла… — начала было Нишка, но потом передумала, надулась и буркнула. — Жук ты хитрый, Тиффано!


В усадьбе воеводы я застал Гуго Барнума. Вид у него был несчастный. Даугав тоже радостью не лучился.

— Чего надо? — буркнул он неприветливо.

— Пришел поговорить о Лу.

Гуго вздохнул и поднял голову от чистки оружия.

— В самом деле, брат, ты бы хоть навестил девочку.

— Пришел — говори, — не обратил на него внимания Даугав.

— Говорю, — я без приглашения сел за длинный стол. — Луиджиа сейчас осталась одна, без поддержки семьи. Она ваша племянница, и я прошу вас…

— Моя, говоришь… — насмешливо протянул воевода.

— Да твоя, твоя, что ты уперся, как баран рогом! — не выдержал Гуго.

— Сроду таких в нашей семье не бывало! — отрезал упрямец.

Я покачал головой.

— Воевода, позвольте вам кое-что объяснить. Вы слышали о Хрустальном Колокольчике?

— Певичка?

— Да, она самая. Карлица. А еще такая же бесцветная, как и Лу. Родилась в богатой и образованной семье. Ее родители ни разу не засомневались в том, что она их дочь, хотя оба нормального роста и внешности, потому что знали, что прапрадед Хрустального Колокольчика тоже был бесцветным. Иногда это передается через два, а то и три поколения…

— Ты на что намекаешь? — угрожающе огладил бороду воевода, а Гуго придвинулся к нему поближе, готовый перехватить руку с оружием в случае чего.

— Я нисколько не сомневаюсь, что в вашем… — выделил я, — в вашем роду таких, как Лу, не было, но вы так уверены в семье Седвига, ее отца?

— Много ты про него знаешь!

— А вы? Что вы о нем знаете? Почему он так не любил дочь, хотя сомневаться в верности своей жены ему не приходилось? Не задумывались? Может быть, потому что боялся? Боялся, что все поймут, от кого девочке досталось такое наследство?

— Хм…

— Седвиг откуда был родом? — продолжал напирать я. — Из Виндена? Вы же знаете селение бесцветных? Вдруг кто-то из его предков когда-то…

— Помолчи!.. — воевода задумался.

Я видел, что он сомневается. Его непрошибаемая уверенность дала трещину.

— Вы же любите своих сестер? — осторожно спросил я. — Любили Ингу? Она была младшей, да? Загляните в глаза Лу. Просто спросите себя. Что бы чувствовала Инга, видя, что ее дочь брошена на произвол судьбы?.. Одна-одинешенька, после всего, что с ней произошло…

— Хорош давить из меня слезу! — воевода стукнул по столу кулаком и встал с лавки. — Седвиг мне никогда не нравился, тихушечный блюдолиз, а Инга дурой была.

— Лу не виновата в том, что…

— Бригитта, — отрезал воевода. — И нечего ей ногами на сцене дрыгать. Замуж выдам.

— Эмм… — опешил я. — Я не думаю, что это будет лучшим…

Но воевода меня уже не слушал. Он подсчитывал расходы.

— Только кто ж такую возьмет? Придется разориться на приданое.

— У Лу талант, — забеспокоился я, что сделал еще хуже. — Вам не придется разоряться. Я оплатил ее обучение в школе танца, Лу должна танцевать. Просто поддержите ее!

— Ты мне тут не указывай, оплатил он. А с какой-такой стати оплатил? Виды на нее имеешь?

— О господи! Воевода, да услышьте меня! Лу может прославить не только вашу семью, но и весь Винден, понимаете? Как Хрустального Колокольчика знают во всех уголках княжества и за его пределами, так и Лу может стать…

— Глупости, — уперся он.

— Так считаю не только я. Кое-кто еще имеет виды на вашу племянницу.

— Кто?

— Император.

Наступило долгое молчание. Гуго кашлянул и проговорил:

— Брат, ты бы в самом деле не рубил с плеча. Уж если император считает, что малышка Бри достойна танцевать в его театре, то кто мы такие, чтобы спорить…


Письмо я откладывал до последнего. Сомневался, вспоминал, подбирал правильные слова. Великий князь или князь Тимофей? Я помнил последнюю встречу с отцом Юли на ее могиле. Он любил дочь больше всего на свете, а вот великий князь… Тот больше всего на свете любил власть. Поэтому ставку я решил сделать на князя Тимофея. Мое письмо Эмилю я заключил просьбой: «Будь осторожен. Надеюсь, ты придумаешь, как все устроить. Он ничего не должен заподозрить».

Загрузка...