Семь лет спустя. Новый Зевасталь, Дальний свет.
Она раздраженно вырвала у меня газету.
— Прекрати делать вид, что занят! Ты мне жизнь испортил! Я могла бы стать императрицей! Владеть миром! А ты! Ты же мне всю молодость загубил!..
— Памяти и чести лишил… — по привычке подсказал я.
— Именно! — топнула она ногой, напирая все больше. — И не смей мне здесь ухмыляться! Ты зачем с поста губернатора ушел? Отвечай!
— Потому что…
Ей не были нужны мои ответы. Она хотела скандала. В клочья изорвала газету, которую я так и не успел дочитать, грохнула о стенку вазу с цветами, пару раз толкнула меня в плечо, а когда я смиренно вздохнул и воздел глаза к потолку, всем видом показывая, что не буду с ней спорить, она разревелась. Шестая… Шестая беременность. Господи Единый, дай мне силы, ибо их нет у меня. Уже нет. Закончились.
Я обнял Хриз и погладил по голове.
— Я люблю тебя. Не плачь.
— Скажи… В этот раз получится?
— Обязательно, — успокоил ее я.
— Мальчик? Это же будет мальчик?
— Конечно, — солгал я. — В этот раз у нас обязательно будет сын.
Когда Хриз шесть лет назад родила мне дочь, я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Кроха была моей вылитой копией, темные глаза и волосы, смуглая кожа, настоящая красавица. Я был невероятно горд своей маленькой принцессой. Хриз не очень. Она хотела мальчика. Шестого. Наследника воображаемой империи. Поэтому вновь забеременела и еще через год порадовала меня второй дочкой, такой же смуглой, темноволосой и кареглазой, как и первая. Счастье мое удвоилось, но Хриз почему-то моей радости не разделяла и вместо счастья удвоила усилия по воспроизводству Шестого. Так год спустя появилась третья дочка. Разумеется, я был счастлив, но несколько сдержан в проявлении эмоций, потому что Хриз детьми не занималась. Они ее не интересовали как таковые, зато она усмотрела в них разменные монеты в своих грандиозных планах по построению торговой империи. Я глазом не успел моргнуть, как она сосватала наших девочек за сыновей влиятельных поселенцев и расписала на годы вперед, как будет подгребать под наш торговый дом морские маршруты и захватывать новые сферы влияния. Когда я узнал обо всем, то моему гневу не было предела, и я бы наверное ее убил… Но она уже была беременна четвертым. Вернее, четвертой. Да-да, опять родилась девочка, опять вся в меня, опять умница и красавица. Хриз орала, что я ни на что не способен, даже на такую малость, как сделать ей сына, хлопнула дверью и ушла из дома почти сразу же после родов. Правда, вернулась спустя две недели и объявила, что у вождя племени Укла-Подка подрастает сын, и он хочет в жены белолицую красавицу в обмен на золотоносные шахты на севере. Я заявил ей, что лучше отдам ему в жену ее, чем нашу малышку, и захлопнул у нее перед носом дверь. Хриз покаялась и попросилась обратно, но планов своих не оставила. Более того, однажды я поймал ее за тем, как она учила старшую, четырехлетнюю кроху, ковыряться в замке и метать ножи. Я отобрал у нее дочерей и отдал их заботам милой пожилой туземки, которая пусть и учила их местному языку и обрядам, зато не тем глупостям, что мать. Хриз обвинила меня в жестокости, восстановила против меня весь Новый Зевасталь, а потом… потом помирилась и коварно соблазнила. И опять забеременела. В пятый раз! Разумеется, я был рад, однако к моей радости примешивалось смутное чувство тревоги, которое усилилось после того, как Хриз обмолвилась о том, что генеральской дочке уже два годика, а обещанный ей жених все никак не появится на свет. Когда опять родилась девочка, Хриз рвала и метала, поэтому я малодушно забрал детей и уехал в очередную экспедицию к местным племенам.
Отец Георг был прав лишь отчасти. Безумие Источника оставило меня где-то на половине пути в Дальний свет, однако на новой земле вернулось с удвоенной силой. Это не было мое или ее безумие, как мне думалось, нет. Скорее, обостренная восприимчивость к чужому. Словно в моем разуме осталась брешь, и в нее попадала вся зараза воспаленного коллективного воображения. Вечная незаживающая рана. Туземцы верили в разных божков, и я воспринимал каждого из них. Меня словно разрывало на части, но потом я придумал. Вернее, придумала Хриз. Она объявила всех местных божков ликами Единого и под предлогом… эмм… старшего… даже скорее, бога-праотца и своего мужа, то есть меня, в качестве его пророка, принялась прижимать аборигенов к ногтю и обкладывать данью. Такая себе святая троица… Ее перманентное беременное состояние ей нисколько не мешало, более того, она активно им пользовалась, давила на совесть, провозглашала семейные ценности, оправдывала свои мерзкие интриги заботой о детях. А я лишь пытался поступать по совести и заповедям Единого. В конце концов, она тоже отчасти была права. Местные божки — это отражения Единого, и мне надо было принять их, чтобы объединить людей. Я согласился занять пост губернатора (умолчу о том, как грязно Хриз провела предвыборную кампанию) и объявил о начале постройки Великого храма Ликов Господних, в котором будет место всем Его отражениям. Я верил, что смогу предотвратить бесконечные распри племен и надвигающуюся войну с материком за независимость. Но Хриз меня настигла и… Я сопротивлялся, честно. Отчаянно. До последнего. Но домашнее насилие свершилось под покровом ночи, в палатке, где-то на берегах полноводной Якузы, и его последствия сейчас выпирали под складками платья моей жены. Все еще любимой жены, но которую так хотелось иногда придушить!
— В конце концов, — вымученно улыбнулась она, поднимая ко мне заплаканное бледное лицо, — вон у воеводы Даугав… Пять сестер в роду, но он же родился шестым. И у нас родится Шестой. Сын. Да?
— Да, — твердо ответил я, нисколько не покривив душой.
Потому что шестым ребенком обязательно будет мальчик. С повитухой уже договорено, а управитель больницы Нового Зевасталя обещал, что найдет подходящего новорожденного, с серыми глазами и светлыми волосами. Чтоб уже наверняка. А мою девочку… Бездетная солидная пара переселенцев была готова принять ее как родную и увезти на север в новую столицу.
Ну а что еще мне оставалось делать? Смотреть, как Хриз тает на глазах и медленно убивает себя в бесплодных попытках родить сына? За мной и так водилось много грехов, будет одним больше.
— У нас обязательно родится сын, — повторил я и погладил ее по животу. — Обещаю.
— Я тебя люблю, — вдруг сказала она.
— Да-да… — рассеяно кивнул я, думая о том, как уладить конфликт между кланами Укла-Подка и Мурра-Подка.
Вождь последнего тоже захотел для своего третьего сына светлокожую невесту, ибо Хриз распространила невероятные слухи о том, что переселенки…
— Я тебя люблю! — требовательно повторила Хриз.
— Угумс…
— Ты придурок? Я сына тебе хочу родить, потому что люблю! В самом деле люблю!
Я так часто заставлял ее повторять эти слова, что они обесценились и не воспринимались… Но сейчас? С чего она вдруг? Я отстранился от нее и вгляделся внимательней в ее искаженное болью лицо, выступившие бисеринки пота на лбу и…
— У тебя схватки? — догадался я.
— У меня любовь! Господи Единый, да ты же!.. Псих, колдун, извращенец и блаженный фанатик! Надо было тебя еще тогда! На корабле! За борт выкинуть! — выкрикнула она и оттолкнула меня. — А не детей от тебя рожать! А теперь слишком поздно…
Она заковыляла к двери, держась за поясницу и оставляя за собой мокрые лужицы отошедших вод. Я был слишком ошеломлен ее признанием. Давно смирился с тем, что она меня не любит… Тут Хриз обернулась и добавила с угрозой:
— Можешь даже не сомневаться, Тиффано, сегодня на свет появится Шестой. И весь мир содрогнется.
Конец книги