Тени забытой шестой

ГЛАВА 8. Кысей Тиффано

Ее выдали глаза. Чужие, мертвые. Фальшивая улыбка, словно маска, нацепленная на лицо. Поцелуй был похож на прикосновение к губам осколка льда. Ложь, опять ложь. Она не вспомнила меня. Забыла, вычеркнула, стерла. А сейчас ей зачем-то опять понадобилась сломанная игрушка.

— Конечно… Вместе мы спасем мир… — выдохнула она и погладила меня по щеке, обжигая холодом.

— Мы? — тупо переспросил я, все еще на что-то надеясь.

От боли в исполосованной спине мутилось сознание, тошнота подкатывала к горлу. Я пытался сфокусировать взгляд на лице Хриз, но оно плыло и искажалось. И я видел только ее пустые глаза.

— Вы мне поможете… с Орденом Пяти.

Она даже не могла пересилить себя и обратиться ко мне на "ты". Последние сомнения отпали. Безысходная злость накатила на меня.

— Что, хвост прижали?

— Ну что за нелепость?.. Хвост кому-то обычно прижимаю я. Фрон Тиффано, я собиралась уничтожить…

— Мне это неинтересно. Подите вон.

— Почему? — растерялась она. — Как так?.. Вы же обещали спасти меня! Забыли?

— Если бы вы действительно вспомнили меня, то знали бы, что именно я вам обещал. Убирайтесь. Оставьте меня в покое.

Я устало закрыл глаза и уронил голову на грудь. Хриз стояла, не двигаясь. Ее присутствие ощущалось даже с закрытыми глазами. Тонкий цветочный аромат упрямо пробивался сквозь смрад пыточной и щекотал мое обоняние. Тут она шагнула ко мне, и от ее свистящего бешеного шепота заложило уши.

— Не смейте закрывать глаза, когда я с вами разговариваю! Смотрите! Любуйтесь! — она больно хлестнула меня по щекам бумажной кипой. — Вам неинтересно? Неинтересно, как они сдохнут? Все до единого! До вашего ублюдочного Единого! Никого не останется! Любуйтесь! Все пять исходов конца света!

Она ударила меня еще раз и швырнула в лицо листы бумаги. Рисунки взмыли вверх израненными птицами и медленно закружились в воздухе, оседая на пол. Я сразу узнал работу Милагрос. Везде была нарисована Хриз. Живое олицетворение тщетности бытия. Бесконечное одиночество. Больше на рисунках никого не было. И быть не могло, потому что в живых никого не осталось. Мир погиб. Казалось, что рисунки были воплощением тьмы, которая оживала и пульсировала, впитывая в себя весь окружающий свет. Тьфу!.. Я сморгнул и сообразил, что бумага темнела и пропитывалась моей кровью, разлитой на полу допросной. Мне просто показалось.

— Недавно была гроза, — сказал я.

Она испуганно отпрянула, зажав в руке последний рисунок. Теперь я понял, что было не так с ее глазами. Страх. Затравленный страх плескался в их глубине. Больно сжалось сердце. Почему она так боится?.. И кого именно? Меня? Или своих видений?..

— Перемена погоды всегда приносит вам приступ, светлая вояжна. Вас мучают кошмары, — с жалостью продолжил я. — Но они пройдут. Все проходит. Отдохните. Вы забудете их так же, как забываете все ненужное… Как забыли меня…

— Шестой! Есть еще шестой исход! — она в бешенстве потрясла у меня перед лицом грязным обрывком бумаги. — Верный пес господень! Куда вы денетесь! Приползете! Скуля и виляя хвостом!..

— Пошла вон!.. — не выдержал и разозлился я. — Истеричка!.. Иди проспись.

Она схватила меня за рубашку и попыталась потрясти за грудки, но раздался треск, и в руках безумицы остались обрывки ткани. Я расхохотался, корчась от боли и захлебываясь стоном. Это еще больше взъярило светлую вояжну. Она ударила меня в живот, а потом выхватила из волос серебряную шпильку и приставила ее острие к моему лицу.

— Смешно?

По ее глазам я понял, что сейчас лишусь зрения, но мне сделалось безразлично. Я бы мог воззвать к бесконечности на ее груди, но испугался, что в ответ получу мертвую пустоту. Уж лучше быть слепым, чем видеть то чудовище, которое стояло передо мной. Холод серебра царапнул мне щеку, подбираясь к глазу. Но я упрямо смотрел на Хриз и улыбался, храня в своей памяти другой ее образ… Образ святой заступницы с малышом на руках… Мы тогда сошли с корабля на столичный берег Зевасталя… Искрящиеся смехом глаза и улыбка, мягкая, чуть лукавая…

— Заткнитесь, — прошипела она. — Не хотите спасать меня, спасите остальных ОТ МЕНЯ. Спасите своего бога. Спасите мир. Это же по вашей части, верно?

Она развернула дрожащими руками грязный обрывок и сунула мне под нос. Я похолодел, кровь застыла в жилах. Я это уже видел. Занесенный над Хриз меч в моих собственных руках. А рядом зеркальные отражения безумицы. Обступившие меня. Тянущие ко мне руки. Указывающие на меня пальцем. Безмолвно разинутые рты. Искаженные болью лица. Все пространство рисунка заполняли двойники Хриз. Они угадывались даже в складках одеяний, в узорах меча, в каплях крови, стекающих с острия, в спутанных кудрях, везде, повсюду… Закружилась голова.

— Так-то лучше, — потрепала она меня по щеке, приняв слабость за согласие. — Будьте послушным мальчиком, и вам воздастся. Как там? Каждому воздастся по делам его, да? А вы сделаете большое дело. Вы спасете этот убогий мир. И награда вам будет щедрая. Вы станете главой Ордена…

Тут у нее вырвался короткий смешок.

— Нет, не Ордена Пяти. Его надо будет переименовать в Орден Шестой. Но вы станете его главой, я вам обещаю…

Я содрогнулся. Хриз не бросала слов на ветер, с безумным упорством следуя данному обещанию, чего бы ей это ни стоило.

— Прекратите нести чушь! Вы не в себе!

— Но если вы откажетесь… — продолжала она, — то мир сгорит в войне, которую я развяжу с Орденом Пяти. Нет, конечно, я обещала брату, что не буду целенаправленно уничтожать человечество, но увы…

Она пожала плечами и отвернулась, сгорбившись.

— Что ж поделать, если оно само… катится к гибели… Иногда мне кажется, что Единому просто надоели его игрушки… Разум засыпает, накрытый тьмой безумия… Она уже здесь, в этом городе… Разве вы не чувствуете, как смердит? Но я все же попытаюсь… Антон хотел увидеть сына… Мне тоже интересно, какие они будут…

Она окончательно сошла с ума и потерялась в собственных кошмарах. Мне сделалось жутко и до боли жаль ту, которую я все еще любил… Может, магистр был прав? Уж лучше очистительный огонь, чем так?..

— Хриз, — позвал я дрогнувшим голосом. — Я все сделаю, чтобы спасти тебя… Только доверься мне и…

— Конечно, сделаете, фрон Тиффано, — с неожиданной злостью перебила она меня, оглянувшись через плечо. — Вы и так уже все сделали, чтобы добиться своего и затащить меня в постель! Заклеймили бесконечностью и обесчестили, подавив мою волю! Но вам этого показалось мало! Вы потребовали у раненого императора отдать вам, псу безродному, светлую вояжну на поруганье! Не погнушались оболгать перед Его Величеством и обвинить в срамной заразе! А теперь имеете наглость предлагать вам довериться? Нет уж! Хотите, чтобы я стала вашей любовницей, сделайтесь мне равным! Станьте главой Ордена Шестой!

Я потерял дар речи. Что за нелепые, чудовищные обвинения!.. Хриз пошла к двери, высоко держа голову с видом вдовствующей императрицы среди толпы холопов. У выхода она остановилась и обернулась ко мне.

— Я приняла предложение Его Величества Фердинанда Второго и выйду за него замуж, — надменно сообщила она. — От вас требуется выступить от имени Ордена… пока еще Ордена Пяти… с отменой решения церковного суда и возвращению мне титула и земель.

Я отупело смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Разумеется, она бредит. Какое еще замужество?.. Император же не идиот, чтобы жениться на безумной еретичке…

Но тревожные мысли не давали покоя. А вдруг?.. А если?.. Хриз и раньше удавалось невозможное… Если она прогнула под себя осторожных когниматов и сурового вояку-воеводу, то могла и на императора найти управу… Да ну нет!.. Не силой же она его к венцу потащит! Хотя с нее и такое может статься…

— Ох-ох-ох, грехи мои тяжкие… — застонал над ухом палач, гремя оковами. — То тех пытай, то этих… То туда, то сюда… Ничего-ничего, на погосте вы все у меня угомонитесь… Эй, Яшка, подержи его!..

— Куда меня? На плаху? — вяло поинтересовался я.

— Не, голубь, туда ты всегда успеешь.

Недавно вправленные суставы затрещали, порванные мышцы свело от острой боли. Я едва сдержал стон, стиснув зубы и прокусив губу до крови. Выказывать слабость было нельзя. Федосей тем временем продолжал ворчать.

— Тебе на свадьбе еще гулять… Ишь, удумала… Вынь ей и положь душеведа как новенького…

— Какая еще свадьба? — выдохнул я. — Чья свадьба?!?

Двое гвардейцев подхватили меня под руки и потащили прочь. Я пытался сопротивляться, но тело меня не слушалось. Федосей шаркал впереди, сокрушенно охая и держась за спину, как будто это не он меня, а я его недавно пытал каленым железом и кнутом.

— А что ему-то?.. — как будто подслушав мои мысли, бормотал себе под нос уродец. — Как с гуся вода… Молод еще… Отлежится… краше прежнего сделается. А мне возись…

— Ну скажите! Пожалуйста! — взмолился я. — Чья свадьба?

Он обернулся ко мне, остановившись перед дверями лазарета, и окинул мутным взглядом.

— Я ж тебя вроде по голове не бил. Ты чего такой тупой? Чем вояжну слушал? Она ж тебе объявила, что за императора замуж идет… Ты вот мне лучше скажи, откуда у нее брат образовался?.. Незаконнорожденный, что ли?

— Замуж? — потрясенно переспросил я, отказываясь верить услышанному. — За императора? Хриз? Хризокола Ланстикун?

Федосей кивнул и нахмурился, глядя на меня.

— Что-то не нравишься ты мне, голубь. Хотя какой с тебя голубь… Так, гусь лапчатый. Эй, Яшка, дуй за лекарем в город. Совсем хиленькая молодежь нынче пошла. Эх, где мои годы…

По серому потолку лазарета змеилась трещина. Который час я смотрел на нее и не видел. Перед моим внутренним взором была Хриз. Погрязшая в собственных кошмарах и запутавшаяся в хитросплетениях интриг, своих и чужих. Зачем императору жениться на безумице? Я не находил ответа, прокручивая в голове весь разговор раз за разом. Наверняка нас тогда подслушивал Федосей. А если он мне просто солгал о свадьбе, желая уязвить побольнее? Я так хотел поверить в это, но… В качестве кого тогда меня навещала Хриз? Она не была пленницей, напротив, вела себя так, словно все принадлежало ей… как будущей жене Фердинанда Второго…

Ее надо остановить. Любой ценой. Спасение мира? Ха! Очевидно, что я был нужен ей вовсе не для этого, а для более приземленных вещей — отменить давнее решение церковного суда, по которому она лишилась титула и прав на земли. Тогда у императора действительно появляется резон рисковать и жениться на умалишенной вояжне с богатым приданым. Но я лучше сдохну, чем позволю этому свершиться. Кстати, а что там этот плешивец спрашивал о ее брате? Антон… Почему Хриз упомянула его? Что она там несла про его сына?.. Откуда у Антона ребенок?..

И тут меня пронзила догадка. Кусочки головоломки сложились в ослепительно ясную картину. Раньше я все гадал, куда делся Антон, почему он оставил сестру, но в конце концов попросту предположил, что Хриз отослала брата с награбленными сокровищами, чтобы сбить с толку княжеский сыск, идущий по ее следу. Но теперь ужасающая правда открылась мне… Юля, бедная девочка, она же тогда влюбилась в своего похитителя!.. Я припомнил на ее картине светловолосую фигурку капитана… Серый Ангел! Кто еще это мог быть? Антон! Как же я ошибался в этом мальчике, считая его еще одной жертвой Хриз… Нет, он был ее соучастником. Он соблазнил сиятельную княжну, но ему было мало просто поглумиться над ее чувствами… Эта гнусная обмолвка Хриз про ублажение похищенной… Господи, спаси и помилуй…. Я зажмурил глаза, но видение рыдающей Юли с огромным животом, запертой в мрачном воровском притоне, преследовало меня. Какая жестокость!.. Однако теперь я не сомневался, что княжна жива. Ее надо было срочно спасать от этой семейки!..

Но мои мучительные построения планов побега были прерваны лекарем Дудельманом. Он бесцеремонно ворвался в лазарет, фыркая в тараканьи усы и распространяя вокруг себя аромат спиртовых настоек. На раскрасневшемся лице блуждала загадочная улыбка. Кажется, лекарь и сам уже успел… подлечиться.

— Так-с, что тут у нас?.. — потер он руки и взял меня за запястье. — Поставим на ноги, глазом моргнуть не успеете.

Мне в ладонь скользнула записка. Я недоуменно нахмурился. Лекарь подмигнул мне и шепнул:

— Госпожа Чорек вам привет просила передать…

Мечтательно улыбаясь, он перевернул меня на живот, вылил на спину какую-то жгучую гадость и стал втирать ее, насвистывая легкомысленную песенку про пьяную монашку.

Пару раз я терял сознание от лечения не менее жестокого, чем пытки, а после ухода лекаря и вовсе забылся в беспамятстве. Лишь проснувшись, обнаружил, что до сих сжимаю записку в руке. Но фиксирующая повязка на плечевых суставах спеленала меня, прижав руки к туловищу. Я скосил глаза и упрямо пошевелил пальцами, пытаясь развернуть записку. С пятой попытки мне это удалось. На клочке бумаги был корявый почерк Нишки. "Держись! Святой Престол направил помощь. Отец Георг…" Дальше было не разглядеть. О нет! Только не это! У старика слабое здоровье!.. Я уронил голову на подушку и застонал от бессилия. Как будто мне мало бед! Оставался один-единственный шанс. Пытаться остановить Хриз бесполезно, переедет и не заметит, но император… Я должен его убедить. В конце концов, он мне обещал!..

Я заявил Федосею, что у меня есть что рассказать о брате светлой вояжны, но говорить буду только с императором, ибо дело щекотливое и для чужих ушей не предназначенное. Плешивец не на шутку оскорбился, заверяя, что уж его-то уши и уста верны императорской семье, что за двадцать лет преданной службы ни единого словечка не вышло за пределы допросной… Но он напрасно сотрясал воздух, я был непреклонен.

Солнечные блики доползли до нижней отметки и сделались кровавыми. День клонился к вечеру. В углу лениво жужжала муха, раздражая меня, томимого в ожидании. Наживка была закинута, и император клюнул.

Он пришел уже под самый вечер, когда в палате сделалось темно. Его силуэт слабо вырисовывался в полумраке, однако это несомненно был Фердинанд Второй.

— Вы просили меня о встрече, — сказал он, нарушая молчание.

— Наверное, я должен поздравить вас с предстоящей свадьбой, — горько заметил я.

— Можем обойтись без этих формальностей. Вы заявили Федосею, что у вас есть сведения о брате моей невесты. Я вас слушаю.

— Нет у нее брата. Он существует только в ее воспаленном воображении. Ланстикун серьезно больна, она теряет не только рассудок, но и память. Кроме того, вояжна в опале, и Орден Пяти никогда не допустит возвращения ей титула и земель. На что вы вообще рассчитываете, Ваше Величество?

— На то, что вы образумитесь, фрон Тиффано, и будете на нашей стороне. Разве возможность стать главой самого могущественного ордена не достаточная награда сама по себе?

— Я говорил вам тогда и повторю теперь. Меня не интересует власть.

Как же угнетало то, что я не могу говорить с ним на равных, беспомощно валяясь в постели и сжимая кулаки!

— Вы просто не вкусили вкуса настоящей власти, — усмехнулся он в усы и подкрутил их. — Власть над людьми и событиями, возможность повелевать не только жизнью и смертью, но и будущностью мироздания, когда от одного твоего решения зависят судьбы миллионов, когда твое имя внушает трепет и обретает бессмертие в истории… Это тяжкое бремя ответственности, но также ни с чем несравнимое блаженство. Это дороже любой чести, желанней любой женщины…

— Это называется гордыней! — оборвал я его. — Ибо нет власти высшей, чем власть господа нашего Единого, и никогда человеку с ним не сравняться. Вы стали на опасный путь, Ваше Величество.

— И поэтому мне нужны вы, фрон Тиффано, — он подошел и остановился возле моей кровати, глядя на меня сверху вниз. — Вместе этот путь будет уже не столь опасным, верно? Я помню, что обещал вам. Я не люблю делиться тем, что принадлежит мне, однако… ради власти… Правитель не может позволить себе такую роскошь, как честь. Я закрою глаза на то, что у моей жены появится фаворит в вашем лице…

— Я никогда на это не соглашусь, — помертвев, ответил я.

— Тогда мне придется найти кого-то посговорчивей… — ответил император, склоняясь ко мне и вытаскивая из-под моей головы подушку. — А с вами может случится несчастье…

Его светлые, глубоко посаженные глаза были совсем близко. Их тронула темная плесень безумия. Хриз отравляла всех вокруг себя… И меня она тоже отравила, иначе я бы никогда не сказал то, что сказал…

— Мне нужно больше, — выдохнул я.

— Что? — замер он. — Что именно? Говорите ваши условия.

— Я хочу лично курировать все работы по постройке Искры в моем замке. А ваша свадьба должна состояться не раньше, чем будет создана Искра.

Император молчал, изучающе глядя на меня, но руку с подушкой опустил.

— Хорошо, — наконец тяжело уронил он. — Пусть будет по-вашему. Однако в замке разместится имперский гарнизон. Кроме того, советую не затягивать…

— Да, и еще… — быстро перебил я его. — Мне нужен задаток.

— Деньги? Сколько? Только предупреждаю, что имперская казна сейчас несколько…

— Меня интересуют не деньги, а ваша невеста. От нее не убудет, если она проведет со мной… предбрачную ночь. В качестве аванса, так сказать, — и я мерзко улыбнулся, чувствуя, как будто с головой рухнул в смрадные мирстеновские болота.

Она явилась на следующее же утро, ворвалась в мою палату взбешенная, с перекошенным от ярости лицом. Но с разрешения лекаря Дудельмана я уже мог полусидеть, вольготно опершись на подушки, поэтому встретил светлую вояжну не в столь унизительном положении, как до этого принимал ее будущего супруга.

— Доброе утро, ваша светлость, — я был безукоризненно вежлив.

— Никакого аванса тебе, уроду, не будет, — прошипела она и, плюхнувшись на кровать, крепко схватила меня за причинное место.

Я едва не взвыл от боли, однако процедил:

— Пустите! Иначе… придется… ублажать меня иным способом!..

Ее хватка неохотно разжалась, и я смог дышать нормально. Хриз склонилась ко мне, я увидел ее глаза так близко, что заметил в них тщательно скрываемый ужас. Страх загнанного в ловушку зверя. На мгновение мне сделалось ее жаль, и я уже хотел было еще раз попытаться достучаться до нее, но тут…

— Я тебя так ублажу, паскуда, что ты костей не сложишь!..

— А мы теперь на "ты"? — перебил я ее.

Она осеклась и вскочила на ноги, тяжело дыша, но я не собирался давать ей время подумать.

— Когда-то я был в похожем положении. Вы, ваша светлость, загнали меня в ловушку и требовали моей близости, угрожая…

— ЧТО?!?

— Не помните? Ах ну да, это же так удобно, не помнить… — насмешливо протянул я и погнал ее дальше. — Забыть, как вы меня, а не я вас, затащили в постель, сбили с пути служения господу, развратили, подставили, чуть не убили и бросили! Ну ничего, придется помочь вам вспомнить…

— Я не хочу… — вдруг прошептала она, бледнея и отступая к двери.

— А надо, ваша светлость, надо! Вы же будущая императрица! И вам не положена ни честь, ни совесть! Как вы там говорили?.. Помните? Гордость — это слишком большая роскошь, которую вы себе позволить не можете!.. Подойдите ко мне! Живо!

Хриз сделала шаг вперед и застыла столбом.

— Ближе, ваша светлость, ближе!

На ее лице не было ни единой кровинки. Я чувствовал себя последним подлецом, однако как лекарь недрогнувшей рукой рассекает кожу и вскрывает гнойный нарыв, так и я должен был…

— Поцелуйте меня!

— К-к-куда?

— О господи! Пошлячка! Да в губы, куда же еще!..

Если бы я мог схватить ее и притянуть к себе, то непременно бы это сделал, но увы… Лекарь давал мне самое малое неделю на то, чтобы восстановить подвижность мышц. Хриз склонилась, чуть помедлив, закрыла глаза, сложила губы для поцелуя и…

— Откройте глаза! — тут же осадил я ее. — И смотрите на меня, когда целуете! А то еще промажете!

Ее поцелуй был горек, словно яд. Я отравился им и понял, что не отпущу, не отдам ни императору, ни Единому. И плевать на все…

— Будете ухаживать за мной, светлая вояжна… — шепнул я ей. — Иначе Фердинанд узнает, где ваш брат прячет сиятельную княжну на сносях…

Она отпрянула от меня, словно укушенная. Моя рискованная ставка сыграла и сорвала куш. Хриз не помнила не только меня, но и того, что мне известно, а что нет. Осталось заставить ее проговориться, где же именно держат Юлю, и тогда лисий капкан захлопнется… Я улыбнулся своей будущей сиделке и добавил громко:

— А на обед я хочу приготовленную лично вами телячью отбивную с кровью… Да… И сладкого шоколада на десерт! Как вы там говорили? Он крайне пользителен для мужской силы?

У меня как-то сразу образовалось много посетителей. Первым явился полковник… Нет, теперь уже генерал Гогенфельзен. Заверил в том, что всегда считал меня невиновным, предложил крепкую мужскую дружбу, а также вернуться в его особняк, где мне обеспечат надлежащий уход и лечение. Предложение было заманчивым, но я слишком хорошо помнил, как кончил генерал Вальцкерт, которого отравила любовница Гогенфельзена по наущению Хриз. Нет, пожалуй, в крепости оно понадежней будет. Я отказался, сославшись на то, что работа над чертежами Искры требует полной секретности, которая возможно только здесь, в Крафградской крепости.

Велька не бросил меня, заделавшись помощником лекаря и навещая вместе с ним каждый день. Новости он приносил тревожные и самые противоречивые. Вооруженные стычки между имперскими силами и княжеским войском подле Виндена грозили обернуться войной, достаточно было одной искры… Тьфу, опять эта клятая искра!.. К счастью, пока папская гвардия сдерживала обе стороны, однако я понимал, что Орден Пяти долго ждать не станет. Слишком живы еще были воспоминания о мятеже в Чорногерии и печальной участи их столицы… Прежде всего, следовало решить этот вопрос. Велька отправил голубиной почтой от меня несколько распоряжений для воеводы Дюргера в Соляной замок, связался с Нишкой и через нее отослал мои предложения Ордену Пяти. Известие о том, что император Гарлегии собирается взять в жены опальную северную вояжну, уже успело распространиться далеко за пределами Виндена и дошло до Мелкундской унии, которая встала на уши. Вояг Густав, не оставивший после себя наследников, был недееспособен. Северные земли раздирали междоусобицы, каждый мелкопоместный богатей видел себя на месте кун-вояга. Однако возникшая из небытия светлая вояжна Ланстикун странным образом повлияла на настроение тамошней знати и сплотила ее. В безумной еретичке усмотрели надежду на возвращение былого величия Севера, ведь когда-то ее прапрапрабабка Хризолит Проклятая смогла завоевать полконтинента… И неважно, что при этом она развязала опустошительную Синюю войну, неважно, что сама Ланстикун отравила вояга, неважно, что ее зверства в собственном вояжестве до сих пор заставляли содрогаться любого здравомыслящего человека. Гаяшимское ханство пока выдерживало осторожный нейтралитет, однако уже ставило под сомнения решение церковного суда, мол, разве светлая вояжна может быть еретичкой?.. Мир словно сошел с ума… Сумасшедшая убийца и интриганка рвалась к власти, а ей аплодировали, ею восхищались, ее поддерживали и ненавидели, от нее ждали… Чего? Перемен? Неважно каких, лишь бы изменить судьбу мира…

Навестившего меня Лешуа я попросил о встрече с его женой. Он довольно резко отказал, но смягчился, когда услышал о моей просьбе.

— Я всего лишь хочу… Пусть не приходит, но нарисует для меня несколько портретов… по памяти. Тех невинных жертв Ланстикун, которых будут напоминать мне о ее злодеяниях… чтобы не дать ей вновь обмануть меня… Пожалуйста…

Он согласился и через пару дней вновь посетил меня, принеся рисунки Милагрос. Среди прочих заказанных для отвода глаз были портреты Антона и Юли. Я предположил, что служанка, которая всегда была при Хриз, не могла не знать о их судьбе, и не ошибся. На рисунке Юля выглядела мечтательно-задумчивой, ее взгляд был устремлен вдаль, руки сложены на животе… Платье слишком просторное, чтобы наверняка сказать, однако я догадался, что Милагрос знала о беременности княжны. При этом Юля не выглядела несчастной, на ее устах блуждала рассеянная улыбка. А что, если?.. Либо Милагрос заблуждалась, либо… А вдруг это ребенок вояга?.. И Юля хранит память о своем муже, томясь в неволе и оберегая их дитя. Но Хриз упомянула сына именно Антона, и едва ли простодушная княжна могла так легко ее обмануть.

Я отложил портрет Юли и потянулся за изображением самого Антона. Он смотрел на меня чуть устало, прищурив взгляд. Знакомый славный мальчик, однако возмужавший… Разворот плеч, поднятый вверх подбородок, едва заметная складка на лбу… И тут я едва не подпрыгнул на постели. Поднес рисунок к глазам и впился взглядом в правую руку юноши. На безымянном пальце было обручальное кольцо. Как же так?.. Я схватил портрет Юли и вгляделся в ее правую руку. Тоже кольцо, но не то, которое было обнаружено на пепелище дворца, другое… Я похолодел. Подлый план Хриз предстал во всей красе. Она решила заполучить наследника… Если она признает Антона своим братом, скажем, незаконнорожденным, но уже женатым на единственной внучке великого князя… Тот ничего не сможет сделать, пока его правнук в руках мерзавки. Хриз сможет диктовать свою волю не только северным землям, но и Великому Кераимскому княжеству… Или даже объединить их в единое государство… Нет, стоп! Ведь вояг Густав жив! Пусть валяется бревном и пускает пузыри, но жив! А Юля все еще замужем за ним. Что-то в планах Хриз не сходилось. До боли в глазах я разглядывал портреты, силясь по мелким деталям получить подсказку, где могут держать княжну, но увы… Либо Милагрос и сама этого не знала, либо умела скрыла на своих рисунках.

Визит казначея ордена когниматов был ожидаем. Я помнил о неосторожной обмолвке отца Васуария о проклятом золоте и решил копнуть в этом направлении.

— Вы переменили свое решение, фрон Тиффано? — в лоб спросил меня церковник. — Могу я узнать, почему?

— Мне кое-что пообещали, — не покривив душой, ответил я. — Однако теперь я засомневался в том, что получу обещанное.

— И что же вам пообещали?

— Четверть.

— Хм… — отец Васуарий был не из тех, кого можно легко провести. — Четверть чего?

— Проклятого золота.

Он нервно сглотнул и стянул очки с носа, принялся их протирать, не сводя с меня подслеповатого взгляда.

— Очень смело.

— И слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ведь это похоже на дележ шкуры неубитого медведя. Я же прав? Золото так и не нашли?

— Это дело времени. Кстати, светлая вояжна не упоминала о вашем интересе.

— Ну разумеется… — протянул я. — Это так удобно… Списать все на ухудшение памяти… Однако если так пойдет дальше, я буду вынужден настаивать на том, что она недееспособна, раз не способна удержать в памяти данные обещания.

— Не надо горячиться, — встревожился казначей. — Экспедиция на блуждающий остров будет снаряжена в самое ближайшее время. Мы сможем все уладить… Однако, может вы тоже запамятовали? Может, десять?

— Двадцать, — не моргнув глазом, начал торговаться я. — Когда отправление?

— Давайте сойдемся на пятнадцати. Самое малое, через неделю…

— Пятнадцать? И только через неделю? Ну не знаю, не знаю… А откуда выйдет корабль?

— Из Льема. Раньше никак. Торопиться в таком деле нельзя. Так по рукам? Пятнадцать? И полное содействие с Орденом Пяти?..

Я смутно помнил отца, почти не помнил его лица или улыбки, но воспоминания об утренних рыбалках с ним остались со мной навсегда. Это было самое замечательное время. Отец будил меня задолго до рассвета, и мы тихо, словно воры, одевались и собирались, чтобы не разбудить маму, потом в сером тумане брели к пристани, отвязывали лодку, забирались в нее и гребли навстречу рассвету, торопясь успеть до прилива. Солнце вставало над синевой моря и взрезало пелену тумана острыми лучами. Поднимался легкий ветерок, целый мир просыпался вместе с нами. Тихое покачивание на волнах, бирюзовое сказочное царство на многие мили вокруг и долгожданный серебристый всплеск рыбы… Охотничий азарт и гордость от пусть мелкого, но своего улова… А еще я прекрасно помнил советы отца. "Не торопись. Клюет? Не подсекай сразу, дай время заглотить крючок…" Вот и сейчас я чувствовал себя похоже. Хриз клюнула, но могла в любой момент сорваться с удочки. Нельзя было торопиться, но и слишком долго выжидать тоже не следовало.

Я больше не упоминал Антона и беременную княжну, зато изводил свою вынужденную сиделку капризами и глупыми придирками, время от времени напоминая ей что-нибудь из прошлого и проверяя, что именно она помнит, а что нет. Я заставлял светлую вояжну готовить для меня лично, но при этом она должна была разделить со мной трапезу (я опасался отравы), потом выдумывал какое-нибудь занятие, чтобы удержать ее подольше возле себя и не дать возможности сосредоточиться на интригах. Она должна была менять мои повязки, брить меня, читать вслух газеты, записывать мои измышления о принципах построения Искры, а еще отчитываться о том, как провела день… И да, обязательным ритуалом стал дежурный поцелуй на прощание.

Хриз огрызалась, грубила, шипела, злилась, пару раз меняя повязку, больно оцарапала меня, один раз прикусила мне губу во время поцелуя, но ее страх передо мной понемногу исчезал. Она привыкала… Я ловил ее заинтересованные взгляды, когда она втирала целебную мазь в ожоги на моей груди, замечал ее поглаживания по щеке, когда она проверяла, насколько гладко получилось побрить меня, чувствовал, что она больше не вздрагивает, когда я опираюсь на ее плечо, прохаживаясь по палате, а наоборот, сама прижимается ко мне и помещает мою руку себе на талию…

Как-то она вывела меня из равновесия рассказами о выборе подвенечного платья и достоинствах ее будущего супруга, и я сглупил — потянулся к символу на ее груди. Отклик был ошеломительным. Словно бешеная кошка, она накинулась на меня, норовя выцарапать глаза, но я уже был не столь беззащитен, поэтому перехватил ее и повалил на постель, навалившись сверху.

— Ваш будущий супруг, — процедил я, понимая, что или сейчас, или никогда, — заподозрил неладное с вашим братом. Письма! Зря вы так рисковали. Он перехватил корреспонденцию и уже послал в….

Тут я закашлялся, пробормотав нечто нечленораздельное.

— … послал за ними своих головорезов.

Она обмякла, перестав дышать. Пора было подсекать!

— Но если вы отдадитесь мне прямо сейчас, то я велю своему варду перехватить гвардейцев.

С этими словами я опустил руку, задирая подол ее платья и недвусмысленно вклиниваясь коленом между ее ног. Она какое-то время сверлила меня бешеным взглядом, потом со всей дури стукнулась лбом с моей челюстью. Голова аж загудела. Хриз заехала коленом мне в пах и сбросила на пол. От жуткой боли я скрючился пополам, беспомощно глотая воздух. Перед моим взором возникли ее изящные туфельки с острыми каблучками. Она добавила еще пару ударов в живот, потом схватила меня за отросшие волосы и приложила головой о пол. Повернулась и ушла, не сказав ни слова. Я валялся, задыхаясь от боли, и гадал… Поймал или нет? Велька был предупрежден. За Хриз была установлена плотная слежка, и если она решит предупредить Антона, то ее письмо или распоряжения смогут перехватить…

Она исчезла. Не пришла и не принесла мне ужин, как положено, и я потребовал к себе Федосея. Но тот появился лишь утром, был мрачен и ворчлив, а еще явно что-то скрывал. Плешивец заявил, что хорош уже тут валяться, мол, здоров и на мне пахать можно, а кроме того, император желает срочно видеть меня во дворце по важному делу. От Вельки никаких известий не было. С самыми дурными предчувствиями, уже жалея, что вообще затеял эту игру с Хриз, я отправился на встречу.

До этого мне не приходилось бывать в Паллавийском дворце, и я был приятно удивлен сдержанной роскошью и вкусом внутреннего убранства. Двое гвардейцев сопроводили меня в кабинет Его Величества. Фердинанд Второй ждал возле окна, заложив руки за спину и вглядываясь в безбрежный парк зелени перед дворцом. Войдя, я не сразу заметил, что в кабинете есть еще один человек. Магистр Рихард сидел в темном углу совершенно неподвижно, и его можно было принять за причудливую тень от тяжелых портьер, если бы не блеснувший на пальце золотой перстень.

— Что случилось, Ваше Величество? — спросил я без обиняков.

Он обернулся ко мне и кивнул на стол, заваленный бумагами.

— Орден Пяти объявил войну отступникам.

Пол ушел у меня из-под ног, и я едва успел схватиться за спинку кресла и кое-как сесть в него. Мысли лихорадочно заметались. Я же просил, умолял отца Павла дать мне время, чтобы все уладить! Только не папская гвардия!..

— А папская гвардия, — глухо продолжал император, — заняла Гельдербуржский гарнизон и Соляной замок. Церковники грозят выкурить нас, словно крыс, если…

— Если что? — быстро спросил я. — Если Орден выставил условия, значит, еще есть шанс уладить все миром…

— Если им немедленно не выдадут светлую вояжну Ланстикун, что никак невозможно. Она пропала.

— Как? Почему? Я не разрешал…

Я не успевал за всеми новостями, что на меня обрушивались.

— Это похвально, что вы еще в состоянии шутить, — сухо заметил император и сел напротив меня, сцепив пальцы в замок. — Но моя невеста не обязана испрашивать вашего разрешения. Лучше ответьте, что между вами произошло? Почему она устроила мне скандал и бесследно исчезла из дворца?

Его блекло-голубые глаза неотрывно следили за мной, а на щеке была едва заметная царапина. Скандал? Ему? Почему царапина? Откуда?..

— У светлой вояжны… обострение… ее состояния. Ваше Величество, а какой скандал? Откуда у вас царапина?

— Я не обязан перед вами отчитываться, фрон Тиффано.

— Послушайте, никакой это не отчет! Я же душевед. Мне надо знать, что произошло, чтобы понимать, как далеко бредовые идеи могли завести мою пациентку!..

Фердинанд встал из-за стола и сложил руки на груди в величественной позе полководца, обозревающего свои войска на поле боя. Только сейчас он обозревал меня.

— Фрон Тиффано, у вас мужское бессилие?

— Что? — я настолько удивился его вопросу, что даже не рассердился. — Что за глупость?

— Тогда почему светлая вояжна пришла в такое бешенство?

— В смысле?.. — окончательно запутался я.

Он не ответил, пристально глядя на меня, потом с досадой растер ладонью щеку и отвернулся. В тишине кабинета скрипучий голос магистра заставил меня вздрогнуть.

— Фрон Тиффано, так вы не причастны к исчезновению светлой вояжны?

Я обернулся к старику и помотал головой.

— Ну разумеется, нет!

— Орден Пяти требует вас освободить, взамен дает отсрочку штурма города в три дня.

— Послушайте, я смогу все уладить, только дайте мне возможность встретиться с…

— Отец Валуа уполномочен вести переговоры и ждет вас в Соляном замке.

— Да, я смогу!..

— Но вас никто туда не отпустит, — оборвал меня император. — Не считайте себя умнее всех.

— Вы не понимаете… Вы даже не представляете себе, что такое папская гвардия. А я знаю… Я был в Мирстене, был в осажденном Асаде, видел, во что превратился этот город… Я не хочу, чтобы та же участь постигла Винден… Пожалуйста, поверьте мне.

— Нет.

Слово уронили, как бросают горсть земли в могилу. Слово ударилось о стены, отразилось эхом от стен и затихло. Я понял, что это конец. Нам всем конец…

Ну разумеется, я просил, умолял, требовал и угрожал, но все было тщетно. Император остался глух к моим речам и не поверил, что я непричастен к исчезновению Хриз. Двое гвардейцев выволокли меня из его кабинета, а Федосей уже поджидал за дверью, ворча, что опять ему работенки прибыло…

Я шел без какого-либо сопротивления, слишком потрясенный и разбитый. Меня грубо запихнули в закрытый экипаж и повезли обратно в крепость. Война… Та самая, которую грозила развязать Хриз… Почему? Где я ошибся?.. Почему император вдруг спросил про мужское бессилие? Безумица меня раскусила? Но как? И куда она делась?

Раздался оглушительный взрыв. Экипаж вильнул и едва не опрокинулся. Извозчик хлестнул лошадей и погнал их по мостовой во весь опор. Что там? Я хотел поднять шторку и выглянуть в окно, но получил под ребра от гвардейца. Дикое лошадиное ржание, выстрел, вскрик извозчика… Колесо не выдержало и сломалось, экипаж перевернулся. Все перемешалось в пеструю кучу, окутанную густым едким облаком. Звон клинков, еще один выстрел. Я пытался выползти из-под придавившей меня дверцы, но ноги не слушались. В бедре пульсировала боль. Оглянувшись, я увидел, что на мне лежит тело гвардейца с простреленной головой. Тошнота подкатила к горлу. Кто-то схватил меня за шиворот и вздернул на ноги.

— Фрон, не ранены? Сейчас-сейчас, погодите!..

Я узнал голос Вельки. Разгромленный экипаж, бьющиеся в конвульсии лошади, мертвые красномундирники и расплывающееся пятно крови у меня на штанине. Перед глазами сгустился туман, и я потерял сознание.

Кто-то заботливо обтирал мне лицо и прикладывал прохладную ладонь к пылающему лбу. Было так приятно, что открывать глаза вовсе не хотелось.

— Ну че, как он? — шепот казался громогласным, от него хотелось зажмуриться еще сильнее.

— Жар уже спал…

Второй шепот был мягче и приятнее, и я решил открыть глаза.

Надо мной склонились двое. Бесцветная тень в маске и взъерошенный, перепачканный порохом и сажей разбойник с большой дороги. Луиджиа и Велька. Они отпрянули и радостно переглянулись между собой.

— Где я? — простонал я и попытался сесть.

— Лежите! — возмутилась Лу и надавила мне на плечи, укладывая обратно.

— В замке вы, фрон, — чуть виновато сказал Велька. — Вы уж простите, что вас взрывом задело.

— В замке? Сколько времени прошло? Где Хриз?

Глаза парня забегали, сухощавое лицо вытянулось. Он мотнул головой, и Лу все поняла без слов.

— Пойду бульон согрею, — вздохнула она. — Только не давай воли господину Тиффано. Ему надо лежать, иначе швы разойдутся.

Она вышла из комнаты, и я наконец позволил себе откинуть одеяло и привстать, опираясь на подушки. Нога выше колена была туго перемотана, но повязка, хоть и была свежей, уже успела намокнуть от крови по краям.

— Так что произошло? Выкладывай все, Велька.

Он пожал плечами.

— Следил я за вояжной, фрон, как вы велели, только… Когда она от вас вылетела, струхнул я, так у нее рожа была перекошена от злости. Ровно кошка бешеная шипела. Мне не по себе сделалось… — он в испуге сотворил защитный символ в воздухе. — Подумал еще, как бы она с вами чего не сделала. А когда она во дворец понеслась, понял я, что плохо дело. Фрон, уж вы поверьте мне, я бабскую натуру знаю! Как удумают гадость, так ни перед чем не остановятся! Тогда-то я и понял, что пора… Пора вас выручать из ее лап! А план у меня давно готов был, ну и ваша инквизиторша подсобила.

— Нишка? — удивился я. — Где она?

— Так тут, в замке. Все кодло церковное тут.

Я схватился за голову, вспомнив слова магистра об Ордене Пяти. Надо срочно встретиться с отцом Валуа!

— Погоди!.. А как же имперский гарнизон? Их же сюда направили, поэтому я и велел воеводе…

— Так папские гвардейцы раньше приперлись, — развел руками Велька и шмыгнул носом. — Кто успел, тот и съел. Чего ж такое делается, а, фрон? Сказывают, войне быть…

— Война, война… А как же Хриз? Почему ты бросил за ней следить?!?

— Фрон! Ну мне же вас выручать надобно было!

— Светлая вояжна исчезла! В неизвестном направлении! Это хуже любой войны! Где отец Валуа? Я хочу его видеть!

— Вам бы отлежаться и…

Не слушая уговоров Вельки, я поковылял к двери, столкнулся в коридоре с Лу, несущей мне ароматный куриный бульон, и оказался позорно возвращен в постель. Девушка заявила, чтобы я лежал, она сама приведет ко мне отца Валуа.

Круглое лицо церковника, кроткий взгляд через очки, абсолютная безмятежность… и такие страшные слова. Мне казалось, что я схожу с ума.

— Черная лихорадка?!?

— Увы, сын мой… Город обречен. Наш долг — остановить распространения заразы.

— Но как? Откуда она взялась? Может, вы ошиблись? Это невозможно!

— По нашим сведениям, первым заболел генерал Вальцкерт.

— Его отравили!

— Причиной его смерти действительно стал яд, — спокойно согласился отец Валуа. — Но генерал был болен. Ему просто повезло умереть раньше, чем его сожрала черная лихорадка. От силы за пару недель он бы сгорел. Сын мой, ну ты же сам видел его… Вспомни.

Я нахмурился, и в памяти всплыл тот страшный суд. Вот Хриз обвиняет генерала во лжи, вот хватает его за воротник мундира и дергает, обнажая шею… с мелкими язвочками… Его кожа… Темная, разрисованная проступившей сеточкой вен… Первый страшный признак болезни! Я зажмурился и застонал. Хриз прикасалась к больному!

— Нет!..

— Теперь ты понимаешь? Медлить нельзя. Пока случаи заболеваний единичны, пока не началась паника, нам нужно выкурить из города Шестую…

Я потрясенно уставился на церковника. Перед мысленным взором встали лица всех тех, кто остался в Виндене: Лешуа, Милагрос, ее дочь с женихом, воевода и его беспокойное семейство… и Хриз…

— Выкурить? Надо спасать людей! Надо что-то делать! Нельзя вот так просто сидеть и смотреть, пока они там умирают! Хотя бы изолировать больных, чтобы уменьшить заражение!..

Отец Валуа покачал головой и поправил очки.

— Это отступники…

— Что?!? — взорвался я. — Там живут обычные люди! Женщины, дети, старики! Никакие они не отступники! Откуда там вообще взялась эта зараза? Или?..

От страшного подозрения перехватило горло.

— Или это Орден?.. Это вы… принесли заразу? Орден специально заразил город?

Церковник вздохнул и смиренно сложил руки на коленях, укоризненно глядя на меня.

— А я смотрю, эта девка тебе здорово мозги промыла, — вдруг хмыкнул он, переходя на фамильярный тон. — Послушай, что я тебе скажу, Кысей. Ты многого не знаешь…

— Хватит! Хватит этих многозначительных намеков! Хоть раз в жизни имейте смелость признаться в злодеяниях!

— Черная лихорадка — это кара Единого за отступничество. Когда Шестая обнародовала Завет…

— Тогда вы и решили угробить целый город? — ужаснулся я. — И назвать этой карой Единого?

— Нет. Орден ничего такого не делал. Знаешь, почему? Потому что незачем. Все произошло без нашего участия. Так всегда происходило и будет происходить. Как ты думаешь, почему Завет так строго охранялся? Думаешь, из-за нелепой прихоти? Из-за глупой традиции? Нет! Потому что безумие заразно, Кысей! Те письмена несут в себе страшную силу. Они смущают умы и пробуждают демонов души человеческой в самом чистом праведнике!..

— Как? Как они могут что-то пробуждать, если это бессмысленный набор букв и цифр?

Он сдернул очки и яростно растер переносицу.

— Для большинства, да. Но найдутся пытливые разумы, которые увидят в этом смысл, разгадают и тогда… Я не могу тебе объяснить. Не тот уровень посвящения. Но Орден всегда стоял на страже запретных знаний. Не все можно знать… без последствий. Просто подумай. Когда Завет попал в руки Шестой, что обрушилось на город?

Я медленно покачал головой.

— Приливная волна? Она была много позже, и никакого отношения к Хриз…

— В стихии тоже был виноват Орден Пяти?

— Нет, но…

— А что произошло в столице? Напомнить тебе? Сначала пересохла Ясная купель, тысячу лет питающая Испытание веры, потом случился дворцовый переворот, только чудом не обернувшийся погромами и кровопролитной гражданской войной…

— Это все не так!..

— Скажешь, совпадения? — его ехидная интонация была неподражаемой, и меня передернуло от отвращения. — Не слишком ли много совпадений, мальчик мой?

— Не смейте меня так называть! — вспылил я. — Вы не мой наставник! Вы утверждаете, что черная лихорадка — следствие обнародования Завета? Но ведь Шестая опубликовала текст в газетах по всему княжеству! В других городах тоже лихорадка?

— Нет. Часть тиража нам удалось изъять, остальное безумие… спит. Спит в разумах людей, чтобы при малейшем потрясении обернуться страшными последствиями. А они будут. Непременно. Орден Пяти всего лишь пытается остановить надвигающуюся бурю…

— И спасти мир? — горько спросил я, некстати вспомнив странные слова Хриз.

— Да, — с печальной торжественностью кивнул церковник. — Спасти то, что еще можно спасти. А для этого нам нужна Шестая. Ты должен вернуться в город и убедить ее отправиться с тобой в замок. Тебе лихорадка не страшна, раз переболев ею, ты больше не можешь заразиться. Ты ничем не рискуешь.

— И зачем вам Шестая?

— Кысей, ты же хочешь спасти город? И остальных? Спасти мир? Для этого нужна Шестая.

— Зачем? — упрямо спросил я. — Я хочу знать. Что вы с ней собираетесь делать?

— Отправить ее к Источнику.

— Не понимаю… К какому еще Источнику?

— Источнику всего сущего. Только его безграничная мощь может смыть все безумные грехи людей, накопленные в проклятом Шестом, и очистить наш мир. Двести лет назад Орден не смог… не смог привести Шестую к Источнику. Последствия тебе известны. Но сейчас все будет в стократ хуже. Догадываешься, почему?

— Потому что грехов накопилось слишком много? — с трудом выговорил я.

— Вот именно! Мы даже не подозревали, как много! Иначе бы… Кысей, эта девка — ходячая бомба! И она вот-вот разорвется! Что хочешь делай, но притащи ее в замок. Или мы просто уничтожим этот город вместе с ней. У нас-то есть Искра, в отличие от имперских глупцов…

— Искра? — переспросил я, пораженный. — Она действительно существует?

Отец Валуа рассеяно кивнул, встал и подошел к окну, заложив руки за спину.

— Как только ты немного оправишься, прошу тебя, не мешкай, сразу возвращайся в город. В помощь с тобой отправятся папские гвардейцы. Лучшие из лучших. Доберись до Шестой…

— Она исчезла.

— Что?

Он быстро обернулся ко мне и уставился с подозрением.

— Светлая вояжна Ланстикун исчезла из дворца.

— Она к тебе неровно дышит, так что стоит тебе появиться в Виндене, как…

— Уже нет.

— Да что с тобой такое! Почему ты ищешь отговорки вместо того, чтобы искать пути!

— Это не отговорки. Шестая меня не помнит. Вся ее страсть ко мне испарилась вместе с ее памятью…

Мои слова произвели неожиданное воздействие на церковника. Он побледнел, как мел, и пошатнулся, ухватившись за тяжелую портьеру и едва не сорвав ее с карниза.

— Что с вами? — привстал я на кровати. — Вам нехорошо? Отец Валуа?

Я едва успел выскочить с постели, подставить свое плечо и подхватить его под локоть. Церковника била крупная дрожь.

— Только не это!.. — шептал он и повторял. — Только не сейчас… нет-нет-нет!.. Но символ… ее память…

Морщась от боли в раненной ноге, я подвел его ко стулу и насильно усадил, потом крепко взял за плечи и встряхнул так, что у него клацнули зубы. На лбу у бедняги выступила испарина.

— А ну выкладывайте все! Что не так с ее памятью?

— Она и есть память! Ты до сих пор еще не понял? Память! Наше проклятие и спасение!.. Но почему это происходит? Из-за символа? Зачем ты отдал его!

Он сейчас сделался сам похожим на сумасшедшего, бормоча себе под нос какую-то нелепицу. Я вспомнил, как Хриз хвасталась абсолютной памятью… Но толку от способности помнить мельчайшие детали, если она не помнит главного — меня! Хотя она и раньше не все помнила. А эти ее приступы?..

— При чем здесь символ?

Отец Валуа вдруг взвился с места и схватил меня за грудки.

— Ты чувствуешь что-нибудь чужое? Вспоминаешь?.. То, что тебе не принадлежит? Не твои воспоминания? Видения? Кошмары? Или даже… колдовство?..

— Я не псих, — резко ответил я и оттолкнул его от себя. — Из нас двоих странно ведете себя вы, а не я! Так что это еще вопрос, кто из нас сумасшедший!..

— Не дерзи, — пробормотал церковник и неожиданно рванул на мне рубашку.

— Что за?..

Он стал шарить ладонью по моей груди, и за грудиной словно вспыхнул жгучий огонь, выедая всю кровь. Я не мог пошевелиться, не мог дышать и говорить, мне казалось, что меня живьем режут на мелкие кусочки и скармливают их пламени… Символ сиял на груди, проступая алым плетением и перетекая в ладонь церковника. А потом в глазах потемнело…

Очнувшись, я помнил. Помнил то, чего раньше не знал. Искры не было. Вернее, она была… когда-то давно… в Соляном замке… Но исчезла. Церковники не знали, куда, но надеялись найти ее здесь. Отец Валуа блефовал, говоря, что Орден Пяти может уничтожит Винден…

Голова трещала. Я валялся в постели и бессмысленно таращился в потолок. Искра была чем-то настолько запредельно мощным, что использовать ее было запрещено даже Ордену Пяти. Кем запрещено? Этого я не знал. Или не помнил. Не помнил и того, что вообще собой представляла Искра. Странный размытый образ чего-то пугающе алого. Я попытался еще раз выстроить связную картину.

Шестая была памятью. Последней добродетелью, которая одновременно оборачивалась грехом, если ее не очистить в Источнике. Шестая помнила то, что ей самой не принадлежало. Орден Пяти тоже хранил память, но избирательно, тщательно очищая и пряча то, что могло навредить человеческим душам, то, что знать было рано или опасно… Но его память была лишь десятой долей того, что помнила Шестая… Вся память человечества? Помнила, но не знала… Словно запертая дверь библиотеки, ключ от которой был давно утерян. Шестую надо было привести к Источнику. Эта чужая мысль засела у меня в сознании, словно пылающая игла, воткнутая в мозг. Я не знал и не помнил, что произойдет с Шестой, когда она войдет в Источник, но догадывался, что ничего хорошего. Хриз оттуда не вернется. Что такое Источник всего сущего? Смутное воспоминание чего-то грандиозного, невероятной мощи, накопленной за века, нет, даже за тысячелетия… И тревожное ощущение, как будто стоишь перед разворошенным осиным гнездом, гудящим и готовым взорваться… Это не Хриз могла взорваться, а Источник!.. Но я должен привести ее к Источнику, должен, должен. Ради спасения мира. Я глубоко вдохнул-выдохнул и начал молиться. Очистить разум… успокоиться… не думать… просто действовать.

Мое возвращение в Винден было тайным, в сопровождении пятерки папских гвардейцев, переодетых купцами. Город гудел слухами, что невесту императора похитил похотливый церковник. Это вызвало всплеск гневного возмущения против произвола Святого Престола. Люди громили церкви, изгоняли священников, проклинали Единого. Я видел, как то же самое происходило в Асаде. Винден тронула страшная плесень разложения, бравшая свое начало вовсе не в черной лихорадке, а в разумах людей, которые отвернулись от бога, отринули веру… Видел я и заболевших. Или мне только казалось, что тощая нищенка тянет ко мне руку с черными вздутыми венами? А толстый, надрывно кашляющий торговец прячет в карман платок с кровавой мокротой? Я шел по улицам обреченного города и не думал. Запрещал себе думать. Хриз смогла остановить волну. Боже Единый, спаси и помилуй, я приведу Шестую к Источнику. Колдовство или скрытая сила священного знания? А если ее память не исчезала, а вытеснялась другими воспоминаниями, как стопка книг, рушащаяся под собственным весом? Боже Единый, ты милостив и всемогущ, я приведу к тебе Шестую. Сможет ли она остановить заразу? Боже Единый, даруй исцеление заблудшим душам, прими и душу Шестой, которую я приведу… Где же может быть эта дрянь?.. Прости меня господи.

Ведомый наитием, я обходил злачные места, коих развелось так много, что казалось, порочная бесконечность сжимает свои кольца вокруг меня… Я был не уверен, что Хриз вообще осталась в городе, но она так хотела замуж… Едва ли что-то могло заставить ее отказаться от своих планов. Даже если она почуяла фальшь во мне, не поверила в мою похоть, оскорбилась, то скандал императору?.. Ему-то за что? Или он тоже ею пренебрег?.. И тут мне вспомнилось то, что произошло в столице. Опиум. Сладкая отрава, позволяющая забыться. Хождение в сновидениях, позволяющее заглянуть туда, куда нет хода! Если я прав, то Хриз невероятно тяжело вмещать все в своей памяти, и она попытается избавиться хотя бы на время от тяжкого бремени, а еще узнать то, что скрывает ее разум, погрузившись в опиумные сны. Надо искать подпольный притон для курильщиков.

Самый отвратительный из виденных, этот притон был похож на грязную пасть, источающую гнилую вонь опиумного дыма. Я прикрыл рот платком, пригнулся, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку, и вошел. Густой от дыма воздух скрывал несколько низких столов, двух увядших девиц с мясистым кавалером, который мечтательно лапал их и посасывал кальян. Сонный мальчик с морщинистым лицом появился из дурмана и спросил, чего фрон желает. Фрон желал Хриз.

— Я ищу кое-кого.

Бросив в подставленную ладонь золотой, я огляделся и стал методично проверять каждого посетителя этого убогого места. И нашел Хриз. Она скрючилась на грязной лежанке, ее глаза были открыты, но взгляд блуждал где-то далеко, за гранью грез. Снаружи меня ждали гвардейцы. Избавиться от них не получилось. Схватить ее на руки и унести. Но я не хочу отдавать ее Источнику!.. Я должен… должен привести Шестую… Но не хочу!

— Хриз, очнись, пожалуйста… — тронул я ее за плечо, а потом осторожно усадил, прислонив к стене. — Посмотри на меня.

Задурманенный опиумом взор остановился на мне, зрачки глаз сузились до крошечных точек. Лицо исказила ярость. Я поднял руки и быстро сказал:

— В городе черная лихорадка. Орден Пяти хочет заманить тебя к Источнику. Им нужна твоя память… Пошли со мной. Не верь мне. У них есть Искра, они уничтожат город. Не верь мне. У тебя же есть грибной эликсир? Излечись и беги. Или попробуй…

Раскаленная игла в сознании выросла до размеров кола и стала вкручиваться в затылок, отдаваясь безумной болью в груди. Но я выдавил, задыхаясь и корчась у ног Хриз:

— Попробуй спасти их…

Шестая перевела взгляд на ворвавшихся в притон гвардейцев и кровожадно улыбнулась:

— Мяско…