Тени забытой шестой

ГЛАВА 17. Кысей Тиффано

— Остановите этот балаган! Немедленно! — крикнул я, пробираясь сквозь плотную толпу.

Велька орудовал локтями сбоку от меня, но мы безнадежно опаздывали. Ощущение того, что это все уже было, было и вновь повторялось, крепло с каждым вздохом и с каждым отвоеванным шагом. Опять опоздал! Когда она успела все провернуть?!?

— Эта женщина! Самозванка! — надрывался я, прорываясь к стоящей на капитанском мостике Хриз. — Не верьте ей! Задержите ее!.. Немедленно!

Когда в придорожной таверне я услышал о творящихся в Льеме странностях и подозрительной экспедиции за душой Синего пятикнижника, то сразу же нанял шайку головорезов, которые сейчас с боем пробивались через местную стражу к шлюзовой башне. Если у них получится захватить ее и опустить уровень воды в заливе, то «Синеглазый Ангел» прочно сядет на мель прямо у причала.

В какой-то момент я поймал торжествующий взгляд Хриз, брошенный на меня. Она продолжала вещать что-то невообразимо пафосное, и мой голос тонул в реве толпы, который ей вторил. А потом мерзавка накинула на голову капюшон и воздела руки к небу, заклиная Единого явить ей величайшую милость и защитить от нападок. Неожиданно яркая вспышка зеленого пламени, объявшая ее фигуру, заставила всех охнуть, а меня споткнуться. Сделалось необычайно тихо. Столб густого черного дыма окутал капитанский мостик, а потом… Налетевший порыв ветра развеял дымовое облако. Пусто! Никого! И только заходился в кашле капитан, пытаясь отогнать остатки дыма. Бандитского вида головорез в треуголке и длинном рваном плаще подошел в развалочку и поднял над головой серебряную статуэтку… Господи, да это же реликвия заступницы Милагрос! Она сверкнула в лучах солнца, и тут толпа охнула во второй раз. Световой поток оказался настолько мощным, что в воздухе под его напором дрожали пылинки. Луч света указывал куда-то наверх, и взгляды всех до единого, и мой не стал исключением, устремились вслед за ним. На вершине уступа, где прямо в скале была вырублена шлюзовая башня, появилась знакомая фигура в черном балахоне. На ветру из-под капюшона развевалась белокурая коса, которая сияла на солнце расплавленным золотом. Хриз раскинула руки, как будто собиралась взлететь… и шагнула вниз. У меня внутри все обмерло.

— Нет! — взвыл я. — НЕТ!!!

Секунды превратились в тягучие капли масла, которые неумолимо стекали одна за другой. Черный балахон раздулся в падении, трепеща под напором ветра, а потом еще одна вспышка… Медленно, как будто ползущая черепаха, время неотвратимо несло объятую зеленым пламенем и дымом Хриз к острым скалам… И тут дымовое облако опять рассеялось, и громадная черная птица с зеленоватым свечением на крыльях тяжело и как будто неуверенно взмахнула крыльями… ловя ветер и унося в синюю даль мое сердце…

— Неужто черный альбатрос? Знамение удачи!..

— Благословение Шестой!.. Чудо!.. Она превратилась в птицу удачи!..

— Милость Единого! Черный альбатрос!.. Ура!..

— Черный!.. Он черный! Ты видел?!? Видел, как она обернулась?.. Помилуй Единый! Мы спасены!

— Пусть Шестая унесет наши кошмары! Попутного ей ветра!..

Стихийное брожение умов в толпе, начавшееся незаметно, теперь взорвалось и выплеснулось, подобно перестоявшему дрожжевому тесту. Люди словно сошли с ума, дикие восклицания бичевали воздух и грозили неведомому Синему пятикнижнику. Благоговейный экстаз смешивался с ужасом и превращался в какое-то бесконечное волнение человеческого моря. До меня никому не было дела. Я рвался к башне, крича Вельке, чтоб он задержал корабль до выяснения обстоятельств. Мысли путались. Неужели она опять колдовала? И где тогда теперь? Куда она улетела? Где ее искать?!?

Я бессильно смотрел вслед уходящему «Синеглазому Ангелу», по колено стоя в воде и сжимая в руке грязный обрывок черного балахона. В другой руке у меня была зажата светлая коса. Дрянь! Опять всех провела!.. Воды бухты лениво подбивали к моим сапогам прочие улики: птичьи перья, с которых море уже успело вымыть черную краску, остатки клетки из деревянных прутиков, несколько порванных бычьих пузырей. На разноцветных рифах, выступающих из воды, сверкали осколки разбитого зеркальца. Фокусница, мать ее!..

Я не сомневался, что Хриз никуда не исчезала с корабля, а просто скрылась с глаз зрителей, готовых поверить в чудо, особенно такое эффектное, как исчезновение в клубах дыма. И я дурак! Я тоже поверил в то, что она могла вот так просто взять и переместиться из одной точки пространства в другую!.. Идиот!

Вода отступала от берега, откачиваемая мощной шлюзовой системой города, но было уже поздно. Корабль издевательски сверкнул напоследок белоснежным парусом и растворился в линии горизонта. Я скрипнул зубами и стал выгребать из воды доказательства. Найду и удавлю того, кто помогал ей с этим балаганом.

— Пустите меня! — рявкнул я, пытаясь отодвинуть в сторону отца Васуария и второго когнимата. — Хочу засвидетельствовать свое почтение новому воягу северных земель!.. Прямо по морде и засвидетельствую!

Антон сумрачно взглянул на меня, его глаза потемнели до цвета ночного неба.

— Пустите его, — буркнул он.

— Но… Эм… Ваша светлость?..

Я оттолкнул в сторону бывшего казначея ордена и в два шага оказался возле Антона. Заехал ему кулаком в челюсть так, что голова мотнулась из стороны в сторону, но мерзавец продолжал упрямо стоять и даже не попытался вытереть кровь из разбитой губы. Тогда я схватил его за грудки и встряхнул.

— Куда она отправилась? Говори! Живо!

Его сходство с сестрой сделалось поразительным, словно облик Хриз проступил в каждой черточке. Антон прищурился и выплюнул:

— Вам ее все равно не остановить!..

За дверью раздалось лязганье оружия. Брань Вельки, предупредительные окрики, возня, глухой стук тела, а потом дверь просто вынесли. В контору портового начальника ворвались мои люди.

— Я протестую, — вкрадчиво заметил второй когнимат. — Вы не знаете, с кем имеете дело, господин… эмм? Как вас там?

Верховный подскарбий ордена Джемми Вислоухий протестовал и угрожал так искусно, что шестерка нанятых головорезов переглянулась между собой, а потом их старший неохотно заявил:

— Тут такое дело, мастер… Вы уж дальше сами.

Они стали медленно отодвигаться к двери.

— Что? — не поверил я своим ушам. — Я дал вам щедрый аванс!.. И заплачу по окончанию дела втрое больше!

В глазах двоих из шестерки, самых молодых, мелькнуло сомнение пополам с жадностью, но старший пресек все на корню:

— Золото, мастер, сегодня есть… а завтра — фьють и нет его!.. А нам, славным честным парням, здеся еще орудо… ну то есть работать.

Он подтолкнул плечом рыжего малого, который хотел было что-то возразить, и тот захлопнул рот и ожесточенно закивал головой, соглашаясь с авторитетом главаря.

— Вот и правильно, ребятки, — ласково похвалил их подскарбий. — Не шалите больше.

Погрозил головорезам пальцем и повернулся ко мне.

— Итак, господин Тиффано, я выслушал ваши претензии и совершенно не понимаю, чем могу вам помочь… И не надо делать такое страшное лицо. Мы же цивилизованные люди… Эй!.. Оххх…

Моя цивилизованность стремительно улетучивалась, пока я сжимал горло этого проходимца, по недомыслию причисленного к священнослужителям. И если бы Велька на пару с Антоном не оттащил меня, то на одного когнимата в мире бы стало меньше.

— Я думаю, нам всем надо сесть, успокоиться и обсудить сложившуюся ситуацию, — в грозной тишине раздался робкий голос отца Васуария.

— Вы мне угрожаете?

— Вы понимаете, что покрываете Проклятую Шестую? Если об этом станет известно, то весь гнев Ордена Пяти обрушится на ваш клятый город!

— Избавьте меня от этих банальностей. Ничего они не обрушат, иначе останутся с голым задом.

— Не все покупается!

— Да? — искренне заинтересовался Джемми. — А например?

— Не передергивайте! Какой у вас интерес помогать ей? Или вы все еще расчитываете на проклятое золото?

Наконец-то я нащупал их слабое место. Когниматы переглянулись между собой, и я успокоился, почти полностью овладев собой.

— Ну разумеется… — протянул я и потарабанил пальцами по столу, поглядывая на Антона. — Вы не поняли? Она не собирается возвращаться. Даже если это самое проклятое золото и в самом деле существует… И сделаем второе невероятное допущение — она его найдет… Так какой ей смысл с ним возвращаться, а? Вот если бы вы были на ее месте, вы бы вернулись? Туда, где вас уже ждут, чтобы отправить на костер?

В глазах отца Васуария появилось сомнение, но Джемми Вислоухий покачал головой.

— Господин Тиффано, это вообще-то не ваше дело, однако слово Цветочек держит, репутацией дорожит, и у нас нет никаких поводов…

— Цветочек? — в притворном изумлении воззрился я на него. — Помилуйте, какой Цветочек? Она уже давно перестала им быть. Проклятая Шестая давно уже потеряла облик человеческий, и все ваши слова для нее, как и дела, пустой звук…

— Глаз… — вдруг побледнел отец Васуарий. — Глаз!

Подскарбий отмахнулся от него.

— Очередной фокус.

— Вы знаете о том, что ее прапрабабка Хризолит Проклятая переродилась? Перестала быть человеком? — вдохновенно пугал я их, однако краем глаза заметил, как вздрогнул и побелел Антон. — Та же участь ждет и эту Шестую! И всех следующих Шестых!

— Мне известны легенды о Шестом, — осторожно заметил подскарбий, с едва уловимой ноткой неуверенности. — Однако…

— Можно как-то остановить перерождение? — вдруг перебил его Антон. — Есть способ?

Я не успел ему ответить. В проеме выбитой двери появились знакомые фигуры. Эмиль и князь Тимофей. Последний шагнул вперед и ледяным тоном поинтересовался:

— Это правда, что здесь объявилась Ланстикун? Я требую, чтоб ее!.. — князь осекся, заметив меня.

Его глаза опасно сузились, сверкнув недобрым зеленым огнем.

— Я должен был догадаться, что без вас здесь не обошлось, господин Тиффано, — с нескрываемым отвращением добавил он.

Эмиль дотронулся до локтя своего благородного родственника и перевел его внимание на другой объект ненависти:

— Вот он. Вот Антон Ланстикун! — и указал на юношу.

Князь медленно повернулся и уставился на новоиспеченного светлого вояга. Антон явно понял, кто перед ним, потому что торопливо вскочил со стула и расправил плечи. Вид у него с разбитой губой был не очень вояжеский, но он все равно постарался произвести на тестя положительное впечатление.

— Ты заплатишь мне за то, что сотворила твоя сестра…

Голос князя дрожал от едва сдерживаемой ярости, однако выдержка и аристократическое воспитание не позволили ему сделать то, что полчаса назад сделал я.

— Эмм… Ваше сиятельство… — встрял Джемми Вислоухий. — Я бы хотел обратить ваше внимание на то, что перед вами не кто-нибудь, а светлый вояг Ланстикун.

— Разница лишь в том, что его не повесят, как бродягу, а отрубят голову, как благородному. Я требую, чтобы власти города немедленно заключили его под стражу! Иначе…

— Ваше сиятельство! — вмешался я. — Боюсь, ваша ненависть направлена не на того. Помогите мне снарядить корабль, чтобы догнать ту, кто действительно повинна во всех несчастьях.

Верховный подскарбий заволновался, нарываться на политический скандал ему явно не хотелось.

— Ваше сиятельство! Думаю, сначала нам надо послать за супругой светлого вояга, а уже потом решать…

— Так у него еще и жена есть? — выгнул бровь князь Тимофей. — Что ж… отправится на каторгу как сообщница.

Эмиль закусил губу и вопросительно взглянул на меня. Я медленно покачал головой. Время стремительно утекало сквозь пальцы, а вместе с секундами уплывал и корабль, унося Хриз все дальше и дальше… Куда? За золотом? Что-то подсказывало мне, что она отправилась не только за золотом. Источник. Она знала, где он, а я нет. И это сводило меня с ума. Однако осознание того факта, что мальчишка знал, куда отправилась его безумная сестричка, давало некоторую надежду. Осталось придумать, как его прижать.

— Присаживайтесь, Ваше сиятельство, — вкрадчиво предложил Джемми Вислоухий. — И вы, Ваша светлость, тоже не стойте столбом… в смысле, тоже присаживайтесь. Давайте дождемся госпожу Остро… в смысле, светлую вояжну… в смысле не ту вояжну, ну она тоже теперь Ланстикун… Эмм… Или ее уже можно назвать воягиней? Да уж…

Подскарбий запутался в сложных превращениях имен, титулов и положений, поэтому замолчал. Я воспользовался паузой:

— Ваше сиятельство, я жду. С каждой минутой Хризокола Ланстикун все дальше! Мне нужен самый быстроходный корабль и команда!

Князь тяжело посмотрел на меня, прозелень его глаз сделалась похожей на топкое болото.

— Когда я услышал о том, что произошло на площади, то сразу же отправил гонца в Зевасталь. Скоро за убийцей моей дочери будет снаряжен весь флот княжества.

Повисло напряженное молчание, все обдумывали сказанное. Спустя несколько минут тишину нарушил робкий вопрос отца Васуария:

— Хм… Кто-нибудь хочет кофе?.. Нет?..

— Ваше сиятельство, даже весь флот княжества не сможет остановить Проклятую Шестую, — начал я свою речь, пока ждали прибытия жены Антона.

Князь надменно взглянул на меня, и я поторопился остановить его возражения.

— Не спорьте, просто выслушайте. Вы все меня послушайте. Легенда о Шестом, увы, не просто легенда, это горькая действительность. Я еще раз хочу напомнить, — с нажимом продолжил я, — что один прецедент уже имеется. Это Хризолит Проклятая. Ее действия двести лет назад привели к страшным последствиям. И Синяя война была лишь одним из них. Что может случится сейчас, если мы не остановим Шестую, трудно представить. А теперь несколько слов о перерождении…

Собственно говоря, вся моя речь была направлена лишь на одного слушателя — Антона. Юноша сидел ровно, сцепив пальцы в замок на столе, и глядя прямо перед собой. Однако при моих последних словах он вздрогнул и поднял на меня взгляд.

— Так вот… — я старался говорить, как можно уверенней, однако вся заковыка была в том, что я и сам не знал, что такое перерождение. — Проклятие Шестой заключается в том, что она носит в себе все знание мира, включая и то, что дает ей возможность как колдовать, так и чудить… в смысле, творить чудеса. Каждые двести лет проклятие набирает силу, то есть знания в Шестой накапливаются, как эээ… вода в закипающем котле…

— И? — напряженно спросил Антон, когда я остановился, судорожно соображая, что врать дальше.

— Ну… эээ… Что произойдет в котле, если в нем кипит вода, а крышка плотно закрыта?

— Его разорвет… — закусил он губу. — А что служит той крышкой? Как ее снять?

Я начинал смутно подозревать, что мои неудачные сравнения завели меня куда-то не туда, но отступать было поздно.

— Крышка… это… это… Это ее память, да! — нашелся я, вспомнив ужас отца Валуа на мое сообщение о том, что Хриз стала забывать. — Ну разумеется, это же так просто… Ее память не вмещает всего, вот и…

Антон часто-часто задышал, и я неожиданно понял, что попал в точку. Хриз явно поделилась с братом и своими планами, и своими страхами.

— И чтобы остановить перерождение, чтобы Хриз не забыла, кто она есть, чтобы не исчезла в своих безумных фантазиях…

— Мне нет никакого дела до этой сумасшедшей убийцы, я просто хочу, чтобы она отправилась на костер! — вдруг резко оборвал меня князь, вставая из-за стола и обращаясь к подскарбию. — Господин Вислоухий, я не намерен больше ждать. Я требую, чтобы…

— Нет дела? Ваше сиятельство, в безумных фантазиях Шестой исчезнет не только она сама, но и весь наш мир! Все мы!

— Это все слова! — отмахнулся князь Тимофей. — Эмиль, ты при оружии. Оставайся здесь сторожить этого…

— Папа?.. — раздался голос у него за спиной.

Черты князя исказились в смертной муке, взгляд лихорадочно заметался и замер в одной точке. В нем читалось отчаяние пополам с сумасшедшей надеждой на чудо… Надеждой, которую так страшно разрушить… поэтому лучше не оборачиваться и продолжать верить в то, что…

— Папа!

Князь, словно пловец перед прыжком со скалы, набрал воздуха в грудь и резко обернулся. В дверном проеме стояла Юля. В простом прогулочном платье из светлой ткани, которое не скрывало ее округлившихся форм, она была чудо как хороша той особенной красотой, которую дарует женщине материнство. Она сильно изменилась, очень сильно. Теперь Юля уже не была изнеженной сиятельной южанкой, той мечтательницей и чудачкой, которую я знал, нет… Сейчас перед нами стояла гордая северная воягиня. Высокая прическа, придерживаемая на голове простой, но изысканной шляпкой-капором, с шелковыми завязками на шее, светло-зеленый зонтик от солнца в одной руке, и поводок во второй. Рядом с хозяйкой гордо выступала огромная… чудовищно огромная… Я таких раньше и не видел… Огромная рыжая кошка, черные кисточки на ушах, мощное тело и хищный взгляд голубых глаз, смотрящих на нас презрительно-надменно. Кошатина громко рыкнула и уселась рядом с хозяйкой, нетерпеливо подрагивая хвостом.

— Юля?.. Это ты?.. — выдохнул князь и, словно пьяный, шагнул к ней.

— Папа, прости меня.

Юля подошла к отцу и взяла его руку в свои ладони. На безымянном пальчике сверкнуло тонкое золотое обручальное колечко, вдруг напомнив мне то, другое, которое я видел во дворце…

— Прости, но я не могла иначе. Не вини Анжи, он ни в чем не виноват…

— Ты жива… Доченька… — не слушал он ее.

Князь провел ладонями по ее плечам, ощупывая и разглядывая дочь так, как будто пытался впитать в себя весь ее образ и боялся, что она растворится, стоит ему моргнуть и проснуться.

— Я жива. Прости, что раньше не сообщила, я не могла…

— А ты?.. — его взгляд опустился с ее лица на округлившийся живот. — Боже мой…

Он погладил живот и радостно спросил:

— Это ребенок вояга?

— Да!.. — поторопился влезть Джемми Вислоухий. — Это ребенок вояга. Ваше сиятельство, позвольте представить вам супругу вояга Ланстикун, светлую вояжну Юлию. Эмм… или все-таки воягиню? Кто-нибудь знает, как правильно?

— Что-о? — повернулся к нему князь. — Что за дурные шутки!

— Это правда, папа! Я его жена и жду от него ребенка, твоего внука.

Юля подошла к Антону и шикнула на кошку, которая прижала кисточки к голове и зашипела, выпустив когти в полной боеготовности, когда князь попытался преградить путь ее хозяйке. Юный вояг обнял жену за талию и посмотрел на тестя. Юля и Антон были удивительно красивой парой, светлым и чистым островком любви и счастья в этом безумном грязном мире. Я невольно ими залюбовался.

— Ваше сиятельство, это правда. Я люблю Юлю и сделаю все, чтобы защитить ее от любых…

— Ах ты мерзавец!..

Выдержка, которую подвергали серьезным испытаниям на протяжении последних нескольких часов, наконец изменила князю, и он замахнулся на Антона. А в следующее мгновение князь Тимофей охнул от боли, потому что рыжая хищница зашипела и взметнулась в прыжке, полоснув его когтями по руке.

— Фу, Тесса! Фу! — в голосе Юли прорезался металл. — Папа, прекрати.

Недовольно урча, кошка отошла к хозяйке и уселась у ее ног, однако черные кисточки оставались плотно прижаты к голове, а хвост лупил по подолу платья, словно хлыст.

— Юля… — простонал князь, держась за окровавленную руку. — Что они с тобой сделали?..

— Господин Вислоухий, потрудитесь оказать моему отцу первую помощь, — не дрогнув, распорядилась Юля.

Неожиданно я понял, что слова отца Васуария о том, что верфь управляется железной рукой супруги Антона, не были преувеличением. Юля растеряла былую робость и застенчивость, и я вполне мог представить ее идущей по пилораме и дающей отрывистые указания, чтоб распил производился согласно плану, а потом инспектирующей сборку корпуса корабля в доках… И не дай бог где-нибудь будет криво или халтурно сработано! А рядом с Юлей, безусловно, вышагивала… нет, не вышагивала, а вальяжно следовала рыжая хищница, охраняя хозяйку. Эта картинка так ярко предстала перед глазами, что я на какое-то время потерял нить разговора.

— Даже не вздумай! Отправишься домой! Там поговорим!

— Ты не смеешь мне больше указывать. Я замужняя женщина. И вообще!.. Ты говоришь со светлой воягиней Ланстикун!.. — Юля задрала подбородок вверх и сверкнула зелеными глазами, разрешив сомнения подскарбия, как же теперь ее следует называть.

— О нет!.. Юленька, доченька, одумайся, ты же замужем за воягом Густавом!..

Кстати, да… Об этом я как-то не подумал. Как Антон мог жениться на Юле, если она уже была на тот момент женой вояга Густава? Или он раньше успел? Тогда еще, во время первого похищения? Но она бы… Да нет, та прежняя Юля никогда бы не пошла к алтарю с другим, зная, что совершает клятвопреступление.

— Известно ли Вашему сиятельству о некоем документе, подписанном вашим отцом, великим князем Кераима? — вкрадчиво осведомился подскарбий.

Князь Тимофей посерел и бросил уничтожающий взгляд на Антона, как будто что-то сопоставив, потом глухо пробормотал:

— Вот оно что… Эта дрянь все продумала…

— Можно поподробней? Что еще за документ? — поинтересовался я, теряясь в догадках.

— Вас это не касается, господин Тиффано! — резко ответил князь.

Я обратил свой взгляд к подскарбию и невинно напомнил ему:

— Десять, — и еще раз повторил, — десять процентов в будущем предприятии! Я имею право знать.

Джемми Вислоухий скривился, потом пожал плечами:

— Ваше сиятельство, я думаю, большого вреда не будет… Тем более, что документ все равно придется обнародовать, чтобы законность брака ни у кого не вызвала сомнений.

— Вы не посмеете! Юля!.. Ты хоть знаешь, что этот мерзавец…

— Я знаю, — спокойно ответила молодая женщина. — И не вини его. И его сестру… тоже. Это я просила Лидию Хризштайн избавить меня от ненавистного брака. Можешь винить меня.

Она посмотрела на отца, и их взгляды схлестнулись, такие похожие в своем упрямстве.

— Нет, ну конечно, мы можем оставить все, как есть, — снова влез Джемми Вислоухий. — Тогда женой вояга будет некая безродная Лиля Нортон…

Князь шумно втянул воздух, гневно раздувая ноздри.

— … но лучше же правда, чем удобная ложь, которая может в любой момент вскрыться, верно? — радостно заключил подскарбий.

Юля еще выше вскинула голову, наматывая на запястье кошачий поводок и обращаясь ко мне, но не сводя глаз с отца.

— Кысей, мой собственный дед продал меня в рабство, словно вещь, чтобы купить себе трон. Поэтому мой брак с воягом Густавом не может считаться действительным.

— Что?.. — мне показалось, что я ослышался, настолько невероятным было услышанное. — Этого не может быть… Кому?!?

— И моя дочь до сих пор… до сих пор твоя рабыня? — с ненавистью спросил князь у Антона, однако тоже не отводя взгляда от дочери.

Тот покачал головой.

— Нет.

— О, Его светлость, ну разумеется, тогда он еще не был Его светлостью, ну в смысле… а, не важно! — вновь радостно защебетал подскарбий. — Так вот, Его светлость благородно даровал вольную своей рабыне, нарек ее Лилей Нортон и женился на ней самым законным и освященным Церковью браком. Венчал их, как сейчас помню, преподобный кастор ордена… Ох, и славно мы тогда погуляли на свадьбе. До сих пор многие вспоминают, как преподобный кастор переусердствовал с ромом и свалился за борт, а Дылда, запускавший фейерверк, пропалил парус, и Лиля… в смысле, Ее светлость… Ее будущая светлость… надавала ему по шее за порчу ее приданого и отправила следом за кастором…

Глаза Джемми Вислоухого затуманились от славных воспоминаний, а дуэль взглядов между отцом и дочерью меж тем продолжалась.

— Юленька, пожалуйста… Опомнись. Вернись со мной домой, мы оспорим твой брак, мы сможем вырвать тебя из лап этого проклятого семейства, мы… — взмолился князь.

— Никуда она не вернется, — твердо оборвал его Антон, еще крепче прижимая к себе жену. — Моя сестра может и натворила много зла, но она спасла вашу дочь от брака с этим ублюдком, воягом Густавом.

— Я говорю с дочерью! — прогремел князь. — Не вмешивайся!

— Вы прежде всего говорите с моей женой. Моей, — напомнил еще раз Антон, — а не вояга Густава. Того самого вояга, чей отец был колдуном, мучившим мою сестру и сотни других людей в своих подвалах, и чьи преступления приписали Хриз! Она имела права на месть!

Губы Юли задрожали, словно от какой-то былой обиды:

— А ты хоть знаешь, папа, что вояг Густав в первую брачную ночь хотел изнасиловать меня?.. И если бы Хриз опоздала на несколько минут, то… то… — дрогнул ее голос, но не взгляд.

— Я… Прости меня, доченька, но ты же… он же… Он же еще хуже этого Густава!

— Чем? — в глазах Юли стояли слезы, но взгляда она так и не отвела. — Чем он хуже? Тем, что спас меня? Тем, что любит меня и сделал самой счастливой женщиной в мире? Папа, ты же помнишь, как я мечтала о море и кораблях? Моим свадебным подарком стала бригантина! А во время медового месяца, пусть и такого короткого, я была капитаном! Мы обогнули весь Золотой берег! А сейчас мы строим корабли… Самые лучшие корабли в мире!

И тут князь Тимофей наконец опустил голову, признавая поражение в дуэли взглядов.

— Я же… приехал сюда, чтобы купить корабль для тебя… ты его так хотела, что я… хотя бы после смерти…

Юля шагнула к отцу и обняла его.

— Папа!

— Юленька, но он же брат этой… Шестой!

Я понял, что наконец-то наступил удачный момент.

— Вот именно, что брат! Поэтому позволю себе отвлечь вас от выяснения семейных дел и перейти в практическую плоскость. Все здесь присутствующие, — я обвел взглядом многолюдное собрание в тесной конторе портового начальника, — заинтересованы в том, чтобы Шестую нашли как можно скорее, иначе все мы окажемся… Ну разумеется, если останемся в живых, и наш мир все еще будет существовать, а не превратится в горячечный бред с какающими радугой пони и порхающими бабочками-переростками, или наоборот, изрыгающими смрад и тлен демонами, помешивающими кипящую смолу в котле душ… Ну или что там творится в безумных фантазиях Шестой?..

Я ненадолго перевел дух, исчерпав запасы воображения для всяких ужасов, и продолжил:

— Так вот… Шестую надо остановить. Немедленно. Мне нужен корабль. Иначе!.. — пресек я любые возражения. — Иначе ваш внук, Ваше сиятельство, станет новым Шестым.

Лицо Юли посерело, она прижала ладонь ко рту и беспомощно оглянулась на мужа. Мне было совестно перед несчастной, но сейчас было не время для жалости.

— Если Шестая переродится, а наш мир каким-то чудом при этом уцелеет, то ее потомки… И ваши потомки, Ваше сиятельство, да-да!.. — с нажимом подчеркнул я. — Ее потомки станут носителями страшного проклятия. И даже то, что они имеют высокий титул, не спасет их от Ордена Пяти…

Тут я повернулся к когниматам.

— И вас это тоже не спасет, святые отцы, никакое проклятое золото вас не спасет. Ибо на кону сейчас стоит слишком многое, можете мне поверить. Пять. Пять процентов, и ваше полное содействие во всем.

— Но… эээ…

— Нет, — вдруг отрезал Антон. — Господин Тиффано, вы же понятия не имеете, как ее остановить, верно?

— Я… Я верю, что смогу это сделать.

— И все?.. — хмыкнул он.

— Это больше, чем есть у вас всех, вместе взятых. Вера. Она движет людьми и миром.

— Хриз потеряла веру.

— Ничего, я буду верить за двоих. Антон, ты знаешь, куда она отправилась. К Источнику, верно? Скажи мне, где он, и я смогу ее спасти.

Он медленно покачал головой.

— Хриз велела вам ничего не говорить. Вы и так ее… загнали в угол.

— Если я спасу ее, то твоему сыну не придется стать Шестым! — в отчаянии воскликнул я, не зная, как еще его убедить. — Потому что Хриз останется в живых, у нее будут свои дети и…

Он упрямо покачал головой, но тут…

— Я знаю, где Источник, — сказала Юля. — Кысей, я нарисую тебе карту.

— Юля, нет! Я запрещаю!

Молодая женщина виновато посмотрела на мужа, но новая дуэль взглядов не состоялась. Юля опустила голову и тихо сказала:

— Анжи, пожалуйста, разреши мне, я просто хочу… спасти нашего сына.

— Юля, он ничего не сможет сделать, неужели ты не видишь?

— Юленька, я поддержу тебя, чтобы ты не решила… — тут же вклинился между ними князь Тимофей, ободряюще сжимая плечо дочери.

Замешательство от неожиданного заявления прошло, и я сосредоточился на новой союзнице, лихорадочно соображая. Откуда она может знать, где Источник?

— Юля, поверь мне, я спасу Хриз, спасу твоего сына, спасу мир и…

— Ну как всегда! — раздраженно взвился Антон. — Спаситель мира явился! Вы, значит, весь такой в белом, а Хриз делай за вас всю грязную работу? Вы как всегда, господин Тиффано! Приходите, чтобы все ей испортить и украсть ее заслуги! Это она спасет мир! Без вас! Не мешайте ей! Это самое лучшее, что вы можете сделать!..

Я повернулся к нему и спросил в лоб:

— Антон, ты сам веришь в то, что Хриз вернется?

Он запнулся, а потом отвел глаза.

— Я верю, что у нее получится то, что она задумала.

— А она задумывала вернуться? — не отставал я.

Он упрямо выпятил подбородок и поднял голову. И продолжал молчать.

— А я хочу, чтобы она вернулась! — с нажимом сказал я. — И все для того сделаю! И моя вера сильнее ее упрямства! Ты сам сказал, что раньше я ей все портил. И в этот раз испорчу, можешь не сомневаться, испорчу ее дурацкий план принести себя в жертву! Она ведь это задумала, я прав?

Он молчал, и это красноречивее всех слов подтверждало мою догадку. Сердце болезненно сжалось.

— Вашей веры все равно не хватит, — устало сказал он наконец, нарушив молчание. — Юля, если ты нарисуешь Тиффано карту, то просто отправишь его на смерть.

— И веры будет мало… — начал было я цитатой из известного трактата магистра Солмира, но осекся…

Разрозненные кусочки фактов, смутные догадки, идеи, неясности, недомолвки Ордена — все это внезапно сложилось в столь четкую картину, что я задохнулся, а мир закрутился вокруг меня в бесконечной круговерти познания. Именно так и приходит прозрение.

— Я знаю! Все понял! Веры мало… Ее в самом деле мало! Ну конечно!

Все смотрели на меня как на сумасшедшего, и даже Юля стала сомневаться в своем решении.

— Вы не понимаете? — спросил я, удивленный, что такая простая догадка никому из них не пришла в голову. — Веры Хриз никогда не было много! В каждом из нас веры мало! Но вместе… Тогда, на площади в Виндене! Это не Хриз колдовала или чудотворствовала, понимаете? Она затем и собрала там людей, вбила им в голову мысль, вернее, веру! Веру в чудо! Это они верили! А не она! Они сами себя излечили! И те гвардейцы! Они наверное… тоже… верили. Она просто концентрировала их веру в себе и направляла ее, как полководец ведет войска, понимаете? О господи! Так вот почему возник этот запрет на массовые богослужения!.. Из-за того вознесения! Из-за ее прапрабабки! Память людей оказалась слишком сильна, а еще страх!.. Вот потому и надо показательно сжигать колдунов, чтобы страх не распространялся подобно чуме! Развеять не только пепел, но и страх! Хриз была права!.. Хотя… Не думаю, что она до конца понимала механику… просто интуитивно чувствовала!..

Юля осторожно спросила:

— Кысей, так ты сможешь ее спасти?

— Да, — кивнул я решительно, — смогу. Но мне будет нужна ваша помощь. Господи, теперь я понимаю, почему она устроила это спектакль перед отплытием!.. Чтобы наполнить паруса верой простодушных горожан, которые приняли все за чистую монету! Мне нужно, чтобы все горожане молились! Единой мыслью, единым сердцем, единой верой!..

— Кысей! — оборвала меня Юля. — Я нарисую тебе карту, и ты сможешь догнать Хриз, но у меня есть одно условие.

Все взоры устремились к ней.

— Какое?

Юля опять бросила виноватый взгляд на мужа.

— Ты заберешь Хриз далеко-далеко…

— Я и так собирался увезти ее в Соляной замок.

— Нет, еще дальше. Увези ее так далеко, как только сможешь, чтобы она больше не… Увези ее за море! Ну да, точно, почему нет? — светлая воягиня Ланстикун вновь обрела решительность, как будто разрешив для себя сложный внутренний спор. — Дальний свет! Там она никого не доста… в смысле, вас там никто не достанет! Там нет Святого Престола! Увези ее туда, женись на ней, пусть у вас будут дети, Шестые! И пусть она больше не…

— Юля!

— Да, Анжи, именно так! Я знаю, как ты любишь сестру, но я… Я ее боюсь. Я не хочу, чтобы она тут… А так она будет далеко, но с ней все будет хорошо. И ты сам говорил, что она влюблена в Кысея! Вот пусть он с ней и мучается. А ты, потом… когда-нибудь… или может даже мы… мы вместе… ну когда сын повзрослеет, то она в гости сможет… или мы к ней… — под конец Юля сбилась и с мольбой взглянула на мужа.

Он сидел с каменным выражением. Я поторопился заверить:

— Хорошо, я так и сделаю. Увезу ее, куда скажешь, хоть на край света, обещаю. Теперь я знаю, как ее спасти!

— И женишься!

— Ну… я не могу ее заставить…

— Обещай!

— Обещаю, — нетерпеливо кивнул я. — Давайте поторопимся, а? Мне еще нужно все вам объяснить. У каждого из вас будет задание, что надо сделать…

— Ты успеешь, — оборвала меня Юля. — Она отплыла раньше срока, но ее путь лежит к плавучему острову, который окажется в рассчитанной мною точке через… — она взглянула на большие настенные часы портового начальника, показывающие не только обычное время, но также заходы и восходы солнца, приливные циклы и фазы луны, — через восемьдесят три часа. Ее кораблю все равно придется дрейфовать в ожидании, поэтому ты успеешь.

Это была удивительная красавица. Гордая, неприступная, изящная. Она стояла в порту, затмевая все остальные корабли. Я никогда никому не завидовал, но глядя на стремительные линии корпуса, золотые паруса и глубокую осадку бригантины, ощутил это доселе незнакомое чувство. Надпись гласила: «Ангельская Лилия».

— Другого такого же быстроходного судна ты не найдешь, Кысей, — напряженно сказала Юля и перевела взгляд на меня. — Поэтому я…

Антон удивленно нахмурился.

— Юля, ты отдашь ему свою бригантину?.. — спросил он так, словно она только что сообщила ему, что собирается отдать мне их будущего ребенка.

— Я надеюсь, — она тяжело сглотнула, — что Кысей вернет ее… в целости и сохранности. Береги ее.

— Эмм… — растерялся я. — Но…

— Это мой свадебный подарок… — ее голос подозрительно дрожал. — Но я…

Она повернулась к Антону и уткнулась лицом ему в плечо.

— Анжи, мне ты и наш сын важнее… Я просто хочу спасти нас… всех нас…

— Развелось тут… спасателей… — проворчал Антон, обнимая жену и поглаживая ее по спине. — Пошли домой. Пусть Тиффано сам здесь разбирается. А тебе отдохнуть надо.

Она безоговорочно повиновалась, и они ушли, оставив меня с Эмилем.

— Ты со мной? — обратился я к нему.

— Скажи мне, Кысей, как ты думаешь?.. — вместо ответа спросил он. — С нашим с Софи малышом все будет… нормально?.. Я так и не понял, колдунья эта твоя Хриз или нет…

— Я и сам не понял, — вздохнул я. — Но твердо знаю одно. Если верить, то с ним и с ребенком Юли все будет хорошо. Но если ты позволишь страху одержать над тобой победу, то… Тем и опасны колдуны. Они порождают страх, и он начинает расти, подобно опухоли. Почему-то ужас легче внушить, чем надежду.

Вельке я доверял как самому себе, поэтому поручил ему набрать команду и не гнушаться рекомендациями когниматов, которые теперь были заинтересованы в успехе нашего предприятия. Я понимал, что это риск, что я нарушаю прямой запрет Святого Престола, что дороги назад нет, но даже не сомневался в том, что все делаю правильно. Массовые богослужения в Льеме. После моего отплытия все жители будут молиться за Хриз, братья ордена когниматов найдут убедительные слова и смогут это устроить, хотя… Если б можно было как-то организовать молитвенные бдения не только в Льеме, но и в остальных городах княжества… Но как это сделать, когда времени до отплытия всего двенадцать часов?

Ночь я провел в доме Юли и Антона. В этом небольшом уютном домике сделалось неожиданно тесно. Князь Тимофей захотел увидеть, как живет его дочь, Юля не могла отказать отцу, пригласила его погостить, а вместе с ним и Эмиля с женой. Вот поэтому мне вместо комнаты достался… гамак в саду. Впрочем, я не жаловался, ибо спать все равно не собирался. Слишком многое надо было выяснить. Но толком поговорить с Юлей не удалось, ею завладел князь Тимофей, ни на секунду не желавшей расставаться с дочерью, поэтому пришлось довольствоваться компанией хмурого Антона. Как так получилось, что Юля знает, где Источник? Слово за слово, неохотно, но он мне рассказал историю их злоключений на острове Поваренка.

— То есть, получается, что колдун все еще там? — недоверчиво уточнил я.

Антон медленно покачал головой, в его глазах мелькнула странная смесь отчаяния и покорности судьбе.

— Нет, я думаю, что Юля… Поваренок был на шхуне вместе с ней.

Неприятный холодок пополз у меня по спине.

— Но она…

— Она его победила, и она нормальная! — чересчур поспешно заявил Антон. — Уж я-то знаю толк в сумасшедших. Моя Юля не такая…

— Но?..

— Что но?

— Всегда есть «но». Тебя что-то тревожит, Антон. Доверься мне. Я тоже, знаешь ли, знаю толк в сумасшествии. И не только в нем. Да и Юля мне не чужая.

Он нервно взъерошил волосы пятерней и взглянул в глубину сада, где под мягким светом желтого газового фонаря виднелся силуэт его жены. Князь Тимофей уже отправился спать, и Юля сидела в саду вместе с Софи. Раньше они почти не общались, но сейчас у них обнаружилось много общего. Их пузатые фигуры вдруг породили во мне неясную тревогу.

— Юля забыла те страхи, которые ей довелось пережить на «Маковее», но иногда… Иногда мне кажется… Глупо, но… Знаете, Тесса…

Он кивнул на рыжую хищницу, которая развалилась у ног хозяйки и вылизывала когтистую лапу.

— Я благодарен капитану Кинтаро за нее, потому что иногда, особенно ночью, когда Юля спит, Тесса вдруг застывает, пялится куда-то в пустоту в угол комнаты и шипит, как будто видит и пытается отогнать что-то… или кого-то. Крысу, например. Или крысиного Поваренка. А на утро Юля жалуется, что ее опять мучили кошмары…

— Интересно… — задумчиво протянул я. — Колдун, даже мертвый, продолжает свое существование в разумах людей, пораженных страхом. Страх живуч. Почему люди так хорошо помнят свои страхи, но быстро забывают хорошее? Антон, тебе надо развеять ее страх.

— Как? Если б я только мог…

— Ты можешь. Огонь. Поваренок должен сгореть.

— Что вы имеете в виду? — нахмурился он.

— Поваренка нет, но наверняка есть что-то, что напоминает его Юле.

— Крысы?

— Ну хоть бы и крысы. Пусть это будет гигантское чучело крысы в поварском колпаке. А еще…

Озарение опять пришло, как будто кто-то тихо шепнул мне его на ухо, как будто мамины ласковые руки прикоснулись к плечам и обняли меня.

— Смех! Нет ничего лучше смеха!

— Смеха? Я не совсем…

— Сделай из этого смешную семейную традицию. Пусть чучело Поваренка будет не страшным, а смешным. Заставь Юлю хохотать до упаду, пусть дурачится и смеется над собственными страхами, а потом швырнет чучело в костер. Устраивайте потешное сожжение Поваренка каждый год, очищайтесь от страхов. Невозможно бояться того, кто кажется смешным, понимаешь?

Лицо Антона просияло, он смотрел на меня с уважением.

— Здорово вы это придумали. Юле так часто не хватает… вот таких простых забав.

Мы помолчали немного, думая каждый о своем. Смутная тревога продолжала грызть меня. До нас донеслась мелодия колыбельной. Пела Софи, поглаживая свой живот, а Юля сидела, обмахиваясь веером и отгоняя ночную духоту. Тесса урчала так, что перебивала тихий рокот прибоя. Колыбельная Мертвых земель… Антон поежился.

— Никак не могу избавиться… — пробормотал он.

— От чего?

— От тревоги. Хриз сказала, что все эти легенды… что они не легенды, а… зашифрованная память, чтоб люди не забыли. Вроде как это все… когда-то случилось на самом деле.

Душная южная ночь вдруг сделалась пронизывающе холодной. Хриз не помнила мелодии колыбельной, не смогла ее узнать, хотя наверняка должна была ее слышать и не раз. Почему?.. Странная избирательность ее памяти. Мой взгляд заметался меж двух женских фигур. Обе беременны… как грибы после дождя… А еще бедняжка Лу… тоже была… беременной. Я пытался ухватить смутную догадку за хвост, но она ускользала. Зато в памяти всплыл другой образ… счастливой смущенной невесты.

— Антон, скажи, а ты… Когда ты покидал Кльечи, Пиона не была при надежде?

Он удивленно уставился на меня.

— Ну да, Мартен так обрадовался, что у него будет сын, что они с дедушкой Иволги закатили пир на всю улицу. Испекли столько сладких плюшек, что мы потом неделю их доесть не могли. А откуда вы узнали?

Я не ответил. Маленькое чудо, сотворенное мною на венчании этой пары, вспомнилось теплым огоньком. Люди собирались в церкви и верили, что у этой красивой пары все будет хорошо. Умилялись, вспоминали себя, пускали слезу, желали им счастья. А я всего лишь служил проводником этих ручейков веры и связывал из них святой символ. И даже кислое лицо Хриз не могло этому помешать. Или могло?.. Ведь на венчании сиятельной княжны и вояга Густава благословения Единого не было, это я помнил совершенно четко.

Едва солнце вынырнуло из-за моря, как бригантина подняла паруса. На пристани, чтобы нас проводить, собралось полгорода. Однако устраивать спектакль, подобный тому, что устроила Хриз, у меня не было ни времени, ни сил, ни желания. Да и зачем? Ее все равно не переплюнешь, поэтому новоявленный светлый вояг Ланстикун просто объявил, что мы отправляемся помочь в священной битве против Синего пятикнижника. Еще одна загадка… Почему Хриз вцепилась в этого Синего пятикнижника, легенда о котором давно уже подзабылась?.. Не думает же она в самом деле, что Синий пятикнижник, даже если предположить, что он реально существовал, до сих пор жив, это двести-то лет спустя?

Последние слова напутствия были сказаны, и бригантина под чутким управлением капитана Мааля, опытного контрабандиста на службе когниматов, пошла галсом, чтобы поймать попутный ветер и избежать коварных разноцветных рифов в бухте Льема. Открывшийся морской простор окрылил меня. Ветер, небольшое волнение и ясная погода были ниспосланы Единым, благословляющим наш путь. Я не слышал, но знал, что сейчас в Льеме звонят все церковные колокола, созывая горожан на молитву. Люди будут молиться и тогда, когда мы достигнем проклятого острова.

Капитан Ги Мааль был похож на безволосую хищную птицу с острым клювом и узкими глазами, выдававшими его гаяшимское происхождение. Абсолютно лысый и безбородый, даже бровей не было, он невозмутимо разглядывал карту.

— Успеем? — спросил я.

— Ветер наш, — кивнул он и постучал по карте пальцем. — Будем там через двое суток.

— Мне надо собрать команду и рассказать, что нас ждет на острове. И еще… Капитан Мааль, какие песни поют ваши моряки во время работы?

Мой вопрос его удивил, хотя на лице у него ничего и не отразилось, просто глаза… стали еще уже, чем были. Он начал перечислять матросские припевки, но я его остановил:

— Мне надо, чтобы они разучили и пели одну-единственную.

Я протянул ему записанные на бумаге слова. Он пробежал глазами пару строчек и поднял взгляд на меня.

— Мелодия и такт такие же, как у припевки про пьяного юнгу, — пояснил я. — Но слова припева другие.

— Хорошо, — кивнул он.

И не спросил, зачем это надо.

— Я все объясню, когда ляжем на курс, и вы соберете команду на палубе. Всех до единого. Это очень серьезно.

Солнце слепило глаза, ветер обдувал лицо. Я вышагивал по палубе, говоря громко, отчетливо, и чувствовал себя генералом маленькой армии, идущей на смерть.

— Многие из вас уже знают, что на острове нам придется столкнуться с колдовством. Я хочу объяснить, что это такое. Колдовство и демоны есть в каждом из вас.

Тут я остановился и оглядел их. Сброд, но отчаянный и смелый. Этих страхом не проймешь, а вот жадность… совсем иное. Я помнил слова Антона о тех искушениях, через которые им пришлось пройти на острове Поваренка.

— В душе каждого живет демон. Но все мы дети Единого, которые несут его свет. Выбор за нами. Чтобы свет не погас, нужна вера. И она есть у меня для вас.

— Это ж как так?.. — развязно спросил меня один из бандитов.

— Сейчас объясню. Первое. Припевка про пьяного юнгу.

Они заулыбались и закивали.

— Она немного не такая, как вы привыкли, но слова припева в ней заменены особым образом, чтобы оградить вас от колдовского наваждения. Что бы ни случилось, пойте ее. Тогда страх не поникнет к вам в душу, и вы спасетесь.

Я не особо верил в это, но главное, чтоб остальные поверили. С другой стороны, ритмичные песнопения легко вводят в медитативное состояние, в котором человек становится более внушаемым к командам и будет действовать не задумываясь, не впуская страхи и сомнения извне.

— Второе, — продолжил я, запуская руку в карман брюк и вытаскивая коробочку. — Капля святой крови.

Открыв коробочку, я дал возможность команде полюбоваться на сверкнувший на солнце осколок проклятого рубина и тут же захлопнул крышку. Хриз сделала своим талисманом реликвию заступницы Милагрос, а я чем хуже?.. У меня тоже будет оберег. Святотатство, конечно, но куда деваться.

— Она защитит нас. Свет этой капли разрушит любую преграду, выжжет нечестивцу глаза, проникнет в ваши души! — стращал я, а потом на всякий случай добавил, — а еще он может повернуть время вспять.

Неуверенные ухмылки, перешептывания, подталкивания локтями. Мне не верили и считали чокнутым святошей. К этому я был готов. Заодно следовало проверить свою теорию относительно веры, многократно усиленной коллективной молитвой. Бросив украдкой взгляд на часы, я убедился, что богослужения должны были уже начаться. Пора.

— Не верите? — сурово вопросил я, обводя их взглядом. — Тогда смотрите сами!

Снова открыв коробочку, я вытянул руку с нею перед собой и злобно уставился на сияющий рубин. Мысленно концентрироваться на священном символе учат сразу же после принятия послушания. Послушники пытаются сотворить его сияющую проекцию, дни напролет медитируют, истово молятся, однако получается далеко не у всех. Они просто не знают того секрета, о котором теперь ведомо мне. Я очистил мысли и потянулся к бескрайнему морю веры, пытаясь собрать воедино знак священной бесконечности. Ничего не происходило. Рубин сиял и переливался на солнце, матросы во все глаза смотрели на меня и ждали чуда. Они были готовы его увидеть, но сомневались. И на мгновение их сомнения проникли и в мою душу. Я встряхнул головой и закрыл глаза. Священная бесконечность во мне! В каждом из нас! Я воззвал к ней и…

Удивленное оханье, сдавленные ругательства и тишина… Я открыл глаза. Ничего. Рубин даже как будто померк. Чему же они тогда удивились? Я обвел матросов взглядом и понял, куда они смотрят в благоговейном ужасе. На мою грудь. Опустил голову и обомлел. Сквозь ткань рубахи пробивался алый свет. Он разгорался все сильнее и сильнее, складываясь в знакомые контуры. Священные татуировки, моя и Хриз, наложенные одна на другую, засияли так, что у меня глаза заслезились.

— Эмм… Да! Вот именно так! Святая кровь взывает!.. эмм… к отмщенью! — громко заявил я и спрятал коробочку с рубином обратно в карман, раздумывая, стоит ли для пущего эффекта снять рубашку или не рисковать.

Все молчали. Казалось, я чувствую, как их вера струится сквозь меня вместе с алым светом, незримая, но мощная. Осталось направить ее в нужное русло.

— А теперь третье! И самое главное!

Третьим был порох. Я понимал, что Хриз готова подорвать остров в том случае, если у нее не получится то, что она задумала, и гадал, как этому помешать. То, что пятнадцать человек моей команды будут истово верить и повторять про себя, что порох отсырел, это, конечно, хорошо, но хотелось бы чего-то понадежней. Но я так ничего и не придумал. Лежа без сна и ворочаясь в каюте под храп Вельки на соседней койке, я ломал голову и над другим, более важным вопросом. Отпускать Хриз в Источник я не собирался, однако надо было что-то сделать с теми знаниями, которые она носила в себе. Я хотел их уничтожить. Раньше я бы содрогнулся от подобного кощунства и торжества невежственности, но теперь понимал, что ее знания не так ценны, как представляются Святому Престолу. По крайней мере, менее важны, чем жизнь Хриз. Но как можно уничтожить знания? Если знания хранятся в книге, то ответ ясен. Уничтожь книгу, и знание исчезнет вместе с ней. Если кто-то уже успел прочитать эту книгу, то ответ тоже очевиден. Убить прочитавшего. Но такой вариант мне не подходил. Если бы знания можно было передать, как передаются материальные вещи, то я бы с радостью забрал у Хриз эту ношу или разделил ее груз на двоих. Но увы… Когда ты делишься знанием с кем-то, у тебя ничего не убывает. Знание только преумножается, ведь теперь его носят уже двое. Как заставить Хриз забыть эти клятые знания? Мне вспомнились страшные опыты профессора Камилли и его эликсир забвения, но я тут же прогнал эту мысль. Нет, вместе с ненужными знаниями эликсир сотрет и все остальное, все то, что делает Хриз такой, какая она есть. Но ведь должен быть какой-то способ? За мной ведь вера целого города! И пятнадцати моряков…

Я наконец-то заснул, но спал неспокойно, поминутно просыпаясь. Сон на грани дремы превратился в пеструю мешанину из каких-то обрывков. Я видел себя на берегу рядом с мамой, мы бегали по горячему песку и смеялись; в следующий момент я уже брел по колено в снегу, а ветер бил мне в лицо и кричал о помощи; потом я сидел на корточках и ковырялся в сломанном часовом механизме, пытаясь пристроить туда рубин, а он все время выпадал из пальцев и куда-то закатывался; вот я не я, кутаюсь в синюю бороду, стою на капитанском мостике и смотрю, как пылает заревом пожара порт; в следующей сцене я помешиваю жуткое варево из крысиного помета и человеческих голов, и колпак съезжает со лба мне на глаза; а вот я корплю над переписыванием ветхого фолианта, но строчки все время выходят косые и неровные, я злюсь и нервничаю, потом вдруг с ужасом обнаруживаю, что пишу прямо поверх полустершегося текста, перо так страшно скрипит и рвет бумагу…

Я рывком сел на постели. Скрипел корпус бригантины, которая разворачивалась и ускоряла ход. Писать поверх! Знания можно стереть, только заменив их на другие! Человеческая память не может быть неограниченной! Значит, чтобы вытеснить одно знание, надо поделиться другим… Но как?.. Хотя стоп. Хриз и так уже начала забывать. Но что именно она забывала? То свое знание или то, что составляло ее личность? В памяти всплыли последние слова Хриз.

— Почему любовь занимает так много памяти? Для ненависти надо куда меньше… Отрицание отрицания? А я знаю… Я буду тебя очень сильно ненавидеть, Кыся, очень-очень, и больше не забуду!..

Любовь занимает много памяти… Голова гудела от недосыпа и ночных кошмаров, но мысль я поймал и прочно ухватил за хвост. Что, если обряд духовного спасения был основан именно на этой истине? Любовь вытесняла душевную болезнь из разума и души, просто потому что не оставляла ей места в памяти? Ведь если так задуматься, то во время близости между мужчиной и женщиной происходит обмен не только телесными жидкостями, но и… частью души? Разумеется, если только между ними есть любовь. Возникшее тогда ощущение того, что ее сознание на пике нашего первого соития разлетелось мириадами осколков, тоже очевидно было правильным. Переполнение. Я любил Хриз уже тогда, путь даже не смел себе признаться в этом. Но любила ли она меня? Хм… И что тогда получается? Сколько раз мне надо… кхм… полюбить Хриз, чтоб вытеснить из нее все знание мира?.. Или достаточно одного раза, просто надо, чтоб она тоже меня… любила?..

Погода нам сопутствовала. Два дня мы шли полным ходом с попутным ветром к месту назначения. Мои проповеди среди команды, утром и вечером, с неизменной демонстрацией чуда на своей груди, укрепляли веру матросов. Накануне у меня даже получилось сотворить светящуюся проекцию святого символа, хотя я подозревал, что это от того, что воздух наполнился грозовыми искрами, а небо заволокло темными облаками. Порывами подул свежий ветер, бросая бригантину из стороны в сторону. В отдалении прогремел гром, но вспышки никто не заметил. Мне вдруг сделалось не по себе. А вдруг это был не гром, а отдаленные отзвуки… порохового взрыва? Однако по словам навигатора, даже грозовой ветер нам способствовал, ускоряя ход корабля. Велька утащил меня с палубы, уговаривая отдохнуть.

— Завтра, фрон, завтра силы вам понадобятся. Поспите.

Я заснул, едва голова коснулась подушки, и снов не видел.

Утро выдалось холодным и ясным, как будто море очистилось после грозы. Воздух был напитан йодистой свежестью, дышалось легко и свободно. Но на сердце было неспокойно. Крик марсового «Земля!» гулко ударил в виски, сердце отчаянно забилось. Я отобрал у капитана подзорную трубу и вгляделся в туманные очертания на горизонте. Да, это был остров. Я до боли в глазах всматривался в поисках корабля. Хриз должна уже быть там!.. Скорее, скорее!

Чем ближе мы подходили, тем отчетливей вырастал перед нами остров, больше похожий на кусочек сказочного королевства из детской книжки. Я различал кромку песчаного пляжа, густые изумрудные заросли листвы, белую лесенку, уводящую куда-то наверх в скалистый выступ, где мраморной розой расцвел маяк. Уютная бухта так и манила в свои объятия, но она была пуста. Корабля Хриз не было. Неужели она задержалась в пути?.. Или это мы ошиблись?

Я опустил подзорную трубу и обратился к навигатору Жюло.

— Давайте определим свои координаты. Я хочу убедиться, что мы в нужном месте.

Я уговаривал себя потерпеть, не бросаться сломя голову, ведь Хриз могла устроить ловушку. Жюло возился с моряцким кольцом, выставляя его поочередно сначала по солнцу, потом по едва заметному полумесяцу луны на утреннем небосклоне. Астрономический метод двух высот для определения местоположения корабля требовал наблюдения двух светил, что днем затруднительно, но нам и тут повезло. Через полчаса Жюло уверенно заявил:

— Мы в том самом месте, сорок три градуса северной широты, примерно тридцать градусов восточной долготы.

Я кивнул, продолжая разглядывать остров. Он не был похож на то описание, что дал мне Антон. Хотя… У команды «Маковея» не было возможности исследовать остров целиком. Возможно, мы зашли с другой стороны? Но про маяк он упоминал… и про бухту, которая схлопнулась и ушла под воду. А вот тот громадный зеленый исполин на вершине утеса похож на одиноко стоящее дерево из рассказа Антона. Но я чуял подвох. Все было похожим и одновременно другим.

— Мы не будем спешить с высадкой, — решил я. — Обогнем остров и осмотримся.

Уютная бухточка скрылась из виду, а нашему взору предстала еще более идиллическая картина. Живописные развалины на узком каменном плато были увиты зеленью и сияли радугой из-за пелены брызг, которые летели от извергающегося вниз водопада.

— Ух ты! — выдохнул рядом со мной Велька. — Красотища какая!..

Я бы предпочел нечто более… страшненькое, колдовское. Красота завораживает, но под ней может крыться что угодно.

— Соберитесь! — гаркнул я. — Не дайте себя обмануть! Это все может быть колдовским наваждением!

— Корабль! — крикнул кто-то, указывая вдаль. — Там!

В утреннем мареве на горизонте показался корабль. Он полным ходом шел к острову. Я схватился за подзорную трубу. Сердце едва не выскочило из груди, когда буквы на корпусе сложились в название. «Синеглазый Ангел». Мы опередили Хриз! Я успел!..

— Высаживаемся!

— А если они пальнут по нам из пушки? — резонно спросил капитан Мааль

— Хм… Вы правы. Лучше перестраховаться. Бросим якорь в той бухте, что видели. Она скроет нас от них, мы успеем высадиться и подготовиться к встрече.

Вода в бухте была такой чистой, что виднелось дно со всеми его красочными обитателями. Никаких следов затопленного «Горбуна» не было и в помине. Это не та бухта, вот и все. Так успокоивал я себя. Бригантина бросила якорь и теперь мягко покачивалась на волнах. Шлюпки спустили на воду, погрузив необходимый провиант. Часть команды я оставил на корабле охранять, предупредив о сигнальных фейерверках, которые мы запустим в случае опасности, и дав четкие инструкции, что делать в этом случае.

— Поднимаемся к маяку! — приказал я. — Занимаем позицию и ждем.

Однако вблизи оказалось, что лесенка частично осыпалась, ступеньки, вытесанные прямо в камне, разрушились, поэтому нам пришлось карабкаться с использованием страховочного каната. Восхождение заняло больше времени, чем я рассчитывал. Маяк тоже выглядел пустынным. Но ведь кто-то же его построил? Кто? Колдун? Тот самый Синий пятикнижник? Или Поваренок, если он вообще существовал? Не то что бы я не верил словам Антона, но ведь они так и не увидели на острове ни одной живой души… если не считать крыс, восставших из мертвых. Неважно. Главное, что я наконец встречу Хриз!

Но когда мы взобрались на утес, то увидели, что «Синеглазый Ангел» уже успел пришвартоваться к полуразрушенному причалу. Но как?!? Ведь он только-только появился на горизонте, когда мы были возле острова.

— Что делать будем? — спросил Велька, отнимая подзорную трубу от глаз.

— Спускаться, — мрачно ответил я, досадуя на себя.

Как я мог забыть про эту клятую паровую машину, которая давала скорость ее кораблю?.. Опередить прямо под носом, нагло оттереть в сторону и пролезть без очереди! Как это в стиле Хриз…

Берег встретил нас тишиной. Казалось, что даже шум волн доносится как сквозь вату. «Синеглазый Ангел» покачивался, из длинной кормовой трубы вился белый дымок, паруса беспомощно висели на реях. Но людей видно не было. Я шел первым, за мной следовали матросы, держа оружие наизготовку. Тишина действовала угнетающе. Нервы были натянуты до предела. Если Хриз задумала очередную пакость, то я ее придушу!.. Спокойно. Надо идти спокойно. Не бежать.

Но я не выдержал и рысью припустил к кораблю. Чем ближе, тем страшнее становилось. Слишком тихо! Мертвая тишина!

— ХРИЗ! — заорал я, взлетая по подгнившим ступенькам на причал. — Где ты?

Молчание. Легкое поскрипывание. Странный сладковатый запах. В прозрачной воде вырисовывался смутный силуэт давно погребенного корабля. Тот самый «Горбун», везший проклятое золото. Меня догнал запыхавшийся Велька.

— Фрон, что-то тут не то… Гляньте!.. Это ведь…

Он осекся, указывая себе под ноги. Я посмотрел и ощутил лишь слабый укол ужаса. Причал был склизким от водорослей, но он не прогнил, ведь человеческие кости, из которых он был сложен, не гниют. Морская вода и ветер выбеливают их и закаляют.

Я оттолкнул Вельку и ринулся по перекинутому мостику вглубь «Синеглазого Ангела». За мной последовали и остальные. Через полчаса, обшарив корабль и берег, мы были вынуждены признать, что Хриз и команда бесследно исчезли. Вместе с ними исчезли и двенадцать бочонков с порохом.