Тени забытой шестой

ГЛАВА 19. Кысей Тиффано

— Надо обыскать остров! — решил я. — Они не могли никуда деться, значит, ушли вглубь острова.

— Но… фрон?.. А как же?.. — и Велька указал на затопленного «Горбуна». — Там же… золото?..

— Оно лежало здесь двести лет, подождет еще немного! — рявкнул я. — Выдвигаемся!

Команда возроптала, но капитан, рассудительный более остальных, согласился со мной. Я мысленно похвалил себя за то, что наша бригантина стала на якорь в другом месте. Соблазн и так был слишком велик. Надо было поторапливаться. Ситуация нравилась мне все меньше и меньше. Даже если предположить выигрыш во времени за счет использования паровой машины, все равно не сходилось. Не могла Хриз с командой исчезнуть с корабля так быстро, да еще и бочонки с порохом прихватить. Неужели опять колдовство?..

Мы поднялись по крутому скалистому выступу, когда солнце уже стояло в зените. Было невероятно жарко и очень тихо. Казалось, море исчезло. Его рокот растворился в бесконечной синеве, которая расстилалась перед нами. Дух захватывало от красоты. Перед нами была цветущая долина, пронизанная голубыми венами каналов. Вдалеке виднелись золотые купола храма. Невероятно! Откуда здесь храм?

— Будьте осторожны! Это все может быть… миражом. Или хуже. Помните, что Единый милостив и защитит нас, но и самим плошать не следует. Смотрим в оба!

Когда мы спустились, то ощущение сказки усилилось. В вишневом саду стоял сводящий с ума аромат зрелой сочной вишни, от которого рот наполнялся слюной. Ветви склонялись под тяжестью темно-красных, почти черных ягод. Велька вопросительно подергал меня за рукав:

— Фрон, я наберу вишенок? Пить хочется. И жрать, — застенчиво добавил он.

— Ягодки… — пробормотал я. — Сначала цветочки, потом ягодки. Нет! Ничего не трогать! Никому!

Моя страшная догадка росла и крепла с каждым шагом. Остров не был таким раньше. Он стал таким, когда здесь появилась Хриз. На острове был Источник всего сущего, а если верить архивам Ордена Пяти и отцу Георгу, это означало, что он очищал безумные знания Шестой и созидал реальность. Если Хриз до него уже добралась, это означало, что мы все оказались в плену ее безумного бреда… Но для кошмара как-то подозрительно благостно. И это заставляло меня еще больше нервничать и ускорять шаг. Уж лучше столкнуться с полчищами мракобесных чудовищ, чем вот с таким…

Сад закончился внезапно. Деревья расступились, и нам открылось замерзшее озеро. Солнце все еще висело в зените, как приклеенное, но лютый мороз уже заполз за шиворот и выстуживал дыхание. Ослепительно белый снег укутывал храм в центре озера. Я ошеломленно вглядывался в очертания этого величественного сооружения, пытаясь понять, почему оно кажется мне знакомым. Велька стучал зубами от холода и твердил молитву. Остальные недоуменно оглядывались назад, где все еще благоухал летним теплом вишневый сад. Только теперь до них стало доходить, куда они попали.

— Верьте! — провозгласил я, чувствуя себя до крайности глупо. — Верьте в Единого. Он нас не оставит!

И тут леденящую тишину разрушил колокольный звон. Невероятно глубокий и прекрасный, он пронизывал насквозь, очищая саму душу. В нем слышался голос Единого, воплощенный в бесконечности переливов звука. Разве это может быть колдовством? Это чудо… В колокольном звоне звучала некая тревожная торжественность, заставляющая обратить мысли к Богу и забыть бренный мир. Казалось, душа устремляется ввысь, к синим небесам, к первородной чистоте, в саму вечность… Я встряхнул головой и вовремя успел схватить Вельку за рубашку.

— Куда полез? Назад!

— Но там же она… Вон ваша зазноба… — и он указал мне на фигуру, идущую к храму.

Золотые локоны струились по темному плащу и пламенели на солнце.

— Хриз! — крикнул я и едва сам не припустил вслед за ней.

Колокольный звон вдруг умолк, оставив после себя звенящую пустоту. Фигура не остановилась. Она продолжала идти к храму. И тут я вспомнил, где видел этот храм. В архивах Ордена. Передо мной был знаменитый собор в Неже, двести лет назад сгоревший до тла. Я вглядывался в его очертания и в медленно бредущую фигуру, похожую на Хриз, переводил взгляд на бескрайнюю гладь озера, покрытую голубым льдом, щурился на короткие синие тени и напряженно думал. Передо мной был Источник. Двести лет назад он был в Неже, а потом попал сюда, очевидно, благодаря прапрабабки Хриз. Природа Источника всего сущего была, несомненно, божественной, но я помнил и легенду про Шестого, и рассуждения отца Георга, и собственные догадки. Все истинно и все ложно… Древо познания, алтарь, ворота, котел человеческих душ, храм… Сразиться с демоном, который его охраняет, способен только чистый разумом и душой. Я оглянулся на свою команду. Посиневшие от холода, они зачарованно смотрели на храм.

— Закройте глаза, — приказал я. — Смотрите душой. Станьте на колени. Молитесь за очищение. Вслух. Слушайте свой голос. Что бы ни случилось, не прекращайте молиться. Вера… Это единственное, что существует. Все остальное — иллюзия. Верьте в Единого.

С этими словами я повернулся к храму. Мне предстояло нечто иное. Мне предстояло не верить тому, что увижу и услышу. Я покрепче сжал в кулаке обжигающий осколок рубина и шагнул вперед. Идущая по ледяной синеве фигура, не оглядываясь, ускорила шаг, а потом побежала к храму. Звук проломившегося под ней льда и короткий вскрик оглушили меня. Золотые локоны прощально сверкнули на солнце и исчезли в черной воде.

Я забыл обо всем и бросился на помощь Хриз. Летел так, как никогда в жизни не бегал, но черный провал во льду не приближался. Так бывает во сне. Бесконечность растягивалась и сжималась вокруг меня. Слезы отчаяния заливали лицо. Коварный лед поставил подножку, я поскользнулся и упал. Поднялся на ноги, но… проруби не было. Сколько хватало взора, вокруг расстилалась голубая ледяная гладь.

— ХРИЗ!

В ответ мне опять забили колокола на звоннице собора. Я оглянулся. Каким-то невообразимым образом храм оказался у меня за спиной. Закусив губу и сжав до крови рубин, пульсирующий у меня в кулаке живым огнем, я пошел к храму.

Казалось, весь храм представлял собой один большой колокол, который звучал сотнями и тысячами других поменьше, заключенных в нем же. Пытаться уловить отдельные ноты было бесполезно, хотя подспудно я чувствовал, что если прислушаться, то можно среди них различить тихое пение Хриз — ее чудный бархатный голос, который скоро наберет достаточно силы, чтобы вдребезги разбить не только хрустальный бокал, но и все мироздание. Но время еще было. Я верил и надеялся на это, а поэтому смело вошел в храм.

Золотые своды поражали великолепием. Лучи солнца, проникавшие сквозь витражные окна где-то в вышине, золотили висевшую в воздухе пыль. Стены и пол были из янтаря, причудливо перемежавшегося со льдом, вернее, с ледяными статуями святых заступников, вмурованных и несущих на своих плечах всю тяжесть мироздания. Но больше удивляла пустота храма. Не было ни алтаря, ни скамеек, ни исповедальных. Ледяные статуи, навечно застывшие в янтаре, словно диковинные насекомые, образовывали ряды, один над другим, словно ярусы. У меня вдруг возникло жуткое ощущение, что они смотрят на меня оттуда, сверху, как зрители, ожидающие выступления актера на громадной пустой сцене.

— Хриз! — позвал я.

Статуи вздрогнули и задрожали, я мог бы в этом поклясться. И тут одна из них, в третьем ряду, шевельнулась. Я всмотрелся. Лед превратился в темные очертания мантии и капюшона, смутно знакомых. Тихий смешок пронесся в пустоте, и золотая пляска пылинок в солнечном луче прекратилась.

— Зря ты пришел, Тиффано.

— Магистр? — растерялся я, узнав голос. — Магистр Рихард? Что вы тут делаете? Откуда вы здесь?

— Я ждал… — рассеянно отозвался он и скинул капюшон.

Я подавил возглас ужаса. Его лицо было больше похоже на череп, обтянутый потрескавшейся кожей, глаза сияли каким-то нездоровым синим огнем. Мысли лихорадочно заметались. Откуда? Почему? Как?

— Неприкаянный? — выдохнул я, выловив наконец воспоминание из того несуразного бреда, который несла Хриз перед уходом. — Вы — Неприкаянный?

Он кивнул и вдруг улыбнулся, добив меня окончательно синими зубами, слишком большими для человека. А был ли он человеком? Хриз утверждала, что он — Искра. Рукотворный демон? Оружие против Шестой?

— Где Хриз? Где она?

— Я сомневался. Но ты подтвердил. Она Шестая. Наконец-то я закончу то, что должно.

Он прикрыл глаза и запрокинул голову, сидя на невидимом выступе, словно демон-искусситель. Как он вообще туда забрался? Я огляделся, но не увидел ни лестницы, ни строительных лесов, ни скрытых проходов. Может, что-то есть снаружи?

— Где она? — повторил я.

— Везде, — он обвел рукой пространство храма. — Ты найдешь ее везде.

Я нахмурился и провел рукой по груди, чувствуя успокаивающее тепло священного символа на коже.

— Но не узнаешь, — добавил он и издал короткий смешок. — Ты даже понятия не имеешь, что она за чудовище.

Я уставился на магистра, прикидывая, смогу ли взобраться к нему наверх, используя ледяные статуи. Но тут страшный смысл его слов дошел до меня. Я прозрел. Хриз действительно была везде. У всех ледяных статуй имелось ее лицо: искаженное мукой, гневливое, испуганное, виноватое, сластолюбивое, задумчивое, отрешенное… Я оглядывался, видя бесконечные отражения Хриз. Шагнул к ближайшей статуе. Лицо Хриз красовалось на широких плечах несчастного, с которого живьем содрали кожу. Рядом стояла стройная маленькая женщина, закутанная в гаяшимский наряд, и взирала на меня с бесконечной грустью глазами Хриз. Я осмелился дотронуться до статуи. Закрыл глаза. Ни холода, ни жары больше не ощущалось. Внутри меня росла пустота.

— Она не чудовище, — твердо сказал я. — Пока человека любит хоть одна живая душа, он не чудовище. А вот вас, магистр, кто-нибудь любит?

Магистр грустно покачал головой:

— Ты так похож на меня… Когда-то я тоже верил в подобное… но любви нет. Шестая будет очищена в Источнике, как и должно. Через боль. Страдания очищают. Шестая искупит вину своих проклятых предков, переживая муки всех тех, кто оставил здесь свой разум. А их, я тебе скажу, было много, очень много.

Он опять улыбнулся этой жуткой синезубой улыбкой.

— Ей нельзя в Источник! Что вы творите? Кто вам разрешил? Орден Пяти в моем лице запрещает вам! Слышите? Немедленно верните Шестую обратно!

Он расхохотался, забавляясь моей горячностью.

— Интересно, зачем мне это делать?

— Потому что она не оставила потомков! Что Орден будет делать через двести лет? Как будет очищать Источник?

— Потомков? — вдруг загрохотал он. — ПОТОМКОВ?!?

Его голос наполнил пространство храма, как вода наполняет бокал. Все задрожало, по статуям пошли кровавые трещины.

— Да я собственное бессмертие положил на то, чтобы проклятое семя Шестой больше не проросло! Никогда! Все закончится! Эта уж точно последняя! Я избавлю мир от ее безумия!

— Что-то много желающих мир спасать… — пробормотал я и повысил голос. — Рукотворный демон хочет спасти мир? Смешно! Прочь с пути!

Мой замысел был прост. Я найду Хриз. Буду крушить все ледяные статуи, одна за другой, но найду. Начать я решил с гаяшимки. Прикрыв глаза, я мысленно представил, как заношу пылающий молот веры, опускаю его, и статуя разлетается вдребезги.

— Глупец! — грохот его голоса заглушил тихий взрыв статуи, которая обдала меня осколками синего льда. — Ты ничего не знаешь!

Признаться, я не ожидал, что так легко справлюсь. Моя вера еще больше укрепилась, можно даже сказать, я возликовал. Следующий! Положим конец мучениям этой жертвы шкуродера!

— Ты потратишь на это всю свою жизнь!

Статуя не разлетелась, она лопнула, словно перезревший плод и растеклась безобразным голубым месивом. Я переступил через него и деловито двинулся к следующему ледяному изваянию. В моей голове нарастал странный гул, похожий на жужжание роя насекомых где-то снаружи… Не останавливаться!

— Я тоже был когда-то влюблен, как и ты…

Я едва не споткнулся, но заставил себя помотать головой. Теперь у меня был не молот. Я решил, что молот — это слишком… вульгарно. Меч из жидкого огня. А что? Против льда самое оно…

— Золотые локоны, серые глаза, белоснежная кожа. Она была безупречна. Ты слышал о золотом сечении?

Я чуть было не отвлекся, чтобы кивнуть ему, но в последний момент удержался. Лицо Хриз на теле толстяка выглядело забавно, но я без колебаний снес ему голову пылающей дланью.

— Эту формулу вывели очень давно, но только увидев Изабеллу, я понял, насколько она верна. Совершенные пропорции. Математически верные. Но тебе, должно быть, это сложно уразуметь…

Я вгляделся в перекошенное лицо Хриз на статуе крысеныша с лысым хвостом. Да уж, оно у нее совершенное… по-своему, конечно. Меч мне надоел. В руках появился топор с раскаленным добела лезвием. Отрубленный хвост полетел в одну сторону, голова покатилась в другую. Следующий!

— Красива и добра, умна и благородна — вот какой она была. Я влюбился. Хотя… Ты же не знаешь, кем я был. Главой Ордена Пяти.

Я споткнулся об отрубленный хвост. Не верить. Ничему не верить, кроме собственного сердца. Жужжание в голове становилось все более отчетливым, мне казалось, я улавливаю в нем отдельные голоса.

— И тебе неведомо, когда это было. Все произошло двести лет назад, — лживый голос синезубого проникал в сознание. — В те времена, когда проклятое отродье Шестой расплодилось и ни в чем не знало отказа. Княжну Изабеллу сосватали за старшего из сыновей Шестой. Их тоже было шесть. Вместе с матерью они грабили и убивали, насиловали и жгли все на своем пути. Святой Престол не вмешивался. Во имя мира между севером и югом решили принести жертву. Ею и должна была стать моя любимая. Я сделал все, чтобы этого избежать. Единый видит, все…

Я начал уставать. Воображаемый топор потяжелел, и его пришлось заменить на огненный хлыст. В шуме голосов различался один, похожий на голос наставника.

— Но Шестая была неприкосновенна. Единственная, кто может очистить грехи безумия… Но я-то знал! Знал, что она сама их и носит! Тьфу! Резервное копирование! Я украл Искру! Ха-ха!..

Раскаты его фальшивого хохота на секунду заглушили голоса в моей голове, чтобы потом явно выделить слова отца Георга, которые долетели до меня из бесконечной дали:

— … чик мой… не вмеши… Не верь!.. Беги!..

Еще одна ледяная статуя разлетелась на куски. Да где же Хриз?

— Она полюбила меня, а я полюбил ее. Мы тайно обвенчались. Я добился, чтоб провести вознесение раньше и избавиться от Шестой и ее выродков, но она откуда-то узнала обо всем. Ты знаешь, что произошло дальше. Все знают.

Я обомлел. Хриз пела. Ее печальный голос доносился отовсюду, исходил из тысячи ртов ледяных статуй. Баллада Мертвых земель. Если раньше мне удавалось не обращать внимания на слова магистра, то не слушать Хриз было невозможно. Я прикрыл уши ладонями, но ее голос все равно просачивался в сознание.

— Шестая убила глав Ордена и заразила своим безумием каждый сварм-бот Искры! Отравила Источник! — надрывался синезубый. — Изабелла сошла с ума… Моя любимая обезумела. А я… Я мог спасти кого-то одного. Ее или Искру…

Его голос упал до шепота, но теперь я уже слушал внимательно. Про вознесение и Источник хотелось бы больше подробностей…

— Я выбрал Искру, — трагически сообщил он. — Столицу охватило пламя пожара. Я оказался заперт в соборе. И сгорел там. Тиффано, ты хоть представляешь себе, каково это? Сгорать заживо?

Янтарь вдруг полыхнул. Он стал стекать прозрачной лавой, погребая заживо ледяные статуи. Мне в лицо дохнуло жаром и отвратительной смесью горелого мяса, сожженных волос и смерти. Я закрыл глаза и рухнул на колени. Не уйду! Моя вера сильнее!..

— … Беги оттуда! Кысей!

Ледяная пустыня предстала перед глазами. Я верил в нее так сильно, что жар понемногу спадал. В круговерти метели встало белое лицо Хриз. Глаза были закрыты, черты искажены от невыносимого страдания. Она спала. Спала и видела кошмары. Умирала бесконечное число раз вместе с теми, чьи статуи здесь стояли. А я чего-то жду… Раздолбать их всех к заднице кошачьей! Открыв глаза и утопая по колено в расплавленном янтаре, я с новыми силами принялся крушить ледяных монстров.

— Искра не дала мне умереть. Я собрал себя по крупицам, восстал из пепла и отправился на поиски Изабеллы. Эти выродки ее забрали. Натешились вдоволь и бросили умирать. Синежное княжество больше не существовало, и княжна стала ненужной. Я шел по следам Шестой и ее ублюдков, не оставляя в живых никого. Я дарил жителям милость в забвении смерти, ибо существование в безумии гораздо хуже…

Янтарная лава и сама расплавила многие статуи, но другие, на верхних рядах, оставались для меня недоступными. И тут я понял, что сглупил. Зачем хлыст? Надо придумать что-нибудь помасштабней… Огненный дождь? Град из живых сгустков огня?

— … Рубин! Часть Искры в нем!

Точно! Я вспомнил легенды об Искре как оружии против Шестой, которое разило алым божественным светом. Но вдруг… вдруг это окажется опасным для Хриз? Не убью ли я ее таким образом?..

— Я нашел Изабеллу. Она превратилась… Ее разум стал подобен разуму пятилетнего ребенка… Бедная моя девочка… Мой корабль догнал проклятую Шестую. Эта сука вылакала Источник, ты можешь себе представить? До сих пор не знаю, как ей это удалось. Но голову ей отрубить мне это никак не помешало.

Он опять расхохотался, и у меня мороз по коже пошел. Я покрепче сжал в руке осколок рубина. Искра в Соляном замке. Искра у этого психа. Одна и та же? Или разные? Хриз говорила как о разных. В замке она спорила с кем-то невидимым для меня, но тогда получается… Догадка заползла и укусила за язык раньше, чем я смог подумать.

— У меня тоже есть Искра! — вырвалось у меня.

Синезубый запнулся. Сделалось необычайно тихо. Мертвая тишина.

— Откуда?

— Из Соляного замка, — отважно ответил я. — Если ты не вернешь мне Хриз, я ее применю.

— Применяй, — равнодушно отозвался он после секундного молчания. — Тиффано, ты повторяешь мои ошибки. Твоя любовь ничего не стоит, как не стоила и моя.

— Не равняй нас!

— Я убил Шестую, уничтожил ее сыновей, огнем и мечом выжег все земли, где могли остаться их потомки. А когда вернулся на остров, то обнаружил, что моя Изабелла проросла их проклятым семенем. Она была беременна.

Хм… вот это поворот. Как он там вещал? Серые глаза и золотые локоны?

— То есть ты сейчас пытаешься извести не потомка Шестой, а правнучку своей возлюбленной? Мило. И кто ты после этого?

— Не мели чушь! — разозлился синезубый. — Она не ее потомок! Я терпел, Единый видит, я долго терпел… Ради Изабеллы. Но когда этому отродью исполнилось шесть, когда ее волосы порыжели, а глаза сделались ледяными, когда она начала доводить мать до слез своими выходками, когда с Источником стало твориться неладное, я не выдержал. Я утопил мерзавку в озере. Своими руками.

— Ты убил ребенка, — констатировал я. — И все-таки, ответь, кто ты после этого? Спаситель мира?

— Это был не ребенок! Проклятое отродье! Ее безумие заражало всех и прежде всего Источник!..

— Прекрати! Твоя Изабелла тоже была сумасшедшей, ты сам это признал! Но ее ты отродьем не называл!

— Она… не пережила гибели этой… Несмотря на все, что с ней сотворили сыночки Шестой, она любила дочь… Но я должен был… Во имя спасения…

— Чушь! — пригвоздил я его. — Ты убил не только ее дочь, ты убил Изабеллу! Из-за тебя она умерла во второй раз! Чем ты лучше Шестой, ответь? Какое право ты имеешь ее судить?

Снаружи загремело. Это шла огненная буря, чтобы обрушиться на проклятый собор и расплавить всех его жертв. Всех, кроме одной.

Мои слова разозлили синезубого не на шутку. Реальность вокруг нас колебалась и дрожала под ударами огненной стихии.

— Не смей меня обвинять! Я тебе рассказываю историю своей жизни не для этого!..

— А для чего? — дерзко перебил я его. — Чтоб я тебя пожалел? Оправдал?

— Замолчи!

Невидимый удар пришелся в грудь, прямо в священный символ. Меня согнуло пополам. Дыхание перехватило.

— Я закончу свой путь! Но кто-то должен его продолжить! А у тебя есть Искра! Сам сказал!

Он зло расхохотался. У меня изо рта брызнула кровь, которая растеклась на полу неровным пятном.

— Ты останешься здесь, будешь охранять свое ненаглядное чудовище! Я знаю, ты пытался поступить правильно и убить ее, но не смог. Не расстраивайся. Это даже у меня не получилось. Она последняя из проклятого рода, поэтому такая живучая. Я должен был понять это еще тогда, когда в семье ублюдочных Ланстикунов родилась девочка, хотя ее отец в принципе не мог никого обрюхатить…

Я выплюнул еще немного крови, чувствуя, как рубин в руке наливается огнем и тяжестью, словно впитывает ее.

— Посмотри на Хриз! — крикнул я. — Посмотри на нее! Она же так похожа на Изабеллу! Золотые локоны, серые глаза! Белоснежная кожа! Она прекрасна!

Я внимательно следил за ним. К этой хитрости прибегали приютские надзиратели, когда надо было выведать у мальчишек, где спрятано краденое. Во время обыска те невольно выдавали себя взглядом. Сработало это и на синезубом. Он бросил быстрый взгляд… наверх.

— Нет, — покачал он головой. — Изабелла была красавицей. А эта уродина рыжая.

Я не стал с ним спорить, просто задрал голову и тоже посмотрел вверх. Посмотрел не глазами, а сердцем. И увидел. Хриз висела в воздухе в ледяной клетке, вернее, в глыбе синего льда, замороженная, распластанная, спящая вечным сном. Умирающая и возрождающаяся каждый миг.

— Ты умен, Тиффано, — вздохнул синезубый. — Но слеп. Я следил за ней с шести лет. Это всегда начинается в шесть. Ты бы знал, что она творила, каким малолетним чудовищем была. Мне пришлось перебраться поближе, осесть в этом богом забытом вояжестве Ланстикун…

Огненный смерч в моем сознании расплавил глыбу, и она превратилась в озерцо. Хриз рухнула в него и обдала меня фонтаном брызг. Я бросился за ней.

— Влюбленный идиот… — беззлобно прокомментировал синезубый. — Ты ее не разбудишь. На чем я остановился? Ах да… Я стал настоятелем монастыря, свел знакомство с ее бабкой. Девчонку по моей рекомендации отдали в монастырь, во избежание, так сказать. Но и там… Эта дрянь соблазнила послушника, когда ей было четырнадцать. Шлюха, как и все Шестые. Плодовитая шлюха, к тому же. Она забеременела.

Хриз была ледяной. Я вытащил ее из воды и прижал к себе, целуя и обнимая.

— Пришлось принимать решительные меры, старый вояг Карл помог мне в этом. Но я все еще сомневался. Потомков у Шестой не могло остаться, я их всех извел и был в этом абсолютно уверен. Но с другой стороны… Источник все еще источал… Я чувствовал его зов. Нельзя было рубить голову этой суке рядом с ним. Думаю, она ухитрилась переродиться. Но ничего… Уже скоро… Эй, ты куда?

Я взял Хриз на руки и двинулся прочь, не говоря ни слова. Шум голосов в голове тревожно стих. Замурованный выход не стал помехой. Впереди меня несся огненный вал, сметающий любое препятствие на своем пути. Свобода!.. Я шагнул через пролом в стене и… Ледяная Хриз у меня в руках растаяла и водой ускользнула сквозь пальцы.

— Ну что ты как маленький, Тиффано, в самом деле. Сказано — не выносить за порог. Вернись. Мы не договорили. Я должен тебе все объяснить, чтобы ты понял.

Я закрыл глаза, борясь с яростью, которая поднималась откуда-то изнутри, подогреваемая пылающим рубиновым осколком в кулаке. Убью. Убью этого синезубого урода. Я заставил себя глубоко вдохнуть, успокоиться и вернуться. Теперь я не смотрел на синюю глыбу льда с Хриз, которая вновь висела нетронутой под куполом собора. Все мое внимание отныне было приковано к Неприкаянному.

— Ты спрашивал про потомков. Я придумал, как раз и навсегда покончить с Шестой. Не убивать ее, как я сделал с ее прапрабабкой, а оставить в Источнике навсегда очищаться. Замкнуть цикл. Пусть стирает и копирует все знания мира в этой твари бесконечное число раз… Ловко, да? И не надо возиться с потомками…

Он хихикнул, явно ожидая от меня одобрения. Я молчал и не сводил с него взгляда. Осталось ли в нем еще хоть что-нибудь человеческое?..

— А как быть мне? — нарушил я наконец затянувшееся молчание. — Я ее люблю.

— Да, будет тяжело, — согласился он. — Но ты привыкнешь. Да и не любит она тебя. Никого не любит…

— Любит. Меня. А еще своего брата. Как ты думаешь, зачем она сюда вообще пришла? Ради нас! Ради спасения тех, кого любит!

— Какого еще брата? — встрепенулся он. — Нет у нее братьев! Я позаботился!

— Есть. И племянник скоро на свет появится. Ты никогда не избавишься от Шестой и ее потомков. Знаешь, почему? Ты не умеешь любить. А победить ее можно только любовью. Вспомни о Едином. Разве завещал он нам ненависть и страх? Разве требовал от нас страданий и смерти? Разве такого очищения он хотел для своих детей? Он любит и…

— Да что ты знаешь! — опять прогремел рассерженный синезубый. — Нет бога! Нет и никогда не было! Его придумали люди! Наши предки придумали его и сшили из сотни разных божеств, в которых верили раньше! Записали в этом Источнике! А она!..

Он устремил перст указующий в сторону Хриз, отвлекаясь от меня. Я ждал этого. Надеялся, что так и будет. Верил, что попаду. Рубиновый осколок полетел, брошенный моей недрогнувшей рукой, и попал. Попал прямо в пустую глазницу синезубого. Взорвался. Сокрушительная вспышка алого света накрыла пространство и съела время.

Меня тоже не стало. Мои мысли, чувства и воспоминания превратились в бурлящее море, которое разливалось в бесконечности, теряя самое себя в необъятности пространства и существуя один короткий миг, чтобы тут же умереть и возродиться вновь. Я ощущал каждую каплю и в то же время ощущал их всех, каждая из них жила, дышала и чувствовала, а еще… помнила. В океане этих разумов поднималась буря, и я был ее источником, вернее, центром урагана, который поднимает ввысь громадные пласты воды, гонит вперед высокие волны, однако не может затронуть безмятежную глубину, где прячется нечто столь древнее, сколь и могущественное. Был ли этим нечто Неприкаянный? Нет. Он превратился в злое и жалобное завывание ветра у поверхности, в морскую пену на гребне волны, бессильно рассеянную и канувшую в вечность. Была ли этим нечто Шестая? Тоже нет. Она была гибнущей эскадрой кораблей, бегущих от шторма, а я… догонял ее. Ужас охватил меня, когда пришло осознание, что именно я стану ее палачом. Убив Неприкаянного, я высвободил неведомые силы, и Хриз больше ничто не удерживало. Она уходила в закат. Но недостаточно быстро. Корабли ее эскадры были… ледяными, а ураган моей души бушевал огнем. Я видел, как тают утлые лодочки, как идут ко дну легкие парусники, как отчаянно рыскают фрегаты, пытаясь спастись от дыхания пламени… Ее разум утекал в вечность, и я был тому причиной…

Мне семь лет. Легкие обжигает морозный ветер. Я бегу по ледяному насту озера к черному пятну, в котором барахтается девчонка. Она не кричит, ее глаза остекленели и обесцветились от ужаса, рот то появляется над поверхностью, то исчезает, судорожно хватая воздух пополам с водой и льдом. Остаток пути я проделываю на четвереньках, подползаю и хватаю за рыжую паклю волос. Девчонка бестолково размахивает руками, мешает. Двигаю локтем ей в лицо и тащу на себя. Она невероятно тяжелая, и ненадежный лед подо мной идет трещинами.

— Скажена! — ору я и упрямо тащу ее прочь по льду, передвигаясь ползком.

Она больше не сопротивляется. Берег уже близко. Меня трясет от злости. Когда я выбираюсь на твердую кромку замерзшей земли, к нам уже бегут слуги. Один из них замахивается на девчонку нагайкой.

— Ууу! Бесовское отродье!

Я останавливаю его руку, и он спрашивает:

— Молодой пан Кажимеж, на что полезли за этой приблудой? Матерь божья, а ну как и вас бы за собой утащила?

Я поворачиваюсь к спасенной.

— Хриз? — шепчу я посиневшими от холода губами, удерживая в памяти самое важное.

Она другая. Ее волосы потемнели, как и глаза. Она задирает разбитый нос, сверкает черными очищами, а потом плюет мне в лицо. Смотрит с ненавистью.

— Пан Кажимеж, только велите, обратно ее в прорубь затолкаем!

— Зовут как? — я вытираю плевок и подступаю к ней, хватая за ворот. — Отвечай!

Я уже и сам не помню, как ее должны звать, но откуда-то знаю, что ее нельзя отпускать. Никак нельзя. Она моя.

— Христинка! — выплевывает малявка. — Вспомнишь это имя, синеглазик, когда мой батько ваше кодло рубить будет!

Я отшатываюсь, подношу руку к лицу. Синеглазый? В обнаженной сабле, которую слуга уже приставил к горлу девчонки, я вижу собственное искаженное отражение. У меня темные волосы и ярко-синие глаза.

Мне одиннадцать. От жары воздух курится призрачным маревом. Песок на солнце слепит глаза, как и синее бескрайнее море. Я тащу по пляжу корзинку с чем-то липким и сладким, за мной облаком увиваются злые осы. И тут над поверхностью воды я замечаю вынырнувшую рыжую голову. Девчонка странно уродлива. Пустые прозрачные глаза с черной точкой зрачка, блекло-рыжие редкие волосенки и посиневшее лицо. Рот раскрыт в безмолвном крике. И я сразу понимаю, что она тонет, беспорядочно распластывая руки на поверхности воды. Тут малявка скрывается под водой и больше не появляется. Я роняю корзинку и бросаюсь в воду, поднимая фонтан брызг. В несколько секунд оказываюсь у того места, где видел пигалицу. Ныряю. Вижу мелькнувшую ржавчину волос. Хватаю и накручиваю на кулак. Еще один рывок, и я выныриваю к свету, хватаю воздух. Моя добыча такая тяжелая, что мне самому не справиться. Отчаянно кричу, привлекая внимание взрослых.

Ее вытаскивают на берег, кладут на горячий песок. Прибегают ее родители. Ей делают искусственное дыхание. Мне вдруг становится страшно. Я шепотом спрашиваю, как ее зовут.

— Хриз? Ее же зовут Хриз?

— Ханна… — тоже шепчет ее отец. — Ее зовут Ханна.

Память стекает вместе с морской водой, высыхает и застывает солью на смуглой коже. Я не знаю, как ее удержать. Девочка заходится в страшном кашле, и ее отец с облегчением выдыхает и поворачивается ко мне.

— Спасибо, что спас ее. Тебя как звать?

— Касьян, — вырывается у меня.

Я оглядываюсь в поисках зеркала. Мне страшно увидеть у себя синие глаза. Не знаю, почему. А еще хочется заглянуть в глаза Хриз… в смысле, Ханны. Они ведь серые? Я подхожу к ней, опускаюсь на колени, кожу мне жжет раскаленный песок.

— Ты Хриз? — упрямо переспрашиваю я.

Она перестает стучать зубами и кутаться в мохнатое полотенце. Смотрит на меня исподлобья. Ее глаза… рыжие. Светло-карие. Теперь она почти хорошенькая. Если б только еще не этот оскал. Она рычит и вдруг со всей дури бодает меня головой в живот. Я падаю. Ее отец с несчастным видом бросается к ней и пытается успокоить завывающую дочь. Она плюется и визжит:

— Синий! Он синий!

Волна окатывает меня и лениво растекается по песку. В водном отражении я вижу, что мои глаза синее неба и глубже моря.

Мне четырнадцать. Я еду верхом, лениво щелкая кнутом и погоняя табун. Я горд. Мне доверили перегнать его самостоятельно через Змеиную пустыню. Вместе с отцом мы проделывали это уже дюжину раз. Плевое дело. Надо просто остерегаться койотов по ночам и не лезть в Зыбь. Не лезть. Просто не лезть. Интересно, что эта дура там забыла? Приложив ладонь ко лбу, я щурюсь и всматриваюсь в рыжее море песка. Ну да. Застряла. И дергается, еще больше утопая. Уже по пояс. Ну ее? Сама виновата. Но что-то заставляет меня громко гикнуть и пришпорить коня. Я знаю, где проходит граница между зыбучими песками и твердой землей. Там я спешиваюсь и достаю веревку, примотанную к седлу. Не тороплюсь. А куда торопиться? В Зыби некоторые тонут сутками. Выбраться самостоятельно невозможно. Но я ее спасу. Хм… Что-то в этом есть знакомое.

— Эй! Тебя как зовут?

— П…шел… нах…

— Фу, барышня, как некрасиво.

Я придирчиво оглядываю ярко-рыжие кудри и миловидное личико с серыми глазами. Или зелеными? Отсюда не разглядеть. Похоже, вырастет красоткой. Надо брать. Кстати, а где ее родители или спутники? Кругом глушь, никого. Хм…

— Я спасу тебя, — торжественно сообщаю я ей. — Скажи, как тебя зовут.

Мне почему-то кажется, что ее должны звать Хриз. Глупо, но я просто таки уверен в этом.

— Х…х…х… — хрипит она и бьет руками по песку. — Хельга!

— Не Хриз? — несколько разочарован я. — Жаль. А меня… Койот Синий Хвост. Ладно, так и быть. Возьму тебя женой.

— Пошел ты!..

— Ну как знаешь… — я демонстративно сворачиваю веревку и забираюсь в седло.

— Эй! — орет она. — Немедленно вытащи меня!

— Женой моей будешь? — строго переспрашиваю я.

Она упрямо мотает головой и пытается плюнуть в меня, но не достает. Я пожимаю плечами и пришпориваю коня, направляясь в синюю даль.

— Стой! — истошно вопит она. — Это нечестно! Эй! Ладно! Я согласна!

Я нехотя останавливаюсь и возвращаюсь. Бросаю ей веревку.

— Обмотай вокруг талии. Держись крепко. И не дергайся, а то увязнешь еще глубже.

Я закрепляю веревку хитрым узлом вокруг моего верного Варана и веду его под уздцы. Конь у меня сильный, но ему тяжело. Вены вздуваются у него под кожей. Я оборачиваюсь к Хриз… в смысле, к Хельге, и строго спрашиваю:

— Ты почему такая тяжелая? Ешь много? Учти, мне жена нужна ловкая, а не такая, под которой конь от тяжести прогибается.

Она возмущенно пыхтит:

— Смотри, чтоб ты сам подо мной не прогнулся!

Я хитро улыбаюсь. Кажется, из нее получится хорошая жена. Правда, объезжать придется долго.

Круговерть бесконечных отражений. Я спасал Хриз, с каждым разом утопая все глубже, забывая, зачем это делаю, но твердо помня, что ее нельзя отпускать. Она тонула. В ледяном море, в снегу, в мерзком вонючем болоте, в бурной горной реке, в бассейне, в тихом озерце, в горячих зыбучих песках, в серой вязкой массе, в какой-то странной черной пустоте, в невидимых потоках данных… С каждым разом я становился все умнее и хитрее. Я требовал плату за ее спасение. В меня плевали, ругались, обзывали, угрожали, били, но я был непреклонен. Она была мне обещана в жены, и точка. Но ни разу она меня не вспомнила… Только ее ненависть ко мне была неизменна, как будто от отражения к отражению она ее пестовала и лелеяла. Я радовался и этому… Пока сам не попал. В болото.

Гнилые испарения хлюпали под ногами, затягивая все больше. Я пытался дотянуться до коряги, торчащей из зеленой жижи, но рука ухватила лишь пустоту. С берега донесся смешок. Скосив глаза, я увидел Хриз. Я точно знал, что это она.

— Наш синенький паучок попался! — захлопала она в ладоши, сидя на камне. — Я подожду! Хочу посмотреть, как ты будешь дрыгать лапками и пищать!

Отчаяние охватило меня. Я не знал, как ее зовут в этом отражении. Не знал, зачем она мне нужна. Но знал, что лучше сдохну, чем отпущу ее.

— Дура! — выплюнул я. — Кого ты ненавидеть будешь, если меня не станет?

Жижа уже подступала к горлу, и я прилагал все усилия, чтобы удержать голову на поверхности. Мой вопрос озадачил Хриз. Она встряхнула тоненькими косичками мышиного цвета и почесала бородавку на длинном носу.

— Хм… вот как мы запели?.. — протянула она с такой знакомой интонацией, что я задохнулся и нахлебался гадостной болотной тины.

В глазах потемнело, силы оставили меня. Я окунулся с головой.

— Эй! А ну не смей подыхать! — забеспокоилась она, вскочив на ноги. — Ишь, удумал чего. Я тебя помучить еще хочу. В клетку посажу. Заколдую. Будешь у меня заместо…

Я дернулся наверх из последних сил и выдал жалобное:

— Аргх!..

Она бросилась к коряге и стала пихать ее в болото, едва не проткнув мне глаз. Я схватился за склизкий ствол, выбрался на него и перевел дыхание.

— Кикимора ты! — не удержался я.

Она сурово сдвинула мохнатые брови.

— Но я все равно тебя люблю… — поспешно добавил я.

Она улыбнулась, зверски оскалившись, и двинула мне по лбу черенком метлы. Наступила благословенная тьма.

Кто-то хлопал меня по щекам. Я открыл глаза. Велька.

— Фрон! Слава Единому, очухались!

— Где?.. Кто я?.. Какие у меня глаза?

Я так резко сел, что в голове что-то взорвалось, и меня вырвало. Я лежал в отвратительно теплой и ужасно соленой воде. Сколько хватало взгляда, везде простиралась водная гладь. Соляная жидкая пустыня. Соль была в носу, на языке, в горле, в легких. Даже Велька казался каким-то припорошенным серостью. Что-то еще в нем было не так, но мне не удавалось сообразить, что именно.

— Ну… покраснели глаза у вас чуток… и шишка на лбу. И это…

Он провел рукой, смахивая что-то невидимое с моей головы. Это были осколки синего льда. Они не таяли, хотя солнце все еще стояло в зените и палило немилосердно. Я отупело подобрал один из них. Пальцы мгновенно онемели от холода.

— Что произошло? — хрипло спросил я, все еще не будучи уверенным, что я это я, что мир вокруг меня все тот же, каким был до… до урагана.

— Так это… — воодушевился Велька и дернул себя за жиденькую бородку, — вы, значится, велели нам сидеть на берегу и молиться. А сами пошли… по воде! Вот ей-богу, фрон, вы шли по озеру аки по суху! Дух захватывало. А потом… потом… из воды стал подниматься синий ледник. Ужас! Вылазил как… как… как прыщ гнойный, во! Громадный такой, синющий, налитый! И сразу все потемнело, зажужжало, затрещало… И мороз ударил такой, что чуть дуба не дали! Но мы все равно продолжали молиться за вас, фрон. А вы, значится, стояли на вершине этого льда, руками размахивали и что-то кричали. Но мы вас не слышали. Гул такой стоял, что ужасть просто! А потом…

Велька задохнулся и умолк, переводя дыхание.

— Что потом? — поторопил я его.

— Полетели они!..

— Кто?

— Стрекозы!

Наверное, я сошел с ума. Потерялся вместе с Хриз в отражениях чужих разумов и остался в Источнике.

— Какие стрекозы? — терпеливо уточнил я, с трудом вставая на ноги.

— Золотые! Их было много-много! Они взлетели в небо, а потом как!.. Бум! Бам! Вот!

Он пошарил рукой в соленой жиже и достал стрекозу. Она действительно была золотой. Насекомое вяло шевельнуло лапками, а потом попыталось вцепиться Вельке в руку. Он торопливо ее отбросил. Она забарахталась в соленой воде и затихла, уйдя на дно.

— Где Хриз?

Велька пожал плечами и кивнул мне за спину. Я обернулся. В кратере соленой жижи, полном осколков синего льда, плавала Хриз. Копна ее волос казалась белоснежной и колыхалась подобно живой.

— Че с ней станется? Плавает вон, как какашка в проруби, и не тонет.

Я сделал шаг вперед, еще один, потом побежал, поднимая соленые брызги. Кратер был глубокий, он шипел и исходил горячим паром, но синий лед все равно не таял.

— Почему не вытащили?!? — заорал я, с разбега бросаясь в кипящую воду.

В два счета оказался рядом, подхватил безжизненное тело и поплыл к берегу, где уже суетился Велька. Реальность. Такая привычная, такая желанная и такая… ненадежная. Моя команда вполне пришла в себя после нашествия золотых стрекоз и прочих чудес, а теперь деловито занималась… грабежом, предварительно для верности связав покрепче конкурентов, то есть команду Хриз. Дылда с кислым и одновременно зверским видом наблюдал, как у него под носом собирают полудохлых золотых насекомых, стукают их для верности несколько раз о серые валуны, чтоб утихомирить, потом пакуют в мешки.

— Прекратить! — рявкнул я. — Выкиньте эту дрянь! Они могут вас покусать и заразить!

Уложив Хриз на берег, я принялся делать ей искусственное дыхание, но обнаружил, что она и так дышит. Хлопание по щекам не помогло. Она была холодна как лед, дышала, но не просыпалась. Я уже видел такое ее состояние после приступа. Надо ждать. И согреть! Но тогда ей лучше в воде?.. Я обернулся к кипящему кратеру. Себе я больше не доверял.

— Велька! Проверь воду. Горячая?

Мой верный оруженосец посмотрел на меня как на сумасшедшего, но потом решил, что у безумных чудотворцев свои причуды и не стал спорить. Сунул руку в кратер и с воплем отдернул ее.

— Кипяток!

Но в том кипятке плавал синий лед и не таял. Нет уж, Хриз лучше на суше и подальше от всего синего. Я сорвал с себя плащ и стал ее укутывать. Волосы подсохли и лезли мне в лицо, я досадливо их откидывал, пока… Пока не сообразил, что они слишком длинные. Провел рукой по лицу и ощутил, что зарос густой бородой. Меня словно жаром обдало. Велька же тоже был с бородкой, хотя сроду не носил на лице никакой растительности! Я вскочил на ноги и оглядел свою команду. Все, как один, были с отросшими бородами, усами и волосами. Дылда с кляпом во рту вообще был похож на пугало огородное с мочалкой на голове. Сколько же времени прошло? Я взглянул на Хриз. Ее волосы и так были длинными, но сейчас они укутывали ее фигуру белоснежным плащом, искрясь и сверкая на палящем солнце. Почему они такие белые? Это соль? Или?.. Ком застыл у меня в горле, когда я понял, что Хриз поседела. Что же ей пришлось пережить в своих кошмарах, что она в одночасье сделалась белой, как лунь? Я опустился на колени возле Хриз и провел по ее локонам ладонью. В отражениях она была такой разной: красивой и уродливой, цвет ее волос и глаз менялся, менялись имя и судьба, неизменным оставался только паскудный характер. Я обнял ее и стал укачивать в объятиях. Боже Единый, пусть она проснется!.. Я не могу ее потерять.

— Фрон… — робко потряс меня Велька за плечо. — Ну так чего делать будем? С добычей-то?

— Где бочонки с порохом? И найди мне еще тряпья, ее надо укутать получше.

Многие начали возмущаться, особенно жадные до золота братья-когниматы. Тогда я поднял вялую стрекозу и предложил желающим добровольно претерпеть ее укус.

— А мы посмотрим. Если до утра у вас не отрастут крылья, не появятся синие волдыри по всему телу, не отвалятся зубы и… эмм… то, что делает вас мужчинами, тогда уж ладно, так и быть. Я разрешу собрать всю золотую гадость.

Желающих почему-то не нашлось. Под моим пристальным надзором полусдохших стрекоз вернули в соленое озеро. В скальной породе, очень пористой, без труда выдолбили шурфы, в которые с соблюдением всех мер предосторожности засыпали порох и соединили все запальным шнуром. Хриз хотела уничтожить Источник, и я собирался выполнить ее последнюю волю. Несмотря ни на что.

Мы выдвинулись, когда все было готово, оставив позади соленое озеро, синий лед, Неприкаянного, золотых стрекоз и прочие странности, которые должны были взлететь на воздух, как только догорит запальный шнур. Чисто и ясно. Я нес Хриз на плече, и моя ноша была невероятно тяжелой во всех смыслах этого слова. Впереди шагал Велька, за ним неохотно брели бывшие пленники, которых развязали под честное слово их капитана, который справедливо согласился со мной в том, что отсюда следует убираться и поскорее. Однако едва мы поднялись по склону, как дорогу нам преградили. Папская гвардия с аркебузами наизготовку взяла нас на мушку.

— Прочь с дороги! — потребовал я, нисколько не удивившись их появлению.

По моим грубым подсчетам, с учетом длины отросших волос, прошло самое меньшее около месяца с того момента, как мы ступили на этот остров. За это время жизнь не стояла на месте, вежливо ожидая, пока я разберусь с проклятием Шестой. События явно развивались стремительно. Князь Тимофей и его послание в столицу не остались без внимания Ордена. Установить местоположение острова для святых отцов не составило труда, а уж снарядить корабль и отправиться на место событий они были просто обязаны. Хотя меня и удивило, что нас почтили личным присутствием. Но на ловца, как говорится, и зверь бежит.

Вперед вышел глава Ордена Пяти, отец Павел. За ним в скромных черных мантиях маячили и остальные, среди прочих я узнал отца Валуа.

— Верни Шестую на место, — мрачно приказал отец Павел. — Ее место в Источнике.

— Нет.

Папские гвардейцы вскинули аркебузы и прицелились.

— Не смейте! — вскрикнул отец Георг, бросаясь между мной и гвардейцами. — Я не дам вам совершить ошибку!

Мой наставник сильно исхудал и сдал, однако был полон решимости защищать меня, как лев.

— Не усложняйте все, отец Георг, — поморщился отец Павел. — Ему никто не причинит зла, если он не будет глупить. Кысей, положи Шестую на место.

— На место? — деланно удивился я. — И где же ее место? В Источнике? Тогда вынужден вас огорчить. Дело в том, что…

Нас смело взрывной волной. В небо взметнулся фонтан соленых брызг, земля содрогнулась и пошла трещинами. Однако мои люди были предупреждены, они ждали этого момента, чтобы сразу же пойти в атаку на папских гвардейцев. Особенно лютовал Дылда, который рубил направо и налево, ломая приклады аркебуз о головы гвардейцев. Завязалась безобразная потасовка, странно созвучная с мерными раскатами взрывов, которые следовали один за другим. Шурфы были выдолблены равномерно, шнур горел с одинаковой скоростью, поэтому… Знание, когда прозвучит очередной взрыв и накроет горячий, сбивающий с ног, поток воздуха, предоставляет значительное преимущество в рукопашном бою. Знания — это вообще сила…

Когда затих звон в ушах после последнего взрыва, все было кончено. Аркебузы сломаны или отобраны, некоторые из гвардейцев серьезно пострадали, а отцам Ордена, поскольку они почти не оказывали сопротивления, всего лишь намяли бока и связали.

— И что ты намерен делать дальше? — кисло поинтересовался отец Павел. — Шестая уже вступила в Источник, и ты не сможешь ничего…

— Источника больше нет, — буднично сообщил я. — Я его взорвал. Вместе с Неприкаянным, золотыми стрекозами и синим льдом. Или вы не расслышали, как он бабахнул?

Отец Павел побледнел.

— Что ты натворил! Ты думаешь, это спасет Шестую? Ее разум остался там, как и память!

— Кысей! — простонал отец Георг, которого на всякий случай ретивый Велька тоже связал. — Зачем? Что же ты наделал!

Я посмотрел на бледную недвижимую Хриз, укутанную в кокон из тряпья.

— Ваш Неприкаянный… Я до сих пор не знаю, что это за тварь. Демон или человек, но он сошел с ума от злости и мести. Он хотел заточить Хриз в Источнике навечно, чтобы очищать грехи мира в бесконечном цикле. Я швырнул в него осколком проклятого рубина и… и попал. Но я спас Хриз и ее душу, я знаю это совершенно точно. А еще я знаю про перерождение.

Отцы Ордена переглянулись между собой.

— И что ты знаешь?

Я ухмыльнулся.

— А вот вы, похоже, ничегошеньки о нем не знаете…

— Послушай, Кысей, двести лет назад ситуация действительно вышла из-под контроля…

Отец Павел пустился в пространные объяснения своей версии тех событий, которые привели к Синей войне. Как я и подозревал, Неприкаянный то ли умышленно, то ли сам обманываться рад, но соврал мне в некоторых моментах. По словам отца Павла, он был обычным послушником, который влюбился в прекрасную княжну, обещанную в жены старшему сыну Шестой. Он то ли совратил несчастную, то ли взял ее силой. Как бы там ни было, об этом стало известно бешеной северной воягине, и она… Она потребовала головы незадачливых любовников. Тогда он трусливо украл Искру и тем самым осквернил Источник. Из-за него вознесение было сорвано, а Шестая, которую и без того было сложно назвать вменяемой, окончательно свихнулась и пошла войной, сметая на своем пути всех и каждого. Начала она со священного собора в Неже, который, недолго думая, просто сожгла вместе с его служителями.

— Видишь ли, Орден Пяти всегда хранил знания на живых носителях, своих служителях, ибо некоторые сведения опасно доверять пергаменту, однако после Синей войны мы оказались в ужасном положении. Магистры Ордена погибли. С тех пор в Ордене нет магистров, есть только отцы. Многие важные знания были утеряны безвозвратно, а тот факт, что все потомки Шестой оказались уничтожены, приводил нас в отчаяние. Мы довольно быстро обнаружили, где Источник. Что он из себя представлял? Этого никто не знал. Как Шестой удалось его украсть, до сих пор неизвестно, однако она погрузила его на свой корабль и отправилась воевать. Путешествие Источника через Мертвые земли, а потом дальше по Дымнаю проследить было несложно. Люди сходили с ума, земли становились бесплодными. А потом следы Источника исчезли в море. Однако все мы продолжали его чувствовать. Каждый послушник и брат Ордена ощущал его… Все наши морские экспедиции заканчивались плачевно. Даже самые стойкие из нас теряли рассудок. Но удалось создать карту, названную впоследствии картой Поваренка, чтобы отслеживать перемещения острова. Нам оставалось верить, надеяться и ждать, что однажды Шестой, или Шестая, все-таки найдется…

— Мило, — процедил я.

— Ты не понимаешь, Кысей, — устало покачал головой отец Павел и прикрыл глаза. — Если бы ты только знал, как я хочу спать. Просто выспаться и не видеть… кошмаров.

— Я предоставлю вам такую возможность, — заверил я. — Вы останетесь на острове, а мы, с вашего позволения или без оного, уплывем в… в синюю даль.

— Что? — открыл он глаза.

— Ты не можешь бросить нас здесь! — загалдели остальные.

— Ну вы же собирались поступить так с Хриз. Я всего лишь выполняю ее последнюю волю. Она хотела уничтожить Орден Пяти, и я это сделаю за нее.

— А как же твой наставник? Или ты не знаешь? Он шестой!

— Как?.. — перевел я изумленный взгляд на отца Георга. — В смысле?

Тот казался смущенным и расстроенным.

— Понимаешь, Кысей, после Синей войны… в Ордене решили, что… Нельзя было больше допустить, чтобы знания терялись. И тогда шестым отцом назначили… эмм… историка. Архивариуса или скорее… хранителя перекрестных знаний. Что, где и у кого. А я всегда интересовался историей, поэтому…

Я горько усмехнулся. Еще один шестой…

— Не волнуйтесь, наставник. Для вас место на корабле найдется.

— Господи, какой страшный кошмар… — простонал отец Павел. — Не думал, что доживу до этого момента.

— Да не волнуйтесь вы так. Я ж не зверь. Как доберусь до Льема, отправлю за вами корабль. Не обещаю, что это будет скоро, но…

— Ты не понимаешь, что наделал. Бог с нами, но ты уничтожил не только Источник, ты уничтожил Единого.

— Что за еретические глупости… Как можно уничтожить бога? И вообще, мне пора, не собираюсь с вами спорить.

Я поднял с земли Хриз и взвалил ее на плечо. Земля под ней промерзла насквозь, а мое плечо мгновенно онемело от холода.

— Кысей, вера в Единого поддерживалась и укреплялась Источником, — заговорил отец Павел, стремясь удержать меня. — Ты же сам видел, как колдовство все больше и больше захватывало умы людей, как Святой Престол терял власть, как земли накрывала тьма безумия. Это все потому, что Источник слабел без знаний Шестой. Наши могущественные предки создали для нас бога, назвали его Единым, заложили все самое лучшее, что было в их старых богах, и оставили веру в него в Источнике, чтобы поддерживать и укреплять нас против надвигающегося хаоса.

Но Шестая… первая Шестая, та отступница, которая была среди отцов-основателей, украла и спрятала самую суть веры, все знания и представления о Едином, в своих проклятых потомках. Так они обрели безграничную власть над Источником, и Святой Престол был вынужден их терпеть… во имя веры. Ты понимаешь, что натворил? Без Источника, без Шестой, что будет с верой?

— Господь Единый создал все сущее и бесконечен в своем творении, пока в него верят его дети! Потому что вера в их сердцах! А вы, вместо того, чтобы ныть и полагаться на внешний Источник веры, отыщите его в собственной душе!

— Тебе напомнить, как действовала Шестая? Она подкрепляла свою власть, веру в себя, за счет чудес, фальшивых в своей сути, но очень зрелищных, ведь люди глупы и простодушны по природе. Они хотят верить. И поверят во что угодно, только устрой им спектакль! Раньше Источник обеспечивал эти чудеса и укреплял веру в Единого! А ты! Ты только что открыл дорогу другим верам! Другим богам! Религиозным войнам! Хаосу!

Сомнение кольнуло меня, неприятный холодок пополз по спине вместе со струйкой пота. Как же так?.. Неужели святые отцы не верят в Единого? Неужели они верят только в эти демонские изобретения предков наподобие Источника, золотых стрекоз, Искр?

— Ну вообще-то, — мягко заметил отец Георг, — двести лет у нас в запасе есть. Молитвенные бдения во всех церквях Святого Престола мы не зря организовали, хотя напомню, что вы тому и противились.

— И правильно противился! Ради своего выкормыша вы пошли на подлог! Зачем вы изменили текст молитвы? Этого не было в оригинале! Спаситель Кысей! Тьфу!

Отец Георг смущенно зарделся, но убежденно закивал головой.

— Спаситель, да! Людям нужен герой! И почему бы моему мальчику не стать этим героем? Во всяком случае, это лучше, чем Шестая в качестве спасительницы мира. Но я не об этом. Вознесение состоялось, и божественный экстаз… золотые стрекозы во всех городах… чудесные излечения и прочее… Все это тому доказательства! Однако меня больше интересует синий лед. Кысей, объясни, что это такое. Почему ты о нем заговорил?

Несколько ошеломленный известием о том, что стал спасителем веры и героем молитв, я не сразу нашелся, что ответить.

— Хриз была в глыбе синего льда, когда я увидел ее в храме… Это был сгоревший собор Нежа… Ну или… он лишь казался храмом… Сложно объяснить. Реальность там менялась, стоило подумать о ней, как… Как будто возводишь замок из песка, только вместо песка… материя, а строишь все силой веры…

Меня обожгла догадка. Если за меня молились… если моя вера подпитывалась верой других людей… то я… действительно творил чудеса!

— Синий лед… — задумчиво протянул отец Георг. — А я, отец Павел, обращал ваше внимание на упоминание синей птицы счастья, высеченной изо льда, под куполом Нежского собора. А вы! Безосновательные гипотезы! Мракобесие! Я думаю, синий лед — это и есть Источник. Он не тает, верно, Кысей?

— Не тает… — подтвердил я.

Мои люди уже в нетерпении перетаптывались, а Хриз, казалось, весила больше упитанного теленка. На острове становилось все более неуютно.

— Еще скажите, что Искру вы тоже нашли, — устало заметил глава Ордена. — Какая уже разница… конец один.

— А вот и нашел! — запальчиво возразил старик. — Подпольная она, понимаете! Та первая Шестая создала ее в тайне от Совета, недаром были эти странные накладные в архивах! Да я по крупицам собирал историю темных веков! Все оставляет свой след, надо только уметь его выделить и распознать! А в замке все подтвердилось! Я смог… смог с ней пообщаться… через третьих лиц, разумеется, потому что символ… подавляет мыслепередачу…

— Избавьте меня от ваших бредней.

— Отец Георг, — оборвал я старика, — пойдемте. Нам пора на корабль. Еще предстоит…

— Я останусь, Кысей! Это дело всей моей жизни. Искра… я смогу ее доработать. Урезанный вариант искусственного разума, но если синий лед… даже если сильно насыщен солью… мы сможем снарядить экспедицию… У нее должны были остаться все данные!.. Тогда мы можем попытаться…

Бедняга так разволновался, что начал бредить. Хотя может в его словах и скрывалась крупица истины, но сейчас было не время и не место для научных дискуссий.

— Пойдемте, наставник! — нетерпящим возражений тоном приказал я. — Велька, помоги отцу Георгу. Он идет с нами.

— Мальчик мой!.. Я хочу остаться!

— А я не хочу, чтоб вы оставались. Я и так слишком много потерял.

Отец Георг всю дорогу бубнил что-то себе под нос, периодически порывался вернуться к Источнику, но Велька крепко поддерживал его за локоть и тащил за собой. Однако выйдя к знакомой бухте, мы осознали всю сложность нашего положения. Орден оставил на своем корабле охрану, а «Синеглазого Ангела»… затопил. Теперь это гордое судно с дерзким изобретением человеческого разума — паровой машиной — покоилось вместе с «Горбуном» на дне морском. Был небольшой шанс, что не тронули нашу бригантину, пришвартованную в бухте с другой стороны острова, но я в это слабо верил. На моем корабле оставалась команда, которая едва ли бы стала ждать нас полтора месяца, а именно столько прошло с момента высадки. Мы отплыли в июле, а сейчас уже было начало сентября. На коротком военном совете было решено брать корабль Ордена приступом, но тут вмешался отец Георг.

— Я смогу все устроить, Кысей. Капитан корабля меня знает, потому что я один из отцов Ордена. Он выполнит мои распоряжения, но взамен…

— Нет, — отрезал я. — Я вас на острове не оставлю и не просите, отец Георг. Вас тянет к Источнику, как и прочих, только у них жажда золота, а у вас своя жажда. Жажда знаний.

Он понурился и вздохнул.

— Ничего ты не понимаешь, Кысей. Я же знал, что Шестая жива. Знал, что ты устроил этот фальшивый взрыв, хотя и не знал, как. Ты по уши в нее влюбился, и я боялся, что ты погубишь себя… Я изменил текст молитвы вознесения, чтобы у тебя был шанс… И ты им воспользовался. Я понимаю, как тебе тяжело потерять ее после всего… Но бога ради! Зачем ты тащишь эту дохлятину? Она мертва и успела окоченеть!

Я возмущенно уставился на него.

— Хриз жива! Она дышит! А то, что такая холодная, так это у нее уже бывало… после приступа. Но она проснется…

Он сокрушенно покачал головой и на мгновение заронил сомнение в моей душе.

— Я люблю ее! — воскликнул я. — Я спас ее! Спасал сотни, тысячи раз в разных временах и мирах, я видел это, понимаете? Она меня ни разу не узнала, но продолжала ненавидеть. Пусть так, но она проснется. Пусть не будет меня помнить, пусть будет люто ненавидеть, мне все равно. Я ее не отпущу. Вновь завоюю и…

— Хорошо, — устало махнул он рукой. — Поступай, как знаешь. Упрям, как осел. Весь в отца. Но обещай мне одно, Кысей. Сразу же по возвращению в порт ты меня отпустишь. Я хочу вернуться сюда.

— Знаете, наставник, вы тоже… упрямы. Не буду говорить, как кто.

Отец Георг со скорбным видом сообщил капитану фрегата «Мирный», что отцы Ордена Пяти приняли добровольное отшельничество на острове, однако обстоятельства требуют, чтобы формальности были улажены, поэтому кому-то надо вернуться на большую землю и принять все бремя власти на себя. Капитан осторожно поинтересовался, что с папскими гвардейцами, на что получил ответ, что они задействованы в возведении монастыря, который станет новым оплотом веры Единого и святым местом. На том и порешили. Оголтелый сброд, в который превратились обе команды, моя и Хриз, был размещен с некоторым трудом, ибо фрегат решительно не вмещал всех. Однако некоторые из команды были совсем не прочь остаться, несмотря на мои увещевания. Отцу Георгу и мне пришлось пообещать, что в спасательную экспедицию на остров их непременно возьмут членами экипажа.

За те полтора месяца, которые протекли для нас в несколько часов, остров успел сильно удалиться от Золотого берега, поэтому по прикидками капитана в Льем мы должны были прибыть через неделю. Это при попутном ветре и благоприятной погоде. Не мешкая более ни минуты, мы снялись с якоря и отправились в обратную дорогу.

Отец Георг уступил мне свою каюту, довольно теплую и уютную, перебравшись, согласно своему новому положению, в каюту отца Павла. Чем дальше мы отдалялись от острова, тем больше яснели умы и глаза людей, избавляясь от жуткого наваждения. Я помнил предупреждения Антона о том, что Источник усиливал жажду каждого, кто находился поблизости, и благословлял небеса за то, что моей единственной жаждой, моей одержимостью была Хриз. Увы, она так и не вышла из своего жуткого ледяного кошмара, хотя температура ее тела понемногу возвращалась в норму. Я укутывал ее, согревал горячей морской водой в бутылках, нагретой на солнце, целовал, шептал, что люблю, молился… Мой двойной символ бесконечности исчез, оставив после себя почти незаметные белые следы на груди, какие бывают после обморожения. Отец Георг смотрел на меня с большим сочувствием, мы много говорили. Он рассказал об Искре в Соляном замке, поведал такое, что у меня в голове не укладывалось.

— Наставник, неужели и вы тоже?.. Вы не верите в Единого? Думаете, что он выдумка наших чокнутых предков?

Отец Георг грустно улыбнулся.

— Я верю, Кысей, верю, но не так, как ты. Думаю, что каждый человек в душе верит в свою версию Единого. И попытку наших предков удержать расползающуюся веру в одном образе не считаю такой уж глупой затеей.

— Но начало всего сущего… Что это, если не бог?

— Знаешь, Кысей, я думаю, что бог… Он несоизмеримо большее, чем мы можем себе вообразить. Он играет. Играет и учится, а мы ему в этом помогаем, ибо это и было целью творения. Единый изменяется в соответствие с тем, как меняются наши представления о нем. Он изменяет мир, чтобы тот соответствовал тем представлениям о нем, которые мы в состоянии себе вообразить. Но Единый есть… в каждом из нас, тут ты прав. Мы все… это Единый. Я непременно вернусь к Источнику.

— Там ничего не осталось. Синий лед… его осколки… я все взорвал.

— Есть место на земле, где синего льда очень много, — хитро улыбнулся мне наставник. — Правда, оно находится там, куда добраться очень непросто. Едва ли это случится при мне, стар я уже. Но организовать экспедицию, установить контакт с Искрой, построить на острове новый храм — все это я обязан успеть. Как бы я хотел, чтобы ты возглавил Орден…

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Я хочу забрать Хриз и уплыть с ней далеко… В Дальний свет, подальше от Святого Престола, уж простите, наставник.

Он тяжело вздохнул:

— Так я и думал… Сейчас начнется грызня за церковную власть, грабеж и захват, появятся дутые пророки и липовые святые, но… Это все мелочи. Вознесение состоялось. Это главное. Знаешь, я берег его, когда ты отказался, но теперь… Если вдруг и в самом деле случится чудо, и Хриз проснется…

Он достал знакомый пузырек с грибным эликсиром и протянул мне.

— Этим Хриз не разбудишь… — не согласился я, отодвигая его руку.

— Это не для нее, а для тебя. Кысей, ты хоть понимаешь, на что себя обрекаешь, если она и в самом деле проснется?

— Она проснется. Она обещала вернуться ко мне, а Хриз обещание держит.

— Едва ли ты будешь с ней счастлив… — вздохнул старик и упрямо подвинул ко мне склянку. — Так пусть у вас хотя бы будут дети. Кто знает, может, она переключит свое внимание на них и будет тебя меньше донимать?.. Да и миру нужны Шестые…