— Папочка?
Когда Зи открыл дверь своей спальни, тоненький голос заставил его улыбнуться несмотря на то, что эта ночь была наполнена далеко не счастливыми событиями. Да, Бальз выжил. И да, дом подлатали. Но по многим причинам душа Зи оказалась вывернутой наизнанку, там бушевал океан.
И те слова, сказанные тем тоном?
Зи опустился на колени, не успев даже пересечь порог их с Беллой спальни. Но внезапно ему стало плевать, если кто-то увидит его в таком уязвимом состоянии.
К тому же, он не видел ничего, только ту, что неслась к нему по антикварному ковру.
Драгоценная Налла, милая, родная Налла, только научившаяся ходить и говорить, наслаждающаяся своей беззаботной жизнью, бежала к нему, раскинув ручки в стороны, перебирая ножками, покачиваясь из стороны в сторону. И, что самое лучшее? Она лучезарно улыбалась ему.
Словно они не виделись долгие годы, а не каких-то пару часов.
Он все еще не верил в это. Все еще не верил, что он и его шеллан создали это чудо… вопреки его внутреннему уродству, грязи, просачивающейся сквозь его кожу, несмотря на рабские метки вокруг шеи и на запястьях, несмотря на его отвратительный шрам…
— Папочка! Я люблю тебя, папочка!
Налла буквально бросилась в его объятия, зная, что он поймает ее, уверенная в том, что он всегда защитит. Обхватив своим ручищами ее маленькое теплое тело, Зи нежно прижал ее к себе.
— Папочка! — В ответ на его объятие она обвила ручками его шею и прижалась мягкой щечкой к его грубой щеке. — Ты вернулся!
Она всегда говорила с восклицательными нотками, когда видела его, когда он появлялся в их комнатах, в ее спальне, в доме, в столовой, в игровой… словно его появление где бы то ни было — самое захватывающее событие во всей ее жизни. Он ждал, когда это пройдет, готовился к тому, что скоро она привыкнет к нему, перестанет любить так самозабвенно… но этого так и не происходило.
Он понял, что закрыл глаза, лишь когда снова их открыл.
Белла стояла в другом конце комнаты, прислонившись к бюро, скрестив руки на груди, на ее лице застыло мечтательное выражение.
Словно для нее не было картины прекрасней в мире, чем он и их дочь вместе.
И внезапно океан внутри него покрылся штилем, волны отступили.
Зи встал, переместив Наллу на сгиб руки. Закрыв дверь пинком, он направился к своей шеллан. И когда он подошел к ней, Белла задрала голову, и он прижался к ее губам в поцелуе.
Содрогнувшись, Зи вспомнил, как Бальтазар свалился со стены на землю. Потом увидел дергающиеся конечности парня, перчатки, сучившие по снегу, неподвижные ноги в мягкой обуви, которые до этого умудрялись находить щели в каменной стене особняка.
И последним кадром он увидел снежинки, падающие сверху на застывшее, безжизненное лицо с открытыми лазами.
— Который час? — хрипло спросил Зи. Хотя на самом деле, ему было плевать.
— Скоро Последняя Трапеза. Около пяти?
— Хочу есть, — заявила Налла.
Зи улыбнулся своей дочери.
— Ну, тогда спустимся вниз и накормим тебя.
— Ура!
Они снова обнялись, и когда Зи закрыл глаза, он словно вернулся на улицу, на мороз, и услышал слова Бальза сразу после того, как мужчина пришел в себя…
Зи снова открыл глаза. Да, сегодня он будет закрывать их на наносекунды, только моргая. Сегодня и следующие лет пять, наверное.
— Я готова к ужину, — сказала Бэлла, когда они направились к двери.
Выходя в коридор со статуями, Зи ощутил запах свежей древесины, тянувшийся из гостиной, но в воздухе витали и другие ароматы, и запах готовой еды напомнил ему, что они переживут эту бурю. На самом деле, уже пережили. Стихия бушевала снаружи, дул лютый ветер, и снег сыпал, формируя дюймы сугробов, которые, без сомнений, превратятся в футы. Но они были в безопасности, тепле и сухости… все домочадцы, не только его семья.
В столовой на первом этаже уже собирался народ, и когда они дошли до трех своих стульев, он передал Наллу Белле.
— Папочка, ты куда?
— Сейчас вернусь. — Он погладил дочку по щеке и улыбнулся своей супруге. — Хочу убедиться, что никому не нужна помощь.
— Хорошая мысль, — сказала Налла серьезно. — Потом возвращайся.
— Да, я скоро.
Когда он направился в сторону кладовки, высказанная ложь горела на языке, но Зи убедил себя, что на самом деле не задержится надолго. Это просто… навязчивая потребность, которую он не испытывал уже очень давно.
Он знал, что лучше уступить ей, иначе не будет никакого покоя.
Стальную дверь в подвал недавно обновили, сейчас она была окрашена под старое дерево, сочетаясь с теми, что вели в кухню и кладовую: благодаря болтам могло сложиться ложное впечатление, что дверь была такой же хлипкой, как и все в интерьере особняка.
Вбивая код на панели, Зи радовался тому, что доджены были слишком загружены подготовкой к Последней Трапезе, чтобы обратить на него внимание, и значит, ему пришлось ответить на вопрос, а не хочет ли он чего-нибудь, всего четыре раза и один закрепительный от Фритца, который, очевидно, хотел удостовериться, что четыре «нет-спасибо» — именно то, что Зи имел в виду. Как всегда, он с трудом продирался сквозь трясину гостеприимства, и в прошлом подобные препятствия довели бы его до ручки.
Стальная дверь была словно каменной, и ему пришлось навалиться плечом, чтобы открыть громадину, хорошо смазанные петли не стали противиться и выполнили работу. Спустившись по знакомым ступеням, Зи оказался в подвале, и он хорошо помнил путь по муравейнику. Здесь располагалась кузница Ви. Огромные котлы. И складские помещения.
Он направлялся к последним.
У каждой семьи была своя зона, вереница закрытых дверей без замков — хотя в особняке не было никаких секретов, всё же частную жизнь уважали.
Их ячейка была в самом конце, и по мере его продвижения по бетонному коридору загорались лампы на потолке. В воздухе пахло сыростью и солями грунтовых вод, которые текли под наливным полом. Когда он уловил запах плесени, стало скверно, казалось, Зи тем самым предал Фритца в какой-то степени.
Если доджен узнает о влажности в подвале, то направит сюда тонну влагопоглотителя и достаточное количество горячей воды и пены, чтобы очистить авианосец.
Оказавшись перед дверью в их с Беллой ячейку, Зи сделал глубокий вдох и не стал тянуть время и сразу открыл ее. Промедление не изменит того, что хранилось в этом помещении.
Когда он пересек порог, внутри также сработала лампа, реагирующая на движение.
Хотя смотреть особо было не на что. Одежда Беллы для теплого времени года, упакованная в пластиковые контейнеры с вакуумными швами. Одежда Наллы, запечатанная таким же образом, но, наверное, малышка ее уже не поносит, ведь она очень быстро растет. Одежды Зи тут не было. Он носил одинаковые майки, кожаные штаны и куртки вне зависимости от погодных условий.
Регулярно он менял только носки — когда-то брал черные, иногда — белые.
Такой вот он модник.
Несколько коробок, заполненные учебниками Беллы. Одеяла, которые привезли из фермерского дома. Диван и кресло, обитые той же тканью.
Он подумал о доме, который все еще был во владении Беллы, тот, что рядом с квартирой Мэри. Так странно. Но если бы не эта случайная близость двух домов, столько всего могло никогда не произойти: Мэри встретила Джона Мэтью, работая на местной линии для самоубийц. Белла знала, кем являлся Джон, а Мэри, будучи человеком, — нет. Потом их втроем привезли в учебный центр, где Мэри познакомилась с Рейджем, где Зи встретил Беллу, и где Джон Мэтью, когда-то сирота в человеческом мире, нашел любящих родителей в лице Тора и Вэлси.
Сейчас, годы спустя, Джон Мэтью стал Братом и обрел супругу, Хекс. Рейдж и Мэри сочетались браком и удочерили Битти. Зи и Белла стали родителями. Вэлси погибла, и это была невосполнимая потеря для всех. Но Тор нашел любовь в Осени, хотя женщина не стала заменой его первой шеллан. В особняке Братства появились новые лица, например Шайка Ублюдков и Избранные.
Дева Летописеца исчезла.
Началась Эра Лэсситера.
Но, несмотря на все перемены, прошлое по-прежнему было покрыто тенями.
Зи вернулся к складскому помещению, к коробке «Hammermill», в которой раньше лежало десять пачек бумаги для печати. Крышка была не заклеена скотчем, гофрированный картон прекрасно закрывал коробку… да и не то, чтобы кто-то захотел засунуть сюда свой нос.
Белла знала, что внутри.
Когда Зи опустился на жесткий пол, колени хрустнули в унисон со спиной. Его пальцы еле заметно дрожали, когда он протянул руки. Было ошеломляюще сложно открыть коробку.
Отложив крышку в сторону, Зи заглянул внутрь, свет падал с потолка за его головой и плечами, и его фигура отбрасывала тень на стену.
Внутри лежала свернутая лежанка, сделанная из дешевого войлока.
Учитывая ее размер, она занимала всю коробку, словно та была сделана специально под эту лежанку.
Зи достал ее. Держа в руках то, на чем он спал… Боже, долгие, долгие годы… он вспомнил моменты, когда сначала убрал лежанку в шкаф в своей спальне, а потом в эту коробку, которую взял в офисе, чтобы затем спустить сюда. Он хотел перевернуть лист. Он потерял женщину, с которой был связан…
Нет, хуже. Он прогнал Беллу.
Но после того как она ушла, он решил попытаться исправить себя. Научиться читать и писать. Завязать со звериной жестокостью.
Уничтожил череп Госпожи, рядом с которым спал с тех пор, как убил ее. Тогда же начал спать на кровати.
Он мало что сделал ради возвращения Беллы. Только когда она вернулась и по неясному чуду приняла его, он осознал, что делал в принципе. Он боялся, что у него не получится, поэтому он отпустил ее. После целого века, проведенного в ненависти к себе, у него не было ни одной причины верить, что он может быть близок с кем-то достойным…
Зи резко оглянулся.
— Да?
Там было несколько ступенек, а потом Мэри, шеллан Рейджа, появилась в дверном проеме складского помещения. Женщина не была вампиром, но также она перестала быть человеком. Дева Летописеца вытащила ее из временного континуума после сделки, заключенной Рейджем ради спасения Мэри от рака в терминальной стадии. Взамен Брату придется до конца жизни жить со зверем внутри, и знаете что? Он был очень доволен своим выбором… и Зи его прекрасно понимал. Мэри была оплотом спокойствия и здравомыслия, идеально уравновешивала сумасбродство Рейджа.
— Привет. — Женщина улыбнулась, пригладив рукой каштановые волосы. — Надеюсь, ты не против, что я последовала за тобой.
Зи посмотрел на вещь в своих руках.
— Я раньше спал на этом.
Пояснения ни к чему. Они провели много часов тет-а-тет, изучая его прошлое, проговаривая все, по возможности переосмысливая. Мэри была не только социальным работником от Бога, она также отличалась мудростью и внимательностью. Она во многом ему помогла.
— Ты долго спал на этом матрасе, — сказала она, прислонившись к дверному косяку.
Как обычно она была одета в синие джинсы и уютный свитер, огромные золотые часы «Ролекс» не сочетались с полным отсутствием макияжа и некапризной прической «боб». Но Мэри никогда не снимала часы Рейджа.
— Ты решил навестить эту лежанку по какой-то конкретной причине? — спросила она.
— Не знаю. — Мгновение Зи наделся, что она задаст наводящий вопрос… потому что сто процентов Мэри знала, почему он пришел сюда. Но он должен сам дойти до этого. Поработать головой. — Наверное, из-за того, что произошло с Бальтазаром.
— Видеть близкого тебе человека на грани смерти — это выбивает из колеи.
— Дело еще в том, что он сказал, когда пришел в себя. — Зи рассказал ей про фразу о демоне. — Он смотрел на меня в упор, когда говорил это.
— Ты посчитал это обращением конкретно к тебе?
— Было такое.
Когда он не продолжил, Мэри спросила:
— И ты подумал, что твоя Госпожа воскресла из мертвых, чтобы преследовать тебя?
Зи обдумал эту мысль. Логически..?
— Ну, нет. Я вспомнил о ней, когда услышал слово «демоница».
— Понимаю.
Он посмотрел на лежанку.
— Но знаешь… дело не только в этом. — Он вспомнил, как в спальне Налла бросилась к нему. — Еще не все ушло. То, что я думаю о себе, о своей изнанке.
— Можешь пояснить?
— Я про… грязь. — Зи посмотрел на нее. — О том, что голоса говорят мне. Какой я на самом деле, то, что родные во мне не видят.
— Что они в тебе не видят?
— Насколько я грязный. — Его голос звучал слабо. — Сколько во мне… грязи. — Зи прокашлялся прежде, чем Мэри успела что-то ответить. — Знаю, мы с тобой это уже проходили. Сколько времени мы провели, обсуждая то, что эта женщина делала со мной?
В ответ звенела тишина. Что чертовски нервировало.
— Почему оно не уходит? — спросил он. — В моей жизни все хорошо. Я люблю, у меня есть дочь. Все прекрасно.
— Да.
— Так что за фигня? — Он нахмурился. — И, прости, я не хочу срывать на тебе негатив.
— Я все понимаю. Я была для тебя духовным ресурсом, и сделала что могла, чтобы помочь тебе. Если хочешь направить негатив на меня, я все приму.
— Но ты не можешь избавить меня от этого. — Зи указал на свою голову. — Это дерьмо всегда будет со мной, да? Несмотря на мой прогресс.
Мэри подошла к нему, присела на колени и посмотрела прямо в глаза.
— Когда последний раз ты испытывал нужду прийти сюда?
— Это… ни разу с тех пор, как я унес коробку сюда.
— И когда в последний раз этот голос не давал тебе заснуть в течение дня?
— Не помню. Может, месяц назад, может — больше.
— Когда был последний ночной кошмар?
— В октябре.
Она терпеливо смотрела на него, и Зи потер лицо.
— Так, ладно, все стало лучше. По сравнению с тем, что было раньше. Но, черт… меня задолбали постоянные откаты. В ту же боль. К той же слабости.
Мэри кивнула. А потом сказала:
— Знаешь, у меня есть теория по поводу ран и исцеления. Это частный случай, мой личный опыт с травмой… которая, конечно, не идет ни в какое сравнение с твоей. — Она села, скрестив ноги, будто приготовилась провести с ним столько времени, сколько ему потребуется. — По моему мнению, душа ничем не отличается от конечности. Если ты сломаешь руку или ногу, в момент перелома будет боль, резкая и невыносимая. Терапия поможет вправить кость с помощью гипса и впоследствии отслеживать исцеление. Физио-реабилитация, растяжка, рентген. Но конечность никогда уже не будет прежней. В дождливую погоду будут ныть суставы. Будет боль после марафонов. Вероятно, зажившая конечность никогда не будет работать как нужно. То же самое и с душой. Мы бежим множество марафонов, идет ли речь о ежедневном взаимодействии с нашими супругами или коллегами. Могут происходить ситуации как с Бальтазаром. Годовщины… как хороших, так и плохих событий… праздники и дни рождения. Все это — марафоны для нашей души, и порой мы стираем пятки. Иногда — того хуже. И это обязательная часть процесса выживания.
Зи погладил войлок рукой, чувствуя жесткий ворс.
— Я думал, моя терапия закончена.
— Она никогда не закончится. Если мы хотим проживать нашу жизнь осознанно, нужно работать над собой постоянно.
— Физиотерапия на всю жизнь.
— Чтобы функционировать на лучшем уровне, чувствовать себя лучше, быть здоровее. Ты не можешь стереть травму, но ты всегда можешь работать с последствиями.
— Хочется, чтобы этого вообще не было. — Зи посмотрел на нее. — Черт. Говорю как неудачник.
— Нет, ты говоришь как человек. — Мэри покачала головой с легким смешком. — Точнее, как вампир.
Между ними повисло молчание, и на задворках сознания Зи подумал о том, как комфортно было с Мэри сидеть в тишине. Это одна из многих причин, почему она для него подходящий терапевт.
Сделав глубокий вдох, он вернул лежанку на место и закрыл коробку. Потом поставил ее на прежнее место.
Зи постоял на месте пару секунд. Потом выпрямился в полный рост и протянул руку любимой шеллан его брата.
— Не хочешь посетить Последнюю Трапезу? — предложил он, помогая Мэри подняться.
— Я хочу, чтобы ты держал кое-что в своей голове. — Она посмотрела на него. — Все часы, что мы провели вместе?
— Да?
— Они были настолько плохими?
— Ты спрашиваешь, нравилось ли мне это время? Нет. Прости, но нет.
Мэри покачала головой.
— Я не это спросила. Они были настолько плохими?
— Нет.
— Ты мог бы повторить все это? С первого момента и по сей день? — Она указала на бетонное пространство между ними. — С самой первой встречи и до этого мгновения сейчас?
Зи подумал об их разговорах. Некоторые по ощущениям напоминали удаление зубов. Какие-то проходили легко. Другие выматывали его эмоционально. Один… нет, два раза… его даже стошнило.
Несколько встреч они только и делали, что смеялись.
— Да, — ответил он. — Я могу повторить все сначала.
Мэри положила руку на его предплечье.
— Это то, что тебе нужно, чтобы продолжать исцеляться, выживать, процветать. Если ты можешь посмотреть мне в глаза и сказать «да, я могу». Я могу продолжать разговоры. Могу продолжать изучать себя, искать свое место в этом мире. Выражать свои сомнения и страхи в дружеской среде и понимать, что я не грязный, во мне нет грязи. Надо мной совершали насилие. Я был жертвой. И все это — не моя вина… и это не повлияло на чистоту моей души, глубину чувств и красоту моего сердца. Если ты можешь продолжать работу над этими сухожилиями, тканями и суставами? С тобой все будет хорошо, сколько бы раз ты не чувствовал то, что испытываешь этой ночью.
Зи сделал глубокий вдох.
— Знаешь, я пытаюсь говорить это себе мысленно. В такие моменты, когда возникают сомнения… в своей сути.
— Хорошо. — Мэри похлопала его по руке, потом опустила руку. — Однажды ты поверишь в эти слова.
Он подумал о своих хаотичных, грязных мыслях.
— Почему ты так уверена в этом?
Мэри наклонилась к нему и посмотрела в глаза.
— Потому что, мой друг, все эти слова — правда.