Особняк никогда не казался таким огромным, как сейчас, когда Куин бежал по лестнице с красной ковровой дорожкой, шаги его босых ноги были беззвучны, а сердце билось так, будто он несся изо всех сил, спасая свою жизнь. Когда он пересек мозаичный пол в фойе, подошвы его ног замерзли, но не холод стал причиной мурашек на руках и груди.
Он посмотрел направо, в библиотеку. Гирлянды на рождественской елке горели, ее красные, зеленые и золотые огоньки мигали, игрушки сверкали. Ее основание задрапировали красной тканью, и на бархате уже появлялись подарки. Носки тоже развесили над камином. К двадцать четвертому декабря их будет бесчисленное множество, человеческие традиции в особняке приняли безоговорочно.
Куин посмотрел налево, столовая была закрыта, люстра не горела, до блеска отполированный стол был пуст, не считая огромного букета из красных роз и остролиста в центре. На кухне тоже царила тишина.
Но не везде.
Куин последовал в бильярдную, на звук заглавной песни к сериалу «Частный детектив Магнум»[32].
Лэсситер растянулся на одной из кушеток напротив нового телевизора с вогнутым экраном, его светлые и черные волосы рассыпались по декоративной подушке, которую он положил под голову, его длинные ноги были вытянуты и скрещены в щиколотках. На нем были шерстяные легинсы, расцветкой напоминавшие его волосы, и футболка «My Little Pony», которая, судя по всему плохо грела, учитывая одеяло, которое ангел натянул до груди.
Когда Куин остановился перед диваном, ангел поставил на паузу просмотр на большом экране с помощью пульта дистанционного управления и без удивления поднял глаза.
Как будто он этого ждал.
Он даже не вскочил на ноги и не принял защитную позу.
Тем временем Куин просто стоял, как манекен.
— Привет.
Лэсситер уселся, сложив одеяло себе на колени.
— Привет.
— Я, эм… — Проведя рукой по волосам, он почувствовал, что начинает потеть. — А…
— Не извиняйся. — Глаза странного цвета уверенно смотрели снизу вверх. — В тот момент я понимал, почему ты напал на меня, и понимаю это сейчас.
В недоумении Куин окинул взглядом все, что он видел до этого: бильярдные столы, крепления для киев на стене, шары, расположенные треугольниками на зеленом сукне. Он увидел персидские коврики под каждой игровой площадкой, кожаные диваны, бар с алкогольными напитками на верхней полке и ряды сверкающих бокалов.
— Хочешь чего-нибудь? — спросил Лэсситер, поднимаясь.
— Хм.
— Приму как согласие.
— Ты пьешь? Ты же вроде обычно не пьешь?
— Не алкоголь. — Ангел зашёл за стойку. — Садись. Я сделаю нам немного фруктового сока, чтобы получить дозу витамина С. Опасно шутить с цингой.
Куин боком подошел к длинной гранитной стойке и присел на высокий стул. А потом в тишине наблюдал, как Лэсситер разрезал четыре розовых грейпфрута пополам и начал выжимать их старомодной соковыжималкой, которая имела ребристый центр для пресса мякоти и круглое основание для сбора сока.
Прокашлявшись, Куин решил, что нет причин ждать вдохновения.
— В ночь, когда умер мой брат… — В этот момент Куин понял, что никогда не будет использовать это слово. Как бы точно оно ни описывало произошедшее. — Я знаю, что ты был в тоннеле. Перед рассветом.
Лэсситер ничего не сказал; он продолжал прессовать половинки фруктов в отжиме. Наполнивший основу сок был розовым, как румянец, а в воздухе запахло солнечным светом.
— Вот почему останки Лукаса остались там до следующей ночи, — тихо сказал Куин. — Ты пробыл с ним весь день и заслонял его от солнца. Не так ли? Ты защищал его… чтобы я мог увидеть его в последний раз. Да?
Лэсситер опрокинул соковыжималку на бокал и поставил порцию перед Куином.
— Я отблагодарил тебя за это своим нападением. — Куин сглотнул. — И оскорбил тебя. О, черт, Лэсс, я совсем не это имел в виду. Я не…
— Все в порядке.
— Нет. — Куин потянулся через стойку и коснулся руки ангела. — Не в порядке. Спасибо за то, что ты сделал для него и для меня. И мне искренне жаль.
Лэсситер остановился посреди работы над своей порцией сока и потупил взгляд.
— Просто чтобы ты знал, я не могу говорить о некоторых вещах. Таково правило.
Куин медленно выпрямился на стуле, дрожь осознания прошла по его спине и приземлилась где-то в ягодицах, заставив их сжаться.
Было просто забыть, кто такой Лэсситер. Кем он является. Он обладал огромной силой.
Но в этот момент Куин полностью осознал тот факт, что сидел напротив… божества.
— Я делаю все, что могу, — тихо сказал ангел, бросая кожуру и взяв в руку последнюю половину. — Я делаю то, что мне разрешено. Знаешь, чтобы многое упростить. Мое сердце болит за тебя, но все, что я мог сделать, это стоять в стороне и смотреть на происходящее. Это как долбаная пытка… — Когда его голос сорвался, он откашлялся. — Но я делаю то, что могу.
Лэсситер налил сок в свой стакан, а затем чокнулся им о стакан Куина.
— До дна.
Ангел выпил залпом свой стакан, и Куин сделал то же самое… и поморщился от терпкости. Внутренности опалило, желудок свело… но не от грейпфрута.
— Я даже не могу представить, каково тебе, — сказал Куин.
— Все хотят быть главными… пока не оказываются у руля. — Лэсситер так осторожно поставил стакан, что не последовало ни звука. — Как думаешь, почему я смотрю эту дичь по телевизору? Мне нужно как-то отключать свой разум. Иначе я бы сошел с ума.
— Черт.
— Нити всех жизней сотканы в узоры печали и радости, ткань бесконечно простирается во все направления, слои за слоями без конца и края. И я вижу каждое волокно в каждом потоке, в каждый момент времени. Я чувствую отголоски. Я всего лишь камертон из плоти, созданный рукой Творца. Я — всего лишь слуга судьбы, и я несу за это ответственность.
По мере того как Лэсситер произносил эти слова, его голос становился все глубже и ниже, а затем позади него, за плечами, сначала словно плод воображения, а затем как великолепная трехмерная реальность, появилась пара радужных крыльев, которые он обычно скрывал… и это еще не все. Сверху, ниспадая каскадом, не с потолка комнаты, а откуда-то выше, луч света ярче солнечного, но не болезненный для глаз, омывал ангела и все его тело своим ореолом.
В своей святой форме, Лэсситер смотрел на Куина поверх барной стойки, словно мимолетный проблеск вечности и загадка судьбы. И его рот оставался закрытым, хотя голос пронизывал пространство вокруг.
Спрашивай, что ты хочешь знать.
Куин задрожал, пропасть, которую он был не в силах преодолеть, разверзлась у его ног.
Спроси. И я отвечу.
Закрыв лицо обеими руками, Куин чувствовал себя ребенком, потому что ответ мог сокрушить так, как не мог себе представить даже взрослый, большой и сильный человек, способный себя защитить. Знание, которое он искал и которого боялся, было разрушительным, и защиты против него не было.
— Мой брат в Забвении? — выдохнул он. — Он в безопасности в Забвении, хоть он… и покончил с собой? Или ему не может быть дарована спокойная загробная жизнь?
Придурок, зачем он произнес это вслух? Он же знал ответ…
Твоего брата убила метель. Убил снег.
Когда голос Лэсситера прозвучал в его голове, Куин опустил руки. Сквозь слезы прошептал:
— Так он в Забвении?
Лэсситер во всем своем мистическом великолепии кивнул. Он обрел вечный покой и навсегда останется в Забвении. Он был убит… снегом.
Внезапно магия пропала, как будто ее никогда не было, крылья исчезли, золотой свет рассеялась, ореола вокруг тела больше не было.
Куин моргнул.
— Решение принимаешь ты. Ведь так? Ты решаешь, куда они отправятся…
— Я не понимаю, о чем ты, — тон Лэсситера был живым, когда он поднял пустой стакан. — Еще грейпфрута? Я выпью вторую порцию…
— Спасибо, — хрипло произнес Куин.
Когда у Куина забрали стакан, ему оставалось наблюдать в тишине, как нарезают и выжимают новый грейпфрут, как в воздухе поднимается сладкий и острый аромат… ощущая лето в середине декабря.
Мысленно Куин слышал голос ангела: Я делаю то, что могу. Что мне позволено. Знаешь, чтобы все стало проще.
— Ты лучший спаситель, который у нас когда-либо был, — благоговейно прошептал он.
Лэсситер не ответил. Он снова наполнил стаканы и вернул один Куину. Когда Куин потянулся за ним, ангел не выпустил его из своих рук.
— Ты обязательно должен спросить его. Он скажет «да».
Куин с удивлением отпрянул.
— Что?
Ангел подмигнул.
— Ты знаешь, о чем я. Или поймешь, как только подумаешь об этом.