Трудное счастье мое (СИ)

Глава 11

"Леночка… Сбегайте.."

Прям, как с девчонкой неразумной обращается. Хотя, Ольга Анатольевна постоянно нас так называет, объясняет разницей в возрасте. Мы для нее все вроде дочерей.

Нет, правда — для нее Светочка и Ирочка занимают точно такое же положение, как и я. Ну и чего разворчалась тогда? Молча хватай папку с отчетом в зубы и топай к генеральному. Безо всяких там возмущений и излишних размышлений. Тем более, сама несколько минут назад радовалась и "предчувствовала", наплевав, между прочим, на свои же попытки выстроить дистанцию и твердо заявить Бесстужеву, что я "не такая".

Ладно, ему как раз и можно это торжественно объявить, но как быть с собой? Со своей дурной головой и бессовестным сердцем, так яро демонстрирующим радость при звуке имени ненужного нам мужчины. Не-нуж-но-го! Ты поняла, голова бестолковая? Нет нам никакого дела до этого… этого… Тьфу, блин! Не голова, а гудящий улей. И ладно бы, что толковое в той голове обитало, так нет же, муть одна, обрывки мыслей и полный хаос из эмоций.

Эти эмоции кипели и бурлили, заставляли расползаться губы в улыбке, подрагивать руки, а всю меня целиком, — вибрировать от внутреннего напряжения. Ещё чуть-чуть и поскачу по лестнице беззаботной козочкой. Ужас! Просто ужас! Я Маринку пытаюсь приучить вести себя "прилично", а сама? Господи, как хорошо, что люди не научились читать чужие мысли. Иначе… Иначе и не знаю, что бы я делала.

В большой, на два кабинета, приемной, меня встретили обе секретарши — Маша и Лиза, если не ошибаюсь. С памятью у меня иногда натуральная беда, особенно, когда вижу перед собой клонированных по современным стандартам красоты девиц.

Эти "лица фирмы" одним своим видом могли вогнать в комплексы любую фотомодель, но мне сейчас было не до них, хотя взгляд привычно прошёлся по тоненьким запястьям и немыслимой хрупкости щиколоткам красоток. Кто бы сомневался, — и эти стройнее меня. Судя по всему, я единственный работник управления, чей вес превышает шестьдесят кило. Хорошо так превышает, с запасом.

Ведьмы! Все настроение испортили. А ведь Артёмка каждый день на них смотрит, общается. Они ему кофе делают, бумаги на подпись носят, наклоняются низко-низко.

Блин… Ну и несёт меня. Это что сейчас были за мысли? Ревную что-ли?

— Артем Викторович ждёт, — тонко прозвенела голоском одна из див, острым подбородком указала на дверь темного дерева и, потеряв ко мне интерес, опять защелкала мышкой и загудела принтером.

Артем Батькович и правда ждал, даже, кажется, караулил под дверью. Стоило мне войти в кабинет, как он захлопнул сухо лязгнувшую магнитным замком створку, сгреб меня в объятия и похоронил в них, отрезав весь остальной мир и перекрыв кислород.

Я сдавленно ахнула от неожиданности, но ничего предпринять не смогла — в мужском теле скрывалась слишком большая для моего понимания сила, что даже удивительно, — Артем не производил впечатление "качка". Он был, скорее, худощавым, таким, по-мужски, жилистым, но сейчас я ощущала его гранитной глыбой. Теплым ожившим камнем, внутри которого явственно чувствовалась скрытая мощь, и мое воображение тут же придало этой мощи вид волка.

Артем держал меня крепко, но нежно. Так сжимает своего ребенка мать в моменты опасности. У самого сердца, под руками-крыльями, прижимая к груди и животу. А я, подавившись собственными эмоциями и утонув по макушку в его, тяжело и глубоко дышала густым мужским запахом и почти не моргала, рассматривая плетение нитей на ткани мужской сорочки. Артем тоже дышал, даже не так, — он безудержными глотками пил мой запах. Зарывался носом в волосы, горячо выдыхал в макушку и кажется, постанывая. Или порыкивал, но совсем не страшно, а так, что мне хотелось расплакаться от его жажды, и от своей тоже.

Глупо, да? Как можно так расклеиться от простых объятий?

Ладно, кого я обманываю, где тут простота? Меня так за всю жизнь, кажется, не обнимали. До хруста в ребрах, до темноты в глазах. Со стоном, с рычанием, с отчаянным голодом. Мы точно обнимаемся сейчас, а не любовью занимаемся? Я уже ни в чем не уверена, кроме, пожалуй, того, что дистанцию выстроить не получиться.

Я не смогу. У меня не выйдет. Я увязла в этом невозможном мужчине, как муха в сахарном сиропе. И чем больше дергаюсь и пытаюсь выбраться, тем сильнее сладкая патока склеивает мои лапки и крылья.

— Напугал тебя? Прости… - жесткая щетина царапнула ухо, но мягкий поцелуй сразу "залечил" грубое прикосновение, и, прежде чем я успела запоздало возмутиться хоть и приятным до мурашек, но излишним нежностям, Артем отпустил меня, отошёл на шаг и нарочито покаянно посмотрел.

Это просто испытание для моих нервов. Разве можно ТАК смотреть? На меня вообще не нужно смотреть, я отчёт принесла, а взглядами своими пусть секретарш балует. Вон они у него какие… смотрибельные.

— Что с тобой? — Серые глаза хитрым прищуром прошлись по моему лицу и вспыхнули острым огоньком радости. — Леееен…

Я открыла рот и тут же беспомощно захлопнула его. Ну что я скажу? Признаться в чужеродной мне ревности? Да с какой такой стати? Никогда в жизни Пашу не ревновала и не собиралась даже, а уж там поводов за годы супружеской жизни было предостаточно. И теперь Артема ревновать? Чушь какая..

Но почему он так сладко улыбается? С чистым мужским самодовольством, как кот, нализавшийся жирной сметаны?

— Лен, ты как, привыкла к мысли об оборотнях?

Ага, привыкнешь к такому за пару дней. Но, в целом и общем, — да, я приняла тот факт, что внутри человеческого тела Артема прячется зверь.

— Тогда я ещё кое-что расскажу про нас. Ты должна знать, с моей стороны будет нечестным скрывать эту информацию. — Артем задорно подмигнул, опять шагнул ближе, обнял меня, уже по-другому — спокойно и бережно, и продолжил: — Все оборотни обладают развитым чутьем, наше обоняние помогает составить полную картину мира. Настолько полную, что по запаху я, например, чувствую твои эмоции. Практически читаю тебя, как открытую книгу. И мое обоняние сейчас говорит мне — ты ревнуешь. Сильно, мучительно и совершенно напрасно.

Я рванула из его объятий, как напуганный заяц, но Артём не дал отстраниться, и придержал мою голову на своей груди, ласково погладил большим пальцем по затылку.

— Извини, что сразу не сказал, но тебе правда не стоит меня ревновать. Я никого, кроме тебя не вижу.

Из кабинета я вылетела с красным лицом, и помчалась, провожаемая удивлёнными и сочувствующими взглядами секретарш, по коридору. Неважно, что подумали они, важно лишь то, что сбылся мой страшный кошмар, и Артем буквально прочитал мои мысли. Как я этого боялась, и вот, пожалуйста, получите-распишитесь.

Но это-то ладно, к необходимости контролировать свои мысли и чувства на работе я привыкну, а вот что делать с другой проблемой, так неожиданно накрывшей меня и поразившей до бессильных слез?

Как вырвать из сердца вспыхнувшее чувство к Артёму? Невозможному, непонятному, но очень притягательному для меня Артёму.

Господи… Я прислонилась спиной к прохладной плитке в женском санузле и медленно съехала по ней на пол. Обняла руками колени и заплакала, выливая солёными слезами тоску по разрушенной жизни и страх перед будущим. За что мне это? Чем я так нагрешила? Почему кто-то всемогущий решил засунуть мою судьбу в чашу миксера и нажать кнопку измельчения? Взболтать, перебить, взбить в пену, и слепить из полученной массы новую для меня.

Дверь в санузел отворилась совершенно беззвучно, но нарушителя моего уединения выдал стук каблуков.

— Ольга Анатольевна? — Сквозь слезы силуэт начальницы размывался, но я ее узнала, торопливо поднялась и бросилась к крану. — Извините, я сейчас… Сейчас… Извините… Извините..

Начальница с сочувствием наблюдала за моими попытками привести себя в порядок, а я все бормотала и умывалась холодной водой, пока результат хоть немного не начал меня устраивать. Тогда я рискнула повернуться к Ольге Анатольевне лицом.

— Я вам нужна, да? Вы извините, я задержалась немного… А как вы меня нашли? — Вопрос, кстати, очень интересный, так как в своих нервных метаниях я убежала в самую глушь заводоуправления, в санузел, которым пользовались, в основном, только уборщицы.

— Ах, Луна. Я легко вас нашла по эмоциям. Артем просил не беспокоить, но я решила поговорить. Хотите чаю? В столовой сегодня вкусные пирожные.

****

Столик Ольга Анатольевна выбрала в самом укромном месте, у стены, между гипсовой фигурной колонной и развесистым кустом шефлеры.

— Тут спокойнее, — доверительно улыбнулась она мне и придвинула тарелку с пирожным ближе. — Угощайтесь, Луна.

— Почему вы меня так странно называете? — Я все ещё чувствовала себя неловко, но добрый взгляд начальницы и ее предупредительное поведение делали свое дело — я понемногу оттаивала.

— Потому что вы — Луна, — Ольга Анатольевна дрогнула губами, но увидела мое озадаченное выражение лица и стёрла мимолетную улыбку. — Так называют главную женщину стаи, пару альфы.

Так… Приехали. Артем мне, конечно, уже многое успел рассказать про оборотней, но общалась я на эту тему только с ним. И то, что Ольга Анатольевна завела разговор про альфу и стаю, означало только одно — она тоже в теме. Оборотень? Или оборотница? Не знаю как правильно назвать женщину с волчицей внутри.

— Да, Луна, я тоже оборотень. Как и половина сотрудников комбината.

Я даже не особо удивилась тому, как точно моя начальница определила направление моих мыслей, и машинально оглянулась. Мужчина за столиком в пяти метрах от нас кивнул с таким видом, словно только и ждал моего взгляда, а женщина, которую из нашего уголка и видно-то было едва-едва, специально наклонилась и помахала мне рукой.

— Это что такое?! Они нас слышат, получается? С такого расстояния?

Ольга Анатольевна, по глазам видно, чуть не рассмеялась, но вновь сдержалась, за что ей спасибо большое. Только смеха мне сейчас и не хватало.

— Да, Луна, у оборотней исключительный слух и обоняние, зрение тоже хорошее, но оно не так сильно отличается от человеческого.

Я грустно вздохнула, вспомнив несколько позорных минут в кабинете Бесстужева. Тактичная Ольга Анатольевна сделала вид, что не заметила.

— Непосвященному человеку мир оборотней кажется сложным, но, на самом деле, у нас все устроено гораздо проще и разумнее, чем у людей. Вот, например, в моей стае, — Артем наш альфа, он лидер, и все члены стаи слушаются его беспрекословно. Правит он мудро, и это я говорю не как его тетя, мои слова подтвердят все альфы соседних стай. На моей памяти к нему не раз и не два обращались за третейским судом, а это о многом говорит.

Я внимательно слушала, с какой неподдельной гордостью Ольга Анатольевна рассказывает об Артёме и сама невольно гордилась. Смешно? Наверное. Я никакого отношения к его заслугам и моральным качествам не имела, но, однако же..

— Сам, все сам. Но по-другому и быть не может, он же главный. Нет, конечно, Сережа тоже помогает серьезно, на нем половина дел комбината. Со стаей беты управляются, но по мелочи, все основное все равно на Артёме. Я, честно, даже переживать начала за него… Столько дел, головы поднять некогда. А он парень молодой, ему бы о семье подумать… И вот, такая удача, встретил свою пару. — Светло-карие глаза начальницы обдали волной тепла, а я загрустила оттого, что вот прямо сейчас расстрою добрую женщину.

— Ольга Анатольевна, кхм… вы видели мое личное дело?

— Конечно, видела, Луна. — Ну вот, она опять улыбается! Просто поразительно позитивный человек.

— Тогда вы должны знать — у меня есть семья.

— Я знаю об этом. Но знаю я и о силе связи истинной пары. Нельзя ее недооценивать.

— Ольга Анатольевна..

— Прошу, называйте меня Ольгой, хотя бы наедине, мне будет приятно.

— Хорошо, Ольга… Я не могу бросить семью в угоду вашим обычаям и традициям. Мои родные для меня — все, понимаете?

— Конечно, понимаю. Но, разве Артем предлагал вам их бросить? Никогда не поверю!

— Нет, но это как бы подразумевается, раз я его пара.. — Я смутилась после слов Ольги, попыталась вспомнить, что именно он говорил про нашу связь, и смутилась ещё больше. По всему выходило — он и правда не предлагал бросить все и ускакать с ним в закат.

— Но к чему тогда все эти разговоры? — я и правда не могла взять в толк, чего от меня хотят.

Ольга положила сухую ладонь на мои пальцы и пожала их.

— Я всего лишь хотела успокоить вас, Луна. Поддержать и показать, что вы не одни. Предложить свою помощь. Если у вас будут какие-то вопросы, вы всегда можете обратиться ко мне.

Разговор с Ольгой действительно успокоил меня, словно начальница поделилась частичкой своей силы, и остаток дня я доработала в более-менее уравновешенном состоянии. Даже совещание у Артема не сильно выбило из колеи, хоть я и поймала себя на желании глубже вдохнуть, когда он прошел мимо. Артем дёрнул уголком рта, и я поняла — мой тайный порыв вовсе даже и нетайный, как и теплый огонек ответного чувства симпатии в глубине души. Я всеми силами пыталась затушить это чувство, но огонь, вопреки усилиям, только больше разгорался и к концу дня превратился в хороший такой пионерский костер.

А на следующий день, в субботу мы с Андреем встречали Пашу. Наготовили салатов, запекли мясо, сделали печенье и отправились на детскую площадку, с которой отлично было видно наш подъезд.

Андрейка увидел такси даже раньше, чем я. Соскучился.

— Папа! — секунда, и Андрей повис на Паше, обнял его изо всех сил и поцеловал смеющегося отца.

Я тоже поспешила к любимым мальчишкам, с дрожью в сердце отмечая, как же они любят друг друга. И мне предлагают просто взять и разрушить эту связь? Оторвать детей от отца или, страшно такое даже вообразить, — оставить их и самой уйти? Да ни за что! Никогда в жизни! У детей должен быть отец.

****

— Как же я соскучился.. — Паша уткнулся разгоряченным лбом в подушку возле моего уха, шумно выдохнул, а я вздрогнула от яркой вспышки воспоминания о другом мужчине, так же яростно дышащим над моей головой.

Черт… Бесстужев умудрился пробраться даже в нашу с Пашей постель. Пусть не физически, а только в виде моих неуместных фантазий, но и этого было достаточно, чтобы довести меня до нервной дрожи. Думать о постороннем мужчине под собственным мужем! Какая пошлость!

Правда, и Паша, похоже, мыслями все ещё на работе или в командировке. Какой-то другой он сегодня, или я отвыкла за неделю? А может это чувство вины мешает мне расслабиться в родных объятиях, вот и придумываю. Непонятно.

Утро воскресенья для меня началось рано. Поднялась, — ещё семи не было, — поправила сползшее с мужа одеяло, заглянула к Андрею и обосновалась на кухне, предусмотрительно прикрыв за собой дверь, чтобы не беспокоить отдыхающих домочадцев.

Выпила кофе, и с удовольствием принялась за дела — вынула из морозилки курицу на суп, завела тесто на блины, поставила вариться компот, куда же без него летом. Один Андрюха литр в день выдувает, а тут ещё и Паша подключился.

Усердно работая венчиком в глубокой миске с яично-молочно-мучной смесью, я вспоминала свою бывшую соседку. Познакомились мы, как часто бывает у молодых мам, на детской площадке, когда я выгуливала Маринку и качала в коляске полугодовалого на тот момент Андрея. Оксана пришла туда же с двумя дочерьми, ровесниками моих детей. Позже ее Варя и мой Андрей пошли в одну группу садика, а мы так и продолжили тесно общаться и забегать друг к дружке в гости, благо жили в одном доме.

Когда Оксана пришла к нам впервые, она очень удивилась домашним блинам и рыбному пирогу на столе, и высказалась в духе, что сошла бы с ума, если бы муж у нее ещё и калорийных десертов требовал.

Я, будучи мягким человеком, не стала говорить, что мне самой приятно готовить и наводить уют для любимых, и никто меня не заставляет, но Оксана ещё не раз возвращалась к этой теме и как-то мы даже чуть не поссорились.

— Лен, так нельзя, — поучала меня Ксюша. — Ты весь день на кухне, и вместо развлечений у тебя утюг и тряпка.

— И что здесь плохого? — я вынула противень с горячими плюшками из духовки, и сразу же засунула в освободившееся раскалённое нутро следующий, теперь уже с ленивыми голубцами. Со сметанным соусом сметут за ужином за милую душу. — Обожаю готовить. И ещё, мне кажется, женщина так выражает любовь к своей семье. Не смейся, я правда так думаю.

Но Оксана не была бы собой, если бы просто уступила.

— Лен, ты пойми, мужикам не важны пироги, если жена при этом в халате и с гулькой на голове. Они глазами любят. Ты попробуй как-нибудь вместо того, чтобы с беляшами возиться, заняться собой. В ванной полежи, масочку сделай, для волос уход сообрази. Глаза подведи, губы подчеркни, платье надень красивое. И посмотри на Пашину реакцию. Ты должна показать ему свою женственность. Знаешь, как ему приятно будет, что ты для него старалась?

Оксанкины слова, видимо, упали на подготовленную почву, так как я решилась на эксперимент и сделала так, как она меня учила. Я даже купила лак и впервые за долгое время сотворила маникюр, ну и педикюр заодно. Полдня убила на наведение лоска, а потом, как дура, мыкалась с этими ногтями, — ни посуду нормально помыть, ни присесть, чтобы платье не помять. И на диван не завалиться — прическа же!

А Паша пришел с работы, отвесил пару комплиментов, без энтузиазма похлебал вчерашний суп, и спросил:

— А что, у нас никакого салатика нет? А пирог к чаю будет?

Получив отрицательный ответ на свои вопросы, сделал себе пару бутербродов и уселся грустный к телевизору, а я припомнила "добрым" словом Оксанку, переоделась в привычный халат и, наплевав на свежий маникюр, встала к плите.

Не спорю, есть женщины, как Оксана, — всегда нарядные и ухоженные, пахнущие духами. Но есть и такие, как я — источающие аромат пирогов. И большой вопрос, кого мужья любят больше.

Мои мужчины появились на кухне вовремя, — я как раз дожаривала последний блинчик.

Сонный Андрейка оживился при виде большой стопки румяных "солнышек", Паша тоже довольно улыбнулся и полез в холодильник, — он всегда ел блины, запивая холодным молоком.

Мы мирно завтракали, болтали и строили планы на выходной, и все было чудесно, пока я не заметила осуждающий взгляд мужа на своей руке, зависшей над блюдом с блинами.

Да, я люблю блинчики! А кто не любит? Среди моих знакомых таких людей нет, различаются лишь их пристрастия к начинке. Кто-то предпочитает есть их с мясом, кто-то с икрой, а кто-то, как я, с медом и сметаной.

— Что? — Каюсь, в моем голосе прозвучала претензия, но, Господи, сколько можно играть на нервах? Я честно сглаживала острые углы, где-то закрывала глаза, где-то молчала, хоть и в ущерб себе, но всему есть предел!

— Да ничего, — пожал плечами Паша. — Может, не стоит увлекаться мучным?

Я со стуком опустила ложку на стол, закусила губу и, еле сдерживая слезы, посмотрела на мужа. Он, видимо, увидел что-то новое для себя на моем лице, так как испугался и попытался исправить ситуацию.

— Ты чего, Лен? Обиделась? Я же пошутил!

Пошутил? Он пошутил?!

Резко отодвинула стул, так же стремительно встала и сбежала в спальню, не в силах сдерживать эмоции, бьющие через край.

— Лен… Лен, ну перестань! Лена.. — Паша нагнал меня возле балконной двери, обнял и прижал к груди, где я отчаянно разрыдалась. — Прости, Лен. Прости. Я не думал, что ты обидишься. Просто ты же сама решила худеть, а все никак… Я хотел помочь.

От его "утешения" мне стало ещё хуже, настолько, что я попыталась оттолкнуть мужа, но он ещё крепче сжал объятия и не позволил сделать этого, пока я не успокоилась.

А потом мы, наконец-то, поговорили. Сели на кровать рядом, как попугаи-неразлучники, и я, хоть и с трудом, но донесла до Паши свои переживания.

— После переезда ты стал другим, Паш. Ты позволяешь себе повышать голос на меня, нехорошо шутишь. Меня это обижает… Я чувствую себя ненужной, — слезы опять зазвенели в горле, и я умолкла, чтобы не расплакаться.

Паша виновато вздохнул, закинул руку мне на плечи, ткнулся подбородком в висок.

— Лен, прости. Не знаю, что ещё сказать, как оправдаться. На работе нервно и дома не могу расслабиться. Тяжело.

— Не одному тебе сложно. Я тоже на пределе. Дети, дом, работа новая. Думаешь, мне просто? Но я не самоутверждаюсь за счёт других.

Пашина ладонь сжалась на плече.

— Лен, прости… Давай забудем?

— Знаешь, Паш, я даже жалею, что мы переехали. Раньше было лучше, хоть и не так сыто. — Это признание далось мне нелегко, но я должна была сказать ему об этом, иначе он не понял бы меня правильно. Так бы и продолжал талдычить "прости" да "забудем", ещё и за цветами бы сбегал, что всегда меня раздражало, кстати. Нет, правда, почему мужчины считают роскошный букет символом примирения? Мне, например, срезанные цветы вообще не нравятся, я больше по горшечным. Да и что факт дарения изменит? Дама моментально забудет все плохое и ринется в объятия проштрафившегося кавалера? Очень сомневаюсь.

— Я все понял, Лен. — Рука Павла дрогнула на моем плече, сильно сжала и сразу отпустила — Паша волновался.

Конечно, пытался скрыть это, но безуспешно. За годы совместной жизни я отлично изучила его, и могла отследить изменившееся настроение по сбившемуся дыханию. И вот это его волнение многое сказало мне. Паша жалеет, действительно жалеет о своем поведении, срыве, называйте, как хотите. И ему важно мое прощение, а значит — я прощу. Особенно после его предложения:

— Лен, а давай съездим к Маринке в санаторий? Так соскучился по ней. Давай, а? Зайдём в магазин, купим ей фрукты, шоколадки, и поедем.

— А мы успеем? — Сердце замерло от сладкого предвкушения встречи с дочерью, а обида на мужа начала стремительно таять.

— Конечно успеем. Тут всего пятьдесят километров. Мы ещё и искупаемся и замок из песка с Андрюхой построим. Там есть лесное озеро, ты знала?