Глава 15

Лена

— Мам, где папа? — Андрей совершенно по-взрослому хмурил светлые бровки и не очень-то собирался засыпать, хоть я и прочитала ему все истории из книги про Белочку и Тамарочку.

Мариша тоже беспокойно возилась в розовой постели, подбивала подушку, комкала одеяло и вздыхала, — сон не шел и к ней.

— Папа скоро придет, а вам давно пора спать. Завтра ранний подъем, не забыли? Проспите и не поедете в гости.

— Неееет! — дружное нытье отразилось эхом в пустых комнатах, пришлось шикнуть на детвору и успокоить, пока опять не разыгрались перед сном.

— Да поедете-поедете, но сейчас вам нужно отдыхать. А то кое-кто опять заснет на качелях и напугает тетю Любу.

Это был камень в Маришин огород.

Люба, отдавая вечером дочь, рассказала о дневном происшествии с моей непоседой — дети большой компанией играли в прятки и в какой-то момент потеряли из виду Маринку. Прибежали, рассказали Любе, та подняла взрослых по тревоге, начали поиски. Нашли мою стрекозу через пару минут в садовых качелях на соседнем участке, где Мариша мирно спала и не подозревала о поднявшейся суете.

Зато сейчас попробуй ее уложи.

Пришлось прочитать еще один рассказ, и еще один, и только тогда Андрей начал зевать, а за ним и Мариша сладко засопела. Заснули.

Я тихо прикрыла за собой дверь, включила свет на темной кухне и убрала остывший ужин в холодильник.

Цифры на микроволновке сообщили, что до начала следующих суток остался час. Где же Паша?

Я взяла в руки телефон, покрутила его и отложила в сторону. Нет, не буду звонить. Может, написать Наталье? Да ну, поздно уже. Вдруг она спит?

Так и не решившись на звонок или сообщение, я все равно снова взяла телефон, рассеянно полистала новостную ленту развлекательного сайта, затем попыталась отвлечь себя игрой, но не смогла пройти уровень и свернула приложение. Ткнула пальцем в иконку Инстаграма, куда не заходила с месяц, так же рассеянно просмотрела ленту, пока не дошла до строки "Возможно вы знакомы". Машинально пролистнула и ее, но тут же вернулась и присмотрелась внимательнее. Так и есть, одна из рекомендаций — Павел Филатов. Ну дела… Насколько я знаю, раньше у Паши не было аккаунта в Инстаграме, он не интересовался этим приложением и даже не понимал его.

Интересно, что его сподвигло изменить мнение?

На его странице всего одно фото, ничего интересного. Так-с, а что с подписками и подписчиками? Ага, Наташин Ванька, ещё парень с работы, и ещё, и… Варя Смелова.

С экрана мне и каждому заглянувшему на ее страницу задорно улыбалась пепельно-блондинистая красота. Яркая и счастливая, она на всех фото заигрывающе позировала и демонстрировала все самое лучшее. Ярко-красные губы, смелое декольте с бесстыдно выглядывающим кружевом белья, кожаные лосины, лаковые туфли на высоченной шпильке. Варя за рулём машины, Варя с подругами на отдыхе, Варя с бокалом мартини. Томный взгляд, надутые губки, изящные позы. Нашлись и несколько фотографий этого лета. "Волчья" база отдыха, Абзаково, аквапарк.

Закончив с просмотром фото, я машинально нажала на "историю". Мне всегда больше нравились именно эти фотографии и короткие видео. Они более живые, что ли, настоящие, не постановочные.

О, Варя, похоже, любительница снимать истории. Теперь я в курсе, чем она завтракала и в какой кофейне покупала кофе на вынос. Заодно заценила ее сложносочиненный маникюр со стразами на фоне бумажного стаканчика. Так, опять задумчивый взгляд и губы "уточкой" — Варенька делает селфи.

А вот и видео.

"Мы с мальчиками с работы идём в ка-ра-о-ке!" — певуче тянет девица, машет в камеру, поднимает телефон выше и показывает мальчиков за своей спиной. И первым, кого я вижу, был Павел. С совершенно несвойственной ему дурной улыбкой, он тоже машет в камеру и делает жест, обозначающий паровозный гудок.

На следующих пяти фото и видео я постоянно вижу эту его улыбку, как и то, что мой муж не упускает ни одной возможности быть ближе к Варваре. Он с удовольствием фотографируется в обнимку с ней, и в танце, и во время совместного пения в один микрофон, когда они в унисон горланят "Я люблю тебя до слез".

Это сколько же Паша употребил, раз решил похвалиться вокальными данными, с которыми у него, к слову, небогато?

Удивительно, но это был единственный мой вопрос к нему, и не скажу, что сильно волнующий. Скорее риторический, так как Пашу поющим я не видела ни разу до сегодняшнего дня.

А вот его обнимашки и открытое расположение к Варваре-красе-длинной-косе совершенно не расстроили. Наоборот, я испытала облегчение, словно увидела, наконец, решение давно назревшей проблемы.

Мои чувства к Артёму крепли день ото дня, и это мучило меня. Совесть не позволяла пойти на поводу у этих чувств. Ведь у меня муж! Дети! Крепкая цельная семья! Как я могу променять надёжный устоявшийся брак и спокойствие детей на свое счастье? Потому и боролась, как могла. Пыталась держать Артема на расстоянии, убеждала себя, что семья важнее, гнала ненужные мысли из головы.

Выходит, зря гнала. Нужно было сразу, как в омут с головой. Как Паша сейчас.

Так, чтобы пелось и плясалось, чтоб кружилась голова и чтобы не отказывать больше мужчине с темным взглядом, от которого дрожь по телу и невесомость в ногах.

Откладывая телефон, я улыбалась, и продолжала улыбаться пока стелила себе в гостиной. И после, уже в постели, смотрела в потолок — и улыбалась.

Даже когда во втором часу ночи Паша явился домой и спугнул зыбкий сон, я не почувствовала раздражения. Поднялась, включила свет, чем помогла мужу не обрушить вешалку, но которую он вознамерился повесить сумку, и спокойным взглядом встретила его.

Интересное дело, — если меня не тревожили его поздний приход, состояние и возможная измена, то Паша явно был чем-то недоволен. Он либо злился, либо смущался, или, скорее, все вместе.

— Не спишь? — Один ботинок полетел в угол, другой стукнулся об обувницу и перевернулся, — Паша разулся. — Я вот тоже не сплю. Работаю. — Указательный палец ткнул наверх, в сторону люстры, туда же переместился и косой взгляд, а потом Паша тяжело опустился на диван и прикрыл глаза. — Как же я устал… Поставь будильник на шесть… Нам нужно поговорить… я люблю тебя до слез…

Последнюю фразу он попытался пропеть, но заснул быстрее, чем окончательно улегся.

А я сходила в спальню за подушкой и пледом, как могла устроила на ночь пока ещё своего гуляку и тоже пошла досыпать четыре часа до будильника.

****

Утром Паша еле встал, и я с трудом представляла, как он будет работать в таком состоянии. Но я его недооценила. Душ, крепкий кофе, две таблетки аспирина, и вот уже передо мной собранный и привычно деловитый муж. Правда, отстраненно-холодный, но мне его теплота даром не нужна, пусть греет свою белобрысую. Паршиво, что от отцовского плохого настроения пострадали дети, и за завтраком чуть не случился скандал, когда Андрей поделился с Пашей радостью от предстоящей поездки в поселок.

— Я не понимаю, вам там медом намазано что ли? Чего вы туда таскаетесь постоянно? — Претензия явно предназначалась мне, но смотрел он со всей строгостью на сына.

Андрей от такого выпада растерялся и оглянулся в поисках поддержки на меня. Беспомощное выражение детских глаз разбудило во мне тигрицу, защищающую потомство.

— Все хорошо, милый. У папы просто сильно болит голова, такое бывает иногда с несдержанными взрослыми. А ещё он завидует. Тебя позвали в гости собирать конструктор, а его нет.

Паша сердито выдохнул, открыл рот, но посмотрел на напуганных ничего не понимающих детей, и передумал.

Доедали завтрак мы уже без Паши.

После его ухода атмосфера на кухне изменилась, дети расслабились, разговорились, начали строить планы, и посуду я мыла под их неумолкаемый смех и бесконечное "Когда уже пойдем?"

Водитель у подъезда тепло поприветствовал нашу нагруженную пакетами с игрушками и сменной одеждой компанию, охрана на въезде в поселок помахала довольному Андрею, а Люба с Сашей, вышедшие из дома, чтобы встретить детей, окружили их таким восторженным вниманием, что детвора мигом забыла про меня и умчалась по несомненно важным делам.

— Не волнуйтесь, Луна, все будет хорошо. — Люба заметила беспокойный взгляд, которым я проводила сорванцов и поспешила успокоить. — Никто не обидит их, даже если захочет. Саша не позволит, она у нас заводила всей компании.

— Андрей ещё не гуляет один, всегда со мной или в садике с группой, — пояснила я свою тревогу, а Люба тепло и очень понимающе улыбнулась.

— С ним все будет в порядке, обещаю вам. Работайте спокойно и звоните в любое время, я всегда на связи.

— Я бы на твоём месте доверился Любе. Через ее руки прошло столько детей, что я со счету сбился. — Из дома неожиданно появился Артем, одетый в идеально сидящий на нем офисный костюм, подошёл к нам, мимоходом чмокнул меня в щеку и открыл заднюю дверь машины, на которой мы с детьми приехали. — Подбросишь меня до работы? Мой водитель отпросился до вечера.

Я растерянно кивнула. Неужели Артем думает, что я могу отказать ему воспользоваться собственной машиной?

Да, блин, будь честна хотя бы перед собой! Не в машине дело и не из-за его невинной просьбы тебя накрыла растерянность. Из-за чего? Да из-за того, что тридцать минут придется сидеть с ним рядом, дышать одним воздухом, чувствовать свежий аромат его одеколона, кожей ощущать взгляды и реагировать волной мурашек на каждое его движение. Гадать — дотронется или нет? Бояться этого и одновременно страстно хотеть. И мучится остатками совести, вспоминать Пашу, годы брака, детей. Внутренне казнить себя и тут же оправдывать, и метаться, метаться, метаться…

Артем молчит и смотрит. Долго и пытливо, что-то для себя проясняя и решая.

— Ты знаешь, — наконец говорит он и вздыхает, а я слышу в его выдохе сожаление и облегчение.

— Знаю, — подтверждаю, и на сердце сразу становится легче.

Неужели так и работает невидимая истинная связь, про которую он мне столько рассказывал? Ее не пощупать и никаким прибором не измерить, но… я начинаю говорить, а Артем уже знает, что именно я пытаюсь до него донести. Он открывает рот, а я продолжаю за него фразу.

— Как ты узнала? Неужели сам признался? — Артем говорит спокойно, но его взгляд темнеет, между бровями появляется складка. — Надеюсь, ты не ездила искать его?

— Вот ещё, — фыркаю, и Артем опять успокаивается. — Бросить детей одних и бежать непонятно куда? Все гораздо проще, — верчу телефоном в воздухе. — Всегда считала излишнюю открытость и социальные сети злом.

— Это да, — соглашается Артем, всматривается в мое лицо, и я понимаю — ему нравится то, что он видит. От его едва уловимого одобрения у меня внутри теплеет, исчезает беспокоящее чувство страха. Не то, чтобы я сильно боюсь, вовсе нет. Но противная сосущая необходимость принимать трудные решения, изрядно отравляет жизнь с самого утра. С того самого момента, как на кухню вошёл похмельный Павел и принес с собой плохое настроение.

Дзыньк! Телефон брякнул сигналом о входящем сообщении, а после разразился целой вереницей звуков. Ага, стоило подумать о Паше и вот он, объявился с настойчивым желанием поговорить.

"Ты доехала?"

"Лен?"

"Детей отвезла?"

"Вечером во сколько будешь дома?"

"Ничего не планируй, жди меня, нужно поговорить."

Отвечать Паше я не стала, послала смайлик, обозначающий "окей", и с трудом удержалась, чтобы не щёлкнуть любопытного Артема по носу.

— Подглядываем?

— Я не специально. — Под моим укоризненным взглядом Артем поднял ладони и признался: — Ладно, специально. Но у меня уважительная причина!

— Какая же? — Очень тяжело было не рассмеяться над дурацким видом Артема, что я и проделала, правда хихикала недолго, а до того момента, как Артем посвятил меня в свои планы.

— Сегодня ты с детьми переезжаешь ко мне.

*****

От неожиданности я подавилась своим смехом. Переезжаю? К Артёму? Это что ещё за новости?

Артем тоже спрятал улыбку. Под серьезным взглядом что-то внутри несдержанно рвануло ему навстречу, словно часть меня взбрыкнула и застонала — подчинись, не спорь, сделай, как говорит.

Но другая часть, очень правильная и разумная, возмутилась: как это — переехать? А спросить? Поговорить? Обсудить?

Артем вздохнул, взял мою руку в свою, рассеянно погладил подушечкой большого пальца кисть, и притянул к лицу — понюхал. Увидел выражение моего лица и вернул руку на место.

— Извини. До сих пор не понимаю, как правильнее с тобой. Не обиделась?

— Нет. — И ведь не соврала ни капли. Растерялась и удивилась — это да, а обиды на Артема не было.

— Не могу больше, Лен. — В глазах Артёма заклубился туман, вспыхнули золотые искорки. — Нет сил волка держать, да и зачем? Я чувствую твое отношение, я тебе нравлюсь, можешь не подтверждать и не отрицать, я это знаю.

Его глаза заворожили. Кажется, я бы вечно могла разглядывать танец искорок в грозовых радужках, но совершенно неожиданно и некстати представила эти внимательные глаза сверху, над собой, а себя — под обладателем этих необычных глаз, смотрящих прямо в душу.

Я только выдохнула, когда мерцание глаз Артема взорвалось фейерверком и оказалось близко-близко. Сухая ладонь легла на мою щеку, мягко огладила, задержалась пальцами на подбородке и приподняла его, а потом… потом были губы. Тоже сухие и твердые, как и руки Артема, как он сам и как его намерения.

Поцелуй разрывала со слезами под стенания плачущей души. Все во мне стремилось к Артёму, жадно звало его, щедро предлагало себя. И все вокруг померкло в этот миг, ушло куда-то, стало неважным, как криво припаркованная на обочине машина и выскочивший практически на ходу водитель.

— Я не хочу как Он, — попыталась объяснить я Артёму, а, вернее всего, себе. — Прятаться, обманывать, подличать. Не в моем характере такое. Знаешь, — я невесело усмехнулась, все ещё ощущая покалывание на губах от щетины. — Мама в детстве даже ругалась из-за этого. Другие дети натворят дел и изворачиваются потом, сваливают вину друг на дружку, лишь бы себя выгородить. А я скажу один раз правду и смирно жду наказания. Часто боком выходило, не только мне, но и семье, вот мама и учила иногда — лучше соври или недоговори, чем такое рассказывать. Врать я как не умела, так и не умею, а вот недоговаривать кое-как с тех пор научилась, но радости от этого никакой. Совесть потом долго грызет, ни спать ни жить не даёт.

Артем странно на меня посмотрел. Вот как так можно смотреть, что совершенно непонятно, о чем он думает? Сердится? Или восхищается?

— Я тебе уже говорил, что ты невероятная? — наконец улыбнулся он, а я облегчённо выдохнула — чувственный флер развеялся, напряжение спало и в салоне автомобиля появилось чем дышать.

— Сегодня — ещё нет.

Уже на подъезде к управлению мы договорились созвониться вечером, после разговора с Пашей. Артем несколько раз возвращался к теме переезда, убеждал меня довериться ему и позволить все разрулить самому, но я не согласилась. Это мой муж, мои пока ещё отношения, и мне решать проблемы со всем этим.

То, что проблемы будут, я поняла сразу, как только Паша вернулся домой. Дверь громко хлопнула, я поморщилась и похвалила себя за предусмотрительное решение оставить пока детей под присмотром Любы. Час назад, перед тем, как уехать с работы, мы созванивались, и Люба уверила, что у ребят все отлично и они собираются купаться в бассейне, а дальше по плану у них печёная на костре картошка. Все под присмотром взрослых, само собой.

Я договорилась с Любой забрать детей попозже и сейчас, наблюдая за нервничающим мужем, очень радовалась этому решению. Не нужно им видеть ссоры родителей.

— Как на работе? — нейтральный вопрос я задала специально, чтобы подтолкнуть Пашу к началу диалога. Честное слово, — такая усталость накопилась внутри. Скорей бы со всем покончить и поехать к своим любимым. Они там картошечку пекут, ммм..

— Нормально на работе, — нервно огрызнулся Паша и плюхнулся на стул. Взял салфетку, сложил ее пополам, смял и отбросил в сторону. Вскинул голову и смело посмотрел в глаза. — Лен, тебя всё устраивает в наших отношениях?

Ничего себе вопросец! Даже не ожидала такого от Паши, любителя замалчивать и не замечать проблем. Если только… его кто-то не надоумил на разговор.

Пашу же мое удивление вдохновило на дальнейший эмоциональный монолог.

— Меня вот — нет! Лен, посмотри на меня! Я в этой рубашке третий день хожу, стыдно уже. — Я покосилась на стиральную машину, мирно стоящую возле холодильника, но перебивать Пашу не стала. Пусть выговориться бедолага, вон как его понесло — руками машет, покраснел весь. — А с едой у нас что?

— Что?

— Да ничего у нас с едой, в том то и дело! Ты же в курсе, нам некогда в столовую ходить, мы в кабинете обедаем. Мужики приносят контейнеры и не знают, что им там жены положили, они этого не касаются.

— Они не знают, чем будут обедать? — Для меня это и в самом деле было удивительно. Так можно и на тушёные кабачки с соусом из брокколи нарваться, если совсем не интересоваться, что именно жена складывает в контейнер.

— Да, представь себе! У них там то картошка с мясом, то котлеты, то салаты, а я две недели на бутербродах.

— Бедный, — вздохнула я и сосредоточилась на изучении маникюра.

Паша запальчиво вываливал на меня свои претензии и обиды, требовал, чтобы все было, как раньше и всячески сокрушался работающей жене, у которой и муж в забвении и дети непонятно где.

А я смотрела на него и понимала — он же даже не подозревает, что я в курсе его вчерашних похождений, и, поймав момент, когда Паша на секунду замолчал, чтобы перевести дыхание, подняла на него глаза и громко запела:

— Я люблю тебя до слез…

Паша поперхнулся набранным воздухом, непонимающе посмотрел на меня, а потом до него дошло.

*****

Раньше я не задумывалась, насколько это противное зрелище — пойманный с поличным на горячем муж.

Паша занервничал, покраснел лицом, его лоб покрылся крупными каплями пота. Отброшенная салфетка опять оказалась в его руке и, похоже, именно ей предстояло принять на себя первый эмоциональный удар. Паша с остервенением измял несчастную бумажку и превратил ее в груду изодранных клочков. Дерганные движения выдавали крайнюю степень волнения, от Паши словно вот-вот должен был повалить пар.

Я мужа в таком состоянии никогда не видела и, честно сказать, испугалась. За себя и за него, балбеса такого. Немного его зная, я понимала — если не удержится, поднимет руку, то потом, остыв от эмоций, сам себя никогда не простит, и меня не простит, что довела до срыва и видела вот таким, загнанным и тонущем в собственной беспомощности.

Паша махнул рукой, белые клочки разлетелись по всей кухне. Вскочил, опрокинул стул, заметался раненым зверем, хватаясь за голову и пугая меня своим видом ещё больше.

Я тоже встала и осторожно попятилась назад, пока не ткнулась лопатками в стену, а после поползла спиной в угол. От Пашиной физически ощутимой ярости и отчаяния меня затрясло, я обхватила плечи ладонями и затихла в такой позе, пережидая бурю.

А Паша все бушевал, выплескивал из себя непонятную мне злобу, даже швырнул что-то бьющееся в стену. Бьющееся со звоном разлетелось на куски, белый фаянсовый осколок преодолел половину кухни и полоснул меня по руке. Я машинально смахнула его след, увидела остекленевший взгляд мужа и подняла ладонь. Кровь. Злосчастный кусок декоративного заварника сильно поцарапал кожу и при виде продолжающих выступать капелек крови меня замутило.

— Лена, прости! Прости, я не хотел! — Паша было метнулся ко мне испуганной тенью, но был остановлен резкой непрерывной трелью звонка. С той стороны двери кто-то настойчиво жал на звонок и не собирался убирать палец с кнопки.

— Черт! — Паша убежал к двери, а я съехала по стене на пол, бессильно прикрывая глаза.

Кажется, теперь полиция приехала по наши души. Какой-то злой рок преследовал работников Пашиного отдела. То к Хрусталевым стражи порядка каждый день наведывались, теперь вот к нам.

Но это была не полиция.

Удар, невнятное мычание и севший до взбешенного шёпота голос Артема заставили меня открыть глаза и вскинуться от увиденной картины.

Мой муж, минуту назад громивший кухню, повис тряпкой, прижатый рукой Артема за горло к стене. Паша бешено вращал глазами, цеплялся за шефа — пытался разжать хватку нечеловеческой силы, но Артем точно не собирался его отпускать, и я с ужасом увидела, как его пальцы все глубже погружаются Паше в шею.

— Артем! Нет, пожалуйста! Не надо, Артем! Отпусти его!

Я клещом вцепилась в ту же руку, на которой висел задыхающийся Паша, и что есть сил потянула озверевшего мужчину на себя.

— Отпусти! Разожми пальцы! Да отпусти же его! — Я заплакала и даже легко стукнула Артема по плечу, чтобы привлечь внимание.

Он сейчас пугал меня не меньше Паши. Злой и взбешенный, он словно ничего вокруг не видел и не слышал. И существовал в этот момент только для того, чтобы убить соперника. Его зверский оскал и ненормальная концентрация на Паше напомнили мне драку собак, когда псы бросаются друг на друга и их уже никак не разнять без серьезных потерь.

— Артем! Артем! Ну пожалуйста! — Я трясла его, плакала и кричала до тех пор, пока яростный туман в темных глазах не начал редеть.

Артем тяжело сглотнул, мотнул головой и, наконец, разжал пальцы, позволяя дезориентированному Паше встать на ноги.

— Что за… — прохрипел повреждённым горлом Павел, но Артём рыкнул на него совершенно по-звериному, и тот потрясённо умолк.

Артем же подхватил меня под руку, вывел из разгромленной кухни и усадил на диван в коридоре. Сам опустился на корточки рядом, беспокойно осмотрел и даже ощупал быстрыми гладящими движениями.

При виде глубокой царапины его лицо окаменело и, спустя секунду, снова начало меняться, проявляя хищные черты.

Паша на кухне зашевелился, Артем повернулся в пол оборота к дверному проему и угрожающе зарычал, опять пугая меня до дрожи.

— Артем, пожалуйста! — Я сжала ткань пиджака на его плече, отметив, что эта же одежда была на Бесстужеве утром. — Это случайно вышло, правда!

Я уже забыла, как боялась Пашу. Теперь моим главным страхом была возможная драка между двумя мужчинами. Артема я до этого знала мягким и предупредительным по отношению ко мне, он старался не демонстрировать физического превосходства, не "играл мускулами", и даже в нашу первую неприятную встречу в лесу делал все возможное, чтобы успокоить меня и сгладить последствия испуга.

Сейчас я видела другого Артема и, парадоксальным образом, эта его дикая сущность отзывалась теплом в груди.

Нет, я по-прежнему боялась, что он кинется на Пашу, это не изменилось, но чему-то глубинному во мне была приятна эта звериная дикость. Я чувствовала себя слабой самкой под несокрушимой защитой своего самца. И я твердо знала — он сдохнет сам, но сделает все для моей безопасности. Он не будет смотреть, как кто-то обижает меня, например, толкая против воли в темную трубу аттракциона аквапарка, а подойдёт и вырвет руки тому смельчаку.

Паша, пошатываясь, вышел из кухни в коридор и остановился, сверля меня и спину начальства тяжёлым взглядом.

— Так вы что… - он кивнул в нашу сторону и поморщился от боли в шее, зло повел головой. — Вы вместе что-ли? Все это время? Вот я дурак..

— Нет, мы не вместе. — Артем медленно поднялся, так же неторопливо повернулся к Паше, и в процессе этого действия выражение его лица изменилось с заботливого и переживающего на отстраненно-холодное. — Но с этой минуты я буду делать все, чтобы это изменить.

*****

Больше Артем не счёл нужным ничего объяснять Паше, а тот не захотел уточнять. Так и стоял, подперев плечом дверной косяк, пока Артем уводил меня из квартиры.

— Стой-стой! Белочку нужно взять, — я вывернулась из под руки Артема, сбегала в детскую и вернулась с любимой мягкой игрушкой сына.

Эту белку я купила Андрею в прошлом году, когда он мучился ангиной и не мог спать из-за боли в горле. Игрушка его успокаивала, помогала отвлечься и быстро стала любимой.

— Зачем тебе белка? — Артем распахнул передо мной переднюю дверь своего автомобиля, и я села, с трудом преодолев желание обернуться — спину жгло от взгляда.

— Андрей не может заснуть без нее, — пояснила я, а Артем, вдруг, разулыбался и даже принялся насвистывать что-то простенькое.

— Что? — я правда не поняла, чему он так обрадовался.

— Ты решила остаться с ночёвкой у меня. Сама решила, — пояснил Артем, посерьёзнел и рванул в мою сторону, ловя ладонью затылок, а губами — испуганный вскрик.

Поцелуй не продлился долго, — Артем отпустил губы почти сразу, но долго сидел, прижавшись лбом ко лбу, дышал рывками и меня заставлял дышать так же.

— Извини… Напугал?

— Чуть-чуть..

— Извини, — повторил он, откинулся на подголовник, с силой потёр виски пальцами и потряс головой. — Я так давно на грани, что, кажется, не в себе.

В этот момент я очень его понимала и полностью разделяла чувства. В голове царил сумбур, кружили обрывки мыслей, и у меня никак не получалось сосредоточится на чем-то одном. Только на подъезде к поселению, я смогла вычленить главное и поняла, почему это было так трудно. Я просто не могла поверить, подсознательно отказывалась принять это, но тем не менее, — я ушла от мужа. Просто взяла и своими руками разрушила то, что строила, лелеяла, тянула десять лет. Ладно, не просто, а очень даже тяжело, и, вообще, у меня есть оправдание — Пашино поведение, его наплевательское отношение к моим стараниям, его измена. И не хочу я сейчас разбираться, была ли она физически исполненной или он все так же только собирался. Мне достаточно его открытых намерений и дурной смелости. В то время, как меня грызла совесть даже за невинную поддержку Артема, и я всеми силами пыталась удержать мужчину в рамках и удержаться в них самой, Паша спокойно и даже с удовольствием поскакал на поиски приключений. Перед глазами так и стояло его пьяное угодливое мельтешение возле белокурой Вареньки, и ее снисходительную улыбку, с которой она взирала на его кривляния я тоже запомнила навсегда.

Да, Паша, конечно, отжег славно, этого не отнять, но ушла, тем самым поставив в отношениях точку, все-таки я. Он как раз пытался скрыть свой загул, даже предпринял корявую попытку "поработать над отношениями", но попытка его… Лучше бы молчал, умнее бы выглядел.

Пока я копалась в себе и пыталась понять, что можно было сделать иначе и стоило ли оно того, мы уже доехали и остановились возле дома Артема.

Тут же налетели дети и сразу стало шумно, весело и совершенно не до внутренних метаний.

— Мама, останемся с ночёвкой? — Андрей прыгал то на одной ноге, то на другой, рядом так же скакала Саша, Марина дёргала за руку и требовала оценить ее стойку на руках, пара незнакомых ребят носились кругами и восьмерками между нами. — Мам, мы тебе картошку оставили. Сами пекли! На костре! Так останемся с ночёвкой? Пожалуйста!

Артем улыбался, довольный тем, как меня взяли в оборот, а я вспомнила про белку в сумке и вытащила ее.

— Белочка! — восторженно взвизгнул Андрей, выхватил игрушку и помахал ею в воздухе, как знаменем победы. — Мы остаёмся с ночёвкой!

За ужином, который я пропустила, ограничившись чаем, Артем счастливо щурился и смущал меня пристальным вниманием. Очень специфическим вниманием, по-мужски честным и голодным. От его взглядов по коже бегали мурашки и наливался тяжестью низ живота.

Нам многое нужно было обсудить, но атмосфера вокруг не располагала к разговорам. Как с ним говорить, когда от жаркого мужского внимания воздух в помещении густел, а внутри тела разгорался пожар?

Смотреть я на Артема больше не могла. Самой уже дышать нечем, ещё и его глаза… Не глаза, а жидкое пламя, жарко лижущее на расстоянии.

Люба повела детей укладываться на ночь. Не знаю, что сказала им, но послушали ее беспрекословно, лучше, чем меня. А я, мысленно поблагодарив добрую женщину, ринулась на улицу, на воздух.

Почти полная луна серебрила крыши домов, фонари не горели. Странно. Ещё не очень поздно, почему бы не включить уличное освещение? Экономят?

— Оборотням не нужен свет, — Артем вышел следом за мной и остановился рядом. За пару минут, проведенных порознь, он успел успокоиться и выглядел сейчас как обычно — уверенно и расслаблено. — Нам привычнее без электрических ламп, некоторые и дома их не включают.

Артем поднял голову к небу и надолго замер так, разглядывая луну.

— Все нормально? — решила уточнить я. Мне почему-то показалось, что Артем пожалел о своем приглашении переночевать у него. — Мы можем уйти к Ольге..

Артем стремительно обернулся, полыхнув взглядом.

— Никуда вы не уйдете! Что это ты придумала?

— Я не знаю… - растерялась я, ругая себя за неуверенность. Была у меня эта черта, мнительность или еще черт знает что… Стоило кому-то засмеяться, и я сразу принимала как должное — надо мной хихикают. Или, как сейчас, — Артем задумался, посерьезнел лицом, а я сразу придумала — передумал, жалеет, не место мне тут.

Артем, конечно, допытался, вызнал у меня о чем думаю. А после так обнял, что ребра затрещали.

— Глупая моя.. — Отстранил лицо и долго, с восторгом вглядывался в розовеющие от такого внимания щеки. — Откуда ты взялась такая?

— Мм?

— Нет, правда, Лен, — ты, как цветок нежный. Ранимая такая.. — Теплые пальцы прошлись по спине, огладили плечо, сжались в легкой ласке. — Мимозка моя.

А я согласно угукнула и прикрыла глаза. Возле Артема, на его груди, у самого сердца мне было так спокойно и хорошо. Пусть называет мимозой, лишь бы давал это ощущение защищенности и уверенности. Не знаю, как у него это получается, но мне нравится. За прожитые годы я привыкла быть сильной и ответственной, но, оказывается, я была вынужденно сильной, и сейчас, в оберегающих объятиях Артема, остро это понимала и постепенно расслаблялась. Он, словно подпитывал меня своей силой, делился мощным внутренним ресурсом, а я с благодарностью его принимала и млела от его щедрости.

Загрузка...