Глава 9

Звонок Натальи поднял меня ближе к обеду и, честно сказать, я ему не обрадовалась.

За всю ночь я не сомкнула глаз, наблюдая за Андрейкой, и только под утро, когда температуру удалось побороть, прилегла рядом с ним отдохнуть.

— Ты чего такая сонная? Я тебя разбудила? Как Андрюха?

— Да непонятно пока, но, вроде, получше. Спит ещё.

— Ясно… - протянула Наталья и сама зевнула. — А я хотела на кофе тебя позвать, у меня булочки теплые.

— Нет, Наташ, куда мне? — Не прерывая разговора, я побрызгала себе на лицо водой, вытерлась и взяла расчёску.

— Ну да, ну да, — вздохнула Наталья в трубке и сменила тон на оживленный. — Своему звонила?

— Зачем? — после умывания пришел черед кофе. Не то, чтобы я его сильно люблю, я больше по чаю, но вот в такие дни, как этот, черный американо мой самый лучший друг.

— Как зачем? — опешила от моего вопроса Наташа. — Проконтролировать нужно. Я своему уже три раза позвонила — вчера перед отлётом и сегодня дважды.

— И как, проконтролировала? — я отпила из чашки и вышла на балкон. Красота какая! Утром прошел дождь, но сейчас тучи разметало и остались только редкие кучевые облака. Они пышными шапками гуляли по небу и яростно кричали — лето! Сейчас лето! Шумное, яркое, сочное. С воробьиными драками, с купающимися в лужах голубями, с грозами и гитарными переборами возле подъездов.

— Ага, проконтролируешь его, — потеряла боевой задор Наталья. — Я звоню, а они там ржут, как кони. Довольные, вырвались на свободу.

— Слушай, не накручивай себя. Мы, по твоей логике, сейчас тоже "на свободе", без присмотра. И что планируешь ты? Изменять побежишь? Гулять до утра? В клуб?

— Нашла что сравнивать, — захихикала трубка. — Мне другие мужики даром не нужны, своего бы вытерпеть, зато Ванька успевает познакомиться с кем-нибудь даже по дороге на мусорку. А тут целая командировка!

Я такую логику вообще не понимала. Раз Ванька, как Наташа утверждает, знакомится везде и всюду, то как его можно контролировать на расстоянии? И какой в этом смысл? Если у мужика есть потребность в новых знакомствах, то его хоть за руку води, хоть следи круглосуточно, он, получается, как в том анекдоте про кур — десять метров от двора и уже ничей.

— Полиция? К кому это, интересно? — забормотала заинтересовано в трубке Наташа, и я машинально посмотрела вниз. По дороге вдоль подъездов действительно ехала бело-синяя машина с "люстрой" на крыше. Пока я разглядывала людей в форме, вышедших из нее возле третьего подъезда, Наташа сдавленно охнула: — Лен, слыш! Это, кажется, к Хрусталевым!

— К Диме с Ариной? — я внимательнее всмотрелась в стражей порядка, словно их спины и фуражки могли мне сообщить важную информацию. — А что у них случилось?

— Ты не слышала? Ну ты даёшь! Все наши гудят третий день. Хотя ты же у нас теперь рабочий человек, тебе не до сплетен. Тогда слушай — позавчера Аринка вцепилась в Димку прямо возле подъезда, на глазах у местной бабульки. Говорят — чуть глаза не выцарапала, а орала так, что у бабки на лавке сердце прихватило. Ее дочка разозлилась и вызвала полицию.

— Арина побила мужа? Она же беременная.. — Я с трудом представляла себе эту картину — пузатая соседка с настроением разъяренной дикой кошки кидается на стоколограмового мужика.

— Прикинь? Мы тут все в шоке. Но и полиция не помогла! Не, утихомирили ее, конечно, на какое-то время, но они и дома продолжали ругаться, посуду били, я лично слышала — окна-то открыты. И вчера какой-то движ был вечером, Юлька Мохова в их подъезде живёт, говорит, ругались опять, соседи жаловались.

Да уж… Как говорится — как скучно я живу. Дом, дети, немного работы. Скукота. А у людей вон что… Страсть, эмоции, драки при свидетелях.

Правда, и у меня есть тайна, но она спокойная, что ли. Тревожащая только меня и мою старательную совесть. Моя стыдная, жгучая темноглазая тайна, мучающая меня ночами и отвлекающая днями.

Поговорив с Натальей и выпив свой кофе, я вернулась в квартиру и занялась обычными делами — поставила вариться бульон из курицы на обед, вытерла пыль, запустила стиральную машину.

Андрей проснулся поздно, но я его очень понимала — сама бы спала и спала, если бы не Натальин звонок.

Мы очень неплохо провели с сыном время вдвоем — почитали, посмотрели мультики, поговорили с отдыхающей в санатории Мариной и помахали Паше, когда он позвонил после работы по видеосвязи.

Все было, в принципе, хорошо, и я понадеялась, что болезнь отступила, о чем и сообщила неожиданно позвонившему вечером Артёму. Хотя, почему неожиданно? Я очень даже ожидала его звонка. Боялась и одновременно надеялась услышать голос. Зачем? Сама не знаю. Одна половина меня, очень правильная и вся такая приличная, уверяла, что незачем ему звонить, и приезжать незачем, и вообще, он мне не нужен и несёт одни проблемы.

Но это мнение одной половины, разумной. А вот вторая… Даже не знаю, как объяснить, но уже не раз за сегодня я подумывала уточнить у мамы, нет ли у нас в роду цыган или импульсивных итальянцев, так как нечто внутри меня требовало безумств и эмоционального всплеска, причем узконаправленного. И эта сосредоточенность на одном конкретном Артёме Бесстужеве, мне совершенно не нравилась.

— Точно все в порядке? — настойчиво вопрошал в трубке объект моих постоянных размышлений, а я ругала себя и млела от царапающей хрипотцы низкого баритона.

— Точно. Вот он, мой больной, с машинкой играет, — я с улыбкой заглянула в детскую и выронила телефон из рук.

Андрей лежал на полу, его кожа была бледной, с синеватым оттенком, руки и ноги сына подергивались, словно через его тело пропускали ток, и я осознав эту картину, закричала.

Судороги. Страшный сон всех матерей температурящих детей. Сколько раз меня ими пугали, как я их боялась, и вот, наконец, увидела своими глазами.

— Лена!! — Кажется Артем в трубке кричал громче меня, но сейчас мне до него не было никакого дела.

Без раздумий нажала отбой и плохо слушающимися пальцами набрала номер скорой.

— Скорая помощь, слушаю вас.

*****

Артем

Ее крик звенел в ушах, горел адским огнем в груди и доводил кровь до кипения.

Артем мчался по городу, нарушая все, что только возможно, и бессильно рычал от невозможности мгновенно телепортироваться к своей Луне.

И это ему ещё, считай, повезло — вместо того, чтобы отправиться после длинного рабочего дня к себе в стаю, Артем решил проехать через город мимо Лениного дома, а по дороге набрал ее номер, надеясь, что ей может понадобиться его помощь. Все, что угодно — заехать в магазин, купить лекарства в аптеке, прибить полочку в прихожей, лишь бы увидеть ту, без которой болело сердце и исходил тоскливым воем зверь.

До дома, с уже стоящей возле подъезда скорой помощью, Артем домчался за десять минут.

Дверь в квартиру была приоткрыта, из детской доносились голоса врачей, в воздухе неприятно пахло лекарствами, а заплаканная Лена сидела на полу в прихожей, обняв колени руками, и судорожно всхлипывала.

Артем бросился к ней, рывком поднял с пола и порывисто сжал в объятиях, плотно оплетая и вдавливая в свое тело. Он хотел спрятать ее, защитить, напитать своей силой, заслонить спиной от всех бед мира.

Лена не сопротивлялась и выглядела полностью обессилевшей, словно из нее капля за каплей уходила сама жизнь. Она покорно лежала на груди Артема, уткнувшись носом в яремную ямку, и слабо поскуливала, как избитая до полусмерти собака.

— Они меня выгнали из комнаты, — прошептала, наконец, сквозь слезы она, а Артем запустил пальцы в гладкие волосы на затылке, несильно потянул за них, заставляя Лену запрокинуть голову, и посмотрел в наполненные болью глаза. Повинуясь инстинктивному порыву успокоить и отвлечь, наклонился и за пару секунд покрыл все лицо Лены быстрыми, почти невинными поцелуями. Лоб, кончик носа, подбородок, уголки глаз и губ. Он не чувствовал в этот момент тяжёлого мужского желания, его сердце разрывалось и плакало вместе с Леной, и все, чего он хотел — это дать паре ощущение поддержки.

Но Лена, кажется, даже не замечала его порыва и все больше впадала в страшное состояние истерики. Ее трясло и она постоянно повторяла, что врачи ее выгнали из комнаты сына, а это значит, — там происходит нечто страшное, не предназначенное для неподготовленных глаз.

— Присядь, Лен, — Артем осторожно усадил трясущуюся пару на диван. — Я сейчас всё узнаю и сразу вернусь к тебе.

Лена сжалась в комок, затравленно посмотрела на Артема, и от ее загнанного взгляда у него чуть сердце не остановилось. Ее отчаяние и крайняя степень неконтролируемого животного страха заставили волка взреветь от такой же неконтролируемой потребности защитить пару, вырвать ее из лап страха.

Артем быстро отвернулся, чтобы не пугать Лену проступающими хищными чертами лица. Дверь в детскую отворилась, и из комнаты вышел врач с сыном Лены на руках. Следом за ним показалась, по всей видимости, фельдшер. Молодая женщина держала на вытянутой вверх руке прозрачный пакет, из которого по системе Андрею поступало лекарство.

— Мамочка, мы в больницу. Подержите дверь, — врач боком протиснулся через дверной проем в подъезд.

— Что с ним? — Лена вскочила с дивана и покачнулась, едва держась на ногах.

— Приступ сняли, но мальчику нужно наблюдение и консультация невропатолога.

— А я? — Лена сильно сжала руку Артема, а он в ответ притянул ее к себе и опять не получил сопротивления.

— Вы тоже можете поехать, но на своем транспорте, не с нами.

— Я подвезу, — Артем не стал дожидаться просьбы Лены, ему хватило жалобного взгляда и дрожащих губ.

В машине Артем сам пристегнул совершенно потерянную Лену, и в два счета догнал скорую.

Так они и въехали в больничный двор, — караваном, — белая машина с проблесковыми маячками, и черный внедорожник с морально убитой неожиданным несчастьем Леной и серьезным, как никогда, Артёмом.

Потом было бесконечное ожидание на лавке в приемном покое, где им разрешили остаться, пока больничный персонал занимался мальчиком, но Артём не роптал — за этот час? два? он получил от Лены больше, чем мог себе представить. И ему даже не было стыдно за то, что он, как сказал бы кто-то совестливый, воспользовался ее состоянием. Да и чего ему стыдиться? Лене нужна поддержка, отчаянно нужна, это чувствовал не только человек, но и волк. Его звериная сущность сходила с ума от волн боли и страха, на которых качалась его половина, волк же побуждал человека действовать, но Артём справлялся и сам, без подсказок.

Так Лена оказалась в его объятиях, спрятанная от окружающей действительности на груди Артема. Она доверчиво лежала и иногда всхлипывала, заставляя Артема вздрагивать и поглаживать ее по плечу ладонью. Ничего такого, Луна свидетель, простая, практически дружеская поддержка, но как много она значила для Артема и, — он чувствовал, — для Лены. Он упивался ее живым теплым, пусть и горьковатым ароматом, незаметно зарывался носом в волосы на макушке, делился своим запахом, "помечая территорию", а она отдыхала возле источника спокойной мужской силы и понемногу восстанавливалась.

Лена почти задремала, пристроив аккуратную ладошку на груди Артема, отчего волк довольно заурчал, когда к ним вышел врач.

— Все в порядке с вашим сыном, он спит. Вам тоже нужно отдохнуть. Езжайте домой.

— К нему можно? — Лена выпуталась из объятий Артема и встала с кушетки, он тоже поднялся.

— Нет, сейчас нет. До утра он в реанимации. — Врач заметил, как побледнела Лена, и добавил: — Да не пугайтесь вы так, все хорошо. Он просто спит под наблюдением, утром мы его ещё раз осмотрим, повторим анализы и, скорее всего, отпустим.

— А здесь можно подождать? — Лена, неосознанно взяла Артема за руку и оглянулась на кушетку. — Мы просто тихо посидим.

От ее "мы" волк Артема взвыл дурным счастливым голосом, и, когда врач отказал Лене и посоветовал ехать домой и отдыхать, Артем предложил подождать в своей машине. Он видел, как Лена не хочет уходить из больницы, в чьих недрах спрятали ее сына, а готовность, с которой Лена согласилась подождать утра в его автомобиле подтвердила — он все делает правильно.

****

Лена

— Мам… Мам, ну можно? Мааамм!

Умоляющие глаза сына просто вывернули душу, и я беззвучно застонала от отчаяния. Ну как под этим шрековским взглядом устоять больному сердцу, ещё не отошедшему от ночного шока? Правильно, никак.

— Ладно уж, идите.

Хитрая мордашка расплылась в довольной улыбке, и вполне здоровый на вид Андрей, чье недавнее недомогание выдавали лишь темные круги под глазами, бодро поскакал к двери известного заведения фаст-фуда. Следом за ним спокойно оправился невозмутимый предатель Артем, невзначай предложивший перекусить нездоровыми бургерами и картошкой, а я осталась дожидаться их в машине. Господи, хоть бы они там врача не встретили или, ещё хуже — знакомых.

Ладно врач, — пожурит и напомнит про лёгкую пищу и щадящий режим, а как объясняться, например, с соседями? Так и вижу их удивлённые лица и многозначительные переглядывания, а про то, что начнется на следующий день и думать не хочу.

Все десять минут, пока парни отоваривались бургерами, я нервно вертела головой по сторонам, всматривалась в лица прохожих и отслеживала каждого входящего-выходящего из заведения общепита.

Ага, вот и они. Нет, всё-таки зря я разрешила Андрею купить этот жирно-жареный кошмар. Ему удовольствие на пять минут, а мне переживай весь день, присматривайся да прислушивайся, — как бы опять не поплохело, теперь уже с животом.

И Артем хорош, в кавычках, конечно же. Хотя что с него взять — детей-то у нашего гендира нет своих, только любимая племяшка, о которой он много рассказывал сегодня ночью, пытаясь отвлечь меня от тяжелых мыслей о сыне.

Да… Кому скажи, во врунишки запишут. Или сразу в любовницы Бесстужеву. Шутка ли — провести вместе вечер и ночь. А то, что ночь эта прошла под окнами больницы, уже можно не уточнять. Эти детали никто в расчет брать не будет.

Кстати, о совместной ночи. Это было… странно. И, не побоюсь громкого заявления, — жизненно необходимо мне. Хоть я, как совестливый человек, периодически и предлагала ему отправиться домой и отдохнуть перед новым рабочим днём, но на самом деле не представляла, как останусь в темноте один на один со своими мыслями и страхами.

Артем оказался моим спасением этой сложной ночью. Он отвлекал от тягостных дум разговорами, ходил за дрянным кофе к вендинговому аппарату на парковке и всячески поддерживал, пока я не оттаяла и не успокоилась настолько, что смогла полчасика подремать, укутавшись в пушистый плед.

Странности нашей совместной ночи добавляли долгие проникновенные взгляды Артема. И нет, не тяжёлые, отягощенные плотским желанием, такого бы я не потерпела в этот момент, а внимательные и сопереживающие. Артем смотрел так, словно все про меня понимал, знал и искренне сочувствовал. Ну с сочувствием все ясно, любой бы на его месте… Или нет? Вот нужно было мне опять не к месту вспомнить Пашу и его умилительную простоту, когда он отправил меня в роддом и спокойно лег спать. А что такого? Все правильно, ему утром на работу, а я с врачами. Ну правда, чем он мне мог помочь тогда? Ничем, как и Артем сейчас, между прочим, не своему сыну. Но он здесь, со мной, под окнами больницы, а Паша в ту ночь просто посадил меня в скорую и отправился досматривать прерванный моими схватками сон.

Артем был со мной и утром, когда я трусливо топталась у двери в отделение и не могла решиться нажать на звонок. Он сделал это сам и первым начал разговор с врачом, дав мне время собраться. И за это я была ему так благодарна, что подавила порыв обнять и прижаться головой к его плечу. Странное желание, но вполне объяснимое, особенно после хороших новостей. Врач подробно рассказал про Андрейку, успокоил и обнадежил, — судороги были вызваны резким обезвоживанием после длительной высокой температуры и, при соблюдении рекомендаций, больше никогда не повторятся.

Какое же облегчение вызвали слова доктора, просто гора с плеч. И я всё-таки не удержалась, — пока медсестра собирала Андрейку на выписку, — обняла моего невозмутимого сопровождающего. Безо всякого скрытого смысла, просто от избытка чувств.

— Спасибо тебе огромное, Артем! Даже не знаю, как бы я сама с этим справилась.

Теплые ладони осторожно сжали плечи — Артем тоже меня обнял, и вот тут-то я впервые за часы, проведенные наедине, почувствовала это. Знакомое ощущение внутреннего напряжения. Физическое влечение, вот что это было.

Вытесненное другими, более сильными чувствами, оно терпеливо ждало своего часа, и дождалось.

Артем с шумом выдохнул, его пальцы на плечах дрогнули, крепче сжимаясь, и это отрезвило меня, как ведро воды, вывернутое на горячую голову.

Что я творю? Вот что? Моего ребенка ещё не выписали из реанимации, а я обнимаюсь с чужим мужиком и чувствую при этом то, о чем замужней женщине не следует даже думать.

А потом я попыталась отправить Артема домой или на работу, и несла при этом ужасные глупости про его потраченное на нас время, и про такси, которое я вызову вот прям сейчас, и даже, о ужас, предлагала деньги за потраченный бензин.

Артем выслушал мои идиотские речи с непроницаемым выражением лица, забрал Андрея у подошедшей медсестры и спокойно отправился с ним на выход. Туда же поплелась и я, без слов, по одному только виду его спины, получив ответы на все свои предложения и вопросы. Не отдаст, не согласится, и денег не возьмёт.

И теперь, за время ожидания в машине, я успела подумать над своим поведением, раскаяться и помечтать о короткой памяти начальства. Нет, ну, а что? Прекрасно бы было, если бы он просто взял и забыл о моем невразумительном блеянии. Это я не со зла, это от растерянности. От обычного бабского сожаления о необдуманных поступках.

— А вот и мы! — Артем с улыбкой уселся на соседнее кресло и тут же озабоченно сдвинул брови к переносице: — Не сердись ты так, мы тебе тоже купили. Скажи, Андрюх?

— Купили-купили! Я сказал Артёму, что ты любишь шоколадный коктейль, и он купил самый большой стакан.

— Артёму? — я пришла в ужас от такого панибратства, но Андрей только согласно закивал головой, а сам Артем пожал плечами.

— Ну да, меня же так зовут.

Возле подъезда я решительно распрощалась с погрустневшим начальством, и почувствовала себя при этом гаже некуда. Как так получилось, что я кругом виновата? И перед ним, таким великодушным, тратящим на нас свое гендиректорское время, и перед мужем, с которым ещё как-то надо объясниться и мягко донести, в чьей компании я провела сегодняшнюю ночь.

О Боже! Паша! Я застыла столбом с коктейлем в руках, и, кстати, хорошо, что мои конечности были заняты, иначе бы я хорошо себе врезала по лбу.

— Мам, пойдем домой… Я устал, — Андрей потянул меня к подъезду, и я медленно пошла, мучительно соображая, как я могла забыть сообщить Паше про приступ у сына и про больницу.

****

Как же славно дома.

Знакомый запах, уютно раскиданные в вечном бардаке детской комнаты игрушки, выученная наизусть мелодия из мультика, и, самое главное, — Андрей на коврике перед телевизором.

Тихая и мирная обычная жизнь. Ее всегда остро начинаешь ценить именно после неожиданных встрясок.

Ещё неделю назад наша квартира жила, смеялась, звенела детскими голосами, пахла сладкой кашей и борщом, а сейчас мы с Андрейкой остались вдвоем, и, слава Богу, что вдвоем, а не я одна. Иначе бы я точно сошла тут с ума. Не умею я одна, не могу, не привыкла.

Привычные дела успокаивали и отвлекали от ненужных мыслей, служили своеобразной медитацией для измученной эмоциями меня, и полдня пролетели в бытовой круговерти. Суп, компот, стиральная машина, утюг и тряпки-тряпки-тряпки. Я варила, мыла, гладила, следила за Андреем, но стоило мне хоть на секунду присесть, и страх перед разговором с Пашей снова догонял и накрывал с головой.

Я прикидывала варианты и так и эдак, но знала одно — соврать не смогу. Вот же гадство! Общеизвестная истина — обманывать нехорошо, я эту истину ещё в детстве усвоила на отлично, и за двадцать восемь лет не раз пожалела о своей честности. От правды лично у меня были только проблемы, будут они и сегодня, когда муж позвонит. Спросит про Андрея, я расскажу о скорой и больнице. Он уточнит, на такси ли я ездила, и что мне ответить? Нет, милый, меня подвёз наш генеральный. А ещё он любезно предоставил свою машину, чтобы я в ней переночевала, а утром накормил завтраком. Супер рассказ, дайте мне премию и приз побольше.

Так и не придумав ничего толкового, я уложила Андрея на дневной сон и незаметно уснула рядом с ним.

Разбудила нас участковый педиатр, — скорая передала вчерашний вызов в поликлинику.

— Все хорошо с вашим мальчиком. Для собственного успокоения можете ещё день его дома подержать, но, в целом, ограничений для садика нет. — Ирина Владимировна, приятная женщина с усталыми, но добрыми глазами закончила осмотр и убрала фонендоскоп в сумку. — Лекарства пить не нужно, освобождение от физкультуры две недели.

— Но как же так.. — Я подала врачу полотенце для рук, а после проводила в прихожую. — Такая температура была дикая, ничем не сбивалась, да ещё и судороги…

— Я говорила уже — вирус такой сейчас ходит. Высокая температура держится пару дней, а потом всё проходит без следа.

— А круги под глазами?

— Тоже от температуры, интоксикация. Поите больше мальчика. Компоты, морсы, теплый чай.

Врач ушла, а я метнулась на кухню. Компоты-морсы, значит. Это хорошо, этого у меня навалом.

Сонный Андрей, расстроенный визитом доктора, покапризничал над чашкой, но послушно выпил "лекарство", а я с чувством выполненного долга ответила на сообщение начальницы и написала ей, что послезавтра уже могу выйти на работу. Ее реакция приятно удивила — Ольга Анатольевна посоветовала не торопиться и не водить больного ребенка в садик, и успокоилась только после того, как я в подробностях передала ей слова врача.

Часов в шесть вечера телефон звякнул входящим сообщением, а я, хоть и ждала звонка мужа, вздрогнула от неожиданности.

"Привет. Как Андрюха? Извини, замотался совсем, времени не было позвонить."

Я сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и набрала Пашу, но он сразу сбросил.

"Не могу говорить, местные в бар нас позвали, тут громко."

Пока я гипнотизировала экран, осмысливая его сообщение и мою нечаянную радость от того, что сейчас не придется ничего объяснять Пашке, пришло новое сообщение.

"Так что с Андрюхой? Маринка звонила?"

Ответ я набирала с чувством глубокого облегчения.

"Андрею лучше. Сегодня был врач, выписал в садик, послезавтра пойдем. Марина звонила, но ей прям некогда, у них там танцевальный конкурс, готовят с девочками номер."

"Классно. Ладно, всех целую, Андрюхе привет."

Привет я передала немедленно, от себя добавила пару поцелуев и короткое поглаживание по лбу, — люблю своих детей до мелкой дрожи в глубине души, а сейчас, когда Маринка вне досягаемости, а Андрейка прибаливает, это чувство возросло многократно и выплеснулось из меня заботой и приступом обнимашек.

Вечером, перед тем, как лечь спать, я проверила телефон и обнаружила несколько непрочитанных сообщений от Бесстужева. Ничего особенного в них не было, простой человеческий интерес и слова поддержки, но от этих, обычных в общем-то, строчек сообщения, сердце ускорило ритм и согрело приятным теплом озябшее тело.

Просыпалась я тяжело и мучительно, в первые минуты не понимая, что произошло и почему мне так плохо. А затем пришло осознание — заболела, причем резко и, кажется, серьезно. Почему я так решила? По крайне паршивому, на грани обморока, состоянию. Ни о каком поднятии с постели и речи не шло, — я с трудом моргала и еле сдерживала болезненные стоны при каждом вдохе.

За окном ещё темно, значит сейчас глубокая ночь, — летом рассветает рано, и надеяться на то, что Андрей проснется и принесет мне воды не нужно.

Лежащий на тумбочке телефон тихо зажужжал и не успокоился ни через минуту, ни через две. Неизвестный, но очень настойчивый абонент раз за разом пытался дозвониться, пока я не переборола ужасную слабость и не взяла чугунный девайс в руку.

— Лена! — заорала трубка голосом Артема. — Что случилось? Ты в порядке?

Но как?! Как он узнал? Я сама только-только проснулась и поняла, что заболела, а он уже тут как тут. Мысль вяло прокатилась внутри пустой и гулкой черепной коробки, торопливый речитатив Артема смазался и слился в однообразный "белый" шум, и я поняла, что теряю сознание.

— Лена… - взволнованный крик сменился на дрожащий голос, отозвавшийся у меня в голове эхом его неподдельного переживания, — держись, девочка. Я иду.

Темнота была густой и вязкой, как горячая смола, но зато не скучной и очень громкой. Меня кто-то тряс, о чем-то, совершенно непонятном, спрашивал, а ещё зачем-то обливал водой. Или обтирал влажным полотенцем, но сути это не меняло — мокро оно и есть мокро.

Всей этой суетой руководил знакомый голос, через слово повторяющий "девочка моя", а ещё, кажется, я слышала Андрея, но ручаться за это не могла.

Беспокойные шевеления вокруг моего горящего в лихорадке тела продолжались, голоса жужжали, но становились все менее различимыми, а я мучилась от жажды и желания покоя, пока не почувствовала рывок. Эй, куда меня понесли? Верните одеяло, мне холодно!

Протест сорвался недовольным мычанием с плотно сжатых губ, и, кажется, в самой глубине сознания прозвучали слова:

— Ничего не бойся, я с тобой.

Загрузка...