Улей. Книга 2

Глава 16

Бут

После завершения сезонного стрима меня погрузили в медикаментозный сон, длительность которого определял тот, кто временно взял на себя бразды правления в Улье.

Я не видел снов и полностью потерял ощущение времени. Мое тело постепенно исцелялось и восстанавливалось, пока сознание блуждало за пределами этого мира. Подобную методику опробовали на мне далеко не первый раз. Физическое заживление травм и повреждений проходит быстрее, когда сопротивляющийся разум не отвлекает от процесса лечения.

Возвращение в реальность происходит стремительно и безболезненно. Зрительный фокус в норме, реакции сохранены, память не повреждена, сознание ясное, мышечный тонус в порядке. Состояние мало отличается от пробуждения после самого обычного сна. Я чувствую себя отдохнувшим и полным сил, что, честно говоря, малость обескураживает.

Открыв глаза, я мгновенно узнаю место, в котором нахожусь. Это королевский лофт. Супружеская спальня Медеи. Ее постель, на которой совершались самые дикие сексуальные оргии, в том числе и с моим участием. Всплывшее в памяти имя королевы причиняет фантомный дискомфорт, воскрешая последние мгновенья ее жизни… если, конечно, она действительно мертва. В Улье ни в чем нельзя быть до конца уверенным. Все, что воспринимается, как реальность, в любой момент может оказаться тщательно организованной фикцией или новым витком хитроумной игры.

— Выспался?

Резко дернув головой на звук голоса, я понимаю, что поспешил с выводами о своем удовлетворительном состоянии. Затылок пронзает острая боль, перед глазами мельтешат белые точки.

Идентифицировав источник голоса, я полностью ликвидирую вероятность выживания Медеи. Будь это так, Кая не сидела бы сейчас в кресле королевы, одетая в один из ее полупрозрачных пеньюаров.

— Блядь, — сдавленно застонав, выдыхаю я.

— Многословное приветствие. Я поражена, — раздраженно язвит Каталея.

Представляю, в какой она ярости, но мне совершенно нечем ее успокоить. Мы оба оказались в ловушке чужой игры, но зато теперь находимся на равных. Сомнительное утешение для негодующей пчелки, но другого нет и не предвидится в ближайшее время.

— Ничего не хочешь мне объяснить? — не дав мне ни минуты продыху, Кая стремительно подходит к кровати, и опустившись коленями на матрас, нависает надо мной негодующей тенью. — Где мы, и что происходит?

— Ты жива, разве этого факта недостаточно? — медленно приподнявшись, я сдвигаюсь назад и опираюсь лопатками на изголовье кровати. Инстинктивно прижимаю ладонь к новому шраму от пули на многострадальном левом плече. Боли нет, только неприятный зуд.

— Ты смеешься надо мной? — задыхаясь, взбешенно шипит Кая.

— Отнюдь. Ты снова упустила возможность убить меня. Поэтому не жалуйся, — устало отзываюсь я. — На истерики нет времени. Хочешь ты того или нет, но полную картину случившегося нам придется восстанавливать совместно, — уведомляю я на случай, если она планирует и дальше взрывать мой мозг. — Но сначала я хочу принять душ. Не помню, когда делал это в последний раз.

— Делай, что хочешь, — окинув меня презрительным взглядом, Кая нервно вскакивает с постели и возвращается в любимое кресло Медеи.

Черт, невыносимо смотреть на нее в этом пропитанном безумием и похотью месте.

— Я долго ждала. Полчаса как-нибудь переживу, — проворчав себе под нос, девушка тянется за стаканом сока. На столике накрыт сбалансированный питательный завтрак. Судя по всему, впроголодь ее не держали.

Встав с постели, поочередно разминаю затекшие мышцы. Отсутствие на мне какой-либо одежды не смущает ни меня, ни пчелку.

Опустив тяжелую голову, я бегло осматриваю свое тело. Следы от плети побледнели и почти незаметны, что порождает новый виток вопросов. Сколько же меня держали в отключке? Чем все это время занималась Кая? Сидела здесь в мучительном ожидании ответов? В таком случае, ее нетерпение и напор вполне оправданы.

— Давно ты здесь? — резко замедлившись, я оглядываюсь через плечо.

— Завтра будет две недели, — отзывается она отрешённым тоном. — Тебя доставили три часа назад, — предугадав следующий вопрос, добавляет Кая.

— Кто?

— Не знаю, я их раньше не видела, — поморщившись, отвечает пчелка, растирая кончиками пальцев виски.

— Кто-нибудь говорил с тобой, пока… хм меня не было?

— Нет! Никто! Меня тут держат на тех же условиях, что и огромного питона в террариуме. Мы, кстати, успели с ним или с ней познакомиться, когда эта мерзкая тварь каким-то образом выползла погулять и чуть меня не сожрала, — вскинув голову, она бросает на меня обвиняющий яростный взгляд.

— Целиком питон тебя съесть не способен, и ты точно не в его вкусе.

— Тебе весело? А мне нет, — с негодованием восклицает Кая. — Я тут едва не свихнулась. Каждый раз, когда мне доставляли еду, я прощалась с жизнью. Какие только мысли не приходили мне в голову!

— Потерпи еще немного. Мы все обсудим, — понимающе улыбнувшись, обещаю я, прежде чем скрыться за прозрачной стеной ванной комнаты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Приняв контрастный душ и одевшись в белый халат, минут через пять я возвращаюсь в спальню, но пчелки уже и след простыл. Прихватив с подноса с завтраком сэндвич с индейкой, я направляюсь на поиски, закончившиеся в самом жутком отсеке королевского лофта — в пыточной Медеи, где царит гнетущая атмосфера, витает смрадный запах, въевшийся в покрывшиеся бурыми пятнами стены, повсюду расставлены чудовищные пыточные приспособления, как современные, так и попавшие на остров прямиком от торговцев антиквариатом.

Уверен, что за две недели, Кая успела изучить каждый уголок апартаментов, но почему ее потянуло в личную игровую королевы сейчас? Конструктивного диалога здесь у нас явно не выйдет.

— Кая, нам стоит переместиться в другую локацию, — выбросив недоеденный сэндвич в ближайшую урну, напряженно произношу я, пристально наблюдая за молчаливой и внешне собранной девушкой.

— Ты был здесь раньше? — показательно равнодушно любопытствует пчелка.

Остановившись между «Колыбелью Иуды»[4] и дыбой, она небрежно перебирает «рабочие» инструменты, оставленные Медеей на металлической передвижной подставке.

— Доводилось, — нехотя отвечаю я.

— Расскажешь, что это за вещица? — повернувшись, Кая демонстрирует грушеобразное устройство с железными лепестками и винтом посередине. Медея не упускала случае пустить его в дело.

— Ты держишь в руках «Грушу страданий». В средневековье она использовалась для наказания женщин и гомосексуалистов. Ее вставляли во влагалище или задний проход, затем крутили винт, «лепестки» раскрывались, разрывая плоть. Жертвы умирали в страшных муках, — краткое описание не вызывает ни ожидаемого ужаса, ни отвращения на лице пчелки. — Вопрос был риторическим. Ты знала ответ, — заключаю я.

— В юности я посещала множество музеев, включая камеры пыток, — подтверждает она мои слова. — Здесь собраны многие экспонаты из тех, что я уже видела.

— Что конкретно ты хочешь узнать? — в лоб спрашиваю я.

— Мы абсолютно точно не в музее, Бут, — бросив «грушу страданий» на место, девушка нервно кусает губы, и отвернувшись, берет другой инструмент, напоминающий огромную кошачью лапу. — Этой штукой в древности раздирали плоть до костей, — повертев жуткий экспонат в руках, Кая кладет его на место и переключает внимание на металлические щипцы, которыми Дея ради забавы отрывала то, что можно было отрезать. — Вот это, я так понимаю, инструмент широкого профиля, — предполагает Кая с пугающим спокойствием.

Взяв длинную металлическую спицу, она снова разворачивается ко мне лицом. Непроизвольно сглотнув, я отгоняю возникшие в памяти чудовищные и кровавые фрагменты изощренных бесчинств Медеи. Разнокалиберные спицы королева использовала точно так же, как и свои шпильки, заставляя бывших любовников выть и рыдать от адской боли.

— Кого здесь пытали, Бут?

— По-моему, у нас есть более важные темы для обсуждений, — я намеренно увиливаю от прямого ответа.

— Ответь мне! — повысив тон, настаивает пчелка.

— Наскучивших Медее трутней. Сначала она зверски мучила их, подвешивая на крюки или распиная на дыбе, потом убивала, а отрезанные половые органы скармливала своему питону, — безжалостно сообщаю я.

— Ты это видел?

— Какая разница?

— ТЫ ЭТО ВИДЕЛ? — сверля меня взглядом, Кая переходит на крик.

— Да.

— И не остановил?

— Нет, — с хладнокровным спокойствием отвечаю я.

— Ты такое же чудовище, как она, — распахнув глаза, с отвращением выплевывает пчелка.

— Я никогда этого и не отрицал, — небрежно пожав плечами, киваю в сторону выхода. — Ты остаешься или пойдешь со мной?

Скрипнув зубами, Кая складывает руки на груди и смотрит на меня, как на исчадие ада. Иногда ее склочный характер и правда взывает к моей темной стороне, пробуждая острое желание испробовать на это вредной дьяволице парочку инструментов Медеи. Но в отличии от кровожадной королевы, я способен контролировать животные порывы, которые безусловно есть в каждом человеке. За годы, проведенные на острове, я многократно убеждался, что пропасть, разделяющая безжалостного убийцу и непогрешимого святого, на самом деле не так уж глубока.

— Положи эту чертову спицу, где взяла, — не сдержавшись, командую я. — Удивительно, что тебе, вообще, предоставили сюда доступ. Так ты идешь, или тебе нравится дышать этой вонью?

Не дождавшись ответа, я быстрым шагом покидаю «чистилище» Медеи и направляюсь к главному выходу из королевского лофта. Отсканировав сетчатку, датчики мигают красным, подтверждая мои самые мрачные догадки.

«Сожалею, ваши доступы аннулированы» — добивает машинный голос из динамиков. Чертыхнувшись, я нажимаю кнопку вызова оператора на интерактивной панели.

«Сожалею, услуга временно недоступна. Мы свяжемся с вами, как только ситуация изменится»

— Супер, — мрачно бросаю я.

— Ну и каково это? Оказаться запертым в апартаментах своей дохлой королевы? — не упускает случай уколоть меня пчелка, незаметно приблизившись со спины. — Мне же не привиделось, что Эйнар выпустил ей кишки? — напряженно уточняет Кая, не увидев никакой реакции с моей стороны.

— Не привиделось. Парень вовремя ожил и сделал за тебя твою работу, — холодно отзываюсь я.

— Он жив? — Кая требовательно впивается пальцами в мое плечо, ненамеренно задевая свежую рану. — Что? — растеряно бормочет она, когда, дернувшись от боли, я резко отступаю в сторону. — Черт, извини, совсем забыла. Кто тебя продырявил?

— Понятия не имею, и это ответ на оба твоих вопроса. — раздраженно отзываюсь я и прохожу в гостиную.

— Врешь, — Кая следует за мной по пятам. — Когда я отключилась, ты еще был на ногах и полон сил.

— После того, как ты отхерачила меня кнутом, я едва ли мог быть полон сил, но на ногах держался. Тут ты права, — мрачно ухмыльнувшись, я плюхаюсь на диван, устремив взгляд на террариум, находящийся на том же месте, где в сотах тринадцатого уровня расположены аквариумы с золотыми рыбками.

— Что случилось потом? После того, как я отключилась? — не унимается Кая, присаживаясь рядом и вопросительно заглядывая мне в лицо.

— Потом я убил Кроноса, точнее думал, что его. Под маской скрывался другой человек, — продолжая рассматривать свернувшегося в мощные кольца питона, озвучиваю сокращённую и неточную версию событий.

— Кто? — затаив дыхание, хрипло спрашивает пчелка.

— Не знаю, Кая. Я видел его впервые, — не отрывая взгляд от террариума отвечаю я.

— Невозможно… Я уверена, что это был Кронос. Его голос, жесты, интонации.

— В Улье нет ничего невозможного. Подделать можно всё. С Кроносом это еще проще, чем с остальными. Костюм, перчатки, трость, соответствующая атрибутика, отрепетированные слова и движения. К тому же, во всех масках, что он носит, установлены микропреобразователи голоса. Когда ты увидела восковую подвижную копию, то тоже была уверена, что перед тобой реальный Кронос, но, тем не менее, ошиблась, — напоминаю я о первом триумфальном появлении пчелиного короля на сезонном стриме. — Какую задачу он озвучил перед стартом? — до тошноты насмотревшись на спящего королевского питона, я наконец перевожу взгляд на Каю.

— Отличить копию от оригинала, — дословно выдает пчелка. — Но эта задача ставилась на первый этап.

— Забудь про этапы. Каждое слово имеет значение, — нахмурившись, я задумчиво разглядываю взволнованную мордашку Каталеи.

Совсем скоро пчелке придется распрощаться с этим именем и вернуться к тому, что было дано при рождении. Грядут грандиозные перемены, и, как бы она не противилась, ей придется принять новую реальность и научиться выживать на том уровне, где мы оказались сейчас.

— Выходит, мы оба облажались? — удрученно заключает она, уставившись на свои сложенные на коленях ладони. — На арене ты вел себя так, словно у тебя все просчитано. Ты поддавался, позволяя мне калечить себя. Это было невыносимо….

— Это было необходимо, — непринужденно улыбнувшись, поправляю я.

— Каждый удар рикошетом отлетал в меня. Клянусь, я это чувствовала, и еще больше приходила в ярость, но в какой-то момент дико испугалась, что сделаю это… — не закончив мысль, Кая шумно втягивает носом воздух и отводит в сторону взгляд.

— Что именно?

— Убью тебя, — едва слышно отвечает она.

— Разве твоя задача заключалась не в этом? — протянув руку, я мягко

подхватываю ее подбородок, заставляя взглянуть мне в глаза. — Я же чудовище, Кая. В чем проблема?

— А ты не понимаешь? — на ее лице появляется незнакомое уязвимое выражение.

— Понимаю, — невесомо поглаживая хрупкие скулы, я склоняюсь ближе, сокращая расстояние между нами. — Все правильно, пчелка, так и должно быть.

— О чем ты, черт подери?

Я не успеваю ответить, отвлекшись на хлопок, похожий, на срыв клапана. Почти сразу по лофту разносится шипящий звук. Вздрогнув, Кая вскидывает голову к потолку, с ужасом глядя, как из вентиляционных отверстий поступает белый газ. В воздухе появляется нездоровая вибрация, голова мгновенно тяжелеет. У меня есть только одно объяснение происходящему, и оно не сулит нам ничего хорошего.

— Что происходит? — испуганно спрашивает Кая, инстинктивно прижимаясь ко мне. — Я словно пьянею… — у нее заплетается язык, и я тоже не уверен, что смогу дать членораздельный ответ.

— Усыпляющий газ, — собственный голос я слышу, как через трубу.

Голова Каи безвольно падает мне на плечо, вцепившиеся в мою руку пальцы расслабляются. Она уже спит, а я держусь чуть дольше, буквально на пару минут.

Туман, застилающей разум, становится все плотнее, пульс замедляется, по телу медленно расползается парализующий холод. Прежде, чем окончательно отключиться, мне удается запечатлеть в сознании, выхваченные из сгущающейся тьмы очертания нескольких размытых фигур, а потом все исчезает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кая

Этот сон отличается от всех кошмаров, что она видела раньше. Он полон деталей, запахов, звуков и… музыки. Кая находится в огромном зале, декорированном в готическом стиле. Массивные колонны с барельефами поддерживают шестигранный украшенной лепниной свод купола.

Через стрельчатые окна с цветными витражами не пробивается ни одного луча света. Мгла снаружи и полумрак внутри.

Мелодичный звук лютни или другого похожего музыкального инструмента немного разбавляет общую гнетущую атмосферу. В напольных кованных канделябрах горят свечи, отбрасывая пляшущие тени на стены, увешанные портретами в золотых рамах, на которых изображены мужчины и женщины в средневековых одеждах.

Первая мысль — она попала на ритуальное сборище сатанистов. Вторая — как подобное могло прийти ей в голову даже во сне?

Осмотревшись, Кая замечает в конце зала пять массивных кресел с восседающими на них фигурами, одетыми в богато украшенные алые мантии, полностью покрывающие тела и лица, что не позволяет идентифицировать половую принадлежность.

Она не берется даже гадать, кто эти люди и для каких целей собрались. Ей достаточно того, что исходящая от них энергия опасности считывается вербально, вызывая суеверные страхи, коими Кая никогда не страдала.

В центре расположен белый мраморный алтарь, окруженный тремя зажженными факелами, вставленными в бронзовые столбы.

Сам алтарь накрыт красным бархатом, сверху лежат кинжал с золотой рукоятью, инкрустированная драгоценными камнями золотая чаша и книга в переплете из старинной натуральной кожи.

Справа и слева от пчелки неподвижно замерли люди, облаченные в одинаковые черные балахоны с надвинутыми на лица капюшонами.

Символ Улья — шестиугольник с запечатанной в гексаграмме пчелой и открытым глазом, вышит на каждом одеянии.

Очертания ненавистного знака просматриваются в многочисленных барельефах, потолочной лепнине, на золотых рамах портретов и даже в оконной мозаике.

Кае, становится трудно дышать, когда, опустив взгляд, она видит на себе точно такой же балахон с вышитым золотом логотипом Корпорации. Хотя в стенах готического храма определение «логотип» кажется неуместным. Грудную клетку девушки сдавливает ужас, усиливая кислородное голодание и накатывающую волнами панику.

Подняв руки, Кая сдвигает назад съехавший на глаза капюшон.

— Оставь, — громкий оклик заставляет ее дернуться от неожиданности.

Растерянно оглядевшись по сторонам, она не может определить, кто из неподвижных истуканов в балахонах только что обратился к ней. И это ее дико, до трясучки пугает.

Кошмар становится все реалистичнее, обрастая новыми жуткими подробностями, но чем сильнее девушку одолевает страх, тем громче становится музыка. В нос ударяют запахи благовоний, сознание путается, фокус теряется. Она абсолютно дезориентирована.

— Хочу проснуться… — сдавленно шепчет Кая, чувствуя, что близка к обмороку.

Может, это и к лучшему? Потеря сознания во сне обычно ведет к пробуждению.

— Иди вперед, Диана, — новый приказ разлетается эхом под высоким сводом.

Каждый шаг — настоящая пытка. Не чувствуя собственных ног, скованных узкими туфлями, словно деревянными пыточными колодками, она неуклюже продвигается по устланному роскошным ковром проходу, ведущему прямиком к алтарю.

Остановившись перед ритуальным изваянием, Кая концентрируется на языках пламени, вырывающихся из бронзовых факелов, упустив из внимания, как один из сидящих на троне, поднимается со своего места и уверенно направляется к ней. Она замечает приближение высокой фигуры в красной мантии, только когда он оказывается напротив. Судя по росту и ширине плеч, это мужчина.

Кто он? Что ему нужно?

Сердце с бешеной силой разгоняет по венам кровь, в висках барабанит пульс, заглушая мелодичные звуки. Обогнув алтарь, мужчина протягивает ей открытую ладонь, но Кая намертво прирастает к полу, не в силах шелохнуться.

— Подойди ко мне, — его голос тонет в гуле взорвавшихся в голове гудящих мыслей. Убрав руку за спину, Кая трусливо отступает на шаг назад.

— Нет, — из груди вырывается придушенный крик.

Все звуки резко стихают, слышны только шорохи мантий и потрескивание свечей.

Девушка всеми фибрами ощущает на себе десятки взглядов, пронизывающих, изучающих, пристально следящих за каждой ее эмоцией и жестом.

Она чувствует себя голой и беспомощной. Надежда плавится вместе со стекающим по свечам воском, оставляя пожирающее безысходное отчаянье.

Она в западне, в темнице кошмара.

— Я хочу проснуться, — снова шепчет она с мольбой, вглядываясь в мужской силуэт. — Прошу… Это все, чего я хочу. Проснуться, — веки обжигают соленые слезы, удивляя Каю реальностью ощущений.

— Ты не спишь, Диана, — неизвестный скидывает с головы капюшон, и девушку пробирает крупная лихорадочная дрожь, с губ срывается потрясенный хрип.

«Ты не спишь…не спишь.»

Боже, что происходит? Где она?

— Дэрил… — ошарашено выдыхает Кая, впиваясь взглядом в знакомые черты.

В голове образуется полнейший хаос. Ее поочередно бросает то в жар, то в холод в то время, как он выглядит абсолютно собранным и спокойным.

Алый ему к лицу, проскальзывает нелепая мысль.

— Все идет так, как должно, — от привычной вкрадчивой интонации ей хочется разрыдаться.

О чем он говорит? Что, черт возьми происходит, и куда идет?

— Не бойся. — По его губам расползается чарующая соблазнительная улыбка, разбивающая остатки ее жалкого сопротивления. — Мы должны через это пройти. Вместе, — протянув руку ласково сжимает ее дрожащие пальцы. — Ты же хочешь этого, правда? — склонив голову на бок, он неотрывно смотрит в ее блестящие от слез глаза. — Скажи мне — да, Диана, — непреклонное требование в его голосе заставляет девушку задрожать еще сильнее. — Одно слово, и все закончится. Всего одно слово, и мы уйдем отсюда. Ты согласна?

— Да… — срывающимся шёпотом выдыхает она, утопая в вязкой бездонной глубине лазурных ласковых глаз.

— Я принимаю твой ответ, Диана Демори, а ты прими мой. С этого мгновенья я принадлежу мне так же, как ты принадлежишь мне. Неразрывно и до конца наших дней. Отныне и навсегда. Все, что твое — мое, все, что мое — твое, — пленительно улыбнувшись, Бут соединяет их ладони, позволяя почувствовать проникающее под кожу пульсирующее тепло.

Страх и напряжение уходят, остаётся лишь чистое удовольствие и умиротворяющая тишина, которую хочется слушать вечно.

Прикрыв глаза, Кая представляет себя маленькой лодочкой, долгое время гоняемой штормом по бушующим водам океана и наконец-то прибившейся к родному берегу. Погрузившись в иллюзию, она улавливает тёплый мшистый запах земли и цветущих растений, волосы раздувает свежий бриз, запрокинутое лицо осыпает поцелуями ласковое солнце, слух ласкает пение птиц…

— Прости, но без этого нельзя, — совсем близко рокочет знакомый мужской голос, и она улыбается ему и прощает….

Открыв глаза, Кая хочет сказать это вслух, но от изумления теряет дар речи.

Не дав ей опомниться, Бут берет с алтаря ритуальный кинжал и направив острие на скрепленные ладони резким ударом пронзает их насквозь.

От острой боли у девушки темнеет в глазах, по спине текут ручейки холодного пота. Вырвавшийся из горла женский вопль многократным эхом грохочет под сводами храма.

От испытанного болевого шока Кая боится пошевелиться, не говоря о том, чтобы вырваться и попытаться сбежать.

В голове звенит один единственный вопрос: «Зачем?»

Зачем он это делает?

А затем приходит другой, еще более страшный:

«Что дальше?»

Пока она тонет в агонии мучительной боли, Бут бережно кладет окровавленный кинжал на алтарь и заносит их сцепленные руки над золотой чашей, куда густыми струями стекает перемешавшаяся кровь.

Сознание Каи медленно и неумолимо погружается во тьму по мере того, как ожившие фигуры в черных балахонах начинают обступать их со всех сторон. Образуя постепенно сужающийся в диаметре круг, они неотвратимо приближаются.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В памяти девушки проносятся фрагменты из другого кошмара, финал которого чудовищно сильно напоминает тот, что происходит сейчас, и становится неважно — сон это или явь.

Страх побеждает, пробуждая защитные рефлексы. Сражаться, драться до последнего вздоха, не позволить никому прикоснуться к себе.

— Успокойся, не сопротивляйся, — безошибочно почувствовав ее состояние, Бут переплетает их пальцы, удерживая пылающий мятежный взгляд. — Мы должны завершить обряд.

— Какой, к черту, обряд? — надсадно кричит Кая.

— Брачный, — рванув ее на себя, Бут впечатывает девушку в свое словно выточенное из камня тело. — Ты дала согласие. Твоя боль — моя боль. — от непоколебимой уверенности мужского голоса ее начинает мутить.

Боги, что за ересь он несет?

— Остановись, — надорванным горлом кричит она, когда Бут срывает с нее балахон и бросает под ноги, оставляя Каю полностью обнаженной. Затем снимает свой, отправляя туда же.

— Встань рядом со мной, Диана, — металлическим тоном приказывает Бут, силком заставляя развернуться к алтарю.

Кая затравлено всхлипывает, прикрывая волосами грудь, а горящей от боли окровавленной рукой нижнюю часть тела. Ее сковывает удушливый стыд, отчаянье, страх неизвестности. Никогда она еще не чувствовала себя такой беспомощной, уязвимой, выставленной напоказ, обманутой…

В это же время круг молчаливых наблюдателей размыкается, пропуская еще одну фигуру в красной мантии. Из-под капюшона видна только нижняя часть лица. Тяжелый мужской подборок, широкие скулы, сухая бледная кожа, плотно сжатые тонкие губы. Остановившись с противоположной стороны алтаря, мужчина одной рукой поднимает над алтарем чашу с кровью, а второй открывает книгу и монотонным усыпляющим голосом начинает читать фразы на неизвестном Кае языке.

Впав в состояние, схожее с гипнотическим трансом, девушка неотрывно наблюдает за движением губ незнакомца, и несмотря на то, что не способна уловить суть сказанного, внезапно чувствует, как утерянное спокойствие возвращается. Мысли плывут тягучим потоком, мышцы расслабляются, боль разжимает тиски, а собственная нагота больше не кажется постыдной.

Поддавшись необъяснимому порыву, Кая повторяет за человеком в алой мантии незнакомые слова. Бут снова переплетает пальцы, на этот раз на здоровых руках и ободряюще сжимает. Его молчаливая поддержка и одобрение подсказывают, что она все делает правильно, наполняя кощунственной гордостью.

Закончив, мужчина в мантии властным жестом протягивает Каталее чашу, и она безропотно принимает ее. Интуитивно догадавшись, что от нее требуется, девушка делает небольшой глоток солоноватой жидкости и передает чашу Буту.

Ритуал с кровью не вызывает должного отвращения, напомнив Кае католический обряд причащения, но здесь он имеет совершенно иной, богоотрицающий посыл. Этот факт Кая осознает отстранённо и почти равнодушно, принимая, как свершившуюся неизбежность.

Забрав чашу из рук Бута, незнакомец в алом балахоне покидает разорванный круг, возвращаясь к своим.

Застывшие на время фигуры в черных одеяниях снова образуют вокруг нее и батлера плотное кольцо.

— Теперь мы можем уйти? — запаниковав, Кая в поисках защиты прижимается к твердому плечу.

— Теперь ты можешь заснуть, — нежно улыбнувшись, он гладит ее по щеке, и она погружается в бездонную пропасть его светлых глаз, чувствуя, как сонный морок медленно засасывает ее разум в призрачные объятия. — Спи, Диана, — склонив голову, Бут оставляет на ее губах металлический вкус.

Опьяняющий нектар стремительно бежит по венам, унося ее сознание все дальше и дальше из этого жуткого и одновременно прекрасного кошмара. Отяжелевшие веки опускаются, разум отключается, и в тот момент, когда как чужие руки грубо отрывают ее от Бута и укладывают на ковер в центре круга, она уже находится по другую сторону реальности.