На мгновение Торн подумал, что Стефани зовет его Виляющей Задницей, но затем его взгляд упал на собаку, которая спешила не отставать от своей хозяйки, и он заметил, что Трикси виляла попой, преследуя ее. Это было ее счастливое виляние хвостом, которое заставило ее покачиваться, и это заставило широкую, веселую улыбку искривить его губы.
Покачав головой, Торн взглянул на кота, который теперь стоял на задних лапах на ящике и лапал его левое крыло, чтобы привлечь его внимание.
«Ты же не рассматриваешь меня как ужин, не так ли, мальчик?» он спросил. Не ожидая ответа, он взял серого полосатого кота и зашагал за Стефани Макгилл.
Женщина шла быстро, заметил Торн, следуя за ней по длинной, обсаженной деревьями тропе. Он тут же подумал, не потому ли, что ей было неудобно рядом с ним и она пыталась получить хоть какое-то пространство. Он бы не удивился, если бы это было так. Он полагал, что должен казаться ей странным.
Хотя она сказала, что он суперсексуальный, Торн вспомнил и поймал себя на том, что улыбается при этом воспоминании. Никто никогда раньше не говорил ему, что он суперсексуален. Его мать и Мария говорили ему, что он красивый, но они были семьей. Ну, формально Мария была горничной его матери, но на самом деле она с годами стала членом семьи, и поэтому она, как и его мать, была предвзятой. Конечно, на острове, на котором он вырос, были женщины, другие жертвы экспериментов его отца, которые явно находили его привлекательным, и он даже встречал одну или шесть бессмертных женщин за последние полдюжины лет, которые показали, что они считали его привлекательным. Но по его — возможно, несколько ограниченному — опыту, женщины, как правило, не часто заявляли, что считают мужчин красивыми или сексуальными, не говоря уже о суперсексуальных.
Торн был так поражен комплиментом, что не ответил и не сказал, что считает ее очень привлекательной. . что было правдой. У нее было красивое лицо, красивые золотистые волосы, собранные в хвост на затылке, и стройная фигура лани, даже в джоггерах и свободной серой майке с длинными рукавами. Он заметил, что она была босиком, и по какой-то причине Торн нашел это чертовски сексуальным.
Странно, подумал он, а затем удивленно хмыкнул, когда острая боль в верхней части крыла отвлекла его от мыслей. Торн резко повернул голову и увидел, что кошак его грызет. Нахмурившись, он переместил свою хватку на верхнюю часть тела кота и попытался оттащить его, но животное только сильнее вцепилось в крыло.
— Я же говорила тебе, что он видит в тебе свой ужин.
Торн оглянулся и увидел, что Стефани, видимо, услышав его кряхтение от боли и обернулась, заметила проблему и поспешила к нему. Она использовала невероятную скорость бессмертных и остановилась перед ним почти до того, как он понял, что она движется к нему. Ему пришлось приложить усилия, чтобы не вздрогнуть и не сделать шаг назад от удивления, а затем он просто стоял там, пока она заставляла Феликса отпустить его.
Как только кот удалил зубы с крыла, Стефани взяла Феликса из рук Торна и отступила назад, чтобы изобразить извиняющуюся гримасу. — Он убийца птиц.
— И считает меня честной добычей, несмотря на то, что я в десять раз больше него? — криво спросил он.
— Я не говорила, что он ловкий убийца птиц, — заметила она с весельем.
— Хм, — пробормотал Торн, слабо улыбаясь, когда они снова двинулись по тропинке, на этот раз вместе. Некоторое время они шли молча, взгляд Торна скользнул по длинной тенистой аллее между деревьями, прежде чем он прокомментировал: «Здесь красиво. Тихо по сравнению с городом.»
«Да.»
Это слово было почти вздохом, и он взглянул на нее с любопытством, увидев, как она оценивающе смотрит на все вокруг, как будто никогда раньше не замечала этого. Это заставило его спросить: «Ты давно здесь живешь?»
«Около года», — призналась она. «Харпер купил это место пару лет назад. Тогда здесь был только их дом, а все остальное — свалка. Пришлось провести капитальный ремонт и озеленение. На исправление ушло добрых полгода. Им в значительной степени пришлось выпотрошить это место и начать все сначала».
Подняв брови, Торн оглянулся на дом, в котором он остановился, но он уже был полностью скрыт от глаз деревьями и кустами. На самом деле, все, что он мог видеть с того места, где они шли, были деревья, кусты, цветы и случайные проблески зелени соседнего поля слева от них или короткие очертания озера справа от них. Он также мог видеть большое похожее на склад здание в конце дорожки у подъездных путей. Большое белое чудовище, достаточно большое, чтобы вместить восемь или десять машин, насколько он мог видеть. Харпер назвал это складом, когда дал ему ключи от дома, которым владел он и его жена Дрина. Он сказал, что здесь хранятся газонокосилки и другие вещи, и где он найдет рыболовные снасти, если захочет порыбачить.
«После того, как они закончили ремонт дома, — продолжила Стефани, — они привезли меня, чтобы проверить его».
«Проверить?» — спросил Торн с замешательством, повернувшись к ней.
Стефани колебалась, но затем спросила: «Что ты знаешь о бессмертных?»
Торн кратко обдумал вопрос, а затем сказал: — Мне сказали, что бессмертные — потомки атлантов. Что Атлантида действительно существовала, была изолирована от остального мира и, как предполагают некоторые источники, была намного более развитой, чем все остальные в то время. Что они изобрели нано, чтобы лечить болезни и раны без необходимости в лекарствах или хирургическом вмешательстве. Но эти нано имели неожиданный побочный эффект, действуя как источник молодости для своих носителей, сохраняя их молодыми и здоровыми на неопределенный срок. К сожалению, нано используют кровь для большей части своего ремонта, а также для питания и регенерации — больше крови, чем может произвести человеческое тело. Эта проблема была решена с помощью переливания крови в Атлантиде, но когда она пала, выжили только атланты, имевшие нано, и они оказались в гораздо менее развитом мире. В остальном мире больше не было ни переливаний, ни даже настоящей науки, и нано вынудили своих носителей своего рода эволюционировать, чтобы выжить. Бессмертные обзавелись клыками, чтобы получить кровь, необходимую нано для их работы».
— А что еще эволюционировало? — спросила Стефани.
«Ваши люди быстрее смертных, сильнее и могут видеть в темноте», — перечислил он, а когда она не ответила и, казалось, ждала, он поискал в уме ответ, который она ждала, а затем сказал: «О, да, вы можете читать и управлять смертными без нано, и даже бессмертными, которые моложе вас. Хотя я понимаю, что эти способности плохо работают со мной и некоторыми другими жертвами моего отца?
Это был вопрос. То, что бессмертные, которых он встречал до сих пор, не могли его прочитать, не означало, что они все не могли. Если бы Стефани могла читать или контролировать его, он предпочел бы знать и держаться от нее подальше. Его достаточно контролировали в жизни.
«Да. Тебя невозможно прочитать, — легко сказала она.
Торн почувствовал, что немного расслабился, но спросил: — А как насчет контроля? Ты можешь меня контролировать?»
Она остановилась, услышав вопрос, выражение ее лица было удивленным, и он предположил, что это означало, что она не задумывалась, сможет ли она контролировать его или нет. Теперь, однако, она повернулась, чтобы посмотреть на него. Выражение ее лица было напряженным и сосредоточенным на его лбу, как будто она пыталась заглянуть в его мозг.
Торн подождал, но через несколько мгновений она моргнула один раз и покачала головой, расслабляясь.
«Неа. Ты в безопасности. Никакой управляемости, — почти весело заверила она его и снова пошла.
Торн пошел с ней в ногу, но заметил: «Ты до сих пор не сказала мне, зачем Харпер привел тебя сюда и что ты проверяла».
«А точно. ". Она сделала паузу, нерешительность ненадолго отразилась на ее лице, но, наконец, вздохнула и сказала: «Ну, я, кажется, немного чувствительна к мыслям».
— Ты имеешь в виду чтение мыслей? — спросил он сухо.
Стефани покачала головой. «На самом деле это не тот случай, когда их нужно читать. По крайней мере, не для меня, — уточнила она. «В основном это как будто кто-то включил радио, и я не могу его не слышать. Только, как правило, все в доме, как и во всех соседних домах, включили радио на полную мощность и все орут для меня постоянно, громко, подавляющие безумие столкновений звуков и мыслей».
Пока она говорила, глаза Торна расширились. Она описывала то, что казалось ему совершенно ужасным, но делала это веселым голосом.
— Это сводит с ума, — призналась она все еще бодро.
— И все бессмертные испытывают это? — нахмурившись, спросил Торн, думая, что это объясняет, почему многие из встреченных им бессмертных были мрачны и обычно молчаливы, им было нечего сказать. По крайней мере, таковыми были мужчины, которых он часто встречал. Женщины обычно были противоположными, но даже некоторые из них были расстроенными. Ну он мог понять, почему они были бы такими, если бы их умы постоянно бомбардировались мыслями других людей.
«Нет. Насколько я понимаю, большинство бессмертных могут это блокировать, или они не такие громкие для них, или им нужно блокировать только тех, кто находится в непосредственной близости. К сожалению, я чрезвычайно чувствительна или что-то в этом роде, и улавливаю всех в радиусе более мили и не могу их заблокировать».
Брови Торна сошлись вместе и опустились при этой новости. Это звучало не очень приятно. Мысли всех в радиусе мили, звучащие в твоей голове, как связка громких радиоприемников, и ты не можешь их заблокировать? В городе это могут быть мысли тысяч людей, льющиеся в голову, как конкурирующие радиоприемники, играющие через окно. Он не думал, что сможет это вынести. Он не знал, как она это делает, и начал беспокоиться, что ее веселая манера говорить об этом может быть признаком психической неуравновешенности, что было бы чертовски плохо. Женщина была красива и казалась умной. Было бы печально, если бы ее чувствительность или неспособность блокировать эти голоса свела ее с ума.
Отбросив на время эту мысль, он медленно рассуждал: «Итак, тест состоял в том, чтобы увидеть, будешь ли ты меньше слышать мысли на такой огромной территории между тобой и соседями?»
— Точно, — кивнула она. «Харпер изолировал их дом звукоизоляцией и многими другими вещами, чтобы заблокировать эти мысли для меня, а затем заставил меня пожить там пару недель самостоятельно, чтобы посмотреть, поможет ли это».
— И как? — с любопытством спросил Торн.
«Не совсем, — призналась она, а затем призналась, — звукоизоляция и прочее помогали, когда я была моложе, но с возрастом стали бесполезны. Мне казалось, что с каждым годом я слышу все больше и дальше, — призналась она с первым признаком недовольства с тех пор, как они начали об этом говорить. «Но пребывание за городом действительно помогло. Поскольку дома отделены полями, поблизости меньше людей, с которыми мне приходится иметь дело, и это помогает», — заверила она его.
Торн кивнул, не удивившись этому. — Значит, узнав об этом, Харпер и Дрина построили для тебя второй дом?
«О черт возьми, нет!» — твердо сказала Стефани, хмуро взглянув на него за предположение. — Как будто я позволила бы им это сделать.
Подняв одну бровь, Торн спросил: — Значит, второй дом всегда был здесь?
«Нет.» Она покачала головой. «Когда я сказала им, что все отлично, идеально, и я ничего не слышу в доме, они…»
— Подожди, подожди, — прервал ее Торн. — Ты только что сказал мне, что это не работает.
— Это не так, — заверила она его. «Я соврала.»
Торн нахмурился.
— Хмурься на меня сколько хочешь, но я солгала ради них, — сказала она, как будто равнодушная к его мнению. «Они все ужасно беспокоились обо мне, боялись, что я сойду с ума и бла-бла-бла». Она пожала плечами. — А здесь было хорошо. Поскольку в моей голове было так мало чужих мыслей, у меня действительно могла появиться одна или две собственные мысли, и головные боли значительно уменьшились».
— Понятно, — пробормотал Торн, и он действительно понял. У него была семья, которая тоже беспокоилась о нем. Вот почему он был здесь, в Канаде, а не дома на своем острове. Чтобы мама и Мария перестали за него волноваться.
«В любом случае, как я уже говорила, я сказала им, что это было здорово, и все было великолепно, и они сразу же предложили мне дом и землю в качестве подарка на день рождения».
Брови Торна снова поднялись из-за безумно щедрого предложения.
— Но у меня есть гордость, — серьезно сказала Стефани. «Все годами беспокоились и работали, пытаясь облегчить мне жизнь. Дэни и Декер, Элви и Виктор, Харпер и Дрина и все остальные потратили кучу денег, пытаясь помочь. Они даже пытаются «не думать», когда я рядом, чтобы не перегружать меня». Сказав это, она тихо усмехнулась и сказала ему: «Я знаю это, потому что слышала, как они думали: «Ни о чем не думай». Очисти свой разум, чтобы не обременять ее лишними мыслями».
Стефани покачала головой. «Поэтому я отказалась от дома. Сказала им, что я бы предпочла, чтобы они сохранили его, чтобы они могли приезжать, когда захотят, и что я куплю у них заднюю часть участка и построю свой собственный дом с видом на озеро, — сказала она ему, а затем поморщилась. «Конечно, Харпер возмущался, не соглашался с этим. Он хотел сделать это для меня. Но я настояла, что не хочу чтобы меня облагодетельствовали, а также они могут приезжать в гости часто, но спать в своем доме, где, между ними и мной будет изоляция, их мысли не будут меня беспокоить.
«В конце концов, это была единственная причина, по которой он сдался», — призналась она. «И он все же немного вмешался. Я должна была заплатить за все, но он наблюдал за строительством, чтобы убедиться, что они сделают все быстро и правильно. Что я очень ценю, так как благодаря ему они построили мой дом быстрее, чем отремонтировали его. Я смогла переехать сюда чуть больше года назад. И вот мы здесь».
Торн с удивлением огляделся и увидел, что, пока она говорила, они дошли до конца обсаженной деревьями дорожки, пересекли двор и подошли к второму дому, который был зеркальным отображением того, в котором он остановился. Прошли через крытую веранду, где их ждал главный вход.
С любопытством он окинул взглядом ландшафт, отметив линию живой изгороди в передней части внутреннего дворика, четыре небольших ступеньки, ведущие на большую площадь, покрытую каменной плиткой, открытую беседку с потолочным вентилятором и фонарями, которые давали укрытие от солнца длинному столу и шести стульям рядом с ним. В десяти футах(3 м) справа от беседки, перед углом дома, был пруд, окруженный высокой травой и цветами, а между ним и домом шла широкая тропа, ведущая к лужайке перед домом. Дом, который протянулся на добрую сотню футов (30 м), прежде чем закончиться у пляжа. Футах в тридцати (9 м) впереди и слева от открытой постройки была закрытая беседка. Она была примерно восемнадцать футов(5,5 м) на двенадцать футов(3,6 м), верхние шесть футов(183 см) были увенчаны зарешеченными окнами, и сплошной была только нижняя часть. Он стоял под небольшим углом, с видом на озеро и тропинку, по которой они только что пришли.
Торн огляделся с некоторым удивлением. Все здесь было зеркальным отражением дома, в котором он остановился. Даже растения, кусты, цветы и трава были похожи. Они были не совсем одинаковыми — цвета здесь были красными, розовыми и пурпурными, а не желтыми, которые преобладали в другом доме, а трава была другого сорта, — но в остальном это было отражением двора дома, в котором он остановился.
«Зайдешь?»
Торн огляделся и увидел, что Стефани уже вошла в дом и смотрит на него через открытую дверь.
«Извини. Я просто любовался, — объяснил он, снова двигаясь вперед. «Это очень похоже на двор дома, в котором я живу».
«Ага.» Стефани ухмыльнулась, закрывая за ним дверь и запирая ее. Затем она направилась через прихожую и через открытое пространство перед кухней. «Мне понравилось то, что Харпер и Дрина сделали у себя дома, и я в значительной степени повторила это здесь, просто используя другие цвета».
Торн пробормотал что-то вроде согласия, оглядываясь по сторонам. Как и снаружи, внутри все тоже было похоже. Когда он отошел от входа, справа от него была длинная большая кухня, а слева — обеденная зона с перилами из прозрачного стекла вокруг нее. Единственное разделение между ней и большой комнатой, которая находилась на три фута ниже столовой, но должна была быть тридцати (9 м) или сорока футов(12 м) в ширину и почти такой же глубины, с высоким сводчатым потолком и передней стеной, выходившей на озеро. Эта стена была полностью сделана из стекла, что давало потрясающий вид на окружающую среду и озеро. Однако он не мог видеть дом на другом берегу озера, как он заметил. На этой стороне озера было два небольших острова, или, может быть, лучше было бы сказать «островки», поскольку они были такими маленькими. Ни один из них не превышал двадцати футов (6 м) в ширину, и оба были покрыты деревьями и кустами, закрывавшими вид на другой дом. Он даже не мог видеть док отсюда. Но то же самое было и с другой стороны озера. Ему сказали, что у озера стоят два дома, но он не смог увидеть этот из дома, в котором остановился, и даже когда вышел на пристань. Это заставило его задуматься, но теперь он понял. Два маленьких островка блокировали обзор.
— Острова были созданы Харпером? — спросил он с интересом.
«Нет.» Стефани остановилась и повернулась, чтобы посмотреть на озеро. Затем она наклонилась, чтобы поставить Феликса на пол, и объяснила: «Они были там, когда он купил это место. Думаю, именно там стояло драглайновое оборудование, когда это было карьером. Но именно из-за их позиции я построила дом на этом углу, острова со всеми их деревьями действуют как ограждение между двумя домами. Идеально, да?»
«Вообще-то да, он довольно совершенен», — признал он с легкой улыбкой, а затем повернулся, чтобы посмотреть на кухню в задней части дома. Как и в доме, в котором он находился, в дальнем конце этого дома были раздвижные двери, выходившие на террасу. Но там, где шкафы в доме, в котором он жил, были из светлого дерева, здесь верхние шкафы были глянцево-белыми и потрясающе ярко-голубыми снизу, как и шкафы, которые составляли длинный остров, занимавший много места, в центре кухни. Он никогда не видел такой большой кухни.
«Не расстраивайся, если тебе не нравится моя кухня. Синий обычно шокирует людей. Мой шурин, Декер, утверждает, что ослепнет, если будет постоянно смотреть на него».
Торн удивленно взглянул на Стефани и покачал головой. «Я вовсе не нахожу это ослепляющим. Идеально. Он хорошо сочетается с белым цветом и оживляет кухню. Я представляю, что даже в самый хмурый день или ночь эта кухня веселая и светлая».
«Это так», — согласилась она, сияя, а затем оглядела кухню и прокомментировала: «Что иронично, поскольку цвет — вечерний синий, оказался светлее, чем этот почти электрически- синий».
Торн не ответил на это, но снова посмотрел на кухню и прокомментировал: «Она большая. Кухня, я имею в виду.
«Ага.» Она криво улыбнулась. «Ну, кухня — это сердце дома. Большое сердце — это хорошо».
Торн кивнул. Крошечная кухня маленького дома на острове была местом, где он, его мать и Мария проводили большую часть своего времени, пока он рос и даже после того, как он стал мужчиной. Он подозревал, что так бывает у большинства людей. Очевидно, так было и у Стефани.
«Ну, давай посмотрим, чем я могу тебя накормить», — сказала Стефани, заходя на кухню. Открыв дверцу холодильника, она заглянула внутрь, а затем начала рыться в содержимом и спросила: «Какое время суток у тебя сейчас?»
Торн взглянул на часы на запястье. — Почти шесть тридцать.
Стефани тихо рассмеялась и посмотрела в его сторону. «Извини. Я имела в виду, ты обычно ночной человек? Это что-то вроде перекуса перед сном, или ты ранняя пташка, и это завтрак или, может быть, обед, поскольку ты, должно быть, не спал четыре часа или больше, чтобы приехать сюда из Торонто?
«Ой. Обычно это утро, но вчера днем и ранним вечером я отдыхал, чтобы прошлой ночью приехать на мотоцикле».
«Я полагаю, что поездка днем вызвала бы переполох», — прокомментировала Стефани, ее взгляд на мгновение скользнул по нему, прежде чем она снова повернулась к холодильнику. «Ну, полагаю, бекон и яйца хороши в любое время дня. Ты предпочитаешь омлет или яичницу, например… — Она резко остановилась, широко раскрыв глаза, и перевела встревоженный взгляд на него. «Мне жаль. Ты ешь яйца? Я имею в виду. ".
«Я не курица, Стефани. Я ем яйца, — весело сказал Торн, угадывая ее дилемму, и наблюдая, как румянец поднялся вверх по ее шее, чтобы покрыть лицо, когда ее тревога сменилась досадой.
— Извини, — пробормотала она и быстро повернулась к холодильнику, чтобы достать коробку яиц и упаковку бекона.
Сочувствуя ей, он сказал: «Нет причин смущаться. Ты не первая, кто беспокоится, что яйца могут оскорбить меня».
Стефани вздохнула и пожала плечами, пока шла вокруг острова к плите. Она поставила собранные предметы на прилавок рядом с плитой, а затем открыла ящик прямо под плитой, чтобы достать сковороду, прежде чем сказать: «Я никогда раньше не встречала таких, как ты. Что не должно тебя удивлять, но я гарантирую, что это означает, что я, вероятно, накосячу и случайно оскорблю тебя раз или два. Заранее приношу свои извинения».
Торн поймал себя на том, что улыбается этому признанию. Она была невероятно честной. Сначала сказала ему, что он сексуальный, а теперь признала, что, вероятно, оступится и сделает ошибки, которые могут обидеть его. Большинство людей, которых он встречал, либо пытались вести себя так, будто в нем нет ничего особенного, либо держались на расстоянии из-за его отличий. Однако она, казалось, относилась к этому спокойно, и ему нравилась ее честность.
Что-то мокрое, ткнулось в его руку, и привлекло его взгляд вниз, и он увидел боксера рядом с собой, прижавшуюся мордой к его руке. Распознав в этом попытку привлечь внимание, он на мгновение погладил дружелюбное существо, а затем огляделся, задаваясь вопросом, куда делся кот. Когда он заметил его на одном из барных стульев, стоявших вдоль конца стойки между кухней и столовой, его взгляд сузился. Кот выглядел так, будто вот-вот бросится на него. Не желая, чтобы маленький дьявол снова укусил его за крыло, Торн выпрямился и прошел на кухню, чтобы встать через остров от Стефани.
«Чем я могу помочь?» — спросил он, пока она продолжала собирать предметы — лопаточку, масленку, соль и перец, две тарелки. .
«Ты можешь приготовить нам кофе и тосты, если хочешь», — легко предложила она, двигаясь по острову, чтобы взять вилки, ложки и ножи из ящика для столовых приборов рядом с раковиной, которая стояла в центре кухни. Затем она взглянула на него и спросила: «Ты пьешь кофе? Если нет, то в холодильнике осталось немного апельсинового сока, а позже будет еще».
— Я люблю кофе, — заверил ее Торн и огляделся, пока не заметил кофеварку на одну чашку на конце стойки рядом с выходом из кухни.
«Кофейные чашки в шкафу над ним. Кофейные капсулы находятся в верхнем ящике под ним, а во втором нижнем ящике есть маленькое ведерко, чтобы выбросить использованные капсулы, — сказала Стефани, когда он подошел к машине.
Кивнув, Торн достал две чашки из верхнего шкафа и открыл верхний ящик под машиной. Его глаза расширились, когда он увидел прорези, разделяющие разные вкусы кофе. Там были оригинальные капсулы для смесей Тима Хортона, выстроенные в ряд и аккуратно отделенные от различных ароматизированных сортов кофе, каждый из которых имел свои собственные разделенные секции: ванильный фундук, тыквенный капучино, немецкий шоколадный торт — все красиво выстроились рядом с горячим шоколадом и даже чайными капсулами. Женщина была очень организованной.
Торн выбрал, что ему нравится, и спросил: «Какой кофе ты хочешь?»
— Ванильный лесной орех, — рассеянно ответила Стефани, а затем добавила: — Среднюю крепость с одним кусочком сахара и двумя капельками сливок мокко, пожалуйста. Сливки для мокко и обычные сливки находятся на правой дверце холодильника».
Торн улыбался, устанавливая чашку и капсулу и нажимая нужную кнопку. Затем он двинулся за сливками к холодильнику, который стоял на расстоянии двух шкафов справа от него, разрезая длинный участок верхних и нижних шкафов пополам. Вернувшись через мгновение к кофемашине, он огляделся, заметив, что шкафы за холодильником на этой стороне кухни заканчивались у стеклянных французских дверей в боковой стене в дальнем конце кухни, которые, должно быть, были тридцать пять(10,5 м) футов в длину. Бордюры на дверях были такими же синими, как и нижние шкафы, с матовым стеклом в центре.
«Там мой кабинет.»
Торн в замешательстве огляделся и увидел, что Стефани разрезает упаковку с беконом и теперь выкладывает полоски на сковороду.
Стефани даже не подняла головы, когда объяснила: «Французские двери ведут в мой кабинет».
«Ой.» Он кивнул, несмотря на то, что она не смотрела на него, а затем заметил сплошную единственную белую дверь за шкафами с другой стороны и спросил: «А что насчет единственной двери?»
— Прачечная, — объяснила она, оглядывая шкафы позади себя в сторону рассматриваемой двери. «Стиральная машина и сушилка там такие же, как в доме Дрины и Харпера».
«На самом деле я мало что видел, — объяснил Торн. «Я бросил свое снаряжение у двери в гараж, быстро заглянул на кухню и в гостиную, а затем вышел на улицу, чтобы посмотреть на восход солнца».
Стефани криво улыбнулась. «Мне нравится смотреть на восход солнца перед сном. Но я сплю все утро и встаю где-то около полудня».
«Это сколько? Четыре или пять часов сна?» — удивленно спросил Торн.
«Я плохо сплю», — пожала плечами Стефани, закончив выкладывать бекон и схватив миску, чтобы начать разбивать яйца о край и выливать содержимое в миску. Подняв глаза, она заметила: «Ты так и не сказал, что предпочитаешь: Скрамбл (есть два понятия для взбитых яиц. Если просто смешать яйца с молоком, то это scrambled eggs, если туда добавить бекон или сыр или еще что — то, то это — omelette), глазунью или омлет?»
«Скрамбл», — решил Торн, не желая докучать и думая, что ей, вероятно, будет проще всего это сделать.
Стефани подошла к холодильнику, чтобы взять пакет молока, на обратном пути остановилась, чтобы взять вилку, и принялась за яйца. Торн наблюдал, как она добавила молоко, соль и перец, а затем стала взбивать вилкой, прежде чем повернуться к кофемашине, когда она закончила выплевывать первую чашку кофе. Только после того, как он поставил вторую чашку и переключил свое внимание на добавление сахара и сливок мокко в первую чашку, он заметил, насколько домашним и уютным все это казалось. Это напомнило ему о доме, где он, Мария и его мать часто вместе готовили еду.
«Попробуй и посмотри, все ли в порядке, или нужно больше сливок», — предложил он, принося первый кофе и ставя его рядом со Стефани.
«Отлично», заверила его Стефани, прервав помешивание, чтобы сделать глоток. «Спасибо.»
«Пожалуйста», — ответил Торн, возвращаясь к кофемашине, чтобы приготовить себе кофе. Помимо небольшого контейнера с ложками рядом с кофемашиной, там была прозрачная стеклянная чаша, полная сахара. Ее закрывала резиновая крышка. «Организовано», — снова подумал Торн, но спросил: «У тебя здесь есть муравьи?»
— Да, — сухо сказала Стефани. «Я не знаю, как они попадают сюда, но они это делают, и они сводят меня с ума, их потом находишь в чем угодно и где угодно. Отсюда и крышка на сахарнице», — добавила она.
Торн кивнул, поднял чашку, чтобы попробовать, и улыбнулся. Хороший. Затем он опустил чашку и огляделся в поисках тостера.
«Тостер находится с другой стороны холодильника. Хлеб в ящике под ним, — пробормотала Стефани.
Торн бросил на нее острый взгляд, а затем прошел вдоль прилавка и нашел белый тостер с четырьмя отверстиями, стоящий на бело-серой мраморной столешнице сразу за холодильником, как и было обещано. Рядом стояла белая фарфоровая масленка, а хлеб, как она и сказала, был в ящике под ней.
Достав хлеб, он начал вытаскивать ломтики и класть их в прорези тостера, спрашивая: «Ты уверена, что не можешь читать мои мысли?»
Стефани усмехнулась этому вопросу. «Абсолютно. Я только что увидела, как ты осматриваешься, и догадалась, что ты ищешь именно его.
Когда Торн взглянул на нее с некоторым сомнением, она выгнула бровь. — Я бы не стала врать об этом.
«Ты призналась, что лгала своим близким о том, что изоляция в доме блокирует мысли людей», — указал он.
Стефани пожала плечами, а затем прямо сказала: «Потому что я люблю их. Я не люблю тебя и не забочусь о том, что ты подумаешь».
Торн серьезно кивнул, ничуть не обиженный. То, что она сказала, имело смысл. Они только что встретились. Она не стала бы лгать, чтобы пощадить его чувства или помешать ему волноваться. Ей, вероятно, было бы все равно, если бы ее способность читать его мысли могла вызвать у него дискомфорт. Кроме того, ни один из других бессмертных, которых он встречал, не мог его прочитать. Даже очень старый и, по-видимому, самый могущественный бессмертный Люциан Аржено.
«Твоя сестра сказала мне, что ты писатель», — сказал он, нажимая на рычаг, чтобы начать поджаривание хлеба. Затем Торн прислонился к стойке, скрестив руки на груди, и смотрел, как Стефани готовит бекон.
Она оторвала взгляд от сковороды с немного настороженным выражением лица. «Правда?»
«Да. Художественная литература,» — сказала она.
Улыбка тронула ее губы при этих словах, и Стефани покачала головой. «Она называет это так, потому что ей неудобно признаваться, что я пишу ужасы».
Торн удивленно моргнул. «Серьезно? Ты пишешь ужасы?
Она заколебалась, слегка наклонив голову в одну сторону, а затем в другую в жесте, который, как он подозревал, означал так себе, а затем признала: «На самом деле, многое из того, что я пишу, — документальная литература, но публикуется как фантастика ужасов».
Глаза Торна сузились. «Как это?»
Она на мгновение перевернула полоски бекона на сковороде, а затем сказала: «Первая книга, которую я написала, начиналась как. . ну, вроде как заметки/статья, я думаю. Рассказ о том, что случилось со мной и Дэни, когда на нас напали и обратили. Это было по настоянию зятя Маргариты, Грега. ". Стефани сделала паузу и взглянула на него с хмурым взглядом. — Ты знаком с Маргаритой?
«Я гостил у нее в Торонто до того, как приехал сюда, — признался Торн.
«Угу.» Она кивнула. «Хорошо, но как ты можешь знать или не знать, Грег Хьюитт женат на ее дочери Лиссианне. Они спутники жизни, а он психолог, или психиатр, или кто-то еще. Как бы то ни было, Дэни и Эльви ополчились на меня и заставили меня посетить его пару раз после того, как мы обратились. Они думали, что это поможет».
«И как?» — с любопытством спросил Торн.
«Наверное. Может быть. Немного, — неуверенно сказала Стефани и покачала головой. «Вообще-то, наверное, немного, но это не его вина. Все мысли в моей голове, захлестывали меня, не давали сосредоточиться на собственных мыслях или чувствах. Я также боялась сообщить ему что-нибудь о моей способности слышать так много, поэтому я была не очень честной и откровенной, что, вероятно, важно при консультировании, — призналась она, а затем вздохнула и сказала: — Во всяком случае, он думал, для меня может быть катарсисом записать, что произошло и что я чувствовала по поводу нападения, потери семьи и всего остального. Так я и сделала. И это действительно помогло, я думаю. По крайней мере, мне стало легче, поэтому после этого каждый раз, когда меня отправляли преследовать изгоев или заставляли просеивать ужасные воспоминания о жертвах, я тоже это записывала».
Тостер за его спиной щелкнул, и Стефани остановилась, чтобы убрать со сковороды первую порцию хрустящего бекона, прежде чем положить свежие полоски сырого мяса, пока он смазывал тост маслом и бросал в машину еще хлеба. Затем Торн повернулся и молча смотрел, как она заканчивала, размышляя над тем, что она сказала. Нужно много переварить, и это вызывало у него вопросы.
Прежде чем он успел разобраться, что хотел спросить в первую очередь, она закончила класть свежие полоски бекона и продолжила. «Как я уже сказала, когда я только начинала, это должен был быть просто личный дневник. Но около восьми лет назад, когда мне было двадцать, я убиралась в своей комнате и наткнулся на заметки. Я никогда не читала их ни после того, как написала, ни даже во время их написания», — объяснила Стефани.
— Но в тот день ты все перечитала, — сказал он, и она улыбнулась.
«Ага. Хотя я до сих пор не знаю, почему, — криво призналась она и пожала плечами. «Короче. Я начала с первой, где написала, о Дэни и обо мне. . и это было на самом деле очень хорошо написано, я тебе говорю». Стефани криво улыбнулась и, подняв глаза, сказала ему: «На самом деле я написала их от третьего лица, как рассказ. Грег, вероятно, сказал бы, что это была своего рода попытка дистанцироваться от того, что произошло, и, вероятно, так оно и было, но так было легче их писать. Это также облегчило их чтение спустя годы. Это было похоже на чтение того, что случилось с кем-то другим, и, несмотря на то, что я знала, чем закончилась первая история, я не могла остановиться».
Ее взгляд вернулся к бекону, который она готовила. «И тут мне в голову пришла эта сумасшедшая идея. . Старший сын Маргариты, Люцерн, писатель. На самом деле он документирует, как члены его семьи находят и заявляют о своих спутниках жизни, но это публикуется как паранормальный роман. Семья рассматривает их как исторические документы, но остальной мир видит в них любовный роман или что-то в этом роде», — сказала она, посмеиваясь.
«И ты подумала, почему бы не опубликовать свои заметки, которые на самом деле являются историческими отчетами, как ужасы», — догадался он.
«Ага.» Стефани улыбнулась ему. «Я думала, что это сумасшествие. Я имею в виду, когда я была еще обычным, ничего не знающим, смертным подростком, я мечтала стать писателем, когда вырасту. Я никогда не думала, что это произойдет. Но эти заметки лежали там, и у меня не было большого выбора карьеры из-за того, что я не могу получить высшее образование. Вот я и подумала, какого черта? Почему бы не попробовать?»
Стефани слегка покачала головой, словно все еще удивляясь тому, как сложилась ее жизнь. «Итак, я перепечатала их все, редактируя на ходу. Однако когда я закончила, я не знала, что с ними делать. У меня не было агента, и из некоторых исследований в Интернете я узнала, что получить агента почти невозможно, но опубликоваться без него также почти невозможно. Итак, я решила, что пойду по онлайн-маршруту самостоятельной публикации».
«Разве ты не могла просто взять под контроль агента, чтобы заставить его работать с тобой?» — указал он и был доволен, когда Стефани взглянула на него с отвращением.
«Конечно, могла. Я могла бы контролировать редактора или издателя и заставить их опубликовать меня, но это было бы обманом, — сказала она немного натянуто. «Я имею в виду. . что я должна была делать после этого? Стоять в книжных магазинах и контролировать людей, чтобы они покупали мои книги? Она фыркнула при этой мысли и покачала головой. «Я хотела работать честно. Если бы я собиралась просто контролировать всех на своем жизненном пути, я могла бы просто прийти в офис Джеффа Безоса и заставить его отдать мне пару миллионов или миллиардов долларов. Или, может быть, заставила его жениться на мне и забрала бы все, когда он бы откинул копыта.
Стефани с отвращением фыркнула. «Зачем вообще жить, если ты не собираешься делать что-то для себя, а просто заставляешь других делать всю тяжелую работу за тебя?» Она покачала головой. «Это не для меня.»
Торн улыбнулся ее возмущению, тоже довольный этим. Из новостей, которые он читал, ему казалось, что многие люди предпочли бы идти по жизни, живя за счет других, а не работать и зарабатывать себе на жизнь. Он был рад, что она этого не делала.
«В любом случае, — сказала Стефани, переворачивая бекон, шипящий на сковороде, — я самостоятельно опубликовалась в Интернете, и, к моему большому удивлению, первая книга пользовалась успехом. Он не был огромным или что-то в этом роде, но появилось небольшое количество поклонников, и эти читатели взбесились. Они распространили информацию — рассказали об этом, написали обзоры, рассказали об этом другим читателям и так далее. Моя вторая книга оказалась еще популярнее, а следующая еще лучше.
«Я имею в виду, что я не была успешнее Стивена Кинга, но деньги стали поступать, и количество моих поклонников почти удваивалось с каждой книгой», — сказала она ему. «После четвертой книги молва распространилась так далеко, что несколько издателей сами написали по электронной почте, что они заинтересованы в публикации меня на бумаге/в газете и спросили имя моего агента».
— Которого не было, — сказал Торн, когда тостер снова хлопнул за его спиной, и он снова принялся намазывать маслом.
— Нет, — согласилась она с весельем. «Но я нашла одного довольно быстро со всеми этими электронными письмами на руках. К счастью, хорошего. Она заключила со мной удивительную сделку, на… — когда она ненадолго замолчала, он оглянулся и увидел, как она оглядывает кухню, — пять лет и пять контрактов по три книги, благодаря чему у меня есть этот дом.
«Пятнадцать книг за пять лет?» — удивленно спросил он, закончив намазывать тост маслом.
«Все они уже были написаны по событиям, которые произошли между четырнадцатью и двадцатью годами или около того. Их просто нужно было отредактировать и перепечатать из тетрадей в документы Word», — объяснила она.
«Что ты будешь делать, когда у тебя закончатся дневники?» — с любопытством спросил Торн, закончив тост и повернувшись, чтобы посмотреть на нее.
Стефани фыркнула на это предложение. «Можно подумать это произойдет. Люциан регулярно таскает меня, чтобы помочь с тем или иным изгоем. Все, что мне нужно сделать, это написать, что произошло, когда я вернусь домой. И я довольно быстро печатаю».
— Люциан Аржено, — пробормотал Торн, узнав имя главы Североамериканского Совета Бессмертных.
«Да.» Она взглянула на него и криво улыбнулась. — Насколько я понимаю, ты встречался с ним в Венесуэле, когда он искал остров твоего отца?
— Да, — признал он, сохраняя бесстрастное выражение лица.
Видимо, недостаточно бесстрастное, понял он, когда Стефани усмехнулась и сказала: «Да. Он жесткий снаружи. Но это всего лишь прикрытие». Веселье улетучилось, она серьезно сказала ему: «Он действительно очень хороший человек, несмотря на всю эту холодную сталь, которую он показывает всем. Он просто парень, который обязан обеспечивать безопасность всех, и поверь мне, это тяжело для него». Она снова перевернула бекон и добавила: «Я уверена, что он вел себя высокомерно и мрачно, когда вы впервые встретились, и не поблагодарил тебя за то, что ты привел его и остальных на остров, чтобы спасти всех. Но я знаю, что он был чертовски благодарен за это и никогда не забудет, что ты сделал для нас, когда рискнул полететь на материк, чтобы найти его.
Стефани подняла голову и добавила: «И я тоже ЧЕРТОВСКИ благодарна. У меня была семья в этих камерах на острове. Если бы ты не помог, они могли бы все еще быть там. Так что спасибо, Торн.
— Да пустяки, — хрипло сказал он, чувствуя себя неловко от благодарности. Тем более, что то, что он сделал, действительно было корыстным.
— Пустяки, — твердо сказала Стефани. «Если бы кто-нибудь увидел тебя на материке….». Она покачала головой, не удосужившись сказать, что бы произошло. Но ей не пришлось. Он знал. Его бы расстреляли в воздухе, и, если бы он выжил, он бы оказался где-нибудь в каком-нибудь государственном учреждении, где бы остаток дней его тыкали, резали и проверяли, как лабораторную крысу. Но это был риск, на который он был готов пойти, чтобы освободить себя, свою мать и Марию от тирании отца.
— Можешь передать мне тосты?
Торн отогнал свои мысли и увидел, что Стефани переложила последний кусок бекона на тарелку с бумажными полотенцами, на которую положила первую партию, и теперь открывала французские дверцы двух двойных духовок, чтобы поместите его внутрь. Повернувшись, он взял тосты и подошел, чтобы поставить тарелку в духовку рядом с беконом, затем отступил назад, чтобы с восхищением наблюдать, как она закрывает двойные дверцы.
«Я не знал, что есть духовки с французскими дверцами», — признался он, когда она начала стучать по цифровому экрану вверху, настраивая духовку на поддержание температуры.
«Да, они появились не так давно, но я была так счастлива, когда увидела их в магазине бытовой техники», — с энтузиазмом сказала она. «Мои руки недостаточно длинны для духовки с опускающейся дверцей. Мне приходилось засовывать вещи сбоку, и я вечно обжигала себя о боковую стенку», — объяснила она. «С этой печью я никогда не обожгусь. Ну, во всяком случае, не так часто, — прибавила она, а потом пробормотала: — Постучу по дереву, — и так и сделала, два раза стукнув по деревянной поверхности шкафа рядом с духовками.
Торн улыбнулся этому суеверному поступку, а затем заметил, что ее кофейная чашка пуста, и схватил ее. Неся ее к кофемашине, он прокомментировал: «Я не знал, что ты не родилась бессмертной. Я просто предположил, что, поскольку ты и твоя сестра бессмертны, существует целая семья бессмертных Макгиллов, таких как Аржено.
«Нет. Только я и Дэни, — тихо сказала Стефани, еще раз помешивая яичницу-болтунью, прежде чем вылить ее на сковороду. Она схватила лопатку и начала помешивать в сковородке яйца, прежде чем добавить: «Мы возвращались домой после семейных выходных на севере в коттеджном поселке. Дэни возвращалась с работы и ехала одна. В конце выходных я попросилась поехать с ней домой, чтобы не оказаться в тесноте в семейном фургоне с остальными моими братьями и сестрами. На нас напали изгои, когда мы остановились перекусить перед дорогой».
Торн обдумывал это, готовя себе и Стефани свежий кофе. Он хотел расспросить об этом больше, хотел узнать, что произошло, но, учитывая, что это было опубликовано как ужастик, он решил, что сейчас не время. Поэтому вместо этого он прокомментировал: «И теперь ты не только охотница за изгоями, но и писательница ужасов?»
«Неполный рабочий день», — призналась она. «Некоторое время я боялась, что быть охотником — единственная карьера, которая мне открыта. К счастью, эта писательская работа удалась, так что теперь я помогаю только в самых сложных случаях».
«Почему ты думаешь, что охота на изгоев единственная возможность для тебя?» — спросил он, с удивлением оглядывая ее.
«Ну, с моей чувствительностью к мыслям других людей, я не могу пойти куда-нибудь где многолюдно, как университет или колледж», — сухо заметила Стефани. «Я даже не могу работать официанткой со всеми этими голосами в голове. Я бы сошла с ума или просто сжалась бы в комок агонии и, возможно, подожгла себя или что-то в этом роде. Головные боли были убийственными».
Торн почувствовал, как его брови нахмурились при этой новости, когда он закончил варить им кофе, и сказал: «Я думал, что нано блокируют такие вещи, как головные боли и тому подобное?»
«Да, у бессмертных. Я имею в виду, я никогда не слышала, чтобы у них были головные боли, если только они не получили ранение в голову, и тогда их лечили нано. Но со мной так не работает, — с отвращением пробормотала она.
Торн хмурилась, когда она объявила: «Яйца готовы. Ты бы предпочел, есть за обеденным столом или за островом?»
Он взглянул на обеденный стол и вид за ним. Это было красиво, но на столе стояла большая ваза с цветами, которую нужно было передвинуть, и всю еду нужно было нести туда. Сесть за стойку было бы проще, поэтому он сказал: «Давай остров».
— Хороший выбор, — заверила его Стефани.
Торн слабо улыбнулся и начал нести кофе к стойке между кухней и столовой. Задняя половина была открыта под столешницей, и там стояло несколько стульев, обращенных лицом к самой кухне. Он предположил, что именно здесь она собиралась поесть, поэтому был удивлен, когда она сказала: «Сюда».
Торн оглянулся и увидел, что она несет миску, полную яичницы-болтуньи, в дальний конец острова через раздвижные двери. Только тогда он заметил, что там стоят два стула — один в конце и один сбоку. Он последовал за ней с кофе.
«Садись сюда. Отсюда вид лучше, — сказала Стефани, ставя яйца и направляясь обратно к духовке.
Торн поставил кофе, а затем огляделся и увидел, что она не вернулась к духовке, а остановилась у ящиков сразу за стульями, чтобы достать пару салфеток. Когда она собрала столовые приборы и тарелки, Торн обошел ее и использовал свернутое кухонное полотенце, лежавшее на шкафу, чтобы достать бекон из духовки. Пока Стефани накрывала на стол, он принес бекон и вернулся за тостами, но когда он повернулся, то увидел, что она как бы застыла, не донеся вилку, с потрясенным выражением лица.
«Что такое?» — спросил он с беспокойством, быстро возвращаясь к концу острова.
— Я не подумала… Ты можешь сидеть? — неуверенно спросила она. — Я имею в виду твои крылья. ".
Торн расслабился, легкая улыбка изогнула его губы, а затем он поставил тосты и повернулся к ней спиной, чтобы она могла видеть его крылья. До этого он позволял им лежать вдоль спины, но теперь раздвинул их в стороны.
— О, вау, — выдохнула Стефани, и он оглянулся через плечо и увидел, что она обошла его и встала позади него.
Торн повернулся лицом вперед и просто ждал, пока она присмотрится поближе.