Ибо не Солнце и не Сия являются центром Вселенной, но безграничная Тьма – Сон Единого Создателя, дарующий жизненные силы, как Ему самому, так и детям Его…
Из речи Гьюзайлин Преображённой, хранительницы Севера и Бешбьяс
В канун Праздника казалось, что народ со всей Сии собрался в столице Бешбьяс. Если раньше в Ферихаль к Индру могли попасть лишь избранные гости, то после падения проклятия чёрного единорога исчезли любые ограничения.
Альвы, люди и волшебные создания, местные и гости из Эльжануба затопили улицы и площади. От пестроты одежд и языков голова шла кругом.
Белый город расцветили гирлянды лент и ярких фонариков. На морском берегу выстроились временные шатры и палатки. С сумерками вспыхнули высокие костры. Артисты – танцоры, гимнасты, жонглёры – начали представления.
Не обошлось и без ароматных кушаний, приготовленных на любой самый придирчивый вкус. Разнообразные яства и напитки в лотках дразнили аппетит прохожих. Уже сытые, чуть захмелевшие умы вдохновлялись на поэтический и любовный лад. Разлилась музыка, зазвучали песни менестрелей.
Хотя древа Любви и Смерти произрастали в далёком Амире, потоки мёртвой и живой воды бурлили во всём Вариасе. Недаром и на Севере, и на Юге нежная пора весны считалась временем свадеб.
Однако же, как говорит пословица: там, где свадьба, там и её сестрица смерть – неразличимая до поры, могучая и неотвратимая.
Одетая в белое платье, Сииба шла сквозь толпу. Её распущенные волосы струились по плечам и груди блестящими тёмными прядями. Её красивое тело, за годы жизни в заботе и любви налившееся женственностью, манило и притягивало взгляды.
Повсюду она видела счастливые лица мужчин и женщин, приехавших в Бешбьяс, чтобы в священное время расцвета древа Любви Сэасим сыграть свадьбы. Она смотрела на чужое счастье и улыбалась прохожим: гостям и горожанам, молодожёнам, детям и пожилым.
Она, решившая было, что тоже заслужила счастье. Сииба беззвучно смеялась, и красные свадебные ткани нарядов казались ей пленительно красивыми. Она особенно любила этот красный цвет: пронзительно алый и насыщенный бордовый – все оттенки крови.
Осторожной и быстрой походкой, украденной когда-то у одной из сумеречных лис, Сииба следовала через шумные площади и проспекты. Постепенно узорчатые плиты под её ногами сменились галькой, затем песчаным берегом. Почва сделалась мягкой и упругой, пахнуло прохладным ветром, принёсшим ароматы моря.
Ближе к воде, освещаемая сотней огней и украшенная гирляндами цветов, высилась сцена. Вокруг неё расположились знатные господа в роскошных одеяниях. Чуть поодаль собирались гости попроще. Сииба не стала приближаться к сцене. Девушка остановилась на расстоянии, но так, чтобы отчётливо видеть открытие торжества.
Будто волна могучей воли прокатилась по толпе, заставив умолкнуть музыку, смех, голоса. В воцарившейся тиши на сцену ступила прекрасная дева. Жемчужно-розовое одеяние её струилось, точно волны в кружевах морской пены. Волосы искрились, словно свежий снег, в свете огней.
– Настало священное время, когда Тьма и Смерть передают власть Свету и Любви, – раздался мягкий, но сильный голос Гьюзайлин. – Весеннее Равноденствие – это невидимая линия светораздела, последний миг величия одной Силы и первый миг торжества другой. Это извечное и единое содружество двух полюсов, двух противоположностей. В первую ночь Празднества Солнца мы приветствуем Элим – одно из двух древ! Почтив его, мы отдадим дань и тёмному Чреву, из которого появился Свет! Здравствуй же, Тьма! – Гьюзайлин низко поклонилась, а распрямившись, устремила взгляд прямо на Сиибу. Жемчужная дева будто ожидала увидеть её, и только ей предназначалась эта речь: – Приветствую тебя, судьба моя…
– Привет и тебе, – одними губами ответила Сииба.
Никто не смог бы услышать слов Безымянной. Никто, кроме той, которой они предназначались. Жемчужный единорог не отвела глаза, но белые ресницы чуть дрогнули. Взгляды «рыцаря» и «зверя» встретились.
* * *
Огромное ярко-синее небо простиралось над головой. Перед глазами застыла бескрайняя бирюзовая гладь, искрящаяся солнечными бликами. Над водой носились, перекрикивая друг друга, белые птицы. Морские волны лизали золотой песок.
Обычно тихие и строгие, дети теперь смеялись и взвизгивали, играя в волнах. Одни, посмелее, уже скинули одежду, плескались, даже ныряли с головой и брызгались в тех, кто замешкался на берегу. Не все рождённые в Нижнем мире научились плавать за прошедшие два года в Сии, но долгая мель и песочное дно позволяли не волноваться за них.
Этот пляж Дженна хорошо знала – одна из бухт залива Арконарис, где когда-то в мир синего неба и яркого солнца пришла маленькая Василиса. Глядя на загорелые фигурки, странница любовалась детьми и вспоминала ту свою радость, совершенно забыв о недавних злоключениях.
Сайрон, сидя чуть позади, обнимал девушку со спины. Она ощущала его дыхание на волосах, слушала песнь его витали, наслаждалась силой объятий. Могло ли существовать во Вселенной большее счастье?
– …Значит, десятеро детей? – пошутил дракон, уловив её мысли.
– Можно и больше, – ответила на шутку девушка. – Помнишь Цветочную гору… не в Ферихаль, а у обезьяньего короля в Калосе? Как тысячу лет назад, так и теперь Маалуцинг собирает сирот, спасает детей из беды.
– Через этот перекрёсток мы вернулись на Север из Эльжануб – «очень практично», как ты любишь говорить, – кивнул Сайрон. – Да и Маалуцинга, пожалуй, забудешь.
– Старенький он совсем стал, – вздохнула Дженна. – А всё такой же весельчак… – она задумалась. – Не хотела тебе говорить, но в первое наше знакомство он чуть не умыкнул амулет Миркира. Если бы не один алриасский вор…
– Тикка – лучший алриасский вор, – улыбнулся маг. – Ты о нём рассказывала, когда мы пили кофе в Нижнем Алриасе.
– Калос, Джаэруб, Дикие земли, Добур – Эльжануб мало изменился, – проговорила девушка.
– Вторая буря почти не тронула Юга, – пояснил Сайрон и рассмеялся: – После маленькой чёрной бури, которая пронеслась по Эльжанубу тысячу лет назад, хранители сплотились и стали сильнее. Тебе нужно было заглянуть к Солу… встряхнуть Северный материк. Тогда, быть может, и единороги примирились бы с драконом чуть раньше, и не было бы той катастрофы.
– Ужасная шутка, Сай, – нахмурилась Дженна. – Ты только что сравнил меня с Врагом…
– Прости, – признал вину мужчина.
Дженна вновь обратила взор на играющих детей, но больше не улыбалась. Неясная тревога закралась в её сердце. Она с силой сжала пальцами смуглые руки супруга на своей талии, точно пытаясь удержать его… это голубое небо, солнце, резвящихся в море детей.
– Люблю пору весеннего Равноденствия в Энсолорадо, – проговорил Сайрон. – Хорошо, что мы вернулись на Север именно сейчас. Я слышал, в этом году единороги собирают всех на Праздник в Бешбьяс. Мы ведь присоединимся к ним? Не в первую ночь, так в третью… в пору цветения древа Любви.
Дженна ничего не ответила, лишь качнула головой.
«Круг замкнулся…» – пронеслась мысль.
За два года до этого. Южный континент.
Полуденное солнце припекало немилосердно, но морской ветер дарил прохладу и свежесть. Он бойко ударял в пластинчатые паруса, которые сотни лет назад тролли позаимствовали у калосских инженеров. Две мачты и надёжная система управления делала суда северян пригодными для дальних странствий через моря и океаны от одного континента Сии к другому.
Били барабаны, и запевали зеленокожие мореходы, однако вёсла их оставались сухими. К чему тратить силу мышц, когда на борту находятся два мага? Дружным песням троллей охотно подпевали ветра, которыми управляла Дженна.
Судно неслось вперёд с невиданной скоростью! Светило танцевало на изумрудной глади волн. Глаза слепили солёные брызги.
Впервые оказавшись так далеко от твёрдой земли, юные путешественники собрались у борта. Во все глаза они смотрели на довольно однообразную – и всё же такую завораживающую морскую стихию. Дети затаили дыхание и лишь изредка взволнованно перешёптывались, обмениваясь впечатлениями.
Среди плеска воды, воя ветра и песен троллей Дженна отчётливо улавливала их мелодию витали. Не страха, но восторга и удивления в ней было куда больше, чем у супруга чародейки. Сайрон, не питавший большой любви к морским просторам, отнёсся к затее жены с меньшим энтузиазмом.
– Эти дети родились во тьме, среди плесени и скорбных песен, – объясняла ему Дженна. – Я хочу показать им всё разнообразие мира! Леса, горы, моря!
Мимо густых лесов и высоких гор корабль следовал от Серботъйога через Аркх, Оесши и Пустынное море в Добур. Путешественники обошли стороной немало опасностей. Они удачно миновали водовороты, охраняющие тайны Пятого океана, и обогнули мели, где проход в море Гореш сторожило многоглавое чудище.
Хранительница Добура приняла путников со всем гостеприимством любящей матери. С высоты ступенчатых храмов-пирамид большая семья Дженны любовалась на столицу Добура. Вместе с темнокожими горожанами, нарядившись в цветочные ожерелья, они пели и плясали на празднике Радуг, вкушали сладкие плоды джунглей и пили горькое какао.
Вдоволь нагулявшись по солнечным улицам Бурунулара, изучив его крикливые базары и подивившись на пёстрые росписи храмов, драконы направились вверх по Амитаре. Широкие лодки добурцев, ходившие по рекам, вмещали двадцать пять человек и шли довольно скоро.
Проплывая вдоль джунглей Хаореора, Дженна рассказывала спутникам о своих приключениях. Дети, подростки да и Сайрон с интересом слушали о пещере Хазаон и золотом олене, о хищном лешем-грибе, о демонятах Амитары и о демоне, который остался без ноги по их милости.
Порой Дженна доставала из теневой сумки гитару и пела песни о странствиях и о доме, о радости новых открытий и о долгожданных встречах с любимыми. Дети Нижнего мира обожали петь. Пение было одной из немногих радостей, которые они знали с самого рождения.
Девочки лет пяти, смелые Ои и Еи, быстро подхватывали слова. Старшие, почти уже девушки Гин и Сен, юноши Пу, Го, Фай и Дар вступали более робко, смущаясь своих ломких голосов. Младшим мальчишкам Ле и Ли было не до песен. Охотнее они заводили беседы с попутчиками в надежде выпросить у купцов диковинных сластей.
Узники Нижнего мира давали своим детям имена незамысловатые, напоминающие родителям о том, что они потеряли, но так не хотели забывать: небо и солнце, травы и цветы, звезды, ветер, проливные дожди и снегопады.
Не только потенциал вершителя судеб Кхора, который тоже не знал солнечного света, таился в юных душах. Величайшую силу подарили своим отпрыскам родители —маги-изгнанники: все свои мечты и надежды они посеяли в них. И семена не могли не взойти дивными ростками.
Ещё одной их радостью, знакомой с рождения, были прикосновения. Никакие другие дети так сильно не любили держаться за руки и обниматься. Особенно в этом нуждались малыши. Когда Дженна рассказывала сказки, Ои, Еи, Ле и Ли облепляли её со всех сторон, так что та не могла и двинуться.
Замирая в тёплых объятиях, Дженна вдыхала их запах и слушала пение сердец. Получившая новый дар, иногда она с интересом подглядывала в судьбы этих созданий.
Дети Нижнего мира были потомками простых магов, не драконы, не единороги. И всё же они могли стать могучими хранителями, защитниками того мира, который изберут своим Домом. Крепко обнимая малышей, распутывая сбившиеся пряди и заплетая их в косы, Дженна чувствовала витали будущих исследователей и странников.
«…О Странник, будь ночью подобен луне, а днём – подобен солнцу, познай смерть и рождение, – вспомнила хранительница слова, услышанные когда-то во сне. – Достойно пройди испытания на пути своём. И тогда ты найдёшь себя. Ты найдёшь свой истинный Дом».
Мелодия скрипки ворвалась в сознание. Пронзила сердце, словно плач матери по потерянному чаду.
«Свой истинный Дом, – услышала Дженна собственной и одновременно какой-то чужой голос. – Слушай внимательно. Время почти истекло! Слушай и запоминай. Твои истории… Твои сказки… Когда будешь писать последнюю из них… Одному из своих героев ты должна сохранить память. Это больно! Но кто-то должен помнить…»
– Помнить о чем? – прошептала Дженна, не различая уже, где явь, а где сон.
– Любимая, что ты говоришь? – прозвучал во мгле видения низкий голос Сайрона. – Очнись…
Девушка всхлипнула и распахнула глаза. Все вокруг спали. Никакой скрипки не было слышно и в помине. Лишь тихое сопение, говор речных волн и редкие крики, пронизывающие ночные джунгли, отдавались в ночи.
– Богиня Амитара укачала меня… – пробормотала Дженна, словно оправдываясь.
– В Добуре слишком большая влажность, – поморщился Сайрон. – Огненным здесь тяжело дышать. Но ничего, в Диких землях климат будет такой же, как на Севере.
Дженна снова прикрыла глаза, силясь подсчитать, какое время года сейчас должно быть на юге Эльжануба.
После долгого странствия чащобы Похонбесара и Цонлимны встретили путников весной. Ближе к столице эльфов ещё таяли сугробы. А чуть севернее необыкновенный сад, разбитый хранителями Диких земель у семи ручьёв, радовал не яркими, но долгожданными и нежными красками. Природа расцветала, бурлила живая вода.
Пахаом Белоусый, некогда свирепый, нагоняющий ужас на агарцев Чернокрыл, а теперь почтенный отец семейства, встретил путников как старых друзей. Его молодая супруга, которой лишь недавно достался белый цветок и роль новой хранительницы, как и прежде, была эльфийских кровей.
Погостив немного у грифона, Дженна оставила друзей, чтобы в одиночестве посетить особенное место. Лишь женщин с радостью принимали у себя жители тайной обители у озера Джик. Но не столько здравствующих ныне красных ведьм, сколько одно полузаброшенное место к западу от озера хотела посетить Дженна.
В глухом лесу, там, где мягкий мох был ещё скован прозрачной коркой льда и высились янтарные стволы сосен, нашёлся неприметный холм с камнем по центру. Имена на надгробии давно стёрлись. Тропинка к могилам за тысячу лет была забыта и заросла травами.
И хотя светла, как весеннее небо, была память о дорогих друзьях Зоири и Плутархе, Дженна не сумела сдержать слёз. Долгое время она стояла недвижимо, словно сама превратилась в камень. Девушка слушала, как переговариваются жители леса, шелестят травы и деревья, вспоминала и размышляла.
«У нашего дома в Эсфире была роща, – рассказывала Зоири. – Играя в ней, я ощущала особенное счастье…»
– …Сосновая роща? – прошептала Дженна.
«Да», – было ей ответом.
– Ты пахнешь лесом… – продолжила разговор чародейка. Она огляделась вокруг и улыбнулась. – Просто когда-то ты была сосновым лесом… И если вначале все были едины, выходит, что друг другу все мы – родные…
«Родные братья и сёстры… – согласилась собеседница. – Жаль, этому нет общего слова. Думаю, в единстве не было разделения на мужчин и женщин».
– Где сейчас твоя душа? – вздохнула Дженна. – Что делает? Может, сплетает строфы стихов или любуется морскими просторами? А может, преподаёт ученикам философские мудрости или сражается за справедливость с мечом в руках? – Дженна улыбнулась. – О, я легко могу тебя представить в этом образе, – она вытерла мокрые щёки. – Прости меня… Прости за всю причинённую боль… Это было нужно, да! Но… если бы был выбор, если бы я могла переписать эту сказку… Я бы сочинила всё иначе. Для тебя… прожившей свою жизнь не так полно, как можно было бы. Для тех, кто ушёл раньше срока, кто не вынес испытаний Судьбы… – Губы драконицы задрожали, голос упал до еле слышного шёпота: – Тем, кого я любила и потеряла. Тем, кто ненавидел меня и погиб. Драконы утверждают, что мы должны бороться с врагами, а не прощать, но… Почему моё сердце подсказывает иной путь? Пожалуй… только вы с Плутархом и поддерживали меня на нём. Ты, Зои, – одно из Великих древ, столпов, что поддерживают мою душу… Пусть же память о тебе поможет мне одержать победу над неведомым.
Щебетали птицы. Весенний ветер играл в кронах сосен, перебирал волосы чародейки и стирал слёзы с её щёк. Тихий, почти неразличимый в общей мелодии леса, шорох шагов коснулся слуха. Обернувшись, Дженна увидела позади себя невысокую юную эльфийку. Её светлые волосы были заплетены в сложную косу, в голубых глазах улыбались блики солнца.
Дженна поклонилась, приветствуя незнакомку. Та кивнула в ответ.
– Никогда не видела, чтобы сюда приходил кто-то, – нежными колокольчиками прозвучали слова на чистом элибирском.
– И я не думала, что эльфы Лииара заходят так далеко, – высказала удивление Дженна.
– …О, я вовсе не из Лииара, – ответила незнакомка. – Моя семья живёт на берегу океана Шарих, там, где тёплые течения омывают город Ту и растут такие же сосны, как здесь.
– Должно быть, там очень красиво, – представила Дженна. – Но Ту ещё дальше Лииара…
– Ты тоже явилась издалека, – заметила эльфийка. – Я видела, как ты сошла с дрёмной тропы. Теми же тропами пользуюсь и я, так ведь гораздо быстрее.
– Ты приходишь сюда почтить память? – спросила Дженна.
– Да, – кивнула незнакомка. – Эльфы высоко чтут труды философа Плутарха и поэтессы Зоири Велонес.
– Я рада это слышать, – Дженна опустила голову.
– Но отчего тогда в твоих глазах серебрятся слёзы? – поинтересовалась эльфийка.
– Я этого и сама не знаю, – ответила Дженна. – Красивые стихи всегда заставляют меня плакать от избытка чувств…
…Я твоим была тёплым пламенем,
Звонким гонгом и там-тамами,
Я могла бы забрать тебя в плен на век,
Но, смотри ж, отпустила храмами4,
– пропела эльфийка.
Дженна отвернулась, чтобы не показывать своих слёз.
– Не плачь, – улыбнулась ей девушка. – Эльфы Похобесара верят, что наши души могут переродиться в деревьях, в цветах и травах. Жизнь вечна…
– Мне кажется, эльфы правы, – ответила ей Дженна словами Зоири. – Когда-то мы были лесами и морями, горами и небом…
– Были и будем, – согласилась эльфийка. Она подошла ближе и, поймав взгляд собеседницы, с удивлением произнесла: – Не слёзы, но твои глаза серебрятся, словно у наших детей или же старцев… Теперь ты улыбаешься?
– Я рада… Рада, что ты живёшь на берегу океана, под сенью высоких сосен. – прошептала Дженна. – Теперь я со спокойной душой могу возвратиться на Север.
За месяц до праздника Равноденствия. Леса Бешбьяс.
– Твои глаза как летнее небо… – призналась Сииба. – В детстве я редко видела небо, чаще глядела вниз. Мне казалось: если поднять голову, меня сразу заметят и… сделают больно. В доме отца мне всё время было страшно… Потом в монастыре я смотрела вниз уже по привычке: мыла полы, работала в огороде и всегда глядела под ноги. Но за последние годы я научилась смотреть вперёд и вверх. Теперь я вижу небо и солнце, даже закрыв веки… Они во мне, в твоих глазах, которые я вижу наяву и во сне.
– Когда мы встретились, я видел в твоих глазах лишь тьму, – так же честно ответил Сиибе эльф. – Я видел в тебе болезнь неизлечимую… так решили бы многие мои собратья.
Они неспешно шли по лесу. Места были изведанные вдоль и поперёк. За два года девушка изучила каждую былинку вокруг их уединённого жилища.
Теперь Сииба могла не смотреть под ноги и даже вокруг. Всё её внимание было приковано к другу. На его белокожем улыбчивом лице она искала и находила самые малые намёки – принял ли Беар её чувства, понял ли шутку, оценил ли нежность?
– …А что сейчас? – испуганно встрепенулась Сииба. – Я всё ещё больна?
– Сейчас в тебе появился свет, – с теплом ответил Беар. – Многие неизлечимые болезни, проклятия таковыми лишь кажутся. Ты знаешь легенду о чёрном единороге? – внезапно спросил он.
Сииба вздрогнула, но смутное воспоминание всколыхнулось и тут же пропало.
– Великие хранители Севера Кизэй и Гьюзайлин любили друг друга беззаветно, но страшная Буря разлучила их, – начал повествование эльф. – Потеряв супруга, жемчужный единорог почернела от горя… Её душой, её королевством завладело проклятие. Всё вокруг единорога страдало, болело и гибло. Никто не мог приблизиться даже для того, чтобы покончить с её собственными муками. Но нашлась смелая душа – герой! Он снял проклятие.
– Кем он был? – прошептала Сииба.
– Точно никто не ведает, – пожал плечами эльф. – Ходит множество слухов, но где правда, уже не понять. Да и не важно это. Важно то, что герой не побоялся, поверил в силу света внутри чёрного единорога. Он мог бы убить зверя, но выбрал иной путь. И проклятие пало!
– …Ты стал для меня героем, – девушка опустила глаза, боясь произнести лишнего. Её ладонь коснулась руки эльфа. Тот на миг сжал тонкие пальцы и отпустил. Он отошёл в сторону, не произнеся ни слова, лишь улыбнулся.
Сииба неуверенно улыбнулась в ответ. Если два года назад ей было неприятно близкое соседство с мужчиной, то теперь страх развеялся, и появилось другое. Необычайное счастье доставлял Сиибе не только взгляд голубых глаз, но и прикосновение тёплой руки.
Однако если мужчины в людских поселениях, где они иногда бывали, глядели на Сиибу с вожделением, в глазах эльфа не было ни капли пламени. И это причиняло муку. Неужели же Сииба была не хороша для него? Должно быть, эльфы не интересуются дочерями человеческими? Даже такие искалеченные эльфы.
– Свет тоже может причинять боль, – вздохнула девушка.
– Не только благо, но и испытания важны для души, – кивнул Беар. – Так мы становимся совершеннее…
– Ты стал совершеннее, когда медведь откусил тебе руку? – невзначай поинтересовалась Сииба.
– Может, и так, – рассмеялся эльф.
Они дошли до места, где были спрятаны силки, и весёлость в его голосе сменилась тревогой. Не зверёк, а рваная шкурка была крепко сцеплена верёвкой. Кто-то забрал их добычу, сделав дело грязно и подло.
– Что ж, видимо, сегодня мы обойдёмся грибной похлёбкой, – предложил эльф, оглядываясь и принюхиваясь.
Сииба тоже приметила изломанные кусты. Запах крови дразнил сильнее, чем обычно. Привкус страха и ещё чего-то витал в воздухе.
Крупные хищники чтили чужие границы. Людей, в чьих домах поселилось опасное пламя, они боялись. Альвов, более древних и мудрых, живущих в единстве с природой, уважали. Волки или медведи никогда не заходили в угодья однорукого охотника. Тем более в это время года добычи в лесу было предостаточно.
Что же заставило большого зверя, оставившего хорошо заметный след, покуситься на зайца в чужих силках?
«Болезнь… проклятие…» – почему-то вспыхнули в голове Сиибы недавно произнесённые эльфом слова.
В тот же миг раздался треск ломаемых сучьев, и глухой, какой-то болезненный рёв, будто зверю пережали горло, сотряс лесную дубраву. Громадная туша рухнула в траву рядом с эльфом. Беар едва успел отскочить. Его лицо исказило удивление, смешанное с омерзением.
Медведь застыл, уткнувшись мордой в землю и чуть подрагивая. Его бурая шерсть была тусклой, какой-то спутанной, с пятнами проплешин. Это было будто и не живое существо, а шкура, которую долгие годы топтали людские ноги.
– Как мы могли не заметить его? – с испугом выдохнула Сииба.
– Никак, – бросил Беар. – Он вышел с теневой тропы… Но звери не пользуются ей! – добавил эльф, упреждая вопрос подруги. – Дух зверей недостаточно силён, чтобы ходить путями волшебных созданий. Если только наши царства не…
Беар не успел договорить. Зверь, содрогавшийся в предсмертной агонии, вдруг вскочил на ноги с быстротой, неимоверной даже для здорового медведя. Буквально за долю мига он бросился на Беара, подминая его, как ничтожную былинку. Мужчина не успел и звука издать, не то что взяться за оружие.
Зато Сииба оглушительно вскрикнула и, не помня себя, кинулась на медведя. Она оседлала его, крепко обхватив ногами, принялась бить кулаками по спине, по голове, драть и царапать. Шерсть клочьями летела в стороны. Сииба отчаянно визжала.
Медведь, всё так же странно глухо не то рыча, не то воя, повалился на бок. Беар, оказавшись на свободе, откатился в сторону. Из рваных ран на его груди струилась кровь. Лицо искажал ужас.
– Это зверь-учитель… – шептал он, точно в бреду. – Зверь-учитель… Нельзя… Так нельзя…
Сииба не слышала эльфа. Она, словно обезумев, кричала и впивалась пальцами в жёсткую шкуру медведя. Тот выл и вздрагивал под ударами, будто не слабые человечьи руки били его, а пытали раскалённые прутья.
– Так нельзя! – что есть мочи закричал Беар, не ясно к кому обращаясь.
Но в это время чудовищный зверь всхлипнул, испустил последний вздох и бурой горой распластался под Сиибой. Дрожа и отплёвываясь мехом, девушка сползла с него и застыла. Тело её сотрясал уже не гнев, а тихие рыдания. Так она и стояла на четвереньках, сама точно зверь, не смея поднять взгляда.
– Так нельзя… – тихо повторил Беар.
Пошатываясь, он встал на ноги. Раны на груди и плечах были довольно глубокими, но не смертельными. Взирая на девушку и зверя сверху вниз, эльф отчётливо видел, что не сила мышц погубила медведя, но нечто иное. И это иное, чужеродное, неестественное таилось в душе его подруги.
– Медведь был болен, он умирал… – прошептал эльф. – Но то, что сделала ты…
– Прости, прости, прости, – плакала Сииба, догадавшись, что сделала дурное, по мнению друга. – Я испугалась… Я хотела защитить тебя…
– Ты погубила зверя-учителя, – выплюнул слова Беар.
– Он бы убил тебя! – воскликнула девушка, наконец решившись и подняв голову.
Тёмные волосы всклокоченной гривой обрамляли её худое лицо. В широко распахнутых глазах полыхала обида. Кое-как Сииба встала, выпрямилась. Кулаки её были сжаты.
– Уходи… – коротко произнёс эльф.
В голосе его не осталось и доли прежнего тепла.
– Беар, как же так? – выдохнула девушка. – Как же исцеление чёрного единорога? И герой…
– Ты не единорог, а я не твой герой, – качнул головой эльф, прижимая руку и обрубок к груди, пытаясь остановить кровь. – Я не знаю тебя!
Девушка онемела. Она смотрела, как разрастаются на его белой рубахе алые пятна, смотрела в голубые, точно летнее небо, глаза друга. Горло её сводило от обиды. И от жажды.
– …Что ж, прощай, мой герой, – произнесла Безымянная.
Чуть позже, где-то в лесах Энсолорадо.
Странная погода застала путников по возвращении в Страну вечного лета. Свойственный скорее Чернолесью и предгорью Аркха колкий весенний дождь моросил в пущах, раскинувшихся вдоль залива Арконарис.
Уставшие после длительного пути в тенях, дети притихли. Сайрон был неразговорчив в такую погоду. На Дженну напала тоска.
Ступая по влажной хвое, она вспоминала избушку Айлы и ссору с наставником эльфом. В её душе отчётливо всплыло то страшное ощущение одиночества… брошенности. Странно, ведь Дженна была уверена, что давно простила Мата.
Эльф был слаб и близорук. Он не знал, что взял в ученицы не нежную принцессу, а дракона! Эльфу казалось, что юная Леилэ – зло. А она просто обладала силой, о которой не знала, с которой не могла справиться. И она… когда Леилэ убила тех вингенсов, она же хотела защитить его, любимого учителя.
«Как он мог? – всплыли застарелые мысли, горло свело от обиды. – Чем она заслужила? Мат был её учителем! Он мог бы всё объяснить!»
– …Смотрите, у того пенёчка будто глазки синие, – вдруг раздался голосок одной из младших девочек.
– Глаза, как ягодки, – подхватили остальные дети.
– А тот куст машет нам ветками, правда же?
– Держитесь ближе к взрослым, – тоном строгого отца приказал Сайрон. – Не расходитесь. Скоро вечер; заночуем, пожалуй, здесь.
Дженна расширила глаза, с удивлением озираясь. Обыкновенно прячущиеся, жители леса даже и не думали скрываться. Путников разглядывали пущевики и моховики. Ягодники, будто скуповатые хозяева, прикрывали лапами цветущие кусты черники, на которые никто и не думал покушаться. Молодые лешие перешёптывались, указывая на группу детей тонкими ветвями.
Чародейка посмотрела на спутника, на суровом лице Сайрона промелькнуло беспокойство. В Энсолорадо, где царства духов и людей пролегали не столь близко друг к другу, как в Свободных королевствах Севера, лесовики не показывали себя. Лишь однажды маленькая Василиса заметила их. Но в тот момент она использовала свой дар, она пела…
Драконица поспешно извлекла из сумки красные ленты с бусинами из дутого стекла и, развесив их на ветках вокруг стоянки, проговорила приветственные и защитные слова. Хотя угрозы она не ощущала, да и Сайрон не дал бы семью в обиду, лесные жители пересекли рубеж с миром людей, а ссориться с ними не хотелось.
– Царства духов перемешиваются, – хмуро сообщил маг, всматриваясь в сгущающиеся сумерки. – Такими в Энсолорадо я их вижу впервые.
– Скоро ночь – пороговое время, да и Весеннее равноденствие близится, – припомнила Дженна. – Быть может, дело в этом?
– Наверняка так оно и есть, – согласился дракон, но в его голосе Дженна не услышала привычной уверенности.
Утром следующего дня путники вышли из леса, чтобы заглянуть в портовый город Бейрамор. И снова чутьё подсказало Дженне, что необычные и неприятные мелодии витали звучат в голосах. Изменилась не только погода, но и настроения горожан.
Продавцы за прилавками скорее лениво и даже со злостью зазывали проходящих мимо покупателей, словно товар был не их, да нехорош. Прохожие в свою очередь лишь недовольно фыркали, выискивая недостатки там, где их нет, излишне придираясь. Все будто делали друг другу одолжение.
Дженна принюхивалась к энергиям, и у сумеречной лисы внутри неё шерсть вставала дыбом. Сколько же больных душ было вокруг! Чародейка внимательно осмотрела свою семью. Дети, рождённые в нижнем мире, не обладали острым чутьём, но даже им было не по себе.
Старшие девочки Гин и Сен тщетно пытались поднять хныкающим малышам настроение сладкими пирогами, которые купили у торговки хлебом. Сладости были не очень свежи да скупы на начинку. От них как будто стало только хуже.
Сайрон предложил отдохнуть в яблоневых садах, но Дженна решила не задерживаться. Крепко держа за руки младших проказников Ле и Ли, она даже шага не сбавила. Она жалела про себя, что вообще зашла в город, который так восхитил её в детстве.
Тогда всё было будто в волшебной сказке: приветливые горожане, причудливые гости из-за гор и морей, яркие товары, запахи, смех. Даже ругань мореходов звучала задорно! В садах Бейрамора Лиса встретила Принца и поделилась с ним вкуснейшими пирогами.
Что же произошло теперь? Нет, не таким она хотела показать город своим юным друзьям.
От мрачных мыслей Дженну отвлёк девчачий визг. Мгновенно отреагировав на призыв о помощи, Ле и Ли вырвались из рук чародейки и бросились к переулку, у поворота которого застыла их подруга Ои, убежавшая чуть дальше. Сайрон поспешил следом, Дженна за ним.
Даже издали от узкой улочки веяло отчаяньем, злобой, болью. Глазам путников открылась страшная картина. Два парня лет двенадцати колотили ногами серый комок. Маленькая дворняга, перепачканная в пыли и крови, поначалу скулила, а затем затихла.
Дженна не успела на помощь. Последний вдох из пса был выбит у неё на глазах, на глазах у Ле и Ли, которых сдерживал Сайрон, на глазах у Ои и Еи, которых обняли Гин и Сен. Девочки плакали. Старшие мальчики Пу, Го и Фай сделали было шаг к негодяям, но Дженна остановила их.
– Мы ничем не поможем этому созданию, – прошептала она и подняла глаза на убийц. Парни даже не думали убегать, гордо возвышались над телом щенка, кривя губы в ухмылке. – Как и этим душам мы не сможем помочь… – добавила Дженна, глядя не на убийц, но на их судьбы. – Я не вижу их судеб… У них нет будущего.
– Идёмте отсюда, – тихо произнёс Сайрон. – Нам нужно на юг, к морю…