Возвращение домой

4 Хорошие истории

На северо-западе Свободных королевств весна приходила медленно, с неохотой.

Ещё темнели чахнущие сугробы, а крестьяне уже готовились к летнему сезону. Под песни – весёлые или грустные – они чинили то, что было поломано зимой, спешили запастись снегом для ледников, таскали сено с пойменных лугов, чтобы оно перепрело и стало хорошей пищей для поля.

Всадница проезжала мимо деревень, лишь мельком обращая внимание на суету живых. Её думы более занимали те, кого уже не было рядом. Ради них она затеяла свой печальный поход.

Мимо проплывали леса, луга и равнины. Дороги совершенно испортились. Серая кобыла вязла в грязи и недовольно фыркала. Вороны купались в чёрных лужах – видать, к скорому теплу.

Путь одинокой всадницы в красном кафтане сильвилтской чародейки лежал к Кадимскому предгорью. Она следовала туда, где из горных недр на поверхность земли вырывались голубые воды Тауиль. Сердце звало туда, где, по словам матушки, лежала родная деревня отца.

Было всаднице почти что тридцать лет и три года, и хранила она под сердцем долгожданный дар богов. Как и матушка, она понесла довольно поздно по здешним меркам. Хотя, по тем же меркам, чародейки вообще зачинали в редких случаях.

Такие дети носили имена, указывающие на дар, волшебство, благословение. Всадница носила чужеземное имя Милагреш, что в переводе с южно-альтирского означало «чудо».

Чудо же случилось и с ней. Радостью она не могла поделиться с родителями, однако была традиция передавать весть с ветром в родных краях. Считалось, что он способен отыскать любую душу.

К несчастью, ни матушка, ни отец не дожили до поры внуков. Тело матушки было предано родной земле в жаркой стране Энсолорадо. Там, у могилы близ Самториса, Милагреш уже побывала. Теперь путь её лежал в деревню Род за Доменийскими равнинами.

Матушка рассказывала, что когда-то в тех местах промышляли добычей мороаматрия – камня, содержащего волшебство. Из-за него воды Тауиль были не голубыми, как теперь, а красными. В честь них и прозвали новую деревню, что поднялась на месте сгоревшего поселения.

Последние десятилетия мороаматрий не добывали, пропал он вместе со своей опасной силой. Зато поля вдоль Тауиль стали родить хорошую пшеницу. Будто река несла из глубин земли новую витали плодородия. Даже вкус хлеба, который изготавливали из той муки, был особенным.

Тонкие губы всадницы озарила улыбка. Она с нежностью коснулась чуть округлившегося живота. Муж Милагреш очень любил пироги, которые та пекла. Хвалил умелые руки женщины и её пожилой учитель – знаменитый чародей Весел по прозванию Лесной.

Улыбка испарилась, когда путь всаднице преградили двое пеших, одетые в грубо пошитые глухие рубахи с капюшонами. Лица спрятаны, в руках дубинки. Милагреш не стала дожидаться близящейся неприятной встречи, остановила кобылу.

– Осторожно, я чародейка Сильвилта, – сообщила она.

Впрочем, сомневаться в выводах и ремесле незнакомцев, судя по их виду, не приходилось. Но вдруг да боги и не обделили умом этих людей? Вдруг да и уберутся восвояси?

– Ведема, – сообразил один из разбойников.

– Сильвилтская богачка, – глубокомысленно добавил другой.

Они двинулись на Милагреш, не осознавая, с кем столкнулись. От матери женщина унаследовала холодный ум. Однако та частенько говорила, отчитывая дочь, что пылким нравом девочка пошла в отца.

Не сделав и пяти шагов, бандиты упали, как Маргом подкошенные. Сердца их остановила могучая сила, свитая из воли волшебницы. Серая лошадь, привыкшая к повадкам быстрой на расправу хозяйки, невозмутимо проследовала мимо бездыханных тел.

Дорога, изгибаясь, вела вдоль косогора. Слева высились и темнели вершины Кадима. Впереди бурлили голубые воды Тауиль. Всадница сбросила с головы платок, и прохладный ветер подхватил её распущенные светлые, почти белые волосы.

– Я пришла почтить твою память, отец… – вновь улыбнувшись, сообщила ветру Милагреш. – Я несу тебе добрую весть! Не прервалась витали рода… Твоя кровь течёт в моих венах и в твоём будущем внуке. Знай, что имя твоё не забыто, Луко Лобо.

Зверь бежал сквозь зелёный лесной сумрак. Травы ласкали его морду, ветви и листья щекотали мохнатые бока. Нити божественных соков, камня и земли – наполняли ноздри бесчисленными ароматами, манили и опьяняли.

Он бежал так стремительно, будто вновь оказался в детстве. В тех временах, когда они с другом-человеком носились по этим краям со смехом, визгом, хрюканьем, словно были сами хозяевами леса. Не знали они в те времена ни страхов, ни печалей, ни сломанных костей, ни рваных ран.

Не было в те времена между ними никого. А любовь человечьих родителей окутывала обоих и защищала надёжнее всякой шкуры. Шли годы, чёрные бока зверя делались шире, росли и клыки. Уже сам он защищал семью от хищников.

Был он вдвое выше своих взрослых сородичей, гораздо сильнее. Да и срок его жизни оказался значительно дольше! Не всякий медведь рискнул бы ввязаться с ним в драку, а уж волки и подавно уносили лапы.

Зверь не помнил, но люди рассказывали: всё потому, что появился он на свет необычным образом. Должен был помереть, как братья и сёстры, разодранный клыками волков, да выжил благодаря силе волшебной. Дик – прозвали его с тех пор, сокращённо от слова «диковинный».

Не только это, но и многие слова двуногих знал необыкновенный зверь. А его друг-человек словно бы понимал его звериный язык. На охоте и во время отдыха они общались не хуже, чем люди. А порой понимали друг друга без слов гораздо лучше, чем многие прямоходящие.

Он защищал людей от зверей, но не смог уберечь от человека. Женщина появилась внезапно, после долгой отлучки его друга. Женщина любила красные одежды, пахла камнем, мёртвыми деревьями, из которых двуногие строят жилища, и… волком. Волосы и глаза её были непривычно светлыми, а улыбка бледной. Бледной, да желанной!

То, как смотрел на неё друг-человек, причиняло зверю странную, неизвестную доныне боль. Они оба и раньше расходились по весне, ведомые особым голодом. Потом всегда возвращались, чтобы охотиться вместе. Однако на этот раз всё было иначе.

С тех пор по лесам зверь бегал один. Груз годов вдруг отнял всю былую лёгкость. И только весеннее время немного облегчило ношу, что давила не на спину – на грудь.

Зверя вдруг обуяла злость, захотелось рыть землю, ломать кусты и валить деревья. Вот бы сейчас попался ему на пути достойный противник! И противник появился.

Из тени вышел человек. Был он выше и мощнее многих мужчин, однако в поступи его был изъян. Шёл он, сильно хромая. Одна нога была уже другой, будто кусок дерева рос из колена.

Пах незнакомец ещё более странно. Вроде и человек по силуэту, однако дух нечеловечий. Чужой землёй от него веяло, нездешней глиной и растениями, песком, дорожной пылью, солёной водой. Но при этом было в духе что-то очень знакомое, даже родственное.

Зверь замер, опустив голову, уперев копыта в землю и готовый напасть. Противник остановился, тоже разглядев его среди листвы.

– Какая могучая свинюшка! – раздался низкий одобрительный хохот. – Да что это я по-северному заговорил? Разве зверь может знать человечий язык? Или?..

Кабан возмущённо рыкнул, дёрнул хвостом, давая знать, что понимает, что не боится. В руках незнакомца он не видел оружия, а чем ещё может быть опасен человек, даже пахнущий столь чудно?

– Ты ведь не простой секач, верно? – продолжил незнакомец.

Он сделал шаг вперёд. Кабан повторил его движение. Уже не тоска и злость владели им, но бередило грудь любопытство. Он негромко, как бы снисходительно хрюкнул:

«Ну ладно, давай поглядим, кто ты таков. А на клыки посадить я тебя всегда успею».

– Здоровый, здоровый, как бык, – довольно изрёк незнакомец, и глаза его в сумраке блеснули красным пламенем.

«Умеем и мы так», – хрюкнул про себя кабан, задрав рыло и демонстрируя своё оружие.

Не только клыки, но и его взгляд часто пугал противников. Он это знал. Он предполагал, что есть нечто в его духе, отличающее его от прочих диких свиней.

– Да-а, так я и думал, – пробасил мужчина. – В тебе заключена сильная магия. Знакомая мне магия… Сдаётся мне, что некто спас твою поросячью жизнь, поделившись своей витали. Было такое?

Кабан утвердительно хрюкнул, зло фыркнул:

«Было дело! Да тебя оно как касается?»

– Магия сия знакома мне потому, что когда-то она создала и это тело, – незнакомец ударил себя кулаком в грудь. – Вот так чудо! Повстречать в бескрайних северных лесах зверюшку, с которой у нас так много общего… Впрочем, – он огляделся, – как говорила наша общая подруга: «сьидам ведут дороги». Или что-то в этом духе. Давно дело было. Много столетий прошло! – мужчина с красными глазами перевёл взгляд на зверя. – Интересно, туда ли я попал, а? Не знаешь, как называют эти места? Старина Бацун Эмон передал мне весть, что меня ждут в Айваллине. Но он быстрокрылый, а я вот пока доковылял теневыми тропами… Нога моя переделанная в итоге развалилась совсем, пришлось вот деревяшку приспособить, – мужчина усмехнулся, всматриваясь в морду собеседника. – Вижу, всё ты понимаешь. Однако я тебя вот не очень… А если мысленно? Осилишь, зверь?

«А ты попробуй», – хрюкнул про себя кабан.

«А вот и попробую, – раздался ответ прямо между его ушами, внутри головы. – Меня зовут Дэз!»

«Дик», – представился кабан.

«Отличное имечко, – кивнул путник. – Что ж, Дик, будем друзьями!»

– Значит, ты прибыл один? – в голосе пожилого чародея прозвучало плохо скрываемое разочарование.

– Не брать же дикого вепря с собой в город! – пошутил Тонар, но, заметив хмурый взгляд собеседника, поправился: – Да, Мили ещё не объявлялась. Со дня на день жду её. Договорились здесь в Сильвилте встретиться.

– Упрямее нрава дикого вепря характер у твоей жёнушки, – покачал головой чародей.

– И у твоей ученицы, – усмехнулся Тонар, будто бы Весел и сам не помнил любимицу.

– Переживаю я за неё, – вздохнул он.

– Знаю, дядь Весел, – Тонар взлохматил свои тёмные волосы, как делал всегда, когда нервничал. – Разбойников много в лесах по весне, звери голодные, нечисть… да я бы скорее за них переживал.

– А знаешь ли ты, что колдовать чародейкам не следует в некотором положении? – нахмурился Весел. – Вот что главное. Не звери лесные, не духи и не разбойники меня волнуют.

– А тебе ведомо, что отговаривать Мили от задуманного бесполезно, – тяжело вздохнул Тонар, утратив былую весёлость.

Мужчины шли по главной улице стольного града Гиатайна. Воздух гудел от голосов, словно все жители окрестных земель собрались здесь. Разночинный народ: люди, эльфы, гномы и прочие, каждый на своём языке ругались и спорили, шутили и кричали, пели и смеялись.

Будто задавая такт этой сложной музыке, размеренно постукивал о мощёные улицы посох чародея. Лоб его хоть и хмурили невесёлые думы, а радость весны пьянила сердце, как и у прочих. Сколько здесь жил Весел, он не переставал любоваться горожанами и Сильвилтом.

Высокие узкие окна и двери домов украшала кружевная резьба, выкрашенная в яркие цвета. Кровли возвышались одна над другой подобно куполам и переливались малахитово-зелёной черепицей. Пятиэтажные дома были сложены в четыре, а то и в восемь стен. Их венчали крыши, напоминающие гранёные луковицы, с надстроенными башенками поменьше.

Долгим был путь Весела и его брата Петра в эти края: через рудники и леса, через смерть близких и непростые испытания ученичеством. Но оттого больше ценили оба полученный дар. Старший, Весел, стал знаменитым чародеем, как мечтал. Младший же, Петр, освоил ремесло кузнеца.

Но в отличие от спокойного нравом Весела, Петра вечно тянуло дальше, что-то звало. Будто бы, наслушавшись сказок о Кадиме Колдуне, тот пытался освоить науки тайные, особенные. Или же манило его в другие края воспоминание о золотоволосой деве, с которой братья познакомились в Камышловке, деревне добытчиков.

Ведь благодаря ей – человеку ли, духу – Весел и Петр смогли перебраться в столицу. Сначала путешествовали они с дядей, который погиб от рук безумного белёсого бандита. Потом долгое время жили с чародейкой Ивией Флекси, матерью Милагреш, что стала затем ученицей Весела.

А быть может, Петр ревновал к таланту брата чародея? Живя в городе бок о бок с магами, он рано понял, что волшебство ему не подчиняется. Однако и он магии тоже был недоступен! Будто защита какая стояла, не пробить.

Но что делать кузнецу, который не владеет чарами? Совершенствовать другие стороны ремесла. Искать и изобретать рецепты сплавов. Использовать не свою, но сокрытую в металлах и камнях силу.

Петр беспрестанно стремился к знаниям и часто бывал в отлучках. Он не только сдружился со многими известными мастерами Севера, но и путешествовал по дальним странам. Он учился у сидов и эльфов, у калосцев и джаэрубцев.

– Как поживает брат твой, славный Петр? – словно подслушал мысль проницательный Тонар.

Насколько Весел знал со слов Мили, неспроста тот был одним из искуснейших мечников. Кровь ведьмачьих учеников текла в его жилах. И хотя магии сам Тонар не обучался, но чутьё имел тонкое, разбирался в зельях, в травах и не хуже – в чародейках. Были они с Милагреш даже с виду противоположностями во всём, но что-то сблизило их, соединило сердца, растопило противоречия.

– Петр тоже возвращается со дня на день, – ответил пожилой чародей. – У Дымной горы сейчас гостит, детство, видно, вспоминает на старости лет… Знаешь же, что там, в деревне добытчиков, мы раньше жили?

– Да, Милагреш говорила, – кивнул Тонар, и голос его стал жёстче. – О вашем дяде и о своём отце тоже поведала.

– У вас с ней нет секретов друг от друга, – похвалил Весел.

– Нет, – коротко подтвердил Тонар, бросив быстрый взгляд на собеседника.

Тот отвёл глаза, погладил недлинную седую бороду. Непростой этот Тонар, хотя и простоват с виду. Будто и впрямь мысли читает. Привык, что ли, общаться со своим диким вепрем, когда по лесам опасную нечисть выслеживает?

– Ладно, дела меня ждут важные, – хмуро подытожил Весел. – Мили вернётся, скажи, чтобы заглянула к своему старику, волнуюсь я за неё.

– Непременно передам, дядь Весел, – лицо Тонара озарила привычная для него улыбка. Удивительно: взрослый мужчина с густой щетиной да могучими кулаками, вояка и убийца улыбался с искренностью и добротой ребёнка – дитяти, выросшего в любящей семье. Жаль, не всем боги даровали такую возможность.

Раскланявшись, мужчины пошли в разные стороны. Тонар спешил найти подарок для жены на торговых улицах. Весел же направился к северной окраине Сильвилта.

Там в одной из башен ждал его старый приятель, который, как и Петр с Веселом, не знал своих родных. Не знали, давно забыли его и гиатайнцы, хотя он сам помнил их и заботился о народе усерднее многих владык.

По долгой лестнице пожилой чародей поднялся быстро и легко. Важные новости предвкушало его сердце, радостную весть. Вот уже полторы луны как он чувствовал некие перемены в мелодии витали края. Вроде весна пришла в своё время, но как будто по-особому светило солнце.

Что-то неуловимо знакомое, давно забытое угадывалось в порывах ветра. Словно Весел вновь вернулся во времена отрочества. Снова мир казался ему полным загадок, которые надобно непременно раскрыть. Сердце его трепетало! Будто бы даже мышцы налились прежней силой.

Весел коротко дёрнул дверную ручку с кольцом в виде птицы и распахнул створку, не дожидаясь ответа. Хранитель края ждал его, стоя у узкого окна. Как всегда, на нём были пёстрые одежды, волосы взъерошены, будто бы их трепали все семь ветров одновременно.

В тонких пальцах хранителя, которыми он, бывало, так умело перебирал струны музыкального инструмента, Весел приметил не гитару, но диковинное перо. Оно было столь непроницаемо чёрным, будто скрадывало сам свет.

На вечно юном лице хранителя застыл оттенок печали. И всё же другу он улыбнулся:

– Здравствуй, Весел!

– Здравствуй, Финист, – низко поклонился ему чародей.

Выйдя из чащобы, охотница ступила в заросли подлеска. Солнечные лучи щедро проливались сквозь нежно-зелёную листву рябин и берёз. Вдоль иссохших прошлогодних кустов крапивы и репейника темнела извилистая тропка, ведущая к дому.

Охотница помедлила и, заслонившись рукой от света, оглядела хорошо знакомые окрестности. Всякий раз, когда женщина возвращалась домой, она останавливалась, чтобы полюбоваться открывавшейся с пригорка картиной. Она любовалась, гордилась, вспоминала…

Как тяжело начался её женский путь, но какой счастливой, полной любви и благодати оказалась жизнь. Теперь, на склоне лет, женщина с особенным чувством смотрела на их старый, но надёжный дом. Терем высился под сенью вековых лиственниц, а те, будто вовсе не знающие старости, сияли весенним нарядом юных девиц.

Перекинув через плечо пару связанных за лапы заячьих тушек, охотница поспешила вниз по холму, когда услышала позади себя шелест. Встревоженная, она обернулась и успела заметить серые тени среди зарослей. Хищников было несколько, пятеро-семеро опасных клыкастых бандитов.

– Да выходите уже, вижу я вас, – рассмеялась охотница. – Фьёртана, ты тоже здесь?

Юных малоопытных волков выдало нетерпеливое поскуливание. Голодные, видимо, были, приметили добычу.

– Привет тебе, Иарна, – вышедшая из-за деревьев оборотница приняла человечий лик.

Ведьмачка отметила, что годы и тяготы материнства почти не тронули её сильное тело. Только на волчьей шкуре да в тёмных кудрях блестела седина. А вот взгляд синих глаз стал ласковее, оттаял в тёплых течениях любви. Ещё бы! Целая стая отпрысков – либо люби, либо беги.

– Слышала радостные вести! – заявила Фьёртана. – Поздравляю вас с Тонаром!

– Благодарю тебя, – склонила голову Иарна.

Пятеро волчат, не пожелавших присоединиться к людям, затеяли охоту на добытые ведьмачкой заячьи тушки. Трое отвлекали женщину, принявшись ластиться. Пока одни со свойственной волкам грубоватой настойчивостью тыкались мокрыми носами в живот, прикусывали ладонь, остальные подкрались сзади и выхватили добычу из второй руки.

Иарна подыграла им: изобразила удивление и с лёгким сердцем попрощалась с зайцами.

– Ты что ли специально прибежала издалека, чтобы меня поздравить? – пошутила она, наблюдая за пиром. – Или оборотням нужна помощь ведьмаков в охоте?

– Соскучилась я! – без обид и прямо заявила Фьёртана. – Раньше часто собирались поболтать по-девичьи, а теперь сплошные заботы. Вон, молодняк совсем глупый. Учишь их, учишь, как важна тишина…

– Ну, с такой-то разговорчивой наставницей это сложно не запомнить, – фыркнула Иарна, увлекая за собой Фьёртану. – Идём к озеру, я сети проверю. Хоть рыба к ужину будет…

– Извини за зайцев, – оборотница кинула укоризненный взгляд на волчат. – Я потом добуду тебе сколько надо…

– Не страшно…

Иарна улыбнулась. Как часто обещала Фьёртана возместить тот или иной ущерб, да ни разу не выполнила. В голове – ветер! Сказала и тут же забыла.

К удивлению ведьмачки, на этот раз оборотница и впрямь была полна раскаянья. А может, просто хотела искупаться? Только они достигли озера, Иарна начала снимать сапоги, как та, уже нагая, полезла в воду.

Кряхтя и довольно фыркая, она вытащила на берег сети, в которых трепыхались крупные рыбины. Волчата было бросились к ней, облизываясь, но наставница огрызнулась так грозно, что вздрогнула даже Иарна.

– Пусть возьмут парочку, – смилостивилась она.

– Не надо волков подкармливать, – строго запретила Фьёртана. – Идите в лес, делом займитесь! Не мешайте нам! – прикрикнула она. Когда дети убежали, волчица смягчилась, принялась охать и растираться. – Ох, хороша водица! Но не для людей пока! Тем более с твоими коленями, старушка…

– Да вот ещё, нашла неженку, – хмуро отмахнулась Иарна. – Даже Палош мой, как лёд сошёл, порой окунается … Ледяная вода жизнь продляет.

– Ты что, обиделась никак? – Фьёртана внимательно посмотрела на подругу. – Не больно ты радуешься пополнению в семействе… Но не всё же мне бабкой быть, пора и тебе!

– Дети – наше главное счастье, – подтвердила Иарна, глядя на озеро.

– Ну… одно из главных, – смутилась Фьёртана.

– Сказала она! – поддразнила Иарна, оглянувшись в сторону, куда убежали волчата. – Вон уж сколько внуков за тобой шастает.

– Да, идут наши года, – Фьёр погрустнела, сложила руки на груди, будто пряча что. – Ледяницы не стало, охранять людей от духов не нужно… Время моего воеводы вернулось в свои обычные берега.

– Все мы старимся, – кивнула Иарна. – Когда-то мы с Палошем радовались моей ноше… Теперь благословению великих Матерей радуется Тонар.

Женщина сняла с себя плащ и накинула на плечи подруги. Та хоть и оборотень, но всё ж не так ещё тепло, чтобы голышом у воды рассиживать. Фьёртана с благодарностью приняла дар, закуталась в толстую шерстяную ткань, зажмурилась, ощутив тепло.

– Не любишь ты Милагреш эту? – предположила волчица. – Но не кручинься, хорошая она девица…

– Есть в ней что-то опасное, – вздохнула Иарна.

– Есть, – согласилась волчица. – Как и в нас с тобой. А ещё – знаешь… Напоминает мне Мили кой-кого.

– Дженну, – продолжила мысль Иарна.

– Угу, – подтвердила Фьёртана. – Южаночка наша, чудодейка… Как пропала тогда, так о ней и не слышно. Жаль…

– Думаешь… погибла она?

– А как иначе? Дженна тропами своими ходила! Была бы жива, уж навестила бы нас, нашла бы время за столько лет.

Женщины умолкли. Несвойственно долго для их дружбы длилось это молчание. Несмотря на наступление долгожданной весны и радостные вести, нечто тяготило обеих. Подруги будто предчувствовали что-то, тревожились. Иначе светило солнце, изменился говор ветра. Хорошо оно было или плохо, никто из них не знал.

– …Ты боишься смерти? – наконец заговорила Иарна.

– Нет, – тряхнула влажными кудрями Фьёртана. – Дети – наше продолжение, защита от неё.

– Как думаешь, что будет потом? – вздохнула ведьмачка. – После…

– Новая жизнь? – предположила волчица. – Да. Я уверена. Что же ещё?

– Тогда почему мне так страшно? Сны снятся плохие… Будто Дженна вернулась… Получается, с Того света вернулась?

– Признаю, и мне как-то не по себе. Да с Дженны такое станется…

– Помнишь? Мы уж было похоронили её тогда зимой… Когда Дженна со свадьбы нашей сбежала…

– Угу! А потом в Ферихале объявилась! – усмехнулась Фьёртана. – Мне Норк рассказывал, что они встретили её в таверне тамошней. «Тролль» тот чернявый с демонами подрался…

– Вовсе не был Сайрон похож на тролля, – Иарна расхохоталась. Весёлый её смех отогнал мрачные мысли. – Да что это я о грустном? – покачала головой ведьмачка. – Какие наши года, чтобы о смерти думать?

– И то верно, мы ещё ого-го! – согласилась Фьёртана, обняв подругу.

Новый день радовал хорошей погодой и удачным клёвом. Ночные песни лягушек смолкали, и в цветущих кустарниках черёмухи уже разливали трели соловьи. В утреннем свете воды дахудх`арских озёр казались изумрудными. Между широких листьев кувшинок плескалась рыба.

Весеннее половодье залило пересохшие протоки и мели, щедро напоило озёра. Солнечное тепло, растопив лёд и нагрев воду, пробудило в рыбе необыкновенный голод. А как известно, весенняя рыба – самая вкусная. Хорошо клевали карповые: жирная Abramis brama, а иногда попадалась и зубастая Esox lucius2.

Могучий зеленокожий рыбак снял с крючка добычу. Пятна на чешуйчатых боках щуки переливались точно солнечные блики на воде. Хорошая, жирная будет похлёбка. Он озвучил эту мысль, но ответа не получил.

Маленький темнокожий брауни мало того, что забыл про свою удочку, так ещё и не заметил удачи друга! Он целиком и полностью пропал в страницах старой книги, которую добыл у какого-то сомнительного моряка в порту Ка-пакая.

– Бу-бу, ну ты погляди только, какая щука, – обиженно пробурчал тролль. – Сама королева щук! Э-э… лучше б я ребяток своих взял! Они хоть и малы, а рыбачат лучше тебя!

– Не до щук мне, Гвирдр, – горестно простонал брауни. – Не до королев…

– А до чего? – поинтересовался его приятель. – В кои-то веки супруга отпустила меня порыбачить на озёрах, а ты в книге утоп! Что там такого важного пишут, Трох?

– Это записи одного купца древности, – объяснил Трох Картриф. – Он повествует о тайне Пятого океана, рассуждает о драконах, их природе и назначении…

– О драконах всякий горазд рассуждать, – перебил его Гвирдр Драйгр. – Особенно это любили в древности, когда они ещё появлялись в небесах. Но видеть дракона – не значит знать дракона…

– В те времена в Эльжанубе случилась страшная катастрофа, – продолжил мысль Трох Картриф. – Большое королевство превратилось в пустыню. Некоторые утверждают, что было это деянием чёрного дракона – врага, которого потом поборол один из первых мракоборцев!

– Ну а нам что с того? – поинтересовался Гвирдр.

– Как ты не понимаешь? – со злостью вздохнул Трох. – Пророчество! Было написано пророчество о том, что случится катастрофа, и принесёт её на своих крылах чёрный дракон. «Это уже было, и случится вновь…» – так сказано! После катастрофы на Юге… – брауни болезненно вздохнул и прошептал: – Произошла Буря, которая уничтожила Север…

– Я понимаю вот что: ты снова завёл песнь о своих мрачных пророчествах, Бу-бу, – повысил голос Гвирдр. – Ничему тебя жизнь не учит! Годы идут не в мудрость! Ты почти без ног остался после беседы с древом Знаний о проклятии чёрного единорога! Только чудо помогло…

– Ноги мне будут без надобности, если мир ждёт гибель, – огрызнулся брауни.

– Но зачем уже сейчас голову себе ломать? – разозлился тролль. – Что мы можем сделать? Чем помочь?

– Кто знает… – задумался Трох.

– А кто знает? – переспросил Гвирдр. – Единороги? Бесы и лешие? Купцы? Они, конечно, разбираются в пророчествах… – съязвил он. – Источник твой достоин доверия.

– Ты не знаешь, как звали этого купца… – загадочно произнёс Трох.

– Неужели Сквойт? – хохотнул тролль, вспомнив мифического морского гада.

– Вага… – ответил Трох. – Вага – говорит тебе о чём-то?

– Да быть не может, чтобы он был предком нашего Григо! – с сомнением отмахнулся Гвирдр Драйгр.

– Кто знает… Кто знает… – повторил Трох Картриф.

– Григо Вага! – крик и стук в дверь заставили книгохранителя проснуться.

Он вытер вспотевшие ладони о простыню, отдышался. Сердце скрутил невнятный страх. Что случилось? Убийство? Измена? Революция?

Григо Вага бросил взгляд на окно. То ли занимался рассвет, то ли день, наконец, выдался облачный. Или же в глазах у него помутнело.

Книгохранитель Королевской библиотеки нашёл очки, надел их. Он сунул ноги в тапочки, накинул халат и поспешил отпереть засов. Григо Вага так часто засиживался в библиотеке на ночь, а работал с таким усердием, что ему пришлось обустроить здесь спальню.

Альков был не больше той монастырской комнатушки, в которой Григо провёл всё отрочество. Его загромождали книжные шкафы и сундуки со свитками. Стопки бумаг высились точно колонны, заслоняя свет дня. При каждом шаге по пёстрому ковру в воздух взлетали клубы пыли, напоминая о северных снегопадах.

– Да, Ваше Высочество… – Григо Вага едва успел отойти, Алем Дешер чуть не сбил его с ног.

В коридоре было сумрачно, и правитель Энсолорадо напоминал призрака, воплотившегося из тьмы. Его обычно аккуратно уложенные кудри были растрёпаны, на плечах небрежно лежал плащ, накинутый прямо на ночное платье.

Григо Вага поддержал повелителя под руку, когда тот споткнулся о порог. Он с трудом добрался до кресла и упал в него тяжело, точно камень. Книгохранителю показалось, что его повелитель и друг ещё не проснулся до конца. Взгляд его блуждал, движения были неловкими, резкими.

Алем Дешер обхватил руками голову, ничего не объяснив, лишь горестно стеная.

– Деточки мои любимые, сынок… Гриерэ моя дорогая… Что же это… За что?..

– Что случилось? – прошептал Григо Вага. Когда Алем Дешер не ответил, он крикнул, забыв все приличия: – Ваше Высочество, что произошло?

– Оно идёт… Оно сжирает всё… Мы все исчезнем, – еле слышно простонал Алем Дешер. – Мои руки… Мой сын… Мои девочки…

– Вам приснился сон, – понял Григо Вага. – Снова кошмар…

Его владыку била крупная дрожь, он тихо выл и скулил, словно собака. Григо Вага вспомнил, что со вчера осталось вино. Медовая кровь – слишком сладкое, чтобы пить на ночь, а вот к такому случаю вполне подойдёт.

Алем Дешер с благодарностью принял кубок и пригубил питьё. Руки его тряслись. Лицо блестело от слёз.

Видя, что друг не способен к речи, Григо Вага решил отвлечь того собственным рассказом. Он давно хотел поделиться с кем-то, но этот кто-то должен был быть надёжным собеседником, которому можно доверить тайну. Его Высочество оказался более чем достоин.

Ценя ум и эрудированность библиотекаря, Алем Дешер и сам был откровенен с Григо. Бывший мракоборец, если только мракоборцы бывают бывшими, знал, что за кошмар мучает Его Высочество. Он помнил, что в сны Алема приходил не только «он», некто, несущий пустоту, но и Дженна…

– Я не должен никому говорить, но вам поведаю, – начал Григо Вага. – До того, как Дженна отбыла в Свободные королевства, случилась у нас с ней беседа. И знать о том не должен никто, запомните. Никто, особенно Его Святейшество.

– Я много лет шёл по твоим следам, Дженна, – обратился к девушке Григо Вага. – Я собирал обрывки записей и сказок. Я разговаривал с теми, кто знал тебя или слышал хоть что-то. – Мужчина положил на стол толстую стопку листов. – Это будет книга, повествующая о твоих приключениях. Я хочу написать её… Я чувствую обязанность.

– Что ж, я расскажу тебе обо всём, что случилось со мной, – устало ответила Дженна. – Но пообещай, что запишешь всё так, чтобы и я сама не узнала своих историй.

– Непременно так оно и будет, – заверил Григо Вага. – Вот послушай, ты точно не узнала бы… Я назвал сборник сказок: «Королева-воительница»!

– Почему? – Дженна холодно посмотрела на книгохранителя, и тому показалось, что её лицо побелело. – Почему королева и воительница?

– Ты не королева и не воительница, – объяснил Григо Вага, поправив очки на носу. – Но ты же учила мечному искусству Алема Дешера, была наёмницей и… И, помнишь, ты как-то прикидывалась принцессой? Когда увела птенцов шаркани за горы… В то время тинутурильцы прозвали тебя «принцессой драконов». А Койнен сказал, что королева – более звучно!

– Однажды мне попалась книга «Королева-воительница Дженна», – очень тихо проговорила Дженна, опустив глаза и перебирая в пальцах листы. – Но это было… Как такое могло произойти, не понимаю.

– …О чём она говорила? – шёпотом спросил Алем Дешер.

Он немного ободрился, но глаза его всё ещё были широко распахнуты, а губы подрагивали.

– Дженна так и не пояснила… Она лишь попросила, чтобы я оставил книгу недописанной.

– Почему?

– Она считает, что хорошие истории не должны заканчиваться.

– Но она рассказала тебе обо всём, что было на Юге?

– Она рассказала о путешествии через Эльжануб, о Калосе, Джаэрубе, Добуре и Диких землях, – перечислил Григо Вага. – Мы беседовали не одну ночь, не один день… Дженна поведала мне многое, – он перевёл дыхание. – О Владыке, о драконе… И она рассказала о враге, который идёт по её следу.

– О враге… – выдохнул Алем Дешер.

– О враге, который пожирает миры… – кивнул Григо Вага. – О том, который оставляет после себя лишь пустоту…

* * *

Она обнаружила себя посреди серебристо-серой пустыни. То ли пыль поднялась в воздух, то ли облака опустились на землю. Всё вокруг будто потеряло цвет и даже объём. Рассеянный серый свет скрадывал формы, сглаживал линии.

Она осознала: вокруг неё пустота.

Обуреваемая навязчивой тревогой, она сделала шаг, другой. Она медленно шла по окутанной туманом пустыне, пересекая однообразные барханы. Казалось, это длилось целую вечность, когда внезапно послышался плеск воды.

Она ускорила шаг, ощущая, как в груди бьётся сердце, которое только недавно молчало. Внезапно мир приобрёл краски, запахи и звуки. Бескрайняя тёмно-зелёная гладь выросла перед девушкой.

Волны накатывали на угольно-чёрный песок. Белая пена шипела, будто тысячи змей.

Она шла по грани между рассерженной морской стихией и безжизненной пустыней.

Кто она? – понять было нельзя. Она была – и её не было одновременно. И это было не хорошо, но и не плохо.

Неясным образом девушка почуяла острый запах крови. Это была кровь не её, но сотен существ. На миг она увидела разорённые храмы и таверны, трупы людей и лошадей – горы трупов, и чёрные тучи воронья над ними.

В голове её возник и пропал короткий истошный вопль, не похожий даже на крик зверя.

Она вспомнила:

– Я умирала… Умирала, привязанная к столбу… вместе с моими братьями и сёстрами… Я хотела умереть. Я думала, что принесу добро. Во славу Единого! Во славу света Его! Но меня обманули… Не было света, и не было чертогов… Моя смерть стала бессмысленной… И мне пришлось жить…

–Круг замыкается, – пронёсся на краю её сознания отчётливый шёпот. – Таков Закон. Пробудись, Безымянная. Настало твоё время… Вновь.