Враги за рубежом

ГЛАВА ОДИННАДЦАТЬ

— Ух! Банда в сборе! — говорит Габриэлла, взволнованно покачиваясь. — У Эшли все в порядке с детьми, так что мы можем идти.

— Ты давно здесь? — спрашивает Лоренцо, делая шаг вперед, чтобы поцеловать меня в щеку.

— Всего несколько минут.

По правде говоря, если бы я осталась в своей комнате на секунду дольше, я бы заснула на своей кровати. Она была такой манящей. Даже сейчас, вспоминая об этом, чувствую легкую пульсацию удовольствия по позвоночнику.

Ной держится в стороне возле ворот и не приветствует меня, по крайней мере, не так, как это принято в обществе. На нем темно-зеленая льняная рубашка с расстегнутыми двумя верхними пуговицами. Достаточно его подтянутой груди, чтобы я почувствовала, что должна отвести глаза. Он сделал эту замечательную вещь со своими волосами, зачесав их назад и немного уложив. Он выглядит как плейбой, путешествующий с рюкзаком по Европе. В каждом порту по нему сохнет бедная девушка.

Я понятия не имею, что он думает обо мне в моем коротком платье и каблуках. Он должен быть под воздействием алкоголя, чтобы сделать мне комплимент, и даже тогда он был бы двусмысленным. Но дело в том, что для нас это впервые. Ной никогда не видел меня в такой одежде. Бретельки такие тонкие, как спагетти. Подол платья заигрывает с верхней частью моих бедер. Мои волосы распущены, прямые и темные, как ночь. Мой солнечный загар придал мне теплое летнее сияние. Я надеюсь, что внутренне ему приходится подбадривать себя, чтобы держать себя в руках. Не влюбляйся в нее, Питерсон. Она по-прежнему враг номер один.

— Итак, — говорит Габриэлла, привлекая внимание группы, а затем обращаясь к Лоренцо за поддержкой. — Мы тут поговорили и решили, что нам стоит отказаться от душного ужина и отправиться куда-нибудь, где больше…

— Оживления, — предлагает Лоренцо.

Габриэлла радостно хлопает в ладоши.

— Да! Вы двое готовы?

Ной засовывает руки в карманы брюк и пожимает плечами, и поскольку не похоже, что он собирается отступать, я быстро соглашаюсь пойти на все, что они запланировали. Хотя, честно говоря, мне нравится, как звучит душный ужин. Мне не нужно идти в тот ресторан со звездой Мишлен или что-то в этом роде, но я не ела с полудня, и мой желудок пуст с большой буквы «П».

— Сюда, — говорит Лоренцо, берет меня за руку и тащит за собой по тротуару.

Оглянувшись через плечо, я вижу, как Ной жестом показывает Габриэлле идти вперед, и они становятся в ряд позади нас, бок о бок. Он не берет ее за руку, как это сделал Лоренцо со мной, и я думаю, не разочарована ли она этим.

— Тебе понравится, куда я тебя поведу.

— Мы… эээ… все время будем идти пешком?

Я уже жалею о своем выборе обуви.

— Это недалеко. Я обещаю. Если ты устанешь, я понесу тебя, — он подмигивает, и я слегка смеюсь, потому что очевидно, что он этого ожидает. По правде говоря, мне хочется, чтобы он вызвал нам такси и избавил меня от необходимости балансировать на этих неровных булыжниках. Что это с ним такое — отказываться от современного транспорта?

Я вздрагиваю, чуть не подвернув лодыжку, но он не замечает этого. Он рассказывает мне все о своем кузене.

— Он продает мотоциклы, но я могу уговорить его дать нам пару в аренду. Они будут довольно побитые, но я умею их ремонтировать. Мы могли бы поехать на них на побережье, разбить лагерь, жить на природе.

Ух ты. Кто-то дал ему шаблон для моего кошмара? «Жить на природе»? Это броская фраза, которую я хочу видеть над органическими овощами в Whole Foods, а не девиз моей жизни. Мне нравятся удобства.

Но Лоренцо ждет моего ответа, поэтому я безразлично киваю, а затем переключаю свое внимание на землю перед собой, чтобы не сломать ногу.

Место, о котором договорились Лоренцо и Габриэлла, — крошечный бар и ночной клуб. В нем многолюдно, и когда мы входим внутрь, я сразу понимаю, что моя мечта об ужине не станет реальностью. Здесь практически только стоячие места. Люди теснятся во всех возможных местах, заполняя столы, барные стулья и небольшой танцпол. Они выходят на улицу, но Лоренцо явно хочет быть в центре событий, поскольку ведет нас в толпу людей.

— У них здесь есть еда? — кричу я сквозь пульсирующую музыку.

— Да! Тонны!

Пока что я вижу только миндаль в баре, покрытый загадочной пылью (может быть, итальянские травы, может быть, мертвые клетки кожи сотни посетителей бара, которые были до меня).

— Давай обязательно закажем несколько блюд. Я умираю с голоду!

— Конечно! — кричит мне в ответ Лоренцо.

Первым делом он находит нам столик.

Он загорается, когда видит знакомых, и тратит некоторое время на то, чтобы поздороваться с каждым в группе. После некоторых уговоров они пересаживаются на длинную скамью-банкетку, которая тянется вдоль стены, и освобождают для нас место. Я оказываюсь рядом с Лоренцо на скамье. Ной занимает стул рядом со мной в конце стола, а Габриэлла — стул напротив меня. Мы все теснимся друг к другу, и места действительно не хватает, особенно для Ноя, которому совсем тесно, но он не может отодвинуться, потому, что прямо за ним сидит еще одна группа. Я пытаюсь дать ему место, наклоняя свое тело в сторону Лоренцо, но тут Лоренцо впечатывает свою ногу в мои пальцы, и я вздрагиваю.

Огромная рука Ноя находит мое голое колено под столом, и я подпрыгиваю на фут в воздух.

— Расслабься, — говорит он, укоряя меня. — Я просто подтягиваю тебя сюда, чтобы у тебя было место.

Ной тянет меня к себе, и когда мое колено касается его колена, и он удовлетворен моим расположением, он отпускает меня. Но позвольте мне быть предельно ясной: когда он отпускает мою ногу, его рука делает это декадентское медленное движение по моей коже, и мне трудно сохранить бесстрастное выражение лица. Мурашки распространяются от моей головы до пальцев ног, а он наблюдает за мной. Он ЗНАЕТ.

Это рефлекторная реакция, говорю я себе. Это может случиться с каждым.

— Тут хорошая установка, да?! — спрашивает Лоренцо.

Габриэлла сияет.

— Это потрясающе! Я люблю такие маленькие погружения. Может, начнем с рюмки?

Лоренцо подзывает проходящего мимо официанта и сует ему несколько евро в качестве стимула за быстрое обслуживание, что действительно срабатывает, потому что через несколько минут он спешит обратно, его поднос нагружен рюмками с прозрачным ликером и… это что, кофейные зерна плавают сверху?

— Это самбука, — объясняет Лоренцо. — Иногда в рюмку кладут семь кофейных зерен, что символизирует семь холмов Рима. Но сегодня я попросил его сделать три кофейных зерна для здоровья, счастья и процветания. Смотрите.

Он кивает в сторону официанта, который поджигает каждую из четырех рюмок. Ярко-синее пламя танцует над спиртным, а люди вокруг нас ликуют. Когда кофейные зерна поджариваются, официант гасит пламя и передает рюмки нам.

— Cin cin²⁰, — ликует Лоренцо.

— Cin cin, — повторяем мы, звеня рюмками, прежде чем выпить по рюмке.

Я никогда раньше не пила самбуку и не знала, чего ожидать. Ошеломляющий вкус лакрицы компенсируется корицей и ванилью, но потом напиток обрушивается на мой пустой желудок, как двухтонный валун.

Если это возможно, то в тот момент я пьяна.

— Еще? — спрашивает Габриэлла, наполовину повернувшись на своем сиденье, чтобы позвать официанта.

— Давай сначала поедим, — предлагает Ной, и хотя обычно я всегда готова ему возразить, сейчас мы с ним на одной волне.

Габриэлла пытается схватить проходящего мимо официанта, но у нее ничего не получается.

— Они еще придут, — настаивает Лоренцо, похоже, его не беспокоит ожидание. — Так что вы, ребята, думаете о Римском форуме?

— Мне очень понравилось! — восторгается Габриэлла, наклоняясь над столом. — Ты напоминаешь мне профессора, у которого я училась в университете, только ты, возможно, более осведомлен, чем даже он. Я много раз бывала в Риме, но благодаря тебе все это снова кажется таким интересным. Ты давно этим занимаешься?

Он горделиво улыбается.

— Экскурсии по Риму? Уже много лет. Мне это нравится.

— Я бы хотела, чтобы мы сегодня подольше задержались на Форуме. Я знаю, что дети устали, но я едва успела увидеть Черный Камень²¹, которым украшена гробница Ромула.

— Его гробницу? — Лоренцо качает головой. — Нет. Я думаю, что это место, где он был убит сенатом, а не его гробница. Хотя ученые ходят туда-сюда по этому поводу.

Ее глаза загорелись.

— Я забыла об этой теории. Ты прав.

Они меняют тему и начинают более подробное обсуждение Курии Юлия, которая была первоначальной резиденцией римского сената и здания, которое мы видели сегодня. Или, по крайней мере, я думаю, что мы видели его сегодня. На Форуме много руин. В этом здании, — которое и сегодня находится в хорошем состоянии — консулы и трибуны принимали решения об управлении республикой и империей. Лоренцо рассказывает, что в тысяча девятьсот тридцатых годах здание подверглось масштабной реконструкции.

— Они также работали над базиликой рядом с ним? — спрашивает она.

Ной двигается на своем месте, вглядываясь в толпу в поисках официанта.

Очевидно, что Лоренцо и Габриэллу объединяет взаимная любовь к истории. Это не скучная тема для обсуждения, но меня беспокоит, что они, кажется, забыли о нашей главной цели: еде.

Сейчас у меня терпение младенца и голод льва.

— Знаете что, ребята? Почему бы мне просто не пойти в бар и не сделать заказ? Так будет быстрее, наверняка.

Я уже в движении, выскакиваю из кабинки и практически падаю на колени Ноя, а затем он встает и, в интересном повороте событий, добровольно соглашается пойти со мной.

Я не пытаюсь спорить с ним в присутствии Лоренцо и Габриэллы. Они не поймут.

Мы начинаем направляться к бару.

— Ты идешь, потому что боишься, что я отравлю твою еду? Не стоит. Я все еще соблюдаю перемирие «Не портить еду», которое мы заключили после злополучного инцидента с распродажей школьной выпечки в две тысячи девятнадцатом году. И, кроме того, в этом платье нет карманов для таблеток Экс-Лакс²².

Я похлопываю себя по бедрам, чтобы подчеркнуть.

Его взгляд тут же опускается на меня, как будто он ждет еще одного повода взглянуть на меня в платье. Либо слабое освещение в баре меня обманывает, либо его глаза действительно так горят.

Как только Ной понимает, что я поймала его взгляд, он прочищает горло и смотрит в сторону нашего места назначения.

— В данный момент мне все равно, отравлена моя еда или нет. Я умираю с голоду.

Толпа теснится вокруг бара. Жаждущие клиенты кричат, чтобы их заметили среди толпы людей. Ной пристраивается рядом со мной, поднимает руку, как будто хочет направить меня и удержать рядом, но потом сжимает кулак и отпускает его. Я чувствую себя странно… обманутой.

— Ты не видел меню? — спрашиваю я его. — Я даже не уверена, что здесь подают еду.

— Мне показалось, что я видел его за столиком, мимо которого мы только что прошли.

— Что?! — спрашиваю я, не слыша его теперь, когда толпа сгрудилась вокруг нас.

Он наклоняется ближе, его рот на волосок от моего уха.

— Я сказал…

Кто-то натыкается на Ноя, и он дергается вперед, ударяясь об меня с такой силой, что я вот-вот упаду на задницу. К счастью, он протягивает руку и хватает меня, с легкостью возвращая на ноги. Моя грудь прижимается к его груди. Мы в позе грязного танца, мое бедро зажато между его бедрами. ПРИВЕТ твердая нога Ноя. Привет другая… анатомия Ноя.

— Господи. Прости, — говорит он, отступая назад, чтобы поправить себя.

— Ты извиняешься перед Иисусом или передо мной?

Он глубоко вдыхает, затем качает головой, словно не зная, что со мной делать.

— Просто иди туда, ладно? И я собираюсь положить свою руку на твою руку, потому что боюсь, что кто-то попытается растоптать тебя, но тебе не нужно выглядеть так отвратительно из-за этого.

— Это я просто пытаюсь привыкнуть. Это немного пугает. Твоя рука может обхватить мою руку дважды. Вот. Как теперь выглядит мое лицо?

— Как будто у тебя запор.

Я подавляю желание ударить его по руке.

— Странно, что ты беспокоишься о том, что кто-то меня затопчет, — говорю я, приподнимаясь, чтобы говорить близко к его уху. — Я бы подумала, что такие вещи вызывают у тебя ликование. Ты, наверное, любишь сцену с антилопой гну в «Короле льве». У тебя есть клип, сохраненный на твоем компьютере. Ты смотришь его всякий раз, когда тебе нужно немного взбодриться.

Его рот искривляется в восхитительной улыбке.

— Ты действительно считаешь меня злодеем, не так ли? В своей голове ты напридумывала всяких историй.

Наши головы склоняются друг к другу, пока мы разговариваем. Мы должны двигаться к бару, но мы просто стоим в толпе, его рука крепко держит мою руку, мой подбородок направлен вверх, чтобы я могла видеть его как следует. В туманном свете бара он выглядит как мечта. Все эти густые волосы, гладкая кожа, мелкие веснушки на загорелых щеках. Я могла бы измерить полноту его губ. Могла бы сосчитать длинные черные ресницы, которые обрамляют его карие глаза. От него исходит тепло, как от потрескивающего огня, и я чувствую, что обожгусь, если буду стоять так близко к нему слишком долго. В моей голове крутятся опасные мысли. Мысли, которые заставили бы Ноя кататься по земле от смеха, если бы он мог их услышать. Мысли, которые появлялись в моей голове один или два раза за эти годы — в основном, когда я спала и видела сны, а значит, была вне подозрений.

— У тебя такой вид, будто ты действительно что-то обдумываешь.

Так и есть.

Я сглатываю, и он наклоняется ближе.

— Почему бы тебе не поделиться этим?

Мой взгляд остается прикованным к его губам. Скоростной поезд мог бы мчаться прямо на меня, издавая громкий гудок, а я бы не разрывала зрительного контакта с его ртом.

— Убийство. Увечья. Кровь.

— Правду, Одри.

Как у загипнотизированного пациента психушки, слова вылетают из меня прежде, чем я успеваю осознать, что говорю их.

— Мне интересно, как ты целуешься. Мне интересно, позволяешь ли ты когда-нибудь своему партнеру руководить или ты в этом деле властный засранец?

Если я и удивила его, он этого не показывает. Ной всегда контролирует ситуацию. Невозмутимый и стоический. Я так редко одерживаю над ним верх, что не могу устоять перед возможностью, когда она появляется.

Честно говоря, до сих пор никогда не задавалась вопросом, на что был бы похож поцелуй с Ноем. Почему мне вообще пришло в голову такое? Мои усилия были направлены на другое: поиск лазеек для его увольнения, разработка тщательно продуманных планов по его депортации из страны, создание крошечного оружия психологической войны, которое сведет его с ума. Пример: ослабление ручки на двери его класса. Боже, как он это ненавидел. Крестовая отвертка: $7,07. Выражение лица Ноя, когда он понял, что я сделала: бесценно.

Администрация Линдейла предпочла бы, чтобы мы держали свои руки и рты при себе, но мы в Риме, а Ной не крыса. Когда я скольжу руками по его рубашке и поднимаюсь на цыпочки, понимаю, что этот момент останется между нами навсегда.

Просовываю одну руку под воротник его рубашки, затем осторожно запускаю другую в волосы, перебираю мягкие пряди, ища что-то.

— Ты не найдешь выключателя.

Обычно меня бесит, что он читает мои мысли, но прямо сейчас это забавно, что меня раскрыли.

— Нельзя винить девушку за попытку, — говорю я, нахально и мило.

Он нахмурил брови; он любопытен и заинтригован. Я сажаю его на краешек стула. Если бы я сейчас отстранилась, он был бы очень разочарован. Эта сила кажется восхитительной. Я могу сойти с ума от нее, если не буду осторожна.

— Что ты делаешь, Одри?

— Я думала, что выразилась достаточно ясно, — говорю я, придвигаясь еще ближе к нему, вплотную прижимаясь к его телу.

Даже вытянувшись во весь рост, мне приходится прижимать Ноя к себе. За те миллисекунды, пока его рот не достигнет моего, волна паники успевает захлестнуть мою кровь.

«Святое дерьмо. Что я…»

Но тут его губы касаются моих, и пол уходит у меня из-под ног. Мои глаза закрываются. Нежный и соблазнительный, он не требует моего рта, как голодный зверь. Он расчетлив, хитер и раздражающе хорош в этом.

Я целую своего врага, и, что еще важнее, он целует меня в ответ. Одна рука крепко сжимает мою руку, а другая запуталась в моих волосах, наклоняя мою голову, чтобы он мог раздвинуть мои губы и продолжить эксперимент. Как далеко ты хочешь зайти, — дразнит он.

Я теряю представление о своей цели.

Уничтожить Ноя? Или это было что-то другое? Что-нибудь получше. Слаще. Горячее.

Я хватаю его за волосы, и он испускает стон.

Его губы искушают меня до безумия. Невинный поцелуй превращается в нечто большее.

Его руки переместились ниже. Одной рукой обхватывает мою талию, прижимая меня к нему. Другой играет с низом моего платья. Костяшками пальцев касается обнаженной кожи моей верхней части бедра, и все мое тело сжимается от желания. Это неприлично даже для переполненного бара. Кто-то должен разнять нас и отругать, но либо никто не замечает, либо всем наплевать.

По мере того, как поцелуй углубляется, и язык Ноя касается моего, я все больше и больше втягиваюсь в него. Ощущение такое, будто я погружаюсь в зыбучие пески. Чувствую себя совершенно беспомощной. Беззащитной. По его милости. Если бы он захотел затащить на барную стойку и продолжить это безумие, я бы позволила ему. Я бы сдалась, полностью.

И в этот момент ясность пронзает меня, как острый нож.

Я разрываю поцелуй и отталкиваю его.

Я совершила такую огромную ошибку. На самом деле не собиралась его целовать. Я собиралась поиграть с ним, а потом покончить с этим. Но Ной не дал этому закончиться. Он играл грязно. Докопался до самых моих корней и вытащил маленький самородок правды, который он может спрятать в передний карман своей рубашки и доставать оттуда всякий раз, когда ему захочется поиздеваться надо мной.

— Боже. Ты придурок, — шиплю я.

Он выглядит так, будто я только что дала ему пощечину.

— Что?

— Как ты посмел… сделать это! Неужели у тебя совсем нет морального компаса?

Я уже пытаюсь протиснуться сквозь толпу, но он тянет меня назад.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Ты пристала ко мне.

Мы оба брызжем ядом, и когда я пытаюсь вырвать свою руку из его захвата, он отпускает ее, словно только что обжегся.

— Да, а потом ты перешел черту, — обвиняю я. — На самом деле я не собиралась тебя целовать!

Я никогда раньше не видела, чтобы он так выглядел. Ярость — да, но все гораздо сложнее. Если бы я не знала его лучше, я бы приняла его ошарашенное выражение лица за настоящую боль.

Но ведь это тоже часть дела, не так ли? Он не может сейчас рассмеяться и признать свою неправоту.

Он все еще в игре.

Ной просто поцеловал меня, как будто я была его жизненной силой. Он заставил меня поверить в это всей душой, всего на одну прекрасную секунду.

Я могу представить, как он ломает характер и признается. Зловещее ликование искажает его черты лица. Но эти глаза не меняются. Эта боль, какой бы мимолетной она ни была, не превращается в триумф. Она превращается в изнеможение.

— Скажи остальным, что я возвращаюсь в школу, — говорит он, поворачивается и пробирается сквозь толпу к входной двери, ни разу не оглянувшись.

Я злюсь на него за то, что он ушел раньше меня. Я не хочу возвращаться к нашему столу, чтобы разгребать беспорядок, который мы только что создали.

Мой желудок урчит, как бы говоря: «Привет! Дерьмовое время, я знаю, ха-ха, но ты ведь помнишь, что тебе все равно нужно меня накормить?»

Но я не буду ничего заказывать.

У меня есть задание, и как только я его выполню, уйду.

Думаю, есть два варианта развития событий, которые обнаружу, когда вернусь к столу. Либо Лоренцо и Габриэлла видели, как мы с Ноем целовались, и очень смущены и, возможно, расстроены из-за нас, либо они просто хотят поесть, и будут глубоко озадачены и, возможно, расстроены, когда узнают, что мы ничего не заказывали за все то время, что нас не было.

Как ни странно, когда я замечаю их в толпе, они не барабанят пальцами по столу, заводя неловкий разговор в наше отсутствие. Габриэлла пересела на мое место на скамейке и наклонила голову в сторону Лоренцо. Он говорит, а она смеется, и, судя по всему, им очень нравится. Она говорит что-то, что, должно быть, нравится ему, потому что он протягивает руку и касается ее руки. Потом он не убирает ее.

Правильно.

Ну.

Это удобно.

— Привет, ребята.

Они оба дергаются от удивления, затем смотрят на меня с чувством вины в глазах. Габриэлла отодвигается от Лоренцо, пытаясь оставить между ними хоть какое-то пространство.

Я машу рукой, чтобы она знала, что не стоит беспокоиться.

— Я не… что бы здесь ни происходило или не происходило, это… слушайте, Ной только что ушел, потому что… ну, я не знаю точно, но я тоже собираюсь уйти.

Вау, так вот как бы это звучало, если бы я потеряла половину своих мозговых клеток.

У них обоих хватает приличия выглядеть обеспокоенными.

— С ним все в порядке? — спрашивает Габриэлла, ее взгляд метнулся к двери. — Мне пойти проверить его?

В ее голосе нет энтузиазма. Я могу сказать, что она предлагает только потому, что знает, что это правильно.

— Нет. Вы двое останьтесь. Пожалуйста. Наслаждайтесь… Я хотела сказать едой, но мы не заказывали. Извините за это, — я начинаю отступать, словно надеясь раствориться в воздухе, но потом делаю паузу и снова наклоняюсь, жестом указывая между ними. — Я не знаю, как сказать это так, чтобы не показаться неловкой, поэтому просто скажу прямо. Похоже, у вас много общего, и если вы заинтересованы друг в друге, дерзайте. Лоренцо, я… не в лучшем положении, очевидно. Теперь я это понимаю и сожалею. И Габриэлла, я не могу говорить за Ноя, но…

Я решаю, что это самое подходящее место, чтобы прекратить разговор. Они встречаются взглядами, и я понимаю, что как только я отойду от этого странного взаимодействия, им будет что сказать.

Ее щеки выглядели раскрасневшимися. Как ты думаешь, ее щеки выглядели раскрасневшимися?

Ной просто встал и ушел?

И ДА ЛАДНО… они даже не заказали нам еду?

Я жалко машу рукой, потом поворачиваюсь и туннельным зрением смотрю на выход, пока не достигаю его, протискиваюсь в дверь и убегаю в ночь.