София Нэш Встреча с мечтой Клуб вдов — 3

Глава 1

Никто не мог объяснить на самом деле причины двух неудачных помолвок прекрасной графини Шеффилд.

О, предположения были, огромное количество предположений и домыслов, и не было ни одного доброжелательного.

Но этого следовало ожидать.

Потому что представители английской аристократии не имели себе равных в способности одним только взглядом или упором на одно только слово спихнуть кого-то из своего круга с шаткой лестницы высшего общества. И они с удовольствием делали это, особенно во время короткого светского сезона, когда других развлечений в Лондоне почти не было.

Да, в те холодные дни декабря Грейс Шеффи, пребывая в мрачном настроении, часто размышляла, а не виноваты ли в этом все те фальшиво изысканные разновидности вареной баранины и сливового пудинга, которые изнеженные лорды и леди стойко переносили вслед за осенним рогом изобилия.

Какой бы ни была причина недомогания, поразившего изнутри бальные залы Лондона, графиня знала, что для традиционного способа выживания необходимо иметь стальную челюсть и полное отсутствие слуха. Потому что если леди владеет титулом, у нее самой есть прекрасное оружие против злобного заезженного юмора, который распространялся среди десятитысячной верхушки Мейфэра.

Поэтому Грейс покинула друзей в Корнуолле сразу после поражения во второй помолвке, затянула корсет и храбро попыталась противостоять страданиям, которые ей доставляли сплетни в Лондоне.

Но признаки очередной неудачи появились сразу.

Она чувствовала себя совершенно несчастной и совсем одинокой, потому что на время предстоящих праздников к ней не поступило ни одного приглашения, ни на один вечер. Точно так же никто не принял приглашения в Шеффилд-Хаус на небольшое суаре, которое она сама тщательно подготовила.

Она получила лишь письма с извинениями. Ее приглашение вежливо отклонили все, кого она пригласила, и Грейс сожалела о том, что ей вообще пришло в голову вернуться в Лондон в самый разгар такой ужасной сплетни.

Вот почему потом она решила сделать то, что у нее получалось лучше всего: уехать, опять уехать. Грейс Шеффи удрала как можно дальше и как можно быстрее от надвигавшейся катастрофы в начале ее зарождения. Ее добросердечному спутнику было мало, что известно о конечном плане Грейс.

— Поставь ноги на горячий кирпич, девочка, — предложил мистер Джон Браун, его кустистые седые брови возвышались над выцветшими глазами, похожими на совиные.

— Спасибо, со мной все в порядке, — тихо ответила Грейс, стараясь держать спину прямо и сохранять непроницаемое выражение лица. Ее одежда — плащ и платье, а также блестящий жемчуг являли собой образец элегантности. — Простите меня, мистер Браун, но как вы считаете, мы успеем достичь Йорка до наступления темноты?

В тесном холодном пространстве экипажа смешались тишина и их замерзшее дыхание.

— Может, и успеем, — ответил мистер Браун, сидевший напротив Грейс, и глянул в крошечное окошко на свинцовое небо. — А может, и нет. Роман — превосходный кучер, но я вижу, дорога начинает замерзать. Ну что ж, по крайней мере, хоть, снега нет. Мои старые кости подсказывают, что для этого еще слишком рано. Но может, было бы лучше заказать номера на последнем постоялом дворе.

— Простите, — Грейс отложила книгу в сторону, — что настояла продолжить путь.

Это был их самый длинный разговор с тех пор, как они покинули Лондон. И Грейс впервые сказала что-то еще, кроме ответа на вопрос.

— Нет, леди Шеффилд, это я должен извиняться. Мне не следовало давать вам шанс ехать со мной на север. Вдовствующая герцогиня не простит мне, что я забрал вас у нее. Но с другой стороны, она не простит меня и за что-нибудь еще. — Последние слова он пробормотал шепотом. — Возьмите вот это, графиня.

Грейс попыталась взять тяжелое шерстяное одеяло, но оно выскользнуло из ее окоченевших пальцев. Мистер Браун развернул его и укутал колени Грейс и свои.

— Леди Шеффилд, я знаю, что вам это не понравится, но можно мне сказать? Вы слишком долго испытывали тревогу. Теперь я знаю, вы не собираетесь болтать и…

Он замолчал, когда она осмелилась поднять на него глаза, но тут же хладнокровно вернула на место элегантную кружевную вуаль.

— Может нам стоит поговорить о вашем будущем, — продолжал мистер Браун, — о вашем прошлом, о вашей…

— Нет…

—…последней неудаче.

Грейс резко выдохнула, и облачко ее дыхания исчезло без следа.

— Вы хотите предложить мне, мистер Браун, разобрать все подробности, которые привели к тому, что меня бросил один джентльмен и обманул другой?

— Нет необходимости в том, чтобы…

— Вы абсолютно правы. Нет никакой необходимости обсуждать эту самую скучную историю в мире. Если вы действительно хотите помочь, то, может быть, выскажете свое мнение относительно двух шляпок, которые я видела в «Лок и К’». Какую мне заказать? Ту, из бледно-розового атласа со свисающими по краям гроздьями винограда, или творение из кружева с синей птицей счастья, склонившейся на одну сторону? Что скажете, мистер Браун? Этой зимой в моде птицы или фрукты?

Он отказался проглотить ее насаженную на крючок наживку, как хитрая и опытная старая форель.

— Я восхищаюсь вами, графиня, больше, чем вы думаете. Я всегда считал вас нежной, трогательной и полной женской сентиментальности. Но в том, что касается сентиментальности, кажется, я оценил вас неверно. К этому путешествию я запасся тремя дюжинами носовых платков, и все они остаются сухими, как горло шотландца, когда иссякает джин.

— Слезы никогда не меняют истины, мистер Браун.

Он поскреб лысеющую макушку, водрузил шляпу на место и отказался ставить точку на этой теме.

— Когда Эйта покончит со мной, маркиз и герцог, скорее всего, развеют мои кости по всей Англии — за то, что я взял вас в Шотландию.

— А я скажу им, что это было единственное решение, — продолжила Грейс. — Я не стану разрушать счастье моих друзей, оставшись и превратившись в неловкое напоминание о прошлых надеждах.

— Так вот как теперь называются разорванные помолвки? Прошлые надежды? — Мистер Браун фыркнул. — Вдовствующая герцогиня называет их совсем по-другому и непростительными словами. Но это не для ваших ушей!

Грейс знала, что решительный отказ вдовствующей герцогини соединить с ним жизнь все еще не давал покоя его гордости.

— Значит, мы оба бежим. — Грейс с отсутствующим видом посмотрела в забрызганное окно небольшого экипажа мистера Брауна.

— Нет, девочка, — откликнулся он. — Убега ешь ты, а я бросаю.

— В таком случае, мистер. Браун, нам придется заключить сделку. Я обещаю не называть вас глупцом, за то, что вы бросаете леди, которая явно все еще любит вас, если вы пообещаете не утверждать очевидное, что я трусиха, спасающаяся бегством.

— Вы не трусиха, Грейс Шеффи. Вы доказали, что обладаете силой духа и характером; Вы не должны были освобождать лорда Элсмира отданного им обещания.

— Не нужно фальшивой похвалы, — поджала губы Грейс. — Я никогда не считала добродетельное поведение заслуживающим похвалы.

— Возможно, но дурное поведение тоже никогда не улучшало чью-то долю. — Старый джентльмен вздохнул и вытянул затекшие ноги, насколько позволяло пространство крошечного экипажа.

— Вы намекаете, мистер Браун, что мы обречены, быть несчастными, независимо от того, почтенные мы люди или грешные? Я и не догадывалась, что наши взгляды на жизнь так близки, — хмыкнула Грейс.

— О, пытаясь приободрить вас, я все испортил. — Мистер Браун откинулся на жесткую спинку сиденья. — Вы ошибаетесь, моя дорогая, потому что совершенно забыли об огромном преимуществе молодости. У вас впереди целая жизнь. Это только мне позволено сочувствовать самому себе. Когда ты понимаешь, что тебе семьдесят лет, тогда, имейте в виду, только тогда можно искать покоя после неудачи.

— У женщин все несколько иначе, сэр, и вам это известно. Почти все согласятся, что двадцатисемилетняя вдова списана на дальнюю полку и обосновалась там так же прочно, как плесень. Только, пожалуйста, мистер Браун, никогда не думайте, что я жалуюсь. У меня была светлая полоса. И пусть недолго, но я была счастлива с необыкновенно добрым человеком, моим мужем…

— Очень недолго, — перебил ее мистер Браун. — Ох, графиня, Шеффилд был замечательным человеком, но, простите меня за эти слова, он был слишком стар для вас.

— Вы ошибаетесь, мистер Браун. Возраст не имеет ничего общего с привязанностью сердец. Но сейчас я хочу… — Грейс сделала паузу и непослушными от холода пальцами убрала на место выбившуюся прядь волос. — Нет, мне просто необходимо уехать на короткое время. Но не волнуйтесь. Я уверена, что скоро вернусь в лондонскую суету, потому что не смогу отсутствовать долго. Просто сейчас все еще очень свежо. Нам не следовало останавливаться в Лондоне. Мне надо было бы подождать, пока какой-нибудь новый скандал не затмит мою неудачу и не превратит ее в устаревшую новость. — Она в смятении теребила пальцами длинные нити жемчуга. — К счастью, у меня есть средства, чтобы жалеть себя вдали от всяких болезненных домыслов других людей.

— Если бы не было так холодно, я бы поспорил с вами. Вы еще совеем птенец. Но я постараюсь сделать это, когда мы отогреемся перед камином по другую сторону границы. — Он подоткнул край одеяла, укрывая Грейс. — Мне только жаль, что вы не попросили свою служанку продолжить с нами путь. Вы слишком добросердечны.

— Вовсе нет. Салли не переносит холод, она нигде не была дальше десяти милей от Корнуолла, — ответила Грейс. — Я бы никогда не попросила ее поехать с нами. Но я договорилась о ее возвращении в Лондон. Когда устроюсь, найму служанку, которая лучше переносит капризы погоды северных краев. Грейс, скромно сложив руки на коленях, некоторое время молчала. — Мистер Браун… — вновь послышался ее голос.

Он перестал постукивать пальцами по краю сиденья.

— Я рада, что мы были откровенны друг с другом. И я хотела сказать вам, что решила немножко поменять планы.

— Я не люблю менять планы, — покачал головой мистер Браун.

— Хочу попросить вас высадить меня в Ланкастере. Когда мы приедем в Йорк, не составит большого труда проехать к перекрестку, от которого идет дорога на побережье.

Пожилой джентльмен открыл рот, как выброшенный на берег карп, и опять захлопнул его, когда Грейс продолжила свою речь:

— Несколько дней назад я решила, что не поеду с вами в Шотландию. Я собираюсь на остров Мэн, туда, где прошло мое детство. Когда мой кузен получил наследство, он приглашал меня приезжать в любое время. Сам он там никогда не бывает, слишком уединенное для него место, как мне кажется.

— Остров Мэн? Вы, должно быть, шутите. Я не могу позволить вам ехать туда, во всяком случае, не в это время года. Там же очень сильный шторм. Ирландское море коварно даже в самую прекрасную погоду.

Грейс подняла на него глаза, и, очевидно, то, что он прочел в ее взгляде, заставило его говорить еще быстрее:

— Я не позволю вам ехать туда одной, леди Шеффилд. Я поеду с вами, проверю, как вы устроились. Возможно, даже останусь на время, если вы удостоите меня приглашением. Могу пробыть всю зиму или дольше. Да, гораздо дольше.

— Вы же не нянька мне, мистер Браун. Я только попросила сделать небольшой крюк, чтобы остаться в порту в Ланкастере. Деревню там я знаю хорошо и договорюсь о поездке. А потом вы должны… — Она умолкла, услышав звук ужасного, печального стона, который донесся снаружи. — Что это?

— Это просто ветер, моя дорогая. В долинах он чуточку сильнее.

— Но это похоже на жалостливый плач ребенка.

— Некоторые говорят, это потерявшийся наследник вересковых пустошей.

— Простите, что вы сказали?

— Печальная история, рассказанная…

Экипаж выпрыгнул из замерзшей колеи и накренился на одну сторону. Грейс напряглась, чувствуя надвигающуюся катастрофу. И через мгновение все переменилось.

Совершив еще один резкий поворот, экипаж накренился к обледеневшей дороге. Мистер Браун постарался удержать в равновесии свое стареющее тело рядом с Грейс и обхватил ее за плечи, когда старый, неподходящий для поездок на большие расстояния экипаж занесло на другую сторону дороги. Кучер закричал, и крошечный экипаж, запряженный одной лошадью, с ужасным скрипом закачался из стороны в сторону и, утратив земное притяжение, рухнул на бок. Громкий треск колеса или оси разорвал воздух в тот самый момент, когда тяжелое тело мистера Брауна упало на Грейс, и ее ребра пронзила боль.

В тот момент Грейс представила растерянные печальные лица двух ее бывших женихов — герцога Хелстона и маркиза Элсмира, когда они найдут обломки экипажа. А она и мистер Браун будут напоминать замороженную сельдь в банке под живой изгородью.

На несколько секунд установилась звенящая тишина, потом лошадь тихонько заржала, и разваливающийся экипаж продвинулся на несколько дюймов вперед. Старая рама конструкции возмущенно скрипнула, и тут же затрещали все соединения.

— Леди Шеффилд! О Господи, я раздавил вас? — прохрипел мистер Браун.

— Нет, — прошептала Грейс. — Со мной все в порядке.

— Слава Богу!

Он неуклюже потянулся к дверце, которая теперь находилась над ними, дернул и открыл ее. Порыв холодного ветра ворвался в крошечное пространство экипажа.

— Роман? Роман, ты здесь? — Не услышав ответа, мистер Браун встал на погнувшуюся скамью и выбрался наружу, бормоча какое-то ругательство на шотландском.

Затаив дыхание, Грейс выпрямилась, несмотря на запутавшиеся юбки и клубок одеял, а потом встала на колени, на то, что некогда было стенкой экипажа. Она собрала разбросанные вокруг вещи: свою книгу, гроссбух мистера Брауна, свою коробку с вышивкой и большой мешочек с ювелирными украшениями. Этот мешочек она положила во вместительный карман юбки.

— Леди Шеффилд, вы меня слышите?

— Да?

— Послушайте, мы в затруднительном положении. Роман лежит без чувств, голова в крови. Хорошо хоть лошадь не пострадала. Вы сядете на лошадь позади Романа и, поддерживая его, поедете назад на постоялый двор. Я пойду пешком. Давайте мне руку, я помогу вам выбраться.

— Мистер Браун, боюсь, я не могу это сделать.

— Что? Давайте-давайте, надо торопиться. Я перевяжу рану Романа, но мы должны незамедлительно убираться отсюда. Ветер усиливается и…

— Мистер Браун, я не могу ехать верхом в этом узком платье. — Грейс молилась, чтобы этот аргумент оказался убедительным для него. — И уж точно не смогу удержать Романа, если он потеряет сознание, особенно без седла. Он ведь очень крупный человек. Вы должны сами доставить его. А я плотно укутаюсь в одеяла, и буду ждать, пока вы пришлете кого-нибудь за мной.

— Девочка, — мистер Браун пробормотал еще одно ругательство, — ты выберешься из этой развалины и сядешь на эту проклятую лошадь. Я больше ничего не хочу слышать.

— Мистер Браун, — спокойно сказала Грейс, — если вы не согласитесь сделать то, что предлагаю я, очень может быть, что у вас на руках окажутся два раненых человека, и не будет крыши над головой. У вас не будет даже развалившегося экипажа. Что в таком случае с вами сделает Эйта? Особенно когда я расскажу ей, что умоляла прислать помощь. А еще я могла бы остановить почтовую карету, когда она будет проезжать мимо. Человек на постоялом дворе упоминал, что она ездит по этой же дороге, помните?

Грейс слышала, как мистер Браун слез вниз по боку экипажа, бормоча что-то обо всех леди и их невероятной способности заставлять мужчин подчиняться их сумасбродным идеям. Потом через дверцу была заброшена куча одежды. Грейс завернулась в несколько тонких шалей, которые появились из ее дорожного сундука, привязанного к запяткам кареты.

Мистер Браун свесился через открытую дверцу и сунул ей в руки фляжку.

— Вот, чтобы согреться. — Он погладил грубой рукой щеку Грейс, — Мне эта идея совсем не нравится, имейте в виду. Ни капельки. Но у вас такой вид… Я думаю, принимать такой упрямый вид вас научила Эйта. О, этот вид мне хорошо знаком. — Всякий раз, когда он волновался, в его речи появлялась шотландская картавость.

— Вы правы. А теперь поезжайте. Я не хочу, чтобы Роман страдал дольше, чем необходимо. Я задыхаюсь под этим количеством шалей, и еда у меня есть: целая корзинка с постоялого двора.

Мистер Браун удивительно хорошо справлялся в критических ситуациях, еще лучше у него получалось раздавать указания.

— Не смейте даже шагу шагнуть из этого экипажа, — покачал он головой. — Обещаю, что вернусь за вами, — Он не спускал с Грейс глаз до тех пор, пока она не кивнула в ответ, и только потом захлопнул дверцу.

Через несколько минут звуки отъезда мистера Брауна стихли, и наступила тишина. Впервые за несколько дней, нет, месяцев, Грейс осталась одна. На самом деле она поняла, что впервые действительно оказалась одна за многие годы.

Она протяжно выдохнула и почувствовала головокружение. За последний месяц Грейс думала, что взорвется от сдерживаемых эмоций. Она не смела показать своей печали, даже в присутствии милой корнуоллской служанки.

Во время путешествия она была так благодарна холоду. Благодаря ему у нее оцепенели конечности, которые вопили на все лады, чтобы она как можно скорее покинула Корнуолл, а потом и Лондон. Холод также позволил ей увидеть все с предельной ясностью.

Она не создана для жизни с другими людьми. Она абсолютно не похожа на других леди. Вывод прост: она будет совершенно счастлива в одиночестве, как и происходило большую часть времени в ее детстве. Друзья, часто по ошибке принимали ее любовь к уединению за одиночество; они не понимали, какое удовлетворение можно получить, когда в сердце нет тревог и забот, а мозг погружен в спокойные мысли. Грейс попыталась вздохнуть, но снова почувствовала боль, теперь явно в боку.

Во всем этом она созналась самой себе. Мистер Браун ошибался. В ее характере был большой изъян, а именно — в ее внутреннем состоянии. Она была слабой и ко всему в жизни подходила нерешительно и без всякого энтузиазма. По этой причине она не добилась любви двух своих женихов.

Она была застенчивой трусихой в плодородном саду своей избалованной жизни. И бегство от разочарований стало для нее своего рода искусством, в котором она достигла совершенства. Но, сидя здесь, чувствуя, как кружится голова, она признала правду. В этот раз ей не удастся сбежать далеко, потому что от себя не убежишь. От болезненных ощущений потемнело в глазах, пока она пыталась разобраться с многочисленными слоями бесполезной одежды. Боль в грудной клетке нарастала подобно набирающей силу лавине, и Грейс заметила на перчатке небольшую капельку крови.

Она осмотрелась и, увидев разбитый фонарь экипажа, догадалась, что во время аварии упала прямо на него. Перепугавшись, она отказывалась осмотреть рану. Вместо этого Грейс замотала грудь шелковой мантильей и туго, как только могла терпеть, затянула ее.

Она понимала, что подобное положение должно тревожить ее, но вместо этого Грейс чувствовала только усталость. С тех пор как она покинула Корнуолл, больше одного-двух часов спать она не могла. И потом, она никогда не спала хорошо. Лишившись сил, разум Грейс Шеффи избавился от всех тревог, покинул стены развалившегося экипажа и поплыл в забытьи глубокого, без сновидений, сна.

Слабые проблески сознания еще долго не покидали ее. С силой, о существовании которой в себе она даже не подозревала, Грейс много раз сжимала кулаки, чтобы проснуться. Она долго лежала, потом заставила себя глотнуть содержимого фляжки, оставленной мистером Брауном, и сильно закашлялась от обжигающей горло жидкости.

Разум ее затуманился, и Грейс уже не понимала, была ли она в обмороке или спала. Но больше возвращаться в это состояние ей нельзя. Ее пугал этот неестественно холодный и темный кокон.

Она толкнула дверцу и услышала, как заскрипели петли. Дверца свалилась с креплений, увлекая за собой кусок обшивки экипажа. Грейс повалилась от напряжения и почувствовала, как на нее падают снежные хлопья.

Ее сковало безмолвие сыпавшегося с темного неба снега. Когда же началась вьюга? Вероятно, она скоро закончится, ведь мистер Браун утверждал, что так рано снег не выпадает.

Что случилось с мистером Брауном и кучером? Господи… Наверное, что-то не так, произошло какое-то несчастье. К этому времени мистер Браун уже вернулся бы за ней, если бы мог.

Ну что ж, ей надо выбираться отсюда и идти. Помощи ждать неоткуда, никто к ней не пришел. Если она останется здесь, то погибнет. Вот только заставить свои конечности слушаться оказалось делом трудным. Слезы от собственного бессилия холодными ледышками застыли в ее глазах, когда Грейс выбралась из развалившегося экипажа.

Согнувшись от усталости и острой боли в боку, она с трудом пошла, сопротивляясь ветру, к дороге, по которой должна проезжать почтовая карета, в другую сторону от направления, которое выбрал мистер Браун. Это было ее спасением. Грейс была уверена, что за следующим поворотом обнаружит дом или деревню.

Мир вокруг нее стал призрачным, хлопья снега падали на тяжелые ветки деревьев, на живую изгородь кустарников и на дорогу, от чего раскисали уродливые колеи на дороге. Грейс вздрогнула и плотнее укуталась в одеяла.

С близлежащего хвойного дерева упал ворох снега, и рыжевато-коричневая тень огромной совы взмыла вверх, распластав крылья в полете. Как бы Грейс тоже хотелось улететь отсюда!

Она с трудом двигалась вперед, и ледяные крупинки забивались внутрь коротких не по сезону сапожек. Безмолвие Скалистого края нарушал лишь скрип ее шагов по выпавшему снегу. Грейс пыталась привести в порядок мысли и успокоить дыхание, от которого заиндевело одеяло, прикрывавшее рот.

За первым же поворотом она поняла, что ни дома, ни деревни поблизости нет, только бесконечное белое пространство, ограниченное присыпанными снегом деревьями, и ни единого намека на поднимающийся из трубы дымок.

Грейс долго не осмеливалась вновь поднять взгляд на белоснежные просторы.

Она шла вперед, и время потеряло всякое значение. От холода жгло щеки, потом, когда на унылом декабрьском небе появились признаки наступления вечера, эти ощущения пропали.

И в этот момент Грейс Шеффи пробормотала почти забытую молитву из детства, прося своего ангела-хранителя пустить ее в рай.

Загрузка...