Встреча с мечтой

Глава 16

— Не смейте прикасаться ко мне, вы… вы, милорд! Это частное владение.

— Ничто… ни охрана, ни ключ, ни чертова калитка не помешают мне, Грейс, — тяжело дыша, проговорил Майкл, — даже я сам.

Снег падал на ее прекрасные белокурые волосы и смертельно бледное лицо.

— Вы — безнравственный человек, ваша репутация такая же темная, как… — с жаром говорила Грейс, лотом замолчала. — Я никогда в это не верила, только теперь… Я… Ой, отпустите меня.

— Нет. Ты уже знаешь, что во мне нет этой проклятой гордости. И меня не волнует, даже если ты считаешь меня самим дьяволом, но я поговорю с тобой, хочешь ты этого или нет. Поэтому выбирай, дорогая, произойдет это здесь, на открытом воздухе, или в твоих теплых покоях?

— Говорите то, что вы должны сказать, прямо здесь, мистер Раньер. О, простите, ради Бога, я хотела сказать лорд Уоллес. Как вам известно, я обожаю холод… Кровь викингов, не помните? Такая непохожая на горячую кровь лгущего, коварного, бессовестного, злобного… кузнеца.

— Да, — засмеялся Майкл, и этот смех показался ужасным и неискренним даже для его собственных ушей, — тебе понадобится скандинавская сила, чтобы вынести это.

И сердце ангела, чтобы поверить этому.

Майкл замолчал и постарался привести в порядок свои мысли и слова, продолжая крепко удерживать Грейс за плечи. Он ни капли не сомневался, что она сбежит, если только он отпустит ее. В нем не было ни капли благопристойности джентльмена, поэтому он не отпустит ее, пока не закончит разговор.

— Грейс… Я… — Он запнулся, подыскивая нужные слова, но только на секунду. — Я действительно граф Уоллес, Майкл де Пейстер. Моя мать — Лавиния Раньер де Пейстер. — Сквозь крупные хлопья снега, кружившиеся в воздухе, он пытался разглядеть выражение ее лица. Грейс смотрела на замерзавшую землю. — Она умерла, когда я родился, и до семи лет я воспитывался в поместье Уоллес-Эбби. Но потом, как я тебе говорил, случился большой пожар и все сгорело.

— Это тогда, когда ты решил, что убил кого-то? Ой, нет, вспомнила, тебя же похитили цыгане? — с плохо скрываемым недоверием в голосе спросила Грейс.

— Нет, — прошептал Майкл и опустил руки. — Меня никогда не похищали цыгане. Я ушел сознательно… с благодарностью.

— И почему ты это сделал, Майкл?

— Потому что это я устроил пожар! — выкрикнул Майкл, и горячее виноватое дыхание заклубилось в ледяном воздухе белым облачком. — Я был избалован, упрям и часто ночевал в конюшне и иногда забывал погасить лампу. И всем в аббатстве было это известно. Мой отец погиб в этом пожаре. Конюх Ховард Мэннинг сказал мне, что я должен отвечать за это.

Тут Майкл заметил, что она дергает его за рукав. Практически трясет его. Да так сильно, что он едва не упал. И только груз вины позволил ему удержать равновесие.

— Грейс, что такое?

— Ответь мне, черт возьми, — хрипло сказала Грейс.

— Что ты мне говорила? — Сквозь сильный снег Майкл увидел следы слез на ее щеках.

— Ты знаешь, что маленького ребенка никогда бы не осудили за такое несчастье.

— Да, — с окаменевшим подбородком подтвердил Майкл. — Но когда тебе семь лет, а лицо, облеченное властью, говорит, что он видел, как ты зажигал лампу, и ты это помнишь, и когда ты просыпаешься от слепящего дыма, который заполняет твои легкие, и слышишь ржание лошадей, когда дым окутывает все помещение, то нетрудно поверить, что именно ты во всем виноват и должен нести ответственность. И когда этот человек, — прикрыв глаза, едва слышно продолжал Майкл, — конюх, который всегда отличался благоразумием, предложил мне способ избежать преследования, которое последует очень скоро, я ухватился за эту возможность. Грейс… Помнишь, когда ты сказала мне, что струсила и сдалась? Помнишь, когда ты сказала, что всегда от всего бежишь? Майкл сделал шаг назад. — Так вот, ты ничего об этом не знаешь, — отступая еще на шаг, подытожил он.

— Не смей уходить от меня, — угрожающим тоном сказала Грейс.

— Ты хочешь, чтобы я остался?

Грейс приблизилась к нему и ткнула рукой в грудь.

— Ты не уйдешь от меня, пока не ответишь на мои вопросы. Понимаешь?

— Все, что угодно, Грейс, — тихо согласился Майкл. — Я сделаю все, что ты хочешь, ради своей забытой Богом оставшейся жизни.

— Ты пойдешь со мной прямо сейчас. — Грейс с удивительной силой вцепилась своими маленькими пальчиками в его руку. — Совершенно ясно, что за этим кроется что-то еще, и я не успокоюсь до тех пор, пока не вытащу из тебя всю правду, до последней капли. Я не позволю вам одурачить меня трижды, милорд.

Ощущая себя котом, которым руководит мышка, Майкл позволил Грейс повести себя к дальней калитке; в окнах на другой стороне ее роскошного дома мерцал свет горящих свечей.

Они поднялись по мраморной лестнице, и перед ними тотчас распахнулась входная дверь. К чести дворецкого, он не сказал ни слова, когда Грейс, отряхивая на ходу снег, направилась вместе с Майклом через холл к лестнице, ведущей наверх.

Майкл переставлял за ней ноги, абсолютно не желая втягивать ее в подробности своей жалкой жизни.

Грейс нажала на медную ручку двери в комнате на четвертом этаже и вошла. Испуганные глаза служанки отметили присутствие Майкла раньше, чем хрупкая мисс опустила свой взгляд.

— Салли, пожалуйста, оставь нас.

— Да, миледи. — Служанка сделала реверанс, бросила раскладывать пеньюар и немедленно исчезла.

— Грейс… — прошептал Майкл.

— Нет, — остановила она его. Потом Грейс прошла к изысканному камину из розового мрамора и опустилась на колени с явным намерением развести огонь.

— Пожалуйста, позволь мне, — сказал Майкл, подойдя сзади. Ему ужасно хотелось найти шаль, чтобы согреть ее.

— Нет, со мной все в порядке, и я способна разжечь огонь в камине.

Чтобы сложить два полена, ей потребовалась целая вечность, но Майкл с гордостью смотрел на нее. Господи, как он любит ее! Она даже не представляет как. А он не станет обременять ее этим. Майкл боялся, что она примет вызов и полюбит ужасную и недостойную оборотную сторону его жизни и тем самым разрушит свою жизнь.

— А теперь ты расскажешь мне, что произошло на самом деле. — Грейс встала и растопырила пальцы над огнем, но на Майкла по-прежнему не смотрела. — И еще ты расскажешь мне, почему, когда ты достаточно повзрослел для того, чтобы понять, что тебя не станут обвинять в пожаре, который ты, возможно, случайно устроил, ты не появился и не занял свое законное место в обществе. Место, которое, между прочим, обеспечило бы нам с тобой одинаковое положение в жизни, верно? Или я ошиблась, когда слышала, как ты говорил Люку, что это требуется для совместной жизни?

— У тебя очень хороший слух.

— Точно. Так сколько времени ты собирался продолжать этот фарс? Сколько еще ты собирался притворяться, что не имеешь отношения к той примитивной кучке джентльменов, которые отправляют своих кобыл на продажу или позволяют управлять собой как призовыми жеребцами в обмен на состояние?

— Ой, я собирался делать это всегда. — Майкл почувствовал, как защекотало в горле и захотелось засмеяться.

— Черта с два! Говори, почему ты живешь во лжи?

— Грейс… Как начать?

— Времени у меня предостаточно, я никуда не спешу.

— Признаюсь, — Майкл провел рукой по волосам, — что одна половина меня хочет, чтобы я остался в твоей памяти лучше, чем есть на самом деле. Но есть и другая моя половина, которая никогда не была способна доверять кому-то. Я думаю, что абсолютно лишился этой способности вскоре после того, как учитель в приюте разрешил Роуленду Мэннингу взять меня в подмастерье, когда мне исполнилось одиннадцать лет. Я должен был научиться ремеслу кузнеца, подковывающего лошадей в его платной конюшне, в убогом, находящемся в то время в бедственном положении предприятии. Понимаешь, Роуленд был старшим братом Ховарда Мэннинга, бывшего конюха конюшен в Уоллес-Эбби.

— И что? — Грейс по-прежнему отказывалась смотреть на Майкла, а он стоял в нескольких шагах от нее, готовый уйти сразу, как только она попросит.

— Ховард ушел работать к брату после случившегося пожара… После того как отдал меня в приют, где Роуленд знал хозяина.

— Но почему Роуленд Мэннинг взял тебя в подмастерье через несколько лет?

— На самом деле, как я узнал позже, это была идея Ховарда. Возможно, он хотел присматривать за мной. — Майклу так трудно было говорить об этом, его хриплый голос выдавал все переживания. — Поначалу, когда меня взяли в ученики, я надеялся, что Мэннинг…

— Хорошо отнесется к тебе? — мягко сказала Грейс.

— Достаточно сказать, что вместо этого они оказали мне гораздо большую услугу, — презрительно фыркнул Майкл. — Они научили меня всему, что мне надо было знать о доверии и зависти, о безрассудной семейной преданности, и, более того, они объяснили мне, как устроен мир. Тебе нужны еще подробности?

— Майкл, между нами не должно быть больше лжи. — Грейс увеличила расстояние между ними, сделав несколько шагов и встав за высокой спинкой широкого кресла, но все-таки подняла наконец на него красивые глаза. — Я собираюсь рассказать тебе, что сделала сегодня утром, но только после того, как ты расскажешь, на этот раз искренне, почему ты скрываешься. Здесь явно есть какое-то большое недоразумение.

Майкл стоял как вкопанный, слушая, как бешено, колотится сердце в груди. О Господи, что же она сделала утром?

— Никакого недоразумения здесь нет, Грейс. Я тебе говорил, что сыщики с Боу-стрит много лет разыскивают меня. Для этого у них есть отличный стимул — пять тысяч фунтов. Можно не сомневаться, что Роуленд Мэннинг предоставит людей постарше, которые все еще работают у него, чтобы дать свидетельские показания о моей виновности.

— Но у тебя будут все привилегии титула, чтобы защитить тебя, помочь тебе. Это действительно глупо, Майкл. Палата лордов никогда не позволит одному из них отправиться на виселицу из-за несчастного случая.

— Грейс, — Майкл подошел к ней с другой стороны кресла и ухватился руками за его спинку, — дело не в моем отце и не в пожаре. — Они долго молча смотрели друг на друга, потом Майкл сжал руками виски, чтобы снять напряжение. — Когда я подрос, я стал интересоваться, почему Ховард настаивал, чтобы я прятался. Я никогда не был уверен, но думаю, что, возможно, он крал лошадей из имения.

Майкл снова положил руки на спинку кресла, заставляя себя не дотрагиваться до Грейс.

— Понимаешь, отец, хоть и занимался вечно всеми делами имения, мог и не замечать, если пропала одна-две лошади. У нас, их было огромное количество. Уоллес, в самом деле, славился своим табуном. Имение было всем для моего отца, который стал преемником многих поколений великих людей. Каждый день он сам работал до изнеможения, постоянно прибавляя, расширяя, улучшая имение. В моем отце присутствовала какая-то грусть, которую я никогда не понимал, но это то, что постоянно преследовало его, — помолчав, тихо добавил Майкл.

— Но почему он был таким несчастным?

— Не знаю. Я был слишком мал, чтобы понимать все это. Но я помню, что слышал, как иногда поздно вечером он ругался за дверью своей комнаты. Он все время звал Мору.

— И кто это?

— Я не знаю. Я же говорил тебе, мою мать звали Лавиния.

— Продолжай.

— Возможно, отец поймал Ховарда Мэннинга на краже лошадей. Возможно, это Ховард поджег конюшню. — Майкл замолчал, погрузившись в воспоминания. — Честно говоря, скорее всего я сочинил весь сценарий, чтобы избежать ответственности.

— У тебя есть доказательства? — побледнев, прошептала Грейс.

— Дело в том, что я помню: когда я выбрался из задымленных конюшен, то видел, как Ховард Мэннинг ведет несколько наших лошадей темноволосому, гибкому и крепкому мужчине. Этого человека я никогда раньше не видел. Ховард передал ему лошадей, а потом, когда все ушли, повернулся и заметил меня. Когда из огромного дома появилась дюжина слуг, он прогнал меня и успешно убедил, что я виноват. Я беспомощно наблюдал, как огонь уничтожает конюшню и движется вдоль разделительных стен к дому и постройкам, — едва слышно рассказывал Майкл. — Я отчаянно пытался прорваться к отцу, когда кто-то вытащил его безжизненное тело из руин, оставшихся от конюшни, но Мэннинг не позволил мне это сделать, он прогнал меня. Эта сцена преследует меня каждый день всю жизнь.

Грейс не сказала ни слова, но на ее лице отразилось сострадание. Майклу не хотелось рассказывать ей остальное.

— Я сказал тебе, что убил кое-кого и потом сбежал. Этим кем-то был Ховард Мэннинг, а мне было в то время пятнадцать лет. Я отказываюсь обсуждать это. Истина заключается в том, что этот человек умер от моей руки, даже если это был несчастный случай. В это Роуленд Мэннинг откажется поверить, а другие подмастерья и люди, которых он нанял на работу, слишком боятся говорить, чтобы Роуленд не выгнал их. Ховард — это вся его семья, и он не потерпит никакой правды о своем брате. Этот несчастный случай уничтожил шанс на нормальную жизнь для меня и лишил возможности узнать, что же на самом деле произошло в ту ночь пожара.

— Я верю тебе, Майкл, — в полной тишине сказала Грейс, и Майкл заметил, как смягчился ее взгляд.

Такая вера в него поразила Майкла.

— Не надо, дорогая моя. Я пытаюсь оградить тебя от негодяев.

— А мне начинает казаться, что тут ты ничего не понимаешь. Поверь мне, когда я говорю, что стала в этом деле крупным специалистом. Ты — всего лишь мелкий шалопай, который вечно попадает в неприятные ситуации, где бы ни оказался. Люк и Куин — более продвинутые экземпляры, отъявленные хулиганы, если хочешь. Ты можешь получить это звание, только если внушишь даме мысль, что в конце концов поведешь ее к алтарю. Мне ты никогда даже не намекал об этом. На самом деле все как раз наоборот. Ты всегда ясно давал понять, чтобы я не связывала с тобой свои надежды.

У Майкла дрожали руки, и он сцепил их у себя за спиной, чтобы скрыть нервозность.

— Думаю, должна предупредить тебя, поскольку совершенно очевидно, что я, пока живу и дышу, способна окружать себя лишь далекими от идеала мужчинами, исключение составлял только мой дорогой лорд Шеффилд, то вполне возможно, что с таким же успехом я могла бы перестать так упорно стараться вести респектабельную жизнь.

— Грейс, даже не думай об этом, пожалуйста. Теперь я все рассказал тебе. Всю эту отвратительную историю. Завтра, если не раньше, мне опять придется исчезнуть. Но я готов. На этой неделе я принял меры предосторожности, чтобы защитить большую часть того, что оставил мне Сэм. Мне пришла в голову мысль… Нет, я не скажу тебе, куда направлюсь. Если мне повезет, я, возможно, даже смогу тайно продать Бринлоу, не раскрывая своего места пребывания.

— Майкл…

— Да, любовь моя?

— В своей жизни я никогда не рисковала даже монетой в полпенса. Ты ведь знаешь это, да?

— Да, но какое отношение это имеет к…

— Нам обоим придется рисковать чем-то, отказываться от чего-то, что является существенным, если потребуется.

— Если ты считаешь, что можешь предложить что-нибудь, чтобы заставить Роуленда Мэннинга отказаться от этого дела, то ты ничего не знаешь о характере этого человека. Я скорее представлю тебя лицом к лицу с гнездом змей, чем на расстоянии менее тысячи футов от такого сгустка злобы, на которую способен Мэннинг. Это человек, твердо решивший мстить. Я знаю это, потому что за несколько лет он увеличил сумму вознаграждения за мою поимку, — покачал головой Майкл. — Грейс, ты ничем не станешь рисковать.

— Мне кажется, что на самом деле это ты, Майкл, боишься чем-нибудь рискнуть. Но я могу это понять. Наверное, я бы чувствовала то же самое, если бы все, от кого зависит моя судьба, предали меня. У меня по крайней мере был лорд Шеффилд, есть Эйта и мои друзья.

Ее слова убивали Майкла, и он наконец понял ее презрение к жалости. А он не хотел жалости к себе. Майкл открыл рот, но Грейс остановила его взмахом руки.

— Майкл, не смей мне говорить, что я могу и чего не могу делать. Все решено. И я не хочу слышать ни одного твоего возражения. Ты лишился этого права, когда солгал мне, и все по причине благородства. У меня есть только одно условие. Если оно выполняется, тогда у тебя есть право довести мои планы до конца.

— Что это за условие?

— Твое сердце должно полностью, безвозвратно и по-настоящему принадлежать мне. И не думай, что опять сможешь солгать мне. Клянусь, если ты сделаешь это, я стану рядом со святым Петром у ворот рая и сама призову церберов, если ты попадешь туда после меня.

— Дорогая моя… — Майклу хотелось смеяться и плакать одновременно. — Это только лишний раз доказывает, что я плохо влияю на тебя. Ты теряешь свою доверчивость и намекаешь на ужасный риск. А где же та молодая леди, которая ненавидит любой вид пари? Пожалуйста, только не говори, что ты собираешься вместе со мной катиться к катастрофе.

— На самом деле я собираюсь ехать туда верхом, потому что мой экипаж знают все.

— Грейс, скажи мне, что ты задумала? Я сам раньше предстану перед палатой лордов или отправлюсь в тюрьму, чем позволю тебе подвергать себя опасности.

— Нет. Пока об этом не может быть и речи. Я думала, что нам придется уехать, вполне возможно, навсегда. Я думала, если тебя когда-нибудь найдут, мы сможем оставить всех, кого знаем. Бросим все, разумеется, кроме моего состояния. Мы могли бы построить новую жизнь для нас. Я даже думала о Шотландии. Думала, тебе там будет очень безопасно. Но теперь…

— Что теперь?

— Мне кажется, ты не до конца понимаешь власть, которая стоит за твоим титулом, если нам удастся вернуть его и если мы сможем найти свидетельства против Мэннинга.

— Неужели ты полагаешь, что я не думал об этом каждый день, как только достаточно повзрослел, чтобы понять, что виноват, возможно, Ховард Мэннинг? Грейс, это невозможно. Ведь это будет мое слово против Роуленда Мэннинга, который, позволь тебе напомнить еще раз, является одним из наиболее влиятельных людей в Англии. В конце концов, ясны два факта. Первое: все оставшиеся слуги из Уоллес-Эбби подтвердят, Что меня ругали за то, что я оставлял горящие лампы в конюшне. Второе: работники Мэннинга скажут, что это я убил Ховарда. И, что важнее всего, я не хочу публично признаваться, кто я такой на самом деле.

— Но почему, Майкл?

— Если я это сделаю, ужасное пятно позора на веки вечные ляжет на честное имя Уоллеса. Мой дорогой отец вряд ли захотел бы, чтобы я марал моей кошмарной историей опубликованные семейные списки многих поколений неутомимых Уоллесов. И кроме всего прочего, я не стану порочить твое имя, связывая его с моим. Обвинение в убийстве было предъявлено на имя, которое Ховард и Роуленд придумали для меня, когда отдали в приют. И у Роуленда есть все основания хранить мое настоящее имя в тайне. На этом мы и остановимся.

Грейс долго смотрела на него, а потом, не обращая внимания ни на одно только что сказанное Майклом слово, продолжила:

— Возможно, нам не придется уезжать навсегда. Но нам требуется время побыть в одиночестве, подальше отсюда, чтобы все очень тщательно обдумать.

— Грейс, милая, пожалуйста, хватит. — Майкл уже не мог сдерживать свое желание дотянуться до нее. — Я больше не могу спорить с тобой. Я не гожусь для этого. Ради всего святого, перестань использовать спинку этого кресла как барьер, разделяющий нас.

— Я использую ее не для того, чтобы удерживать тебя от меня подальше.

— А для чего тогда?

— Чтобы иметь возможность продолжать стоять.

— Что, прости?

— После того как я написала письмо агентам о согласии взять в аренду загородный дом в пригороде Лондона, — Грейс повернулась, достала газету «Морнинг пост» и передала ее Майклу, — Розамунда опять отвезла меня в увеселительные сады, чтобы покататься верхом, потому что мне нужна практика верховой езды, если придется уезжать отсюда. Я и не думала, что мои ноги будут болеть так сильно. Ой, а еще я воспользовалась вымышленным именем, когда договорилась об аренде дома на двенадцать месяцев.

Казалось, что Грейс говорит на иностранном языке. При этом у нее был абсолютно невозмутимый вид.

— Знаешь, для обеспеченной женщины, которую воспитали жить в строгости и соблюдать приличия, ты, безусловно, проявила мастерство в хитрости и обмане. Вымышленное имя, да, дорогая? Бежать с беглецом в… — Майкл бросил взгляд на свернутую газету, — Айви-Коттедж в Беркшире? А потом что?

— Мне кажется, это то, что надо, пока мы не решим, будем ли бороться или оставим все как есть.

Он никогда не позволит ей навсегда покинуть ее мир. Майкл не был уверен, позволит ли уехать ей даже на время. Но он не святой, чтобы вот так просто оставить ее сейчас.

— Грейс…

— Да?…

Майкл обошел кресло и наконец заключил Грейс в объятия.

— Спасибо, — прошептал он, уткнувшись в ее волосы. — Никто никогда… — Слова застряли у него в горле.

— Думаю, это означает, что я заслужила твое восхищение. Наконец-то. Уверена, что на кухне мне бы не удалось этого добиться.

— Грейс, тебе никогда не надо было стараться произвести на меня впечатление. Я трепетал перед тобой с того самого дня, когда ты без единого звука позволила мне наложить швы на рану. Ладно, — улыбнулся Майкл, глядя на ее нежную, как лепесток розы, кожу, — ты возмутилась немного, но не проронила ни одной слезинки.

Грейс повернулась в его крепких объятиях и, подняв руки, обняла его за шею.

— Грейс…

— М-м-м…

— Мне бы хотелось остаться здесь и хоть на время забыть про весь остальной мир. Но возможно, тебе лучше, вернуться на праздник в дом Хелстона. Может, мне следует уйти?

— Нет, — выдохнула Грейс и коснулась своими мягкими губами его губ.

— А я надеялся на послушного партнера.

— Кроме себя, тебе некого винить. Это ты научил меня думать как мужчина. — Грейс потянула к себе голову Майкла, пока его губы не оказались совсем рядом. — Теперь поцелуй меня.

— Если вы настаиваете, леди Шеффилд.

— Миссис Ройен, — прошептала Грейс.

Майкл слегка отклонился назад. Ее веки отяжелели от страстного желания, но в уголках губ таилась улыбка.

— Миссис Ройен, да? Звучит как откуда-то с замерзшего севера.

— Я знаю, — ответила Грейс, притягивая его опять к себе.

Они растворились друг в друге. Майкл приподнял Грейс, сел на плюшевое кресло и усадил ее к себе на колени, не в силах заставить себя расстаться с ней.

В жарком золотистом отблеске камина он гладил ее щеки… и чувствовал радость на душе. Он испытывал счастье, потому что раскрыл все старые страхи и свое прошлое перед другим человеком и этот человек принял его, несмотря на многочисленные грехи и пороки.

Майкл вдруг почувствовал, что Грейс снимает его мокрый шейный платок. Потом ее изящные пальчики занялись сюртуком и исчезли под рубашкой.

— Дорогая, — Майкл вдыхал запах ее волос, — ты говорила, что у тебя болят ноги после верховой езды. Давай-ка, вот так. — Он опять приподнял ее и посадил на коленях к себе спиной. — Позволь мне облегчить страдания твоих мышц. Вот так, приляг на меня.

Грейс расслабилась, прижавшись спиной к груди Майкла, скромно сжав колени и вытянув ноги поверх его ног. Крепкие руки Майкла массировали напряженные мышцы через многочисленные слои ткани. Ощущение было божественным.

— Вот так, — шептал Майкл, уткнувшись в шею Грейс, — расслабься.

— О, это божественно! — выдохнула Грейс.

— Приятно слышать.

— У тебя хорошо получается.

— У меня была большая практика, — хихикнул Майкл, пока его руки продолжали творить чудеса.

— Меня это не удивляет, — широко распахнула глаза Грейс, но в ее голосе не было ни капли раздражения.

Руки Майкла замерли, и он поцеловал Грейс в макушку.

— Я имел в виду лошадей, которых меня наняли чистить, дорогая.

— Ну конечно, — пробормотала Грейс и почувствовала какую-то безрассудную легкость, хотя понимала, что должна быть начеку. Но она так устала сдерживать себя, так устала думать обо всех сложностях, которые им еще предстоит пережить в свете тяжелых грядущих дней. Больше всего в этот момент ей хотелось отпраздновать их совместное будущее, в каком бы виде оно ни сложилось. Майкл любит ее, в этом она была уверена. Ей не хотелось подвергать это ни малейшему сомнению.

— После долгого трудного дня животным это особенно нравится. — Майкл стал массировать ее ноги по всей длине. — Здесь тоже болит? — Его пальцы прощупали ягодицы, скрытые под тонкой тканью белья и шелкового вечернего платья.

Грейс слишком стеснялась, чтобы дать ответ на этот вопрос.

— Надеюсь, ты не возражаешь, но… — Майкл тянул ее платье вверх до тех пор, пока не открылись ноги, — так массаж делать легче, и ты будешь чувствовать себя лучше.

Грейс едва дышала.

— Ты слишком зажата, я чувствую это, — прошептал Майкл, уткнувшись в ее шею сбоку. Грейс уловила его запах, и от сумасшедшего желания у нее закружилась голова.

Майкл снял перчатки, и она почувствовала тепло его мозолистых ладоней даже через нижнее белье. Грейс опустила взгляд вниз и увидела крепкие загорелые руки, разминавшие ее бедро выше чулка, перевязанного ленточкой.

О, удовольствие от освобождения от чрезмерного напряжения в мышцах благодаря его умелым рукам принесло определенное расслабление. И кое-что еще, о чем Грейс стеснялась признаться вслух. Несколько минут она слышала лишь шуршание ткани да их совместное затрудненное дыхание. Наконец Майкл наклонился вперед и прошептал:

— Тебе не будет больно, если я сделаю вот так?

Майкл взял одну ногу Грейс и поместил ее на подлокотник кресла. Вторая нога осталась лежать у него на коленях.

Грейс задрожала.

— Теперь расслабься и позволь мне позаботиться о тебе. — Его руки двинулись по панталонам медленно, со знанием дела, принося облегчение натруженным мышцам на внутренней поверхности бедра. Но Грейс чувствовала себя ужасно незащищенной.

Его руки переместились к пояснице Грейс, и он стал массировать ей позвоночник через шелк платья и китовый ус корсета до тех пор, пока, ни слова не говоря, расстегнул платье и снял его с плеч. Потом он расправился с корсетом, бормоча что-то про проклятые железные клетки Англии. После этого его пальцы вернулись к болевой точке на изгибе спины.

— Расскажи мне, как ты ездила сегодня верхом.

Господи, как же трудно сосредоточиться, когда он прикасается к ней! Неужели он не понимает, что она чувствует?

— Это так чудесно, — пробормотала Грейс. — Я имею в виду, верхом ездить было так чудесно. Розамунда показала мне, как пользоваться поводьями, и я немного проехала рысью, после того как довольно длинное расстояние проехала шагом. И ей не пришлось вести лошадь на поводу.

— На какой лошади ты каталась?

— На пони Фэрли, но…

— Но? — Майкл распутал многочисленные нити жемчуга на шее Грейс, расстегнул их, и они соскользнули вниз перед ней.

— Я бы предпочла Сиу.

Майкл хихикнул и медленно положил вторую ногу Грейс на противоположный подлокотник кресла.

— Не возражаешь? — пробормотал он и стал массировать внутреннюю часть другого бедра.

— Мне нравится, — застенчиво ответила Грейс.

Майкл застонал, и для нее его стон показался музыкой.

Через некоторое время короткие с нажимом движения его пальцев превратились в продолжительные соблазнительные ласки.

— Расслабляйся с каждым движением, — шептал он ей на ухо. — Нет, не двигайся. Да… именно так.

Грейс затаила дыхание.

— Ты такая нежная, — бормотал Майкл, зарывшись лицом в ее волосы. После каждого очередного мягкого движения Грейс гадала, осмелится ли он проникнуть в вырез ее панталончиков. И понимание того, что он вполне может это сделать, наполняло ее невероятной чувственностью. Напряжение заставляло Грейс сжимать натруженные мышцы всякий раз, когда рука Майкла приближалась еще на дюйм к вырезу.

— Расслабься, любимая.

— Мне кажется, это невозможно, — выдохнула Грейс.

— Тогда, может, ты хочешь, чтобы я остановился? — Майкл коснулся губами ее шеи, а его руки замерли на бедре у Грейс, и она не смогла сдержать рвущегося из горла стона. — Или… может, предпочтешь все-таки продолжить? — В этот момент пальцы Майкла преодолели последний дюйм тонкой ткани и проскользнули в вырез, коснувшись лепестков влажной плоти в центре. — О Господи, ты изумительна, — нежно прошептал он.

Грейс закусила губу, чтобы не вскрикнуть, и преисполнилась гордости.

Кончиками пальцев Майкл творил что-то невообразимое.

— Любимая моя… такая нежная, такая прекрасная.

Грейс попыталась повернуться к нему, но он ее остановил:

— Не двигайся. Я скучал без тебя, и после всего, что натворил, после всего, что случилось, Грейс, на этот раз мне хочется сделать что-нибудь правильное, что-нибудь для тебя.

Грейс наклонила голову вперед.

— Ты позволишь мне, дорогая?

Грейс не могла говорить, спазм перехватил ей горло, она лишь кивнула в ответ. Майкл резко выдохнул, освободился от последнего оставшегося между ними барьера, ее сорочки, а потом прижал ее спину к своей груди.

Грейс увидела, как его руки скользнули вверх и обхватили нежные полукружия груди, и дыхание ее стало прерывистым. Пальцы Майкла коснулись напряженных сосков, и Грейс задохнулась от пронзившего ее сладострастного ощущения, охватившего низ живота и разлившегося по всему телу.

— Здесь все еще болит? — Он коснулся ее шрама под грудью.

— Совсем нет, — прошептала она.

— Господи, как вкусно ты пахнешь! Как женщина, как ароматные цветы после весеннего дождя. Знаешь, когда ты уехала, у меня осталась твоя шаль. — Сквозь полуприкрытые веки Грейс видела, как его руки отыскали кучку жемчуга, лежавшего перед ней. — Боюсь, мне не хватило решительности вернуть ее тебе. — Майкл взялся за концы жемчужных нитей и провел бусинами по груди Грейс, дразня ее. — Тебе нравится? — пророкотал его низкий голос.

Как он может рассуждать так спокойно, когда сама Грейс не могла выдавить ни слова, даже чтобы спасти сейчас свою жизнь? Она едва дышала.

— Я подумал, что тебе понравится. Может быть, дорогая, — пробормотал Майкл, — это тебе тоже понравится.

Он намотал на кулаки многочисленные нити жемчуга и провел ими вниз по ее телу, пока Грейс едва не задохнулась от смущения. Она резко запахнула разрезанные края панталончиков, но Майкл только хихикнул, не обращая внимания на ее робкий протест. Потом он осмелился сделать нечто невыразимо грешное, лаская жемчугом ее плоть, пока на вершине чувственного удовольствия Грейс не стала раскачиваться в такт его движениям. Когда у нее перехватило дыхание, он остановился, и по ее телу прокатились спазмы необыкновенного удовольствия.

— Майкл… — тихо позвала Грейс, когда к ней вернулась способность логически мыслить.

— Да, любовь моя?

— Это было… ужасно приятно.

— В твоем голосе я чувствую какое-то «но».

— Ну, просто мне нравится, когда я тоже могу доставить тебе удовольствие.

Майкл замер, потом из его груди вырвался стон.

Грейс соскользнула с кресла, повернулась к Майклу и кивнула в сторону своей спальни за соседней дверью. Он приглушенно вскрикнул, подхватил ее на руки и понес ее туда, куда она указала.

В лондонском доме эта комната у Грейс была любимой. Стены здесь были обиты тонкой тканью в розовых и белых тонах, окна украшали подобранные в тон стенам, шторы, на кровати лежали подушки и пуховое одеяло. Это были явно женские владения.

Майкл посадил ее на кровать и снял остатки своей и ее одежды, прежде чем присоединиться к ней на мягком ложе.

— М-м-м… это слишком соблазнительно! — прорычал он.

Грейс никогда по-настоящему не видела его восставшей плоти, и теперь представшее перед ней зрелище немного лишило ее присутствия духа. Мощь его желания обладать ею была великолепна, но все же Грейс была рада, что тогда, в первый раз, не увидела этого так откровенно, иначе могла бы оробеть.

— Что ты имеешь в виду, Майкл?

— Твою роскошную, спокойную жизнь. Мне почти захотелось стать таким домашним… Ты будешь настаивать на ошейнике, инкрустированном драгоценными камнями?

Грейс бросила в его голову подушку, а он увернулся и прижал Грейс к кровати.

Господи, от нее нельзя было оторвать глаз… Золотистые волосы, словно ореол, окружали ее лицо, в прекрасных глазах танцевало веселье, на губах играла мягкая невинная улыбка.

Майкл больше не мог сдерживаться. Ему и так потребовалось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не овладеть ею прямо там, на том проклятом кресле.

Он отпустил ее плечи, и она своими нежными руками прикоснулась к его лицу, потом провела по груди, легко скользнула по ребрам вниз, к стальной упругости мышц живота. На фоне его грубой силы пальцы Грейс были такими бледными и тонкими. Она прошлась двумя руками по всему его телу, и Майкл задрожал от напряжения, пытаясь контролировать себя. Он что-то пробормотал и остановил ее руки:

— Нет, любовь моя, прости, но я не могу рассчитывать, что все будет происходить медленно, если ты будешь так делать.

— Неужели все джентльмены, находясь в кровати дамы, так много болтают? — улыбнулась Грейс, ее глаза светились гордостью и счастьем.

— Этот — да, — весело заявил Майкл. — Тебе это не нравится?

— Нравится, — прошептала Грейс.

— Откинься на подушки, — скомандовал Майкл, глядя на нее с нескрываемым счастьем в глазах. — Знаешь, если мы должны уехать вместе, мне кажется, это была бы хорошая идея, если…

— Что?

— Ну, весь этот нежный образ жизни… вся эта женская роскошь… Возможно, в нашей новой спальне мы могли бы поставить бильярдный стол, чтобы как-то компенсировать все эти безделушки. Но я полагаю, пока мы обойдемся тем, что есть, — подытожил Майкл, слушая ее смех. Он обхватил руками ее стройные ноги и аккуратно развел их в стороны. Увиденное едва не заставило его взорваться.

Его возбужденная плоть коснулась нежных влажных лепестков, и Майкл замер, но только на мгновение. Он входил в нее толчками, пока наконец не позволил своей болезненно восставшей плоти войти в нее.

О Боже! Какими же узкими и горячими были эти ворота в рай!.. Майкл уже забыл об этом. Он услышал ее глубокий страстный вздох, и это подтолкнуло его к более решительным действиям. Он осторожно вошел в нее до конца. От напряжения у него устали плечи, заболели мышцы.

Он приподнялся, чтобы увидеть ее лицо, вспыхнувшее румянцем, а потом почувствовал, что ее руки пытаются крепче прижать его к себе.

— Да, любовь моя, — пробормотал Майкл и стал медленно двигаться.

Но тут Грейс сказала такое, что едва не заставило Майкла растерять все самообладание.

— Я хочу быть сверху.

— Что ты только что сказала?

— Я хочу быть сверху. Так будет честно. Ты сам сказал, что это все — для меня, разве не так?

У Майкла от сдерживаемого желания дрожали руки.

— Это было прежде, — сдавленно засмеялся он. — А сейчас тебя должна была накрыть волна пронзительного удовольствия, ты должна была раствориться в ней и не задавать мне вопросы, что да как.

— Да, я… Я почти растворилась, но не настолько, чтобы не знать, чего я хочу.

— Наверное, мне следовало догадаться, — слабым голосом сказал Майкл, — какой будет жизнь с девушкой из сурового холодного края. — Он приподнялся и, осторожно выйдя из ее лона, перекатился на бок, увлекая ее за собой. Теперь это прекрасное чудо оседлало его бедра, а на лице у Грейс застыло комичное выражение неуверенности. — Похоже, тебе необходима помощь? Совет?

— Нет, все в порядке.

— Я знаю, — хихикнул Майкл, — всякий раз, когда ты говоришь эти слова, все обстоит как раз наоборот. Дорогая моя, позволь мне показать тебе кое-что. — Он обхватил руками ее тонкую талию. — Постарайся контролировать процесс. Будь осторожна. Я не позволю причинить тебе боль, — настаивал Майкл, направляя ее на себя.

Грейс распахнула глаза и, гордо держа свое тело, медленно опустилась на него и замерла.

— Вот так, теперь расслабься.

Острое как стрела ощущение заставило ее начать двигаться, а Майкл продолжал удерживать ее за талию, чтобы не позволить пылу, с которым она это проделывала, довести ее до беды. Но потом Грейс схватила его за руки и завела их ему за голову; Она не отказывалась от намерения настоять на своем, и, да поможет ему Бог, Майкл позволил ей сделать так.

Глядя на эту чудесную женщину, которой он хотел подарить мир, Майкл ощутил, что налившаяся плоть была готова взорваться живительной влагой.

— Грейс… подожди. Нет…

Грейс наклонилась и поцеловала его, и слова Майкла потерялись в вихре мощного желания и страсти. Его плоть реагировала буквально на каждый импульс, исходящий от тела Грейс. Одним непрерывным, длинным движением она вдруг опустилась на него до конца, и Майкл почувствовал полное слияние с ней. Она осмелилась принять его мужское естество, и в какой-то момент после очередного мощного движения, когда ее чувства достигли высшего предела, Грейс судорожно содрогнулась всем телом и вскрикнула от невероятного наслаждения. Он заглянул в ее охваченное экстазом лицо, из его груди вырвался глубокий вздох, и пронзительный восторг слияния двух тел лишил его способности управлять собой. Майкл уже не мог, да и не хотел остановить пульсирующее извержение собственной плоти.

Потому что он, наконец, нашел свою безопасную гавань — однажды и навсегда.

Ему потребовалось невероятное усилие воли, о существовании которого в себе Майкл даже не подозревал, чтобы освободиться из ее объятий, когда Грейс уснула. Он написал несколько слов о том, что ей надо отдохнуть, обещал прислать записку на рассвете с указанием их дальнейших действий и подписал все это как мистер Ройен.

На сердце впервые за несколько лет было легко. Майкл осторожно выглянул из окна верхнего этажа, чтобы проверить, нет ли какой опасности. Он просчитал, что пройдет примерно час, прежде чем Мэннинг услышит о его появлении, потому что два или три экипажа среди других, дожидавшихся у дома Хелстона, были выкрашены в цвета конюшни Мэннинга.

Майкл выпрыгнул через одно из боковых окон первого этажа и последние несколько шагов проделал, пригнувшись к земле.

Потом он выпрямился, но его тут же окружил хруст многочисленных шагов по дорожке, засыпанной гравием, и Майкл с отвратительной обреченностью понял, что его скудный резерв удачи, в конце концов, иссяк.