Глава 6

В синеватом резком свете нового зимнего дня Грейс восстанавливала события прошедшей ночи. Она вспоминала, что ей говорил мистер Раньер, как он прикасался к ней, и от этих воспоминаний ее окутывала волна тепла. О… все это было так грешно! Но все же…

Так прекрасно. Так удивительно грешно…

Благочестивые люди, конечно, такого не делают. Мистер Раньер был кузнецом и фермером. Возможно, так делают в колониях. По другую сторону океана была опустошенная войной дикая местность.

Потом Грейс вспомнила герцога и герцогиню Хелстон, растянувшихся на краю бильярдного стола. Рука Люка залезла глубоко в лиф Розалинды, а ее рука находилась глубоко в его бриджах. При этом они смеялись. И дыхание их было прерывистым. И Люк называл ее ведьмой, а Розалинда его — дьяволом. И Грейс, чтобы не умереть от стыда, тихо проскользнула тогда в свою комнату.

Но вполне возможно, что в колониях все происходит так же, как и здесь. Грейс уцепилась пальцами за подоконник, выглянув из окна на укрытое снегом пространство. Белый снег так блестел под лучами яркого солнца, что глазам было больно смотреть, поэтому она перевела взгляд на мерцающий блеск нитей с жемчугом, который всегда успокаивал ее.

Ей бы надо было радоваться солнцу, а ей было не до радости. Грейс давно хотела забыть свою жизнь, и здесь, в этом скромном деревенском имении, ей это удалось. И теперь, когда это осуществилось, она признавала, что страстно хотела задержаться здесь ненадолго, прежде чем продолжить свой путь на остров Мэн. Ей не хотелось думать о будущем. Она так долго думала о нем, потому что именно этим должна заниматься леди, имеющая благородное происхождение.

Понятно, почему не надо поддаваться соблазнам. И все же… Неужели тайные поступки вдовы и кузнеца, затерявшихся где-то между Дербиширом и Йоркширом, на самом деле будут грешными?

Грейс выпрямилась и устремила взгляд вперед. Она не задержится здесь надолго, если решающее слово в этом вопросе окажется за ярким солнцем. И мистер Раньер совершенно ясно дал понять, что случившееся прошлой ночью — просто неожиданное мимолетное увлечение. У этого человека, очевидно, было очень мало времени на банальные плотские развлечения. Учитывая те обстоятельства, его основное занятие — тяжелый труд.

Грейс представила его замахивающимся и ударяющим по раскаленной лошадиной подкове, лежащей на наковальне, его плечи блестят от пота, и улыбнулась. Что подумают о ней ее друзья в Корнуолле, если узнают, что последние несколько ночей она провела в постели бывшего кузнеца, решившего избавить ее от вечного холода, который проник в ее кровь и в ее сердце?

Они никогда этому не поверят. Даже через тысячу зим.

Тут Грейс увидела то, что заставило ее руку застыть в воздухе.

Капля. Одна, потом другая. Ее взгляд метнулся к карнизу, покрытому снегом. Снег таял, и у Грейс упало сердце.

Боковым зрением она уловила какое-то движение за окном. Майкл Раньер своими гигантскими шагами вышел из-за угла дома с лопатой в руках. Прищурившись от яркого блеска снега, он посмотрел наверх и, увидев в окне Грейс, кивнул ей.

Скрежет лопаты нарушил зимнее безмолвие. Майкл расчистил дорожку к входу в дом. Видя, что он отряхивает от снега ноги, Грейс поспешила встретить его.

— Похоже, началась оттепель, — улыбнулся Майкл и подмигнул Грейс. — Как раз вовремя.

— Вовремя?

— Ну, не знаю, как ты, а я буду рад солнцу. Забыл, какой мрачной может быть зима в северных краях.

Грейс постаралась успокоиться. Он вел себя так обыкновенно, как будто вчера вечером между ними ничего такого важного не произошло. А для нее это так много значило. Но совершенно очевидно, что для таких мужчин, как Майкл, это не значило ничего.

— Вы съели свою кашу, графиня? Вам необходимо было подкрепиться. — Майкл поскреб заросший щетиной подбородок. — Особенно после прошедшей ночи.

Грейс почувствовала, как краска заливает ей область декольте.

— Вот это мне нравится.

— О чем ты?

— Мне нравится, как ты краснеешь. — В его глазах плясали веселые чертенята. — Это сочетается с твоим платьем и с твоим жемчугом.

— Не понимаю, как это…

— Это комплимент. Я должен вернуться к Тимми. Один жеребенок из молодняка убежал из стойла, наверное, ему, как и нам, надоело стоять взаперти, и мне надо отыскать его и вернуть на место. Я просто зашел, чтобы убедиться, что у тебя все хорошо. Кстати, как те швы сегодня утром? Может, мне надо…

— Нет, нет. Все выглядит намного лучше. Думаю, на конец-то все заживает. Правда.

— Рад слышать это, — улыбнулся Майкл и с ироничным недоверием посмотрел на Грейс. — Ну, я лучше…

— Подожди. — Она протянула руку и взяла его за лацкан пальто.

Майкл посмотрел на ее руку, потом взял ее в свою ладонь, затянутую в перчатку.

— Да, дорогая моя?

О, у него были такие теплые и выразительные глаза. И проницательные.

— Я совсем сойду с ума, если мне еще один день придется провести в доме. Вещей, которые требуют штопки, больше нет. Ничего, если я хоть немножко прогуляюсь здесь рядом? Я видела, ты расчистил тропинку:

— Не вижу причины запрещать тебе это, но только если прогулка будет короткой. — Майкл тихонько сжал ее пальцы. — Кроме того…

— Кроме того… что?

Будет чертовски приятно изгонять из тебя озноб после прогулки.

Грейс судорожно вздохнула, а Майкл, хохотнув, исчез за дверью.

Пока копыта Сиу проламывали тонкий наст, покрывавший сугробы, Майкл предавался приятным размышлениям о мягкой женственности Грейс Шеффи.

Подобно первому весеннему крокусу, она предстала хрупкой красавицей среди суровой прозы жизни, которая была у Майкла до сих пор. Он покачал головой. Но ведь подобно первому весеннему цветку ее пребывание будет коротким.

Да, он должен признать это. Он научился тому, что надо принимать и наслаждаться любыми короткими удовольствиями, которые судьба подбрасывает на его пути. Тогда остаток пути становится более сносным.

Теперь осталось недолго. Через день-другой по укрытой снегом дороге на расстоянии полумили отсюда смогут проехать колеса крепких экипажей. И очень скоро Майклу придется постараться найти этого глупого мистера Брауна, чтобы дать возможность миссис Шеффи вернуться к прежней жизни среди своих. А он продолжит обживать эту новую, многообещающую землю, раскинувшуюся перед ним. Один только взгляд на бескрайние поля пробуждал в нем нетерпение поскорее начать посевные работы. Ему потребовалось более десяти лет, чтобы расчистить три акра дикой местности вдоль реки Потомак. Здесь же не было ни одного упрямого пня, с которым предстояло сражаться. В данном случае Майкла больше беспокоили люди. Любопытные, распространяющие сплетни люди. В душе он радовался, что этот уголок земли запрятался в самой забытой части Англии.

Майкл подозревал, что ему трудно будет наблюдать отъезд Грейс с избалованным денди. Майкл посмотрел на лазурное небо над головой, по которому скиталось одинокое облако. Да, через пару дней она уедет. Майкл поторопил Сиу, переходившую через замерзший ручей.

Один день. И одна ночь. Только сутки, чтобы создать несколько незабываемых моментов, чтобы ему хватало на много зим, которые ждали его впереди. Но с этим ничего не поделаешь, и Майкл отлично умел примириться с правдой. Слава Богу, Грейс тоже умела это делать.

Тут Майкл заметил пропажу. Сбежавшая гнедая лошадь, стоя на вершине небольшого холма, смотрела на Майкла. Он отвязал от седла самодельную узду без удил и уже приготовился спешиться, когда Сиу вдруг заржала. После короткой паузы молодой мерин опустил голову и пошел к ним.

Майкл понимал, что чувствует гнедой мерин. Очень плохо, что он не последовал своим собственным инстинктам.

Через час Майкл верхом на Сиу с годовалой лошадью на поводке преодолел последний сугроб перед конюшней. Он спешился, и в этот самый момент порыв ветра зацепил высохшие коричневые листья, которые упорно держались за ветки дуба; стоявшего рядом с Майклом, и ему пришла в голову мысль, что точно так же, как эти листья, он упорно цепляется за старое, пока не пустит ростки новая жизнь. И пройдет много времени, прежде чем он почувствует себя здесь в безопасности, если такое вообще произойдет когда-нибудь. Может, лучше было остаться в Виргинии, чем прятаться здесь от настоящих сельских жителей.

Майкл причмокнул, погоняя животных, и целеустремленно, решительным шагом направился в конюшню, которая встретила его умиротворенными звуками хорошо накормленных и ухоженных животных. В своем стойле для доения замычала корова, помахивая хвостом, и Майкл увидел там счастливое лицо Тимми, смотревшего на него.

— Вот и вы, сэр. И его тоже нашли, — ухмыльнулся мальчишка. — Мой отец говорит, что это редкая порода, нелегко будет его объездить. Есть в нем что-то дикое.

— Иногда бывает неразумно ломать их характер, Тимми, — посмеиваясь, сказал Майкл и повел молодого мерина в стойло, откуда недавно тот убегал погулять. — Таким образом, ты теряешь их сердца. А какой прок в такой лошади?

— Я об этом никогда не думал, мистер Раньер. — Тимми даже доить перестал. — Я буду вам очень признателен, если вы разрешите мне посмотреть, когда его будут объезжать в первый раз.

Ну конечно. Так, что там у нас еще осталось? Как дела у того ягненка?

— Ой, тут такая странная вещь, сэр. — Тимми поставил рядом с собой наполовину наполненное молоком ведро и встал. — Несколько часов назад сюда пришла миссис Шеффи и попросила показать ей конюшню. Думаю, ей не слишком понравилась куча навоза там, но потом она увидела этого ягненка, ну и…

— Что?

— Сэр, я ничем не смог убедить ее оставить ягненка на месте, когда она узнала, что овца не выжила.

— Где она?

— На кухне. Но она продолжает приходить сюда каждый час и просит еще молока. Я пытался объяснить ей. Но она не стала меня слушать, когда я сказал ей, что вряд ли это правильно — поить ягненка коровьим молоком. Майкл спрятал улыбку.

— Она не из наших мест, да, сэр?

— Нет, Тимми.

— Она такая хорошенькая.

Тут Майкл рассмеялся.

— Вы простите меня, сэр, но я скажу. Мне кажется, она влюбилась в вас.

Майкл замер, потом повернулся к мальчишке.

— Почему у тебя вдруг возникла такая мысль в голове, а?

— Ну, она все время задает мне вопросы. И все эти вопросы — о вас, сэр, — застенчиво пояснил Тимми. — Я подумал, надо рассказать вам, потому что я не знаю, как болтать с изысканными дамами. Никогда не знаешь, что сказать.

— Я всегда считал, что мужчины должны обсуждать какие-то идеи, замыслы, а не людей. А ты как думаешь, Тимми? — мягко спросил Майкл.

— Вы правы, сэр, — пробормотал тот в ответ.

— Тимми, ты дай мне знать, — Майкл взъерошил волосы мальчишки, — если когда-нибудь поймешь, как разговаривать с женщиной, ладно? — Он снял шляпу и провел рукой по волосам, надеясь, что его последующие слова послужат для Тимми ориентиром в том, как вести себя дальше. — А пока я советую тебе держать все в тайне, насколько это возможно. Вопросы не прекращаются никогда, независимо от того, сколько ответов ты даёшь.

Тимми Латтимер узнал много нового для себя из того, что ему рассказал Майкл, пока они завершали последние дела в конюшне. Мальчишка уже поужинал, поэтому Майкл пожелал ему доброй ночи и понес в дом проволочную корзину с яйцами.

Грейс, как он и ожидал, сидела перед кухонной плитой с завернутым в одеяло ягненком на руках, и на какой-то короткий миг, когда ее красивые голубые глаза встретились с его глазами, Майклу показалось, что она держит на руках ребенка, а не ягненка, и он едва не ругнулся.

О чем, черт возьми, он только думает? Какая нелепая мысль! Майкл повернулся, чтобы поставить на плиту кастрюлю с водой и сварить яйца.

— Итак, — откашлялся Майкл, — пытаешься научить ягненка быть теленком, да? И как идут дела?

— Мне кажется, не очень хорошо.

Майкл присел перед ней на корточки и увидел крошечный черный нос, торчавший из одеяла. Ягненок спал крепким сном.

— И почему ты так думаешь?

— Она слишком много спит, — тонкие пальцы Грейс гладили мягкие белые колечки шерсти, — и пьет мало молока.

— Понятно, — Майкл незаметно потрогал низ живота у животного и отдернул руку.

— У нее такая милая мордочка, — с тревогой в голосе сказала Грейс. — Я назвала ее Жемчуг, если, конечно, ты не возражаешь.

Майкл кивнул, стараясь не засмеяться. Ее познания в области анатомии были потрясающими.

— Я пыталась кормить ее с маленькой ложечки, но она не брала ее, поэтому я окунула в молоко вот этот кусок ткани, и она стала пить.

Майкл заглянул в небольшое ведерко, которое было почти полным.

— Она выпила примерно половину первого ведерка. Если быть точной, то она выпила на дюйм больше половины. Я все замерила. Но из нового ведерка она ничего не пила. И… и…

— И что? — Майкл накрыл своей рукой ее дрожащую руку.

— И мне кажется, она умирает, срывающимся голосом сказала Грейс. — Я не вынесу…

— Дорогая моя, — Майкл был не в силах сдерживать улыбку, — этот ягненок не умирает. Он делает то, что и полагается делать, напившись коровьего молока. Он спит.

— Ты уверен?

— Я удивлен, что ты смогла заставить его выпить так много молока. — Майкл не сказал ей, что живот малыша был примерно в два раза больше живота любого другого новорожденного. — Если Жемчуг выживет, то только благодаря твоей заботе.

На лице Грейс появилась откровенная радость с ноткой неуверенности. Наблюдать за этим Майклу было больно. Она была как ребенок, у которого долго не было большого счастья в жизни, и он все еще не верил в него. Как редкий ребенок в приюте, который уходит оттуда, держа за руку новую мать или отца. Как Сэм.

— Ты думаешь, что коровье молоко причинит ей вред?

— Я видел и более странные вещи. — Майкл поскреб подбородок. — Однажды я видел, как ощенившаяся собака кормила поросенка. Но ты не должна возлагать слишком большие надежды. У природы свои законы, и это известно всем. Выживает сильнейший.

— Этот урок я усвоила очень хорошо.

— Вам известен этот урок, графиня? — Майкл выпрямился во весь рост, отказываясь уступить желанию, наклониться вперед и поцеловать ее. Грейс была чертовски красива.

— Да.

— И где же ты его изучала? — Майкл достал из шкафа хлеб, оставшийся сыр и масло. — Я не знал, что ты долго росла в деревне.

— О, в Лондоне еще хуже. Один из принципов общества состоит в том, что аристократам всегда удается избавиться от менее жизнеспособных отпрысков себе равных, законным способом или нет, чтобы сохранить верхние десять тысяч[4] в должном количестве.

— А почему именно эта конкретная цифра? — покачал головой Майкл.

— Просто, как мне кажется, все считают, что «верхние одиннадцать тысяч» звучит как-то неблагозвучно.

— Наверное, у них там слишком много свободного времени, если они тратят его на такую чепуху, — рассмеялся Майкл. — Но я хорошо это помню. — Он замер, потрясенный, что эти слова сорвались с губ, и молился, чтобы она настолько была увлечена ягненком, что не расслышала их. — Яйца сварились.

Майкл, несмотря на протесты Грейс, осторожно положил спящего ягненка в свернутые клубком одеяла.

— Ты когда-то жил в Лондоне? — присаживаясь к столу, спросила Грейс.

— Да. Как многие. — Майкл быстрым движением очистил вареное яйцо.

— Почему ты избегаешь рассказов о своей жизни?

— В ней нет ничего интересного, что можно было бы рассказать, если только ты не хочешь обсудить что-то из области кузнечного и фермерского дела. — Майкл, казалось, практически слышал напряженную работу ее мозга и решил прервать ее усилия, сменив тему разговора. — А где вы росли, графиня?

— Остров Мэн и несколько сезонов в Лондоне. Многие поколения семей моего отца и матери жили на острове. Я как раз туда и направлялась, когда произошла эта авария.

— Тогда этим все и объясняется.

— Объясняется что?

— Ты намного сердечнее, чем кажется на первый взгляд, — пробормотал Майкл, быстро очистил еще три яйца и взялся за хлеб с сыром.

— Что, прости? — Ложка Грейс замерла в воздухе.

— Кровь викингов.

— Прости, пожалуйста, ты о чем?

— Разве викинги не совершали набеги на остров и не заселили его? Ты явно похожа на белокурую голубоглазую скандинавку, хотя и маленького роста, У вас есть какое-нибудь тайное желание совершить набег, о котором мне следует знать, леди Шеффилд?

После каждого его слова глаза Грейс становились все шире.

— О, ради всего святого! — выдохнула она.

— В твоей клятве присутствует некоторая неуверенность.

— В твоей она тоже была бы, если бы ты был женщиной. — Глаза Грейс снова излучали тепло, и Майкл почувствовал, что напряжение, которое вызвал в нем ее вопрос, исчезло. Как-то слишком быстро… — Я тебе о своем детстве рассказала, а ты где рос?

Майкл с грохотом отодвинул стул и встал.

— То там, то сям, везде понемногу.

— Так, значит, часть своего детства ты провел неподалеку отсюда?

—Да, и, как тебе известно, в Лондоне и Виргинии. Она никогда не перестанет задавать свои вопросы, подумал Майкл и начал убирать со стола.

— Ну и как там? — подошла к нему Грейс.

— В Виргинии?

— Да. — Голос Грейс звучал нежно и мягко, наверное, она боялась, что он оборвет ее.

— Это край очень суровой красоты. Жизнь там современная и изменчивая. Ты не представляешь, каким красным и болотистым становится глинозем во время мартовских дождей, особенно в Джорджтауне, бойком торговом городке. Здешние болота по сравнению с теми, на которых стоит Джорджтаун, выглядят скучными, — проговорил Майкл, встретившись с взглядом Грейс. — Но в Виргинии бесконечные леса и горы. Буйно цветущие деревья по весне, особенно багряник, сменяют суровые зимы, но прекрасная осенняя погода никак не компенсирует тучи москитов летом.

Грейс тихо стояла рядом с Майклом. Она, наконец, научилась с легкостью передвигаться по кухне. Пока Майкл мыл посуду, она ее вытирала.

— Спасибо, — произнесла она.

— За что?

— За такое подробное описание. Я прекрасно все представляю теперь.

В ней была такая кроткая доброта, что Майклу ужасно захотелось наклониться и грубо поцеловать ее, а заодно еще раз напомнить ей, что он может вести себя совсем не по-джентльменски под влиянием ее благородной души и красоты.

— Ну вот, — Майкл воспользовался шансом сменить тему разговора, — впервые у нас нет никаких дел, можно чем-нибудь заняться. Что будем делать? Кстати, за Жемчуг сегодня вечером присмотрит Тимми.

— Я бы предпочла присмотреть за ней сама. Это совсем нетрудно. — Грейс поставила в шкафчик две чашки и стала вытирать тарелки.

— Я взял с Тимми обещание присмотреть за ягненком также старательно, как это сделала бы ты. Знаешь, у тебя такой редкий талант общаться с животными, что придется мне в следующий раз дать тебе несколько уроков верховой езды.

У Грейс застыло лицо, когда она услышала его слова.

— Вижу, ты в восторге от подобной перспективы, — ухмыльнулся Майкл. — Но я уверен, ты бы стала прекрасной наездницей. — Он ласково пощекотал ей под подбородком. — Тебе повезло, что здесь слишком много снега, чтобы приступить к этому занятию. М-м-м, давай подумаем, чем заняться. Мы могли бы сыграть в карты. Делать ставки всегда было моей любимой слабостью, — посмеиваясь, сказал Майкл, видя удивленно поднятые брови Грейс. — Но не основной.

— Ты игрок? — напряженным голосом спросила Грейс.

— Что-то не так, дорогая моя? Все мужчины, даже джентльмены, здесь или там, обожают делать ставки. Много раз за последние две недели я таким образом выигрывал свой ужин.

— Но если тебе не везет, это может осложнить твою судьбу.

— Ну, человек делает то, что должен делать, чтобы выжить.

— Я ненавижу карточную игру.

— И почему, дорогая моя?

Грейс не поднимала глаз, продолжая вытирать последнюю тарелку, хотя она и так уже была сухая.

— Мой отец дважды выигрывал и проигрывал семейное состояние. Первый раз это случилось, когда я была совсем юной и мы жили на острове Мэн. Я помню уход прислуги и пустые стены… углы комнат, где раньше стояла мебель и висели картины. Второй раз он вложил деньги в проект какого-то иностранного канала… Мне было почти двадцать и… И это довольно обычная история.

— И? — подтолкнул ее Майкл.

— Меня как раз представили Лондону с обещанным приданым, сумма которого превышала тридцать тысяч фунтов.

— И именно тогда ты вышла замуж за Шеффилда?

— Нет. — Грейс замолчала и, казалось, засомневалась в своем решении продолжать рассказ.

Майкл не хотел торопить ее с продолжением.

— Наш особняк в Лондоне со всеми потрохами был продан на аукционе вместе с платьями, лошадьми и экипажами. И теперь ты собираешься мне сказать, что уверен в том, что я не любила лошадей по-настоящему?

— Нет, графиня. Я так не скажу. — Майкл ненавидел ее ужасную историю. В его собственной жизни печалей было предостаточно, и он предпочитал не распространяться на тему страданий.

— До этого, — помолчав, продолжала Грейс, — меня объявили красавицей и завидным уловом сезона. Мне было забавно, что меня сравнивают с рыбой. Но через некоторое время я действительно почувствовала себя рыбой, когда восемь джентльменов пытались поймать меня на удочку и положить в свои кофры жирное приданое. — Грейс посмотрела на свои руки. — Не знаю, почему я рассказываю это тебе. Мне надо написать несколько писем своим друзьям в Корнуолл. Они будут сильно беспокоиться.

— Все, что угодно, графиня.

— Я надоедаю тебе?.. — Грейс подняла на него голубые глаза.

— Ты пока еще не надоела мне. — На лице Грейс Майкл прочел все, что она не произнесла вслух. — Продолжай.

— Когда мы стали экономить, мнение обо мне вдруг изменилось, я не оправдала надежд, и меня объявили немного староватой для невесты. Новое мнение света обо мне лучше всех выразила графиня Хоум, которая отвергла меня по причине моей заурядности. Это было даже больше, чем полный провал. Меня отправили на остров Мэн раньше, чем мои родители сбежали в другой иностранный город в поисках еще одного грандиозного проекта.

— А как ты вышла замуж за графа?

— Когда несколько лет спустя родители умерли, мой кузен, являвшийся наследником, прибыл на Мэн со своим хорошим другом, графом Шеффилдом. И хотя из-за того, что он был намного старше, многие посчитали, что я вышла за него замуж по корыстолюбивым причинам…

— Но ты этого не делала, я в этом уверен.

— Джон Шеффи был одним из самых изысканных джентльменов, которых я имела честь знать, — опустив голову, сказала Грейс. Она опустилась на колени перед ягненком и погладила его по голове. — Мы вернулись в Лондон, но, несмотря на сильный дух моего мужа, у него оказалось слабое сердце, и вскоре после приезда он умер от лихорадки. Многие шептались, что мне повезло. Я получила надежный фундамент финансовой безопасности, запертый за дверями самых почтенных банковских институтов Лондона. И все это — за четыре коротких месяца. — Грейс подняла голову и посмотрела Майклу в глаза. — Они были правы.

— Дорогая моя, — покачал головой Майкл, — ты всеми силами можешь пытаться убедить меня, что ты была той самой коварной женщиной, которая охотилась за состоянием, но в отличие от лондонских глупцов я никогда этому не поверю.

— Существует хорошо известный факт, что страх нищеты порождает мотив. Но я действительно была счастлива и очень рада, что мне было даровано счастье, которое я нашла с лордом Шеффилдом. — Грейс сказала эти слова так тихо, что Майклу пришлось даже наклониться немного вперед, чтобы расслышать.

— Я бы поставил последний фартинг, что граф отдал бы тебе свое состояние еще два раза за удовольствие быть с тобой эти последние несколько месяцев, — с жаром заявил Майкл.

Грейс промолчала в ответ.

— Пошли, здесь все уже сделано, — сказал Майкл, наклонившись и поднимая ягненка, чтобы отнести его в сарай.

— Если не возражаешь, я бы очень хотела написать несколько писем, — сменила тему Грейс, глядя на ягненка.

Если бы она его меньше интересовала, Майкл, возможно, предложил бы что-то на свой вкус. Что-нибудь такое, что подразумевало бы постельное белье вместо листков белой писчей бумаги.

— Ну, хорошо, — согласился он. — Я верну ягненка, а после этого хочу взглянуть на книги в библиотеке.

Он галантно подал ей руку, чтобы помочь встать, но она обошлась без его помощи. Было совершенно понятно, что у нее нет желания продолжать то, что они начали вчера ночью.

Час спустя Майклу казалось, что он скоро сойдет с ума. Тишину в библиотеке нарушали лишь изредка потрескивавшие дрова в камине да легкое шуршание пера по бумаге, которую он нашел для Грейс. Эта красивая женщина, сидевшая перед ним, завладела его мыслями и воображением. Он снова и снова пытался сосредоточиться на великолепной книге, где описывались различные виды овец, которых можно было найти в Англии и Шотландии.

Майкл всегда, когда ему попадались книги, а это случалось редко, буквально проглатывал их. Видимо, Сэм, судя по переполненным книжным шкафам, тоже обожал книги. Майкл представил множество уютных, но одиноких вечеров, которые ожидали его впереди в этой комнате.

За окном с тяжелыми шторами сгустились сумерки. Майкл, чувствуя, как устали плечи, откинулся на спинку мягкого кожаного кресла и постарался не бросать взглядов на женщину, сидевшую перед ним, только все его усилия были напрасными.

Пока она писала, он изучал ее утонченный профиль. Ее очарование было безграничным, ее сердце — бесконечно добрым. И Майклу хотелось поубивать всех тех светских особ, которые утверждали, что она — бессердечная охотница за богатством. Господи, да она сама невинность, сама изысканность, в ней есть все, что хочет мужчина, и даже больше. А для него она — все, о чем он мечтал, все, что он никогда не сможет удержать рядом с собой.

Завтра он отправится искать Брауна.

Грейс посыпала письмо песком и тщательно вытерла пальцы. Майкл обратил свое внимание на книгу. В воздухе запахло расплавленным сургучом, потом Майкл услышал, как она отодвинула стул от небольшого секретера.

Грейс молча положила перед ним свое послание, и Майкл посмотрел на необыкновенно красивый почерк, которым она написала адрес. Было понятно, что буквы она выводила так же старательно, как штопала его одежду, как кормила ягненка и как прикасалась к нему вчера вечером. Майкл положил письмо на боковой столик рядом с собой.

— К утру снег примерно наполовину растает. Я отвезу письмо в деревню и еще наведу справки. — Майкл потер переносицу. — Скоро после этого ты и поедешь.

Неожиданно для себя он услышал шорох шелка и понял, что Грейс опускается перед ним, на колени.

— Я не знала, как сказать… — Краска густо заливала ее щеки.

— Что такое, дорогая?

— Моя рана хорошо заживает, и… И я чувствую себя намного лучше. Это, наверное, каша так подействовала или великолепный уход, который ты…

— Рад слышать это! — отрезал Майкл.

— Ну, то есть… я просто подумала, — после длинной паузы продолжила Грейс — я смогу заверить тебя… — Грейс замолчала, и в повисшей тишине треск соснового полена в камине показался оглушительным. Она отвела глаза от его внимательного взгляда, но не отступила. — Вчера вечером ты сказал, что не выносишь сожалений и не можешь дать никаких обещаний, и… и…

— И? — помог ей Майкл.

— И я сказала, что ничего не жду.

— Так. И?

— Как ты считаешь, это было бы очень неправильно или по-настоящему грешно… Я хочу сказать, что я — вдова. Я по-прежнему чту память о своем муже, и носила по нему траур. Но как ты думаешь, это было бы невежливо… Ну, то есть… Если бы тебе все еще хотелось…

Майкл прижался к ее губам, прервав поток чепухи, которую несла Грейс, и одним махом посадил ее к себе на колени. Всякий раз, когда он прикасался к ней, у него вскипала кровь в жилах, и Майкл лишался способности думать спокойно. Сейчас он пытался привести свои мысли в порядок, пока она не завладела всем его существом.

— Думаю, точнее, было бы сказать, что я хочу этого, — выдохнул Майкл. — Только, дорогая моя, ты скоро вернешься в свой мир, а я останусь здесь. Многие сказали бы, что это грешно и неправильно. Но я хочу этого. — Ему пришлось сдерживать себя, чтобы не сжать от нетерпения ее руки.

— Я тоже этого хочу, — очень тихо призналась Грейс.

Майкл отдавал себе отчёт в том, что происходит. Одно дело оказаться в ее руках среди ночи в постели. Но сейчас здесь, застигнутые в сгущающихся сумерках библиотеки, они были полностью одеты.

Он отказался позволить ей исчезнуть с его глаз, подняться наверх, раздеться и ждать его: В таком случае у нее будет слишком много времени, чтобы передумать. Он был эгоистичен и не мог допустить этого. Просто в его жизни было очень много случаев, когда обещание счастья вырывали буквально из-под руки.

И поэтому он позволил Грейс избегать его взгляда, пока он расстегивал и снимал ее платье. Заштопанная нижняя сорочка была настолько тонкой, почти прозрачной, что Майкл увидел под ней маленькие розовые бутоны сосков и почувствовал, как задрожали у него руки. Господи, он так хотел ее! Его вчерашние прикосновения к ней и ощущение ее нерешительных нежных рук только разожгли в нем страсть.

Те же мягкие руки уцепились за его грубую рубашку, и Майкл наклонился вперед, чтобы поторопить Грейс, снять ее, а потом откинулся на спинку огромного кресла.

Свет от камина освещал очаровательное лицо Грейс, ее светлые глаза потемнели, как зимние штормовые облака в Виргинии. Майкл взялся за один конец изящного банта, собиравшего вырез сорочки спереди, и потянул за него, стараясь не касаться того, что находилось ниже. Ни слова не говоря, он опустил сорочку и повязку и с облегчением увидел, что рана сухая и затягивается.

— Удовлетворен? — застенчиво пробормотала Грейс.

— Успокоился, — ответил Майкл.

Последний его страх растаял в вечерней тишине, и Майкл, крепче прижав ее к себе, встал с кресла только для того, чтобы нежно, очень бережно положить ее на толстый ковер перед камином.

— Разве мы не поднимемся наверх? — выдохнула Грейс.

— Нет. Не будем тратить время. — Одновременно с попытками снять с себя одежду, чтобы присоединиться к Грейс, Майкл бросил на пол большие подушки с дивана.

И тут он погиб, растворился в ощущении прикосновений к ней, к мягкому шелку кожи.

Целовать ее было все равно, что нырять в бассейн с прогретой солнцем водой и выныривать оттуда задыхаясь. Она была стихией, которую Майкл затруднялся описать, но, без сомнения, знал, что она имеет для него жизненно важное значение, и, потрясенный этой мыслью, еще крепче прижал Грейс к себе.

Он без остановки целовал ее губы, шею, грудь. Он коснулся губами пульсирующей жилки у нее на шее, потом спустился к мягкому изгибу бедра и к крохотному углублению пупка. Она была словно вредный для здоровья десерт — только сахар и вечный соблазн.

Когда Майкл медленно переместился еще чуть ниже, ее голос превратился в атласную ленточку, заплетавшую его разум, которая затягивалась все туже, пока он не осознал ее слова.

— О, пожалуйста, подожди… Подожди! Что ты делаешь? — В голосе Грейс звучала страсть и одновременно смущение, а руки неуверенно лежали у него на плечах.

— Целую тебя, — пробормотал Майкл. Его голова склонилась к ее пупку, и он вдохнул ее восхитительный таинственный запах, так отличавшийся от его собственного. — Надеюсь, ты не станешь просить меня остановиться?

В ее лице была какая-то неуверенность, возможно, даже страх. Майкл оперся на одну руку, а ладонь другой руки заскользила по ее слишком хрупкому боку до самого колена.

— Нет, — выдохнула Грейс. — Просто я здесь одна и не знаю, что должна делать.

— О, любовь моя. — Майкл приблизился к ее лицу и поцеловал в лоб.

— И… Ну, у меня появилась мысль, что ты собирался…

— Ну-ну, что собирался?

— Нет, ничего. Ничего. Забудь все, что я сказала.

— Правда?

Грейс едва заметно кивнула.

— Надеюсь, ты не подумала ничего дурного, — сказал Майкл, пряча улыбку. Он нагнулся и поочередно коснулся губами горячих сосков. Дрожащий вздох сорвался с губ Грейс. — Потому что, осмелюсь сказать, до рассвета мне предстоит много чего искупить. — Майкл приподнялся и заглянул в потемневшие глаза Грейс. — Ты предложила ночь греха, правда?

— Но я не хотела…

— И я намерен провести ее с максимальной пользой. — Майкл был уверен, что Грейс начнет спорить, но вдруг по необъяснимой причине ее голубые глаза потемнели, и она произнесла одно-единственное слово… Одно магическое слово…

— Пожалуйста…

Майкл ликвидировал расстояние, разделявшее их, его разгоряченная плоть уперлась в ее дрожащее тело. Он заключил ее в свои объятия, пока не изгнал из нее все страхи, чтобы на смену им пришло страстное желание.

Ловкие пальцы нащупали белокурый холмик волос у нее между ног, который искушал его в полумраке комнаты. Восхищаясь его шелковистостью, Майкл начал нетерпеливо ласкать ее. Глаза Грейс были закрыты, она прерывисто дышала, нерешительно перебирая дрожащими пальцами волосы на его голове. Майкл заставил ее развести бедра, и его пальцы проникли глубже.

Ничто не могло помешать Майклу, сделать то, чего раньше он никогда не хотел. Он не мог найти объяснения тому откровенному чувству голода, которое Грейс разжигала в нем.

С глухим стоном он переместился вниз, и Грейс даже слова промолвить не успела, как его голова скрылась у нее между ног. И потом, точно так же, как просыпаются инстинкты у горного льва Виргинии, когда он впервые попробовал вкус своей жертвы, у Майкла пробудился мужской голод, делая его глухим ко всем без исключения изумленным протестам со стороны Грейс. Майкл сжал плечи, мышцы которых бугрились от напряжения, чтобы приникнуть к ней ближе, а потом, не раздумывая, просунул руку ей под ноги и приподнял ее, чтобы было удобнее. Медленный и основательный темп его ласк совпадал с пульсацией его плоти. Майкл с ума сходил от желания накрыть ее своим телом и немедленно овладеть ею. Господи, у него никогда ничего подобного не было. И никогда ничего подобного больше не будет. Он зарычал и скользнул по ее стройному телу вверх.

— Держись за меня, — простонал он, чувствуя, как желание заполняет каждую клеточку его тела. — Нет. Крепче.

Он сжал рукой свою напряженную плоть и направил ее во влажное лоно. Кровь бешено пульсировала в его жилах и шумела в голове, теперь им управлял лишь грубый инстинкт.

Восставшая плоть была подобна наковальне, горячей и неумолимой, а Грейс под ним была такой доверчивой и нежной. Проснувшееся в нем животное лишило Майкла способности говорить, и он больше не примет отказа.

Он сдерживал себя из последних сил, пока не почувствовал боль от напряжения, а потом позволил себе наброситься на нее, сожалея, что его неумение сдерживаться немедленно дало себя знать. Он погружался в нее все глубже и глубже, как бык во время спаривания, подминая Грейс под себя. Чувство тревоги боролось с ощущением невероятного удовольствия, пока он изо всех сил старался обуздать свое желание.


* * *


Пылающая… Огромных размеров твердая плоть проникла в ее тело, и она была не в состоянии остановить ее. Грейс, наконец, поняла разницу между тихой интимной близостью со своим дорогим мужем и безумным пламенем чувств с мужчиной в полном расцвете сил.

Это так сильно отличалось от всего того, что ей было известно, это, безусловно, пугало, учитывая первобытную природу происходившего. Но, увидев в глазах Майкла дикую, страстную и неукротимую жажду, Грейс наслаждалась ощущением своей бесконечной желанности без всякого сожаления.

Майкл остановился после одного мощного, бесконечно долгого проникновения, а теперь дрожал всем телом, крепким и неподвижным, как ствол дерева. После всего того, что он сделал для нее за последние несколько дней, больше всего на свете Грейс хотелось подарить ему все возможные удовольствия. Но он, казалось, ждал вздоха от нее.

— Да… — прошептала она куда-то в его волосы, расслабив пальцы, цеплявшиеся за его плечи.

Из груди Майкла вырвался сотрясающий все его тело хриплый стон, и, как огромная морская волна, он начал двигаться, все глубже проникая внутрь ее тела.

У Грейс ныли бедра от тяжести большого тела, зажатого между ними, но она по-прежнему подталкивала его, чувствуя его беспокойство за нее и наблюдая за ним во всем великолепии темной и дикой страсти.

— Не останавливайся… Пожалуйста, Майкл…

Майкл запрокинул голову и резко вдохнул полной грудью. Как будто контролируемый другой силой, он, казалось, отпустил себя, заполняя собой ее тело, отдаваясь ритму любви неистово и жадно, пока волна пронзительного наслаждения не накрыла их обоих. У Грейс перехватило дыхание в тот самый момент, когда Майкл открыл глаза и посмотрел на нее. Его золотистого цвета глаза потемнели от желания. Пылающая страсть, которую увидела Грейс в их мерцающей глубине, обещала так много, и она опустила глаза.

— Посмотри на меня, — потребовал Майкл, как будто однажды она забудет его. — Не отводи взгляд.

В это мгновение Грейс увидела в нем ненасытную страсть и поняла, что бесстрашно отвечала ему тем же. Она совершенно поправилась и окрепла.

Они молча восхищались видом друг друга, их тела и мысли были охвачены жарким огненным потоком страсти, и Грейс чувствовала, как пульсирует внутри ее тела напряженная плоть. И Майкл, словно прочитав ее желание, со сдавленным стоном рванулся вперед. Ощущения такой силы и остроты затопили Грейс, что ей показалось, будто она теряет зрение. Она напряглась и прогнулась ему навстречу, стремясь к насыщению.

С хриплым стоном Майкл вышел из нее и мощными пульсирующими толчками излил свою живительную влагу. Все еще ощущая дрожь в руках, он прижался к ее губам и нежно и с благоговейным трепетом поцеловал Грейс.

Стараясь восстановить прерывистое дыхание, Майкл пролег рядом с Грейс и крепко обнял ее. Потрясенная и изумленная Грейс пыталась вернуть самообладание. Стремясь покончить с внезапной пронзительной тишиной после бури страстей, она уцепилась за первую пришедшую в голову мысль:

— С тобой все в порядке?

— Разве не я должен был спросить об этом тебя? — тихо промолвил Майкл.

— Ты хочешь сказать, что я по-прежнему задаю неверные вопросы? — Грейс убрала с его лба упавшую прядь волос и почувствовала, что он еще крепче прижал ее к себе.

— Нет, просто я беспокоюсь.

Грейс наслаждалась в объятиях сильных теплых рук, как бы ей хотелось подавить переполнявшее ее желание ни когда не покидать этот призрачный мыльный пузырь счастья!.. Как ей справиться с этим?

— Тебе не о чем беспокоиться, — заверила она Майкла.

— Но я смял тебя, причинил боль.

— Нет. — Грейс уткнулась под крепкий подбородок Майкла. — Совсем наоборот.

— Но у тебя, несмотря на принятые мной меры, может быть ребенок, — не успокаивался Майкл. — О Господи, ты должна обещать мне… Обещай мне честно, что немедленно напишешь, если вдруг наступит беременность.

— Не надо волноваться. Я редко… У меня почти никогда не случается того, на что жалуются другие женщины.

— Но ты должна обещать мне, — глухим голосом твердил Майкл. — Я не смогу вынести мысли о том, что где-то по земле ходит мой ребенок, а меня нет рядом с ним, чтобы защитить… — Майкл откинулся назад, не в силах продолжать говорить дальше.

— Ну конечно, я скажу тебе. Я никогда не стану лишать тебя собственного ребенка, — заторопилась Грейс, понимая, что нарушает интимность момента. — Ты ведь был сиротой, да? И познакомился с мистером Брином в приюте. Ты знал кого-нибудь из родителей?

— Отца, — начал говорить Майкл и резко замолчал, внимательно глядя в глаза Грейс.

— Расскажи мне, что случилось. — Грейс протянула руку и погладила его по голове.

— Ничего необычного. Когда я еще был ребенком, случился пожар, и для меня все было потеряно. Меня забрали на Лэмс-Кондуит-Филдс.

— В приют для подкидышей? — продолжила Грейс, заметив, что Майкл кивнул. — У тебя не было других родственников?

— Нет, — категоричным тоном сказал Майкл.

— У меня тоже никого не осталось. Ни братьев, ни сестер, — пробормотала Грейс, нутром чувствуя, что ему хочется как можно скорее прекратить этот болезненный разговор о прошлом. — Майкл…

— Да?

— Спасибо.

— За что?

Грейс освободилась из его объятий и, приподнявшись, поцеловала в щеку.

— За то, что опять доверился мне, и за то, что показал мне…

— Что я тебе показал, дорогая моя? — Его крепкие руки подхватили Грейс и, она оказалась на нем.

— Что я, в конце концов, возможно, не так уж сильно отличаюсь от своих друзей. Что я не… Ну, что я не такая, как говорили обо мне в Лондоне.

— И что же это были за глупости такие?

— Называли меня Графиня с Ледяного острова.

— Любимая моя, — на лице Майкла расцвела теплая улыбка, — всем известно, что викинги жили в северных краях по той простой причине…

— Но я не викинг, — рассмеявшись, покачала головой Грейс.

—…что их страстная кровь уж слишком горяча для жизни где-нибудь в другом месте, — договорил Майкл и прижал ее голову к своей крепкой груди. — Дураки, круглые дураки в Лондоне! Хотя…

— Что?

— Признаю, что таких ледяных ножек, как у тебя, я никогда раньше не встречал. Идем. — Майкл сел, проворчав что-то про себя, и взял Грейс на руки. — Позволь мне искупать тебя и уложить спать. Тебе необходимо отдохнуть. Ты заставила меня забыть, сколько крови потеряла.

Грейс обняла его за шею. Бедняга, он и не предполагает… Если он хоть на минуту подумал, что одну из последних оставшихся у нее ночей с ним в этом доме она потратит на сон, то ему предстоит узнать совершенно другое.

Грейс улыбнулась про себя. Кровь викингов. Он сказал, что у нее в жилах течет горячая кровь викингов.

Остаток ночи был заполнен короткими провалами в сон, когда они словно плавали в каком-то тумане, наполовину во сне, наполовину наяву, которые чередовались с мгновениями страстной близости, пронзительного восторга слияния двух тел, которое всегда провоцировала Грейс. Но они почти не разговаривали между собой. Казалось, что пока их тела не смогут преодолеть тягу друг к другу, их разум не даст словам ни единого шанса разъединить их. А именно до тех пор, пока первые розовые лучи рассвета не окрасили стены скромной спальни.

Майкл погладил шею Грейс и с грустью заметил, что его отросшая за ночь щетина оставила раздражение на нежной коже. Ее слова нарушили размышления Майкла.

— Ты так и не рассказал мне окончание своего сна прошлой ночью, — прошептала, не открывая глаз, Грейс.

— Не уверен, что вспомню его сейчас! — резко ответил он и поцеловал Грейс в макушку.

— Ты говорил, что во сне видел меня под деревом с книжкой… в ожидании.

— Правда?

— Да. Кого же я ждала?

— Ну уж точно не мистера Брауна, — после некоторого молчания сказал Майкл, решительно настроившись не вставать на эту опасную тропинку.

— Вот зачем ты это делаешь? — Грейс приподнялась на локте и посмотрела Майклу в глаза.

— О чем ты, любовь моя?

— Все сводишь к шуткам.

— Да потому что правду в этом случае лучше не говорить! — отрезал Майкл.

Одного взгляда в ее лицо было достаточно, чтобы все доводы здравого смысла рухнули. Ей даже говорить ничего не надо было. Майкл откинул назад пышные золотистые волосы, рассыпавшиеся по плечам Грейс, и не смог сдержаться, чтобы не сказать то, что говорить не следовало.

— Ты ждала меня, Грейс, — дрогнувшим голосом произнес Майкл. Первое ощущение от ее имени на губах было невыносимо интимным. И таким же пьянящим, как сильное желание и счастье, которыми светились сейчас ее васильковые глаза. Нет, ему не следовало говорить ей. Это не поможет ей в достижении долгого счастья, которого у него не было, чтобы предложить ей.

Это делало бы намного мучительнее все, что происходило бы в следующий час.

Загрузка...