- Ауч! – зажмурила глаза и со свистом впустила новую порцию воздуха в легкие. – Вы там первую медицинскую оказываете или сразу вскрытие проводите?
- Не дёргайся, - Афанасьев свой головой закрывал весь обзор на ладонь, которую я оцарапала о какую-то металлическую декоративную штуку за диваном, когда пыталась зацепиться хоть за что-то, кроме воздуха, чтобы не упасть. – Больно? – спросил босс участливо, снова промокнув рану.
- Если я укушу вас за затылок, в какую сумму штрафа мне это обойдётся? – уставилась я на его шевелюру.
- Больно? – спросил он снова, в этот раз повернувшись ко мне лицом. В темных глазах царила обычная для него сосредоточенность и серьёзность.
- Конечно, больно! – я выпучила в ответ глаза. – Вы будто пальцем в царапине ковыряетесь! Дайте мне, я сама всё обработаю, - протянула к нему ладонь здоровой руки, ожидая, что он отдаст мне ватку, но Афанасьев лишь молча отвернулся и продолжил обработку моей ладони сам. – Так себе из вас хиромант, Андрей Васильевич. О! Я поняла, что вы там мне делаете! Укорачиваете линию жизни?
- Кондратьева, помолчи хотя бы минуту.
- Я истекаю кровью и не могу себе позволить умереть не выговорившись. Кстати, а компенсация мне за это ранение какая-то будет? Больничный? Или вы мне сейчас выставите счёт за сон на рабочем месте?
- Именно.
- Блин! Зачем подсказала?! – выругалась я себе под нос. – Вы виноваты, вообще-то! Опять голый!
- Думаю, в своей квартире я могу позволить себе ходить в одних штанах, тем более в такое время.
Афанасьев тем временем одной рукой и зубами вскрыл упаковку небольшого бинта.
К моим щекам, ушам и шее в этот момент прилил жар. Очень не к месту вспомнился кадр из одной мелодрамы, где главный герой с уже голым задом таким образом разрывал фольгу презерватива.
- Неужели замолчала? – хмыкнул Афанасьев, мельком глянув на меня с довольной ухмылкой, пока бинтовал мне запястье и ладонь. – Я уж думал бинтом тебе голову обмотать.
- Картошка сгорела? – вспомнила я.
- Сгорела.
- Блин! – выдохнула я сокрушенно. – Вы поэтому меня разбудили?
- Я разбудил тебя, потому что на часах уже почти полночь, и неизвестно, ждёт тебя кто-то дома или нет, - учительским тоном, словно ребенку ответил Афанасьев, наконец, отпустив мою руку и отойдя в сторону. – Дома не потеряют? – посмотрел он мне в глаза.
Разглядывая белоснежный бинт на руке, я думала о том, что дома меня «ждёт» только пьяный папа.
- Ждут, ага, - вздохнула я. Взглянула на время на телефоне и убедилась, что действительно уже полночь. – Ладно, поеду я. Вы хоть что-нибудь поели? Мясо и салат вроде получились.
- Аппетита нет, - меланхолично бросил босс, складывая всё по местам в аптечке. – Подожди меня пять минут. Оденусь и отвезу тебя домой.
- Не надо. Я на такси, - зайдя за диван, я подняла с пола наушники, которые, похоже, выскочили из моих ушей при падении.
- Поздно уже. Отвезу. Заодно прогуляюсь.
- Волнуетесь за меня?
- За таксиста. Я хотя бы знаю, что от тебя ожидать.
Афанасьев выглядел ничуть не бодрее меня. Оказывается, железный человек тоже устает к концу дня.
В машине я назвала ему адрес, и всю дорогу мы ехали молча. Никто из нас не проронил ни слова, да и не пытался. Он устал, я устала. Находясь плечом к плечу, мы отлично игнорировали друг друга.
В кожаной куртке нараспашку, джинсах и в белом пуловере Афанасьев казался другим человеком. Более свободным и расслабленным, что ли. Но всё с той же мордой кирпичом.
Интересно, он хоть чему-то радуется в этой жизни?
- Спасибо, - бросила я, когда он подвёз меня прямо до подъезда.
- Доброй ночи, - буркнул он, глядя прямо перед собой. Его эта фраза прозвучала как «вали уже».
К счастью, задерживаться здесь я и не планировала.
Только зайдя в подъезд, я услышала, как он уехал.
Поднялась в квартиру, где хоть и пахло перегаром, но папа встретил меня достаточно трезвым.
- И где ты была? – спросил он, демонстративно глянув на наручные часы. – Первый час ночи.
- На работе, - ответила я устало, снимая верхнюю одежду и обувь.
- На какой ещё работе в такое время? Знаешь, кто ночами работает?
- Кто? – спросила я, посмотрев ему в глаза.
Папа заметно растерялся. Наверное, ждал, что я начну оправдываться и подмазываться, как бывало раньше, когда я поздно приходила после вечеринок. Но за год, что мы стали банкротами, а он спивался, я успела повзрослеть.
Немного, правда, но всё же.
- Никто, - наконец, выкрутился он, напустив на себя ещё больше строгости. – Иди спать.
- Угу. И тебе сладких снов.
Я поплелась в свою комнату, переоделась в домашнее, заглянула на кухню, где увидела некое подобие порядка – папа пытался сделать уборку. В ванной смыла макияж и вернулась к себе, где, плюхнувшись на кровать, с прискорбием поняла, что спать мне осталось всего три часа.
Даже на то, чтобы поплакать от усталости не осталось ни времени, ни сил.
Похоже, быть по-настоящему взрослым – это то же самое, что быть ни за что наказанным до конца жизни.
И зачем я во всё это ввязалась?...