Глава 9
Гейб
Радость на лице моей Связной делает долгие часы работы над этим местом стоящими каждой изнурительной и разочаровывающей секунды.
Она направляется прямиком в ванную, чтобы умыться, а я спускаюсь на кухню, чтобы приготовить нам обоим обед. Когда Норт позвонил и сказал, что Оли и ребята уже возвращаются, я спустился в столовую, чтобы пройтись по кухне, прихватив все, что мог, благодаря тому, что шеф-повар ходил за мной по пятам и все время ворчал. Не то чтобы его волновала еда, покидающая его кухню, он просто злился, что не так часто готовит для Дрейвенов.
Этот человек очень гордится своей работой на Норта.
Я уже знаю, что моей Связной легко угодить, когда дело доходит до еды, слава Богу. Нагруженный сэндвич со всеми возможными начинками заставляет ее улыбаться мне, когда я захлопываю за собой дверь ее спальни. Оли выглядит чертовски очаровательно, сидя посреди огромной кровати в одной из моих старых футбольных футболок со школьных времен и в старых трениках, которые она утащила у Грифона.
Мой голос пересыхает в горле.
— О, я чертовски люблю бекон в сэндвиче! Я почувствовала запах его приготовления, когда вышла из ванной, и с тех пор у меня слюнки текут.
Я ухмыляюсь ей и подхожу, чтобы передать ей тарелку, осторожно, чтобы не задеть чистое постельное белье. Я все еще покрыт пылью и Бог знает чем еще, и я не собираюсь проявлять неуважение к ее пространству таким образом.
Весь смысл затащить ее сюда в том, чтобы она чувствовала себя уважаемой и больше контролировала то, как выглядит ее жизнь. Я мало что могу сделать, чтобы помочь с этим, особенно когда согласен со всеми дополнительными мерами безопасности, которые Норт и Грифон устанавливают для нее, но я могу дать ей это маленькое убежище. Я знаю, как сильно она нуждается в собственном пространстве, даже когда жаждет своих Связных.
— Ты собираешься посидеть со мной или просто будешь пялиться на меня, пока я выставляю себя свиньей? — Оли растягивает слова, ее дерзость немного поутихла после того, как дерьмо с Сейдж попало в вентилятор, но она все еще присутствует.
Я хватаю стул из-за ее стола и подтаскиваю его, чтобы сесть рядом с ней. — Я весь в пыли. Я приму душ после того, как поем. У меня не было времени до звонка Грифона.
Она кивает и откусывает еще один огромный кусок от своего сэндвича, немного соуса стекает с уголка ее рта, и я улыбаюсь ей. Эта версия моей Связной, та, которая опустила все свои барьеры и стены, — моя любимая. Я никогда в жизни не был так счастлив.
— Тебе следовало просто присоединиться ко мне. Потом мы могли бы вместе приготовить еду.
Я чуть не подавился.
Я потратил много времени и усилий, чтобы не выставить себя полным мудаком рядом с ней, благодаря тому небольшому факту, что в моей группе Связных есть еще четверо других Связных, с которыми нужно соревноваться. Мне удается держать себя в руках, хотя я сглатываю слишком быстро, и у меня немного пересыхает в горле.
— Я не знал, что это было вариантом. Ты определенно не говорила, что это так.
Она склоняет голову набок, как будто размышляет, и медленно кивает. — Это правда.
Мы снова погружаемся в тишину, слышны только звуки того, как мы оба набрасываемся на еду, и когда я ставлю свою тарелку на ее столик, чтобы пойти принять душ, она прочищает горло. Я останавливаюсь и смотрю на нее, приподнимая бровь, но она лишь качает головой, словно передумала.
Я не давлю на нее.
Никогда не давил и никогда не буду. Не думаю, что я гребаный святой или что-то в этом роде, но я хочу быть уверен, что когда я завершу свою связь с ней, это произойдет потому, что она этого хотела, а не по какой-то другой глупой причине. Я никогда не хочу сомневаться в том, что она так же отчаянно нуждалась во мне, как и я в ней.
Поэтому я направляюсь в ванную, откидываю плечи назад и слегка стону под дых, когда кости там хрустят. Сегодня утром я встал до восхода солнца, чтобы постелить ковры в шкафу Оли — последнее, что требовалось для этого дела, — и тащить рулоны в дом в одиночку было не самым легким занятием. Я халтурил на тренировках, и, блин, мое тело это чувствует.
Я успеваю открыть дверь, прежде чем Оли окликает меня: — Гейб? Это вариант.
Я оборачиваюсь и вижу, что она сосредоточила свой взгляд на мне, никаких признаков того, что ее узы берут верх и навязывают ей решения, только эти кристально чистые голубые глаза смотрят на меня в ответ, такие же уверенные, как утренний восход солнца.
Ну, блядь.
Теперь невозможно принять душ без твердого члена. Ароматы ее мыла, лосьонов и девичьего дерьма только усугубляют ситуацию, словно я маринуюсь во всей Олеандр Фоллоуз, пока не буду готов сойти с ума.
Может, дрочить прямо сейчас — это уже слишком? Черт, вот я думал о том, как охуенно уважаю ее пространство, чтобы не испачкать пылью ее простыни, а десять минут спустя, думаю о том, чтобы забрызгать ее душевую сетку своей спермой, потому что она сказала мне два маленьких слова. Два слова, которые в любой другой ситуации ни хрена не возбуждают.
Господи Иисусе.
Я убираюсь оттуда к чертовой матери, пока не опозорил свою фамилию, хватаю полотенце и быстро вытираюсь. Мои узы тянут и дергают меня за грудь, чтобы вернуться к Оли, но я заставляю свое тело просто стоять там и взять себя в руки. Я не собираюсь выставлять себя идиотом. Я не собираюсь выводить ее из себя, врываясь туда и… черт, ладно, я не могу думать о том дерьме, которое хочу сделать с ней прямо сейчас, пока пытаюсь успокоиться.
Я оборачиваю полотенце вокруг талии и возвращаюсь в спальню, планируя взять одежду из своей сумки, которая ждет меня там, но как только я смотрю на свою Связную, мне конец. Оли сидит на кровати, подтянув колени к груди, и хищный взгляд ее глаз, когда она смотрит на меня, останавливает меня на полуслове.
Интересно, какая она на вкус.
Я хочу знать, как ее бедра обхватывают мою голову, или как выглядит ее лицо, когда она кончает, или, черт возьми, что происходит, когда ее узы выходят, чтобы присоединиться.
Недели жизни с ней в тесном помещении означают, что я уже в курсе, как она звучит, когда кончает. Я хочу знать, будет ли она издавать те же звуки или я смогу извлечь из нее новые. Я хочу знать, до каких границ могу ее довести и какие из них стоят того, чтобы опрокинуть ее в омут извивающегося блаженства.
Мои узы бушуют в моей груди из-за нее, толкаясь и рыча, как бешеный зверь, и я чувствую, как меня одолевает желание обратиться. Мне нужно быть хищником, носить шкуру того, что скрывается внутри меня, потому что она всегда была для меня главной добычей.
Я добираюсь до кровати в три шага, и Оли поднимается на колени, чтобы встретить меня, ее руки скользят в мои влажные волосы без колебаний, когда она притягивает мои губы к своим. Я целовал ее сотни раз, каждый сеанс поцелуя, который я мог вместить в хаос нашей жизни, пока она становилась на ноги, но это совсем другое ощущение.
Нет ничего, что могло бы помешать нам быть вместе.
Я чувствую, что должен что-то сказать, спросить ее в последний раз, уверена ли она, но когда она отрывается от моих губ, это длится ровно столько, сколько требуется, чтобы стянуть с нее майку, выставив напоказ всю свою идеальную кожу, а затем она снова целует меня, пока снимает треники с ног, неловким движением позволяя им упасть.
Я сбрасываю полотенце резким рывком, радуясь, что сейчас мне не нужно думать о пуговицах или молниях, потому что это за пределами моих возможностей.
Черт, она так хороша.
Я отталкиваю ее назад и забираюсь на кровать, прямо на нее, не разрывая поцелуя. Даже с учетом бешеных движений ее рук, когда она нащупывает мою спину, она не спешит разорвать эту связь между нами, и я использую это в своих интересах.
В основном, говоря своему члену и своим узам, чтобы они успокоились.
Это занимает у меня минуту, но как только я снова подчиняю свои узы, я начинаю целовать ее шею до нежной кожи плеча, посасывая и покусывая, слушая, как ее дыхание сбивается в горле. Чем медленнее и тщательнее я уделяю ей внимание, тем более вялым, но сдерживаемым становится ее тело.
Это чертовски увлекательно.
Я прокладываю свой путь вниз по ее груди, борясь сам с собой за то, наслаждаться ли моментом или просто спешить попасть туда, где я действительно хочу быть. Что, для протокола, находится между ее идеально кремовыми бедрами, с ее лодыжками, зафиксированными где-то около моих ушей.
Когда я добираюсь до ее бедер, покусывая косточки и облизывая маленькие углубления, которые оставляю, чтобы унять боль, она замирает на секунду, ее ноги напрягаются. Я останавливаюсь, поднимая взгляд, чтобы посмотреть, что ее напугало, чтобы я мог убить это, потому что не хочу, чтобы меня прерывали прямо сейчас. Не тогда, когда я так чертовски близок к тому, чтобы наконец попробовать эту киску, о которой мечтал.
Она грустно улыбается и пожимает плечами. — Я просто говорю своим узам идти к черту. Они хотят поиграть с тобой, но сначала я хочу это.
О, блядь, да.
Мне это чертовски нравится.
— Скажи им «может быть в следующий раз». Например, минут через десять после того, как закончится этот раз.
Ее смех — музыка для моих ушей, она задыхается и возбуждается, и я жду, пока она расслабится и откинется на подушки, прежде чем снова наклониться, чтобы, наконец, получить то, что я хочу, съесть ее так, как я обещал ей несколько месяцев назад, когда впервые показал ей свое обращение. Черт, и это все, чего я всегда хотел.
Не знаю, потому ли, что она моя Связная, но я могу читать ее как книгу, проверяя каждое маленькое движение и завихрение моего языка на ее клиторе, пока она не начинает извиваться и стонать так громко, что я рад, что мы здесь одни.
Я не хочу, чтобы кто-то еще слышал этот момент между нами — он принадлежит мне.
Мои собственные стоны удовольствия отдаются вибрацией в самом центре ее тела, и она начинает тяжело дышать, ее грубые руки сжимают мои волосы и тянут меня к себе, словно пытаясь подтянуть мое лицо еще ближе.
Когда ее тело начинает содрогаться, я чувствую, как ее узы выходят на поверхность и вытягивают мои наружу. Наша Связь еще не завершена, но процесс уже начался. Я чувствую, как она оживает в каждой моей клетке. Мне приходится прикусить внутреннюю сторону щеки до вкуса крови, чтобы не разрушить все прямо сейчас. Ощущения почти слишком сильные, как будто я должен был подождать, чтобы заставить ее кончить, пока не окажусь внутри нее, но звуки, которые она издает, и то, как она двигает бедрами напротив моего лица, чертовски затягивают.
Я хочу умереть вот так.
— Гейб, пожалуйста, мне нужно больше. Я не могу… моим узам нужно больше, — тяжело дыша говорит она, и я отрываюсь от мокрого месива, которое сотворил с ее киской, чтобы снова посмотреть на нее. Ее волосы разметались по подушкам, как шелковистый серебристый веер, а на щеках красивый румянец. Ее губы красные от того, что она их кусала, пухлые и измученные в лучшем смысле этого слова. Я хочу запомнить этот момент на всю свою чертову жизнь.
Я стараюсь говорить уверенным тоном, но сухая хрипотца, вероятно, выдает мое собственное отчаяние, когда я отвечаю: — Я могу дать тебе то, что ты хочешь, Связная.
И вот так я обнаруживаю, что воплощаю в жизнь свою вторую по величине фантазию с моей Связной, когда она устраивается на моих бедрах и скачет на моем члене, как профессионал. Блядь, она ощущается как сон, принимая каждый сантиметр меня, а ее ногти впиваются мне в грудь, когда она задает хороший ритм.
Возможно, я нахваливал себя, но когда задница Оли подпрыгивает на моих бедрах, когда она скользит своей идеальной киской вверх и вниз по моему члену, требуется большая концентрация, чтобы просто не взорваться. Она чертовски совершенна, превосходна, и мои узы светятся у меня под кожей от того, что я наконец-то овладел ею.
Это стоило каждой секунды ожидания.
Как раз в тот момент, когда я уверен, что кончу, слишком скоро, потому что я не хочу, чтобы это заканчивалось, я беру в ладони каждое из ее бедер, приподнимаю ее со своего члена и тяну вверх по своему телу, пока она не оказывается верхом на моем лице.
Оли издает какой-то задыхающийся звук, скорбный и шокированный, и когда я говорю, мои слова попадают прямо в ее сердцевину. — Еще раз. Кончи на мои губы еще раз, Связная.
Она замирает там на секунду, пока я не опускаю ее обратно, как следует прижимая ее сладкую киску к своему рту, а затем я ем до тех пор, пока она не выкрикивает мое имя, ее бедра дрожат и сжимаются в оргазме.
Я выпиваю каждую каплю ее освобождения и стону от вкуса ее соков.
Она ждет столько, сколько нужно, чтобы ее бедра перестали дрожать, а потом сползает по моему телу, поворачивается, чтобы поцеловать меня и слизать свою влагу с моего языка.
Я больше не могу так лежать, как бы мне ни нравилось, что она все контролирует.
Я переворачиваю нас обоих и снова вхожу в нее, мой член все еще тверд и готов к взрыву. Оли издает самый невероятный звук, что-то вроде задыхающегося визга, а затем с ее губ срывается череда проклятий и похвал.
— Да, блядь, пожалуйста… Боже, еще, мне нужно больше, Гейб, черт возьми!
Связь ощущается так, словно ты наконец-то возвращаешься домой.
Нет другого способа описать прилив эйфории, который охватывает меня, когда мой собственный оргазм бьет меня по затылку и делает меня чертовски бесполезным. Как будто я тысячу лет бродил по равнинам земли в одиночку, но теперь наконец-то нашел свое место.
Глаза Оли подо мной становятся черными, но лишь на секунду, прежде чем эти прекрасные голубые океаны снова замигают, глядя на меня. Это был всего лишь маленький момент, ее узы проверяют связь, которую мы только что установили.
Когда я наконец скатываюсь с нее, осознавая свой вес, я тащу ее за собой, чтобы мы на самом деле не разделялись. Я хочу, чтобы ее кожа прижималась к моей, по крайней мере, в течение следующей недели, как минимум.
Моя грудь все еще вздымается, но я должен что-то сказать, чтобы заполнить тишину, когда больше нет звуков шлепков нашей кожи, когда я входил в нее. — Это определенно было то, о чем я мечтал.
Она фыркает и зарывается головой в мое плечо, пряча лицо, как будто стесняется этого теперь, когда не находится на вершине моего члена.
— Связь, секс в целом, все.
Оли замирает на секунду, а затем откидывает голову назад. — Что значит «секс в целом»? Для тебя прошло не так уж много времени.
Я улыбаюсь ей, чертовски самодовольный, услышав это. — Ты не догадалась? Очевидно, годы порнографии за плечами сделали свое дело.
Она моргает, глядя на меня, и моя улыбка становится шире. — Ты не единственная, кто решил подождать. Я не… мне была невыносима мысль о том, чтобы прикасаться к кому-то еще. Я говорю это не для того, чтобы подставить всех остальных под удар, просто это было не для меня. Когда Норт бушевал по поводу Грейси и того, что она сделала, что ты была девственницей, а твои узы действовали без твоего согласия в отместку, я не мог поверить, что ты тоже ждала. Это сделало меня еще более счастливым от моего решения.
Она сглатывает и опускает взгляд, на мгновение выглядя неуверенной, и ее голос дрожит, когда она говорит: — Все девушки в Дрейвене вели себя так, будто ты переспал с половиной кампуса.
Моя улыбка переходит в ухмылку, когда я пожимаю плечами. — Да, они все думали, что как только я встречу тебя и ты возненавидишь нас, я изменю свое мнение. Я не смог бы, даже если бы захотел. Моим узам хватило одного взгляда на тебя, и со мной было покончено, даже если я еще не был влюблен в тебя. Что я и сделал, кстати. Думаю, причина, по которой я был так злобно настроен по отношению к тебе, заключалась в том, что я знал, что никогда никого не захочу так, как тебя. Я никогда не хотел и никогда не буду.
Оли смотрит на меня так, словно я повесил для нее чертову луну, а я так сильно влюблен в эту девушку, что более правдивых слов еще никогда не произносилось.