Вызов принят

Глава 24

Элиза

— Итак, как долго ты встречаешься с моим сыном?

Джуниор захлебывается водой.

— Мама…

— Что? Разве это неуместный вопрос?

Вся семья Морган смотрит на нас, сидя за обеденным столом, и я чувствую себя более выставленной напоказ, чем нарядное украшение, которое Бонни, очевидно, достала из глубины шкафа. Это море каштановых волос и карих глаз, острые скулы и волевые подбородки. Мэгги и ее мать могли бы сойти почти за сестер, но Джуниору потребуется около двадцати лет, чтобы догнать морщины своего отца.

— О… — Я пожимаю плечами. — Не слишком долго, но я занимаюсь с ним математикой с начала семестра.

Бонни смотрит на Джуниора.

— Я не знала, что у тебя есть репетитор…

Он кивает.

— Да… Мне нужно было немного улучшить свои оценки.

Рой хмурится.

— У тебя ведь не было проблем с учебой, правда?

— Нет, папа. Не было… Я просто хотел, чтобы кто-нибудь проверил мою работу и помог мне с учебой.

Бонни тычет в него вилкой.

— Повышай оценки и продолжай в том же духе. Это так же важно, как футбол.

Он отвечает сквозь стиснутые зубы.

— Я знаю, мам.

— Я не хочу, чтобы тебя отчислили до окончания, — продолжает она. — Мой малыш становится профессионалом!

Я смеюсь.

— Я могу подтвердить, что Джуниор добился отличных успехов. Вам не стоит беспокоиться о его отчислении. Я не позволю этому случиться.

Бонни улыбается мне, ее глаза сияют и принимают ее. Думаю, я не растеряла хватку.

— А ты… он вообще ни слова о тебе не сказал.

— Мне нечего сказать, правда…

— Ну, ты явно оказала на него хорошее влияние.

Я улыбаюсь.

— Ничего такого, чего бы в нем не было. Все, что Джуниору действительно было нужно, — это правильный стимул.

Джуниор снова поперхнулся водой.

— Ради всего святого, Джуниор… — Огрызается на него Бонни. — Жуй свою еду. — Я оборачиваюсь и вижу, что он свирепо смотрит на меня. — Одно могу сказать точно: мне нужно позвонить тому тренеру.

— Зачем? — огрызается Джуниор.

— Чтобы поблагодарить его, конечно! Я не из тех, кто плохо отзывается о мертвых, но если бы тот старый болван, который руководил командой раньше, не умер, то Кэри Пирса бы здесь не было, а ты не был бы на пути к чемпионству. И если бы его здесь не было, то и Элизы бы не было. Если хотите знать мое мнение, мы очень благодарны Пирсам.

Он качает головой.

— Нет, мам. Правда. Не звони ему.

— Да, — отвечаю я, стараясь сохранять хладнокровие лучше, чем он. — Я была бы более чем счастлива передать любое Ваше сообщение…

Мэгги понимающе подмигивает нам.

— Не приставай, мама. Помнишь, как ты приставала к одному из моих профессоров после того, как он написал мне рекомендательное письмо?

— Я не приставала к профессору Шелтону — это было совсем другое, — возражает Бонни. — И это рекомендательное письмо помогло тебе поступить в аспирантуру!

— Поправка: то, что я была крутой, помогло мне поступить в аспирантуру. Рекомендательное письмо было простой формальностью.

Бонни вздыхает.

— Что ж, я ничего не могу поделать с тем, что ценю тех, кто помогает моим детям. Мы с вашим отцом делали все, что в наших силах, чтобы предоставить вам все возможности, но мы не могли дать вам всего. Кэри Пирс изменил жизнь Джуниора, и если мы будем держать голову высоко и сведем к минимуму ошибки, то ничто не сможет помешать ему осуществить свои мечты.

У меня внутри все сжимается от растущей черной дыры, поселившейся глубоко внутри.

Ничто не может помешать Джуниору осуществить свои мечты? Я могу придумать что-нибудь, что могло бы это сделать.

— Черт возьми, мам, — смеется Джуниор. — Может, тебе стоит стать тренером футбольной команды? У тебя, конечно, есть мотивирующие речи.

Она ухмыляется.

— Возможно, я раз или два подавала заявление на эту работу.

Я беру салфетку с колен и встаю со стула.

— Извините. Мне нужно в туалет. Я сейчас вернусь.

Бонни кивает.

— Мы переделываем комнату на этом этаже, но та, что наверху, вполне подойдет. Вверх по лестнице и направо.

— Спасибо.

— Переделываете? — Я слышу, как Мэгги отпускает колкость, когда я выхожу из комнаты. — С каких это пор у нас переделывают комнаты?

Я поднимаюсь по лестнице, и голоса за моей спиной переходят в шепот.

Ванная находится именно там, где и говорила Бонни, и я прокрадываюсь внутрь, чтобы смочить лоб холодной водой. Я откидываю волосы в сторону и позволяю каплям стекать на затылок, охлаждая себя и задерживая дыхание.

Итак, это семья Джуниора Моргана. Честно говоря, я даже не представляла себе такого. Ни разу. Я знала, что у него есть сестра — он упоминает Мэгги примерно раз в неделю, — но больше он о них не говорит.

И теперь его мать видит во мне прекрасную дочь Мессии, ниспосланную с небес, чтобы воплотить в жизнь все мечты ее сына.

Упс.

Я выхожу в коридор и поворачиваюсь обратно к лестнице, когда останавливаюсь, читая крошечный фальшивый номерной знак, прикрепленный к двери напротив ванной.

Джуниор.

Любопытство берет верх, и я поворачиваю дверную ручку, чтобы войти.

Комната оформлена в черно-синих тонах, на стенах развешано столько постеров, что почти вся белая краска скрыта. На полке стоят спортивные трофеи, медали и сертификаты с именем Джуниора, большинство из них золотые.

Я улыбаюсь, глядя на фотографию над его кроватью, на которой мальчик-подросток в плавках разминается над подростковой головой своей старшей сестры. Никакой мускулатуры, никаких следов татуировок. Просто маленький Джуниор Морган до того, как стал тем, кем он является сейчас.

— Элли?

Я оборачиваюсь к двери, когда Джуниор просовывает голову внутрь.

— Привет, — усмехаюсь я.

Он приближается ко мне с подозрительным взглядом и нервными розовыми щеками.

— Что ты здесь делаешь?

— Вынюхиваю, — пожимаю плечами я, снова оглядываясь по сторонам. Он переворачивает рамку с фотографией, пока я не смотрю. Я делаю вид, что не замечаю. — Извини, если вторглась в твое личное пространство…

— Все в порядке, — смеется он. — Честно говоря, я не помню почти ничего из того, что здесь осталось.

Я осматриваю стены, и мой взгляд натыкается на знакомое лицо над его плечом. Это старый постер с моим отцом; подтянутый и сильный в своей майке, он держит футбольный мяч и подмигивает прямо в камеру.

— Даже это? — Я показываю пальцем.

Джуниор следит за моим взглядом.

— О… — он морщится. — Нет, это я помню. Он у меня уже лет десять…

— Думаю, ты не шутил, когда говорил, что он твой герой.

— На самом деле это не так. — Он подмигивает мне и широко улыбается. — Итак… кто ты, черт возьми, такая, потому что ты чертовски потрясающая…

Я смеюсь.

— Я произвожу достойное впечатление.

— Ни хрена себе.

— Я, э-э… — Я делаю паузу, роясь в памяти в поисках лучшего объяснения. — Раньше я проводила много времени в домах друзей и соседей.

Он морщит лоб.

— Ладно.

— У меня не было отца, а мама часто исчезала на несколько дней. Она оставляла мне немного денег — небольшую часть отцовских алиментов, а с остальными уходила, пока они не заканчивались. В конце концов, ей надоело навещать меня, и она отправила меня в школу-интернат. Я виделась с ней примерно раз в месяц… может быть.

Он открывает и закрывает рот.

— Ой.

— Люди начали замечать это, поэтому они приютили меня, пока она не вернулась. Я никогда не хотела быть обузой для кого-либо, но чаще всего я чувствовала себя именно так. — Джуниор молчит. Я хочу заткнуться, но слова так и сыплются из меня. — Я была той Пирс, которая занимала не свое место, но я выполняла работу по дому, помогала готовить еду и зарабатывала себе на жизнь, где бы я ни останавливалась. В процессе я многому научилась, в том числе и хорошим манерам, и тому, как произвести хорошее впечатление на благодарных матерей моих друзей.

— Ух ты, — говорит он, с нежностью глядя на меня. — Тогда это все объясняет.

Я киваю.

— Соедини это с природными актерскими способностями, и получится идеальная девушка, которую можно привести домой к своим родителям.

Он усмехается.

— Кстати, мне жаль, она может быть…

— Как Мэгги?

— Мэгги 2.0, правда.

Я смеюсь.

— Они были великолепны. Действительно великолепны…

Он подходит ближе, изучает мои глаза, и я понимаю, что потеряла бдительность.

— Что такое?

Я прикусываю щеку, не решаясь что-либо сказать, но я уже чувствую, как тяжесть сваливается с моей груди.

Мои ноги уносят меня от него, и я снова позволяю своему взгляду блуждать.

— Я всегда хотела такую семью.

— Какую?

— Скучную.

Джуниор усмехается, изображая притворную обиду, прижимая руку к груди.

— Ты думаешь, мы скучные?

— Ты понимаешь, о чем я… — Я потираю ладони. — Нормальные. Твои родители любят друг друга. Они все еще вместе. У тебя есть сестра, и вы прекрасно ладите. Открытки на день рождения и рождественское печенье.

Он коротко кивает.

— Честно говоря, я уже не знаю, нормальные ли мы люди. Мою семью многие могут счесть странной.

— Ну… это кажется намного лучше, чем иметь знаменитого отца, которого ты почти не видишь, или маму, которая даже не может вспомнить, есть ли у тебя аллергия на арахис или пенициллин.

— У тебя аллергия на пенициллин?

— На арахис.

— Запомнил, — улыбается он. — Да ладно, Элли, оглянись вокруг. Ты выросла в Нью-Йорке, ходила в модные школы. Все, что у нас было, — это мы сами.

— Ты был богаче меня, Джуниор.

— Это неправда.

— Да, это так.

Я делаю шаг назад, надеясь, что это скроет поток слез, которые так и норовят хлынуть из моих глаз. Годы подавляемых мыслей и чувств скапливаются в моей груди, но я борюсь с гормонами. Сейчас не время и не место для этого, и меньше всего я хочу проявлять эмоции перед Джуниором.

— Я стала актрисой только для того, чтобы сбежать от своей жизни. Стать кем-то другим — хотя бы ненадолго. Дело было не в том, чтобы быть замеченной, а в том, чтобы исчезнуть.

Джуниор замолкает и смотрит на меня сверху вниз добрыми глазами, в которых нет ни осуждения, ни раздражения.

— Я стал спортсменом, чтобы люди обращали на меня внимание.

Я останавливаю слезу, прежде чем она скатится. И снова мы обнаруживаем, что стоим на противоположных концах длинного спектра друг от друга, но я никогда не была в другом месте, которое имело бы столько смысла.

— Какая глубокая мысль, Джуниор Морган.

Он коротко улыбается.

— Как и твоя, Элиза Пирс.

— Извини… — Я отворачиваюсь. — Я не хотела поднимать эту тему… Мне просто захотелось поговорить, а ты стоял там…

— Эй. — Он кладет руки мне на плечи, чтобы притянуть к себе. — Тебе не нужно извиняться. Ты можешь поговорить со мной в любое время и о чем угодно. Вот почему я здесь.

На секунду я ему верю. Я верю, что все будет хорошо и что действительно могу рассказать ему все.

Второй момент проходит.

— Не позволяй им видеть твои слабости, — цитирую я. — Разве не это всегда говорит Кэри Пирс?

Он пожимает плечами.

— Ну что ж… Мне неприятно это говорить, но… Кэри Пирс — тот еще придурок.

Я смеюсь, и Джуниор притягивает меня ближе, заключая в крепкие объятия своими большими руками.

— А вот и она… — говорит он, реагируя на мою улыбку.

Я прижимаюсь к нему крепче, вплетая пальцы ему за спину, чтобы остаться там навсегда.

Его губы касаются моей макушки, и он вдыхает запах моих волос. Его руки слегка сгибаются, сжимая меня еще крепче, и я снова чуть не плачу.

— Нам нужно вернуться вниз…

— Что? — спрашиваю я, отстраняясь.

— Пока они не начали интересоваться, что мы здесь делаем…

Джуниор кивает, но его глаза говорят совсем другое.

— Подожди…

— Что?

— Ты сейчас действительно прекрасно выглядишь, и я не хочу упускать это время.

Он притягивает меня ближе и целует. Во мне растет счастье, и я цепляюсь за его страстные губы. Этот вкус, этот запах. Все в нем сводит меня с ума, как и всегда.

— Ты идеальна, Элиза Пирс, — говорит он.

Я хихикаю.

— Обещаешь?

Джуниор отступает на шаг и рисует крест на груди.

— ЭЛИЗА! ЭТО ТЫ?

Я засовываю бумажный пакет в свою сумку и прячу его подальше, закрывая за собой входную дверь.

— Да!

— Подойди на минутку.

Я стряхиваю с себя напряжение и натягиваю улыбку, прежде чем пройти на кухню.

— Привет, пап.

Он сидит за стойкой с чашкой кофе в одной руке и спортивным журналом в другой. Я кладу свою сумку на край стойки вместе со стопкой блокнотов.

— Где ты была? — спрашивает он. — Ты не пришла домой прошлой ночью.

— Да… Я, э-э… — Я подхожу к холодильнику и открываю его. — Я провела ночь на полу у Гранта, — вру я. — Я немного задержалась, делая домашнее задание, и сегодня мы ходили по магазинам.

Папа смотрит на тетради.

— Какое домашнее задание?

— Просто учу сцену для этой недели.

Он вынимает свободную страницу из блокнота, лежащего сверху, и я внутренне съеживаюсь.

— Почему у тебя домашнее задание Джуниора Моргана по математике?

Дерьмо.

— О… — Я продолжаю улыбаться и машу рукой. — У него возникли некоторые проблемы, и он попросил посмотреть, нет ли в нем ошибок.

Он поднимает бровь.

— Я и не знал, что вы друзья.

— Мы не друзья, — пожимаю я плечами. — Я имею в виду… мы не общаемся или что-то в этом роде. Должно быть, кто-то сказал ему, что я разбираюсь в математике, и он попросил меня помочь. — Я изучаю его холодные, строгие глаза. — Это нормально?

Он откладывает тетрадь.

— Конечно. Все в порядке.

Я прочищаю горло и хватаю свои вещи, стремясь избавиться от подозрительности в его тоне.

— Я буду наверху.

— Хорошо.

Я мчусь на третий этаж, крепко сжимая бумажный пакет, спрятанный в моей сумке, и жалуюсь на отсутствие замка на двери моей спальни.

ЕСЛИ ЗНАНИЕ — СИЛА, то этот момент не должен заставлять меня чувствовать себя такой слабой.

Все не совсем так, как я себе это представляла. Не уверена, что когда-либо представляла, но сейчас это довольно ярко. Этот неловкий взгляд в аптечном ряду, потому что ты чувствуешь, что кто-то наблюдает за тобой, но поблизости никого нет. Столько вариантов выбора. Как, черт возьми, может быть столько цветов и вариаций палочек, на которые ты писаешь?

А потом происходит это: самые долгие девяносто секунд в моей жизни, каждая секунда длится по меньшей мере в три раза дольше, чем должна была бы.

Мое сердце колотится о ребра так сильно, что становится больно. У меня звенит в ушах из-за того, что я напрягла слух, чтобы убедиться, что мой отец случайно не войдет.

Я никак не могу объяснить это ему прямо сейчас. Я с трудом могу объяснить это даже самой себе.

Мы были осторожны. Не так ли? Я уже и не помню, сколько раз мы это делали, сколько использованных презервативов осталось на дне мусорного ведра. Достаточно, чтобы один из них оказался дефектным; достаточно одной крошечной дырочки размером с булавочную головку, и сотни тысяч маленьких сперматозоидов доберутся до меня. Джуниор случайно не забыл надеть один раз? Нет, я определенно заметила бы это, и я не могу себе представить, что он сделал бы это тайком.

В любом случае, все это не имеет значения. Сейчас важно только то, что это произошло. Я стою здесь, прямо сейчас, в своей ванной, и держу в руках тест, который показывает, что я беременна. Две маленькие пересекающиеся линии, и моя жизнь полностью изменилась.

Я не могу иметь этого ребенка. Это факт. Я слишком молода для таких вещей. Я все еще учусь в колледже и очень хотела бы его закончить. А Джуниору это не нужно. Ребенок будет мешать ему осуществить свою мечту. Я не могу так с ним поступить.

Итак, я думаю, что есть только одна вещь, которую можно сделать.

Я замираю, ощущая призрачное прикосновение рук Джуниора к своим и то, какие чувства он вызывает у меня каждый раз, когда смотрит на меня.

По моему лицу расползается улыбка.

Я ношу ребенка Джуниора Моргана.

В моей голове вспыхивает образ, призрачная искра надежды. Джуниор стоит передо мной, не сводя глаз с комочка у себя на руках, и просто не может перестать улыбаться.

На секунду это самая теплая мысль, которую я когда-либо могла себе представить.

Через секунду я влюбляюсь в это.

Я должна защитить его. Даже если шансы так малы, как то, что этот ребенок сейчас внутри меня, я должна сохранить эту возможность.

Я сажусь на пол в ванной, смотрю на тест в своей руке и представляю идеальный нерушимый мир.