Взятка

Глава 9

Люси

— Мне пора. — Дюк прижался своими губами к моим.

— Пока нет. — Я вцепилась в его трицепсы, удерживая его прежде, чем он успел уйти, и провела языком по его губам.

Он зарычал, бросил сумку, которую держал в руках, и обхватил мое лицо ладонями, переводя поцелуй на следующий уровень.

Я растворилась в нем, желая, чтобы солнце еще не взошло и ему не нужно было идти на работу.

Дюк оторвался от моих губ и прижался своим лбом к моему.

— Сегодня вечером. Мой дом. Я пришлю тебе адрес по СМС.

Я тяжело дышала.

— Хорошо.

— И мы поговорим.

Я сдержала внутреннее содрогание и кивнула.

Он поцеловал меня еще раз, затем подхватил свой рюкзак и пересек крыльцо, сбегая по ступенькам, пока я наблюдала за ним с порога.

Я помахала рукой, когда он задним ходом выехал на своем грузовике с подъездной дорожки и поехал по гравийной дороге.

Мои губы потрескались. У меня болели те места, где у меня уже давно ничего не болело. И я была беззастенчиво удовлетворена. Это было бы идеальное утро четверга, если бы не растущая яма страха в моем животе.

— Потому что Дюк хочет поговорить, — пробормотала я, закрывая дверь.

И я совершенно определенно не хотела этого делать.

Секс был отличным способом избежать разговоров на прошлой неделе.

Это или, может быть, Дюк почувствовал, что мне нужна отсрочка, и что я не была готова. Он дал мне время и так много оргазмов, что я сбилась со счета, но за последние несколько дней его терпение иссякло.

Может быть, если бы я появилась в его доме в пальто, и только в пальто, я смогла бы купить себе еще один день.

Скорее всего, нет.

Завтра у него был выходной, и нашим отношениям исполнялась одна неделя. Мы еще не ходили к нему домой, но я подозревала, что он собирался заманить меня там в ловушку, пока не узнает все, что можно было знать о моем прошлом и о том, как я попала в Каламити.

Я сходила на кухню за еще одной чашкой кофе, затем отнесла свою кружку в гостиную, свернулась калачиком на диване и стала смотреть в окно. Солнечные лучи струились сквозь стекло. Птицы щебетали, приветствуя новый день.

Благодаря Дюку на прошлой неделе я почти не спала, и мои глаза были тяжелыми. Он оставался здесь каждую ночь после бара. С утра он уходил на работу, потом приходил сюда ужинать и проводил ночь, изматывая меня до состояния сна без сновидений. Несмотря на кофе, я засыпала именно на этом месте каждое утро, предаваясь дремоте перед завтраком.

Одной из скрытых жемчужин в схеме «убеги-из-своей-жизни-и-создай-фальшивую-личность» было то, что мне негде было быть. Моя привычка постоянно опаздывать излечилась сама собой благодаря сложившимся обстоятельствам.

Я закрыла глаза, наслаждаясь мирной утренней песней природы, и была готова задремать, когда в кармане моей толстовки зазвонил телефон. Я вскочила, расплескав себе на колени порцию кофе.

— Черт. — Я промокнула его рукавом.

Дюк не узнал еще об одной моей привычке, я постоянно что-нибудь на себя опрокидывала. То, что я невредимой съела чизбургер и картошку фри в баре, было чудом, хотя я и близко не подходила к бутылке с кетчупом.

Я достала свой телефон и не удивилась, увидев на экране имя Эверли. У устройства было только два контакта — ее и Дюка.

— Привет. — Я улыбнулась, отвечая.

— Ты не мертва. Тогда тебе лучше придумать хорошее объяснение, почему ты не позвонила мне вчера и не ответила на мои сообщения прошлым вечером.

О, черт.

— Прости. Я была, эм… занята.

Мы с Эверли договорились свести контакты к минимуму, по крайней мере, пока я устраиваюсь на новом месте и утихает буря в СМИ вокруг моего исчезновения.

Я обещала связываться с ней каждую среду, о чем забыла вчера, потому что, очевидно, регулярный дневной сон и секс были не только хорошим способом избежать разговоров, но и забыть, что ты не позвонила своей лучшей подруге.

— Занята? — спросила она. — Чем? На прошлой неделе ты сказала, что тебе безумно скучно.

— Насчет этого. Я вроде как нашла что-то — кого-то, — чтобы заполнить свое время. Ты помнишь Дюка?

— Горячий коп из Йеллоустоуна? Да. Его лицо трудно забыть. Подожди. Ты уехала из Монтаны? Ты в Вайоминге?

— Нет, я все еще в Монтане. Оказывается, он шериф здесь, в Каламити.

— Не может быть. — Она рассмеялась. — Только с тобой могло такое произойти. Итак, я полагаю, вы двое встречаетесь? Ты ведь трахалась прошлой ночью, не так ли? Вот почему ты не отвечала на мои сообщения.

Я хихикнула.

— Я определенно собиралась потрахаться.

— Сучка. Как тебе удается скрываться и при этом заполучить горячего копа в первую же неделю? Ты и твои счастливые случайности.

Эверли часто поддразнивала меня по этому поводу, но это не помешало острому чувству вины ударить сильнее.

Когда дело касалось моей карьеры, у меня была одна счастливая случайность за другой. Мы с Эверли обе хотели стать певицами. Когда мы были маленькими девочками, мы пели вместе, играя на качелях или расчесывая волосы нашим Барби. Благодаря удаче я нашла свой путь в центр внимания. Тем временем она гналась за той же мечтой, и удача отнеслась к ней холодно. Но она не позволила этому сбить себя с толку. Она работала не покладая рук и не собиралась сдаваться.

Может быть, если меня не будет рядом, слава упадет ей на колени.

Я надеялась на это. Эверли была талантливой певицей. У нее был природный талант. Она не увлекалась сочинительством песен, как я, но она любила петь, и, если бы она нашла песню, которая вознесла бы ее на вершину, она бы воспарила.

И ужасы, которые я пережила, те, свидетелем которых она была воочию, удержат ее от повторения моих ошибок. От доверия не тем людям. От того, чтобы позволить миру перевернуться с ног на голову настолько, что ее единственным выбором было бежать.

Далеко бежать. Быстро бежать.

Но мне повезло. Я побежала прямо в объятия хорошего человека.

— Это еще не все, — сказала я. — Он, эм, знает, кто я.

На линии воцарилось молчание. Я отодвинула телефон от уха, ожидая ответа.

— Что? — взвизгнула она. — Как ты могла сказать ему? Это полностью противоречит нашему плану. О чем ты только думала?

— Я ему не говорила. Он остановил меня в тот день, когда я приехала сюда.

— Господи, Люси. Ты опаздывала?

— Да. — Моя лучшая подруга хорошо знала меня. — Дюк никому не скажет.

— Откуда ты знаешь? Он может скормить тебя таблоидам. У тебя есть план отхода? Что ты собираешься делать, если в Монтане появится куча репортеров?

— Нет, у меня нет плана отхода. Но Дюк не такой. Он не скажет.

— Ты уверена?

— Да. — В моей голове не было ни капли сомнения.

Дюк не предал бы меня.

— Он еще не знает, что произошло, — сказал я ей. — Но я планирую рассказать ему. — Сегодня вечером, если только я не смогу обменять оргазмы на большее количество времени.

Она глубоко вздохнула.

— Мне это не нравится. Я не пытаюсь быть злой, так что не злись на меня за то, что я собираюсь сказать.

— Что? — Я собрался с духом.

— Ты слишком доверчива.

Она имела в виду Меган. И она не ошиблась. Я была слишком доверчива.

Эверли никогда не нравилась моя ассистентка. Я списывала это на ревность лучшей подруги, потому что мы с Меган были близки, но мне следовало прислушаться.

Я открыла рот, чтобы сказать ей, что Дюк был другим, но как бы сильно я его ни защищала, Эверли все равно будет волноваться.

— Я буду осторожна.

— Не злись на меня.

— Я не злюсь. — Я вздохнула. Она всего лишь заботилась о моей безопасности. — Что-нибудь еще случилось в последнее время?

— Ничего нового. Мне все еще звонят репортеры, и я просто придерживаюсь нашей истории. — Истории, которую мы придумали вместе на диване в нашей гостиной — я съехала, и Эверли не знала, куда я делась. — Я не знаю, верят ли они в это, но в конце концов им надоест один и тот же ответ.

— Прости, что заставила тебя разбираться с этим.

— Я не возражаю. Ты уже достаточно натерпелась, — сказала она. — Звонил Скотт. Пять раз.

— Он может отправляться к черту.

Она рассмеялась.

— Забавно. Это было именно то, что я ему сказала.

— Эв. Ты не должна была этого делать.

Скотт не был ее продюсером, потому что она не работала на лейбле, в данный момент только пела внештатно, но он был знаменит в Нэшвилле. И он мог бы разрушить ее карьеру, занеся ее в черный список любого лейбла одним-единственным электронным письмом.

— Мне все равно. Если Скотт захочет попытаться разрушить мою карьеру, я расскажу миру о том, что он сделал. И позвоню его жене.

Кое-что, на что мне хотелось бы набраться смелости. Вместо этого я поехала по большой дороге в Монтану.

— Ты заглядывала в социальные сети? — спросила она.

— Однажды. — В понедельник я отважилась зайти в Твиттер и, прочитав семь спекулятивных тем, закрыла приложение. — Очевидно, я либо нахожусь на реабилитации, либо у меня был психический срыв. Один тролль написал, что мне пришлось уволиться, потому что Меган была настоящей певицей, а я только подпевала ее песням.

— Люди — придурки.

— Это правда. Но это не имеет значения. Теперь я Джейд Морган.

— А как поживает Джейд? — в голосе Эверли слышалось неподдельное беспокойство. — Ты хорошо держишься?

Я выглянула в окно, любуясь захватывающим видом на возвышающиеся вдалеке горы и холмистые зеленые и золотые поля в долине.

— Я думаю, что нашла нужное место.

Прошла всего неделя, но здесь я чувствовала себя более умиротворенной, чем за все годы пребывания в Нэшвилле. Может быть, дело было в более легком графике. Может быть, дело было в тишине. Может быть, дело было в Дюке. Какой бы ни была причина, Каламити оставлял свой след, собирая маленькие кусочки моей души, которые были разбиты вдребезги. День за днем эти осколки срастались воедино, образуя новую меня.

Джейд.

— Я скучаю по тебе, — сказала Эверли.

— Я тоже скучаю по тебе. Расскажи мне, что с тобой происходит.

Мы целый час говорили об альбоме, над которым она работала несколько месяцев. На следующей неделе у нее будет время в студии, чтобы начать запись. Она напела мне мелодию к одной из своих любимых песен, затем дала мне пару вариантов припева и спросила, какой мне нравится больше всего. Я слушала, как зачарованная, игнорируя ту часть своего сердца, которая жаждала оказаться на ее месте.

Я все еще не могла заставить себя думать о музыке. В течение многих лет я открывала рот, и первое, что вырывалось наружу, была музыка. В течение нескольких недель, после появления Меган, царила только тишина.

После того, как мы с Эверли попрощались, я пропустила свой дневной сон и поднялась наверх, чтобы долго принимать душ, а затем провела день, наводя порядок в фермерском доме.

И беспокоясь.

Беспокойство Эверли исходило от чистого сердца, но у меня от этого голова пошла кругом. Была ли я слишком доверчива? Да. Должен ли у меня быть план отхода? В данный момент я не могла представить, что покину Каламити. Но что, если репортеры действительно появятся в поисках материала для статьи? Фермерский дом был уединенным и изолированно стоящим. Одна из причин, по которой я обожала это место, заключалась в том, что было приятно иметь свободное пространство. Но если на мою подъездную дорожку заедет грузовик СМИ, я застряну.

Как только уборка была закончена, я достала свой ноутбук и вошла в каждый из своих аккаунтов в социальных сетях. Не проверяя их, я на всякий случай удалила все свои уведомления и сообщения.

Потом я сидела перед телевизором, не обращая никакого внимания на ситком на экране, пока один час переходил во второй. Паранойя, которая была у меня в первые дни в Каламити, вернулась. Я задернула жалюзи на окне гостиной, чтобы спрятаться. Беспокоясь о том, что должно было произойти.

Сегодня вечером Дюк задаст вопросы, на которые я не хотела отвечать. Я вновь переживу страх и боль последних шести месяцев, чего я хотела избежать, даже если он будет длиться всего несколько минут.

Я знала его достаточно хорошо, чтобы предсказать его реакцию. Он бы разозлился. Он бы захотел вмешаться и помочь. И мне пришлось бы умолять его оставить все как есть. Я только хотела, чтобы все исчезло.

Зазвонил мой телефон, пришло сообщение от Дюка с его адресом и припиской приходить, когда буду готова.

Если я буду тянуть время, то будет только сложнее, поэтому я встала с дивана и вышла за дверь, взяв свою сумочку, в которой у меня было несколько вещей на ночь, и поехала через весь город.

Мои пальцы барабанили по рулю, а беспокойство усиливалось, когда я следила за своим навигационным приложением. Я представляла себе, что он живет в городе, уютно устроившись в тихом районе, окруженный обществом, которое он так сильно любил. Но дом Дюка был на границе Каламити, где у соседей было свободное пространство друг от друга. Владения на этой дороге граничили с открытыми пшеничными полями.

Поворот к Дюку был отмечен валуном, на камне был выгравирован номер его дома. Я направила свой «Ровер» с улицы на подъездную дорожку, обсаженную деревьями. За их стволами виднелась пышная и раскинувшаяся лужайка. Гравий хрустел под моими шинами, когда я проезжала мимо дерева за деревом, высокие ветви и зеленые листья создавали навес вдоль прямой полосы.

Затем показался его дом, и волна удивления отбросила мои тревоги в сторону. Его дом оказался совсем не таким, как я ожидала.

Он явно не был холостяцким гнездышком. Это был настоящий дом. Семейный очаг. Я припарковалась перед гаражом на три машины с крепким баскетбольным кольцом, стоящим на цементной площадке рядом с третьим отсеком. Основание обруча обрамляли две бочки из-под виски с петуниями в горшках, желтые и белые цветы отчаянно нуждались в обрезке.

Напротив гаража находился сам дом. Кирпичная кладка была выкрашена в белый цвет. Ставни из кедра были выкрашены в шоколадно-коричневый, который гармонировал с колоннами на крыльце.

Кто знал, что мой парень такой модный?

Входная дверь открылась, когда я выпрыгнула из «Ровера». Дюк вышел, все еще одетый в оливково-зеленую рубашку шерифа, заправленную в джинсы, но снял ботинки и стоял босиком на коврике.

Он выглядел таким домашним и расслабленным. Его руки были скрещены на груди, и он прислонился к дверному косяку, его ленивая поза противоречила острым глазам, пожиравшим каждый мой шаг по тротуару.

Я выбрала пару облегающих джинсов и майку на тонких бретельках, перекрещивающихся на плечах.

И никакого лифчика.

Он скоро узнает, что я также не позаботилась и о трусиках.

— Милое местечко, Шериф.

Он ухмыльнулся, когда я подошла ближе и встала на цыпочки, ожидая, когда он приблизится еще на дюйм.

Дюк раскрыл объятия и взял мое лицо в ладони, целуя меня так же, как этим утром на пороге моего дома, заставляя меня задыхаться, улыбаться и жаждать большего. Он ошеломил мой разум и запутал мое сердце наилучшим из возможных способов.

Никогда в своей жизни я не жаждала быть с человеком так, как жаждала Дюка. Я была готова быть с ним каждую минуту каждого дня. Я копила моменты, когда мы были вместе, запирая их глубоко в своем сердце.

Просто на случай, если все это рухнет.

— Как прошел твой день? — спросила я, когда он отпустил меня.

— Отлично. Обычно. Я весь день занимался бумажной работой и ответил на три телефонных звонка от членов городского совета, которые интересовались аварией, произошедшей на прошлой неделе. Они хотели убедиться, что с Грейсоном все в порядке.

— О-о-о. Это мило.

Он пожал плечами.

— Так обстоят дела в моем городе. Мы заботимся друг о друге.

Моем городе. Когда-нибудь я тоже хотела бы назвать его своим городом. Может быть, это уже было так.

— Как Грейсон? — спросила я.

— Все в порядке. Я внимательно слежу за ним. — Дюк взял сумку из моих рук и перекинул ее через плечо. Затем он схватил меня за руку и повел в свой дом.

Запах чеснока наполнил мои ноздри, когда я вошла внутрь. Мимо ковра в прихожей и ряда пустых вешалок для одежды деревянные полы привели нас на кухню. Дюк вероятно стоял у раковины с большим окном, когда заметил меня на подъездной дорожке.

Остров в центре кухни придавал помещению форму подковы. Шкафы были белыми, столешницы — из крапчатого гранита. Мои пальцы сами просились пробежаться по глянцевой поверхности.

— Здесь прекрасно.

Дюк поставил мою сумку в маленький закуток рядом с высоким шкафом, который, как я предположила, был кладовой.

— Я купил это место много лет назад и потихоньку приводил его в порядок.

— Ты делал это сам?

— Нет. Кейс, мой приятель, владелец строительной компании в городе, сделал все это. Он занимается и дизайном, так что не ставь мне это в заслугу. Моим единственным требованием было, чтобы дом был обновленным, удобным и функциональным. На самом деле мне не хотелось перебирать образцы краски и ковров, поэтому я нанял свою сестру, и она работала с Кейсом над дизайном всего.

— Что ж, у твоей сестры прекрасный вкус.

— Я передам ей.

Две вещи растопили меня в тот момент. Во-первых, что Дюк расскажет обо мне своей сестре. Потому что я была достаточно значима для него, чтобы поделиться мной со своей семьей. И, во-вторых, Дюк создал себе дом. Убежище, в котором можно жить, а не выпендриваться.

В течение многих лет я была окружена материальными людьми. Все было примерно такого же размера, как их дом, и модели их автомобиля. Лейбл устраивал ежегодную рождественскую вечеринку, и я заходила в комнату, и меня сразу оценивали. Люди, которым нужно было повысить свой социальный статус, приносили мне бокалы с шампанским и делали комплименты по поводу моего платья. Те, кто думал, что я ниже их, задирали нос и хихикали над отсутствием у меня драгоценностей.

Скромные корни Дюка обвивались вокруг моих лодыжек, и мне нравилась их крепкая хватка.

— Я проведу тебе экскурсию позже, — сказал он. — Основной этаж был отделан около двух лет назад. Но имей в виду, подвал по-прежнему выдержан в оригинальном стиле восьмидесятых, потому что единственное, что там есть, — это мой домашний тренажерный зал, и я не особо забочусь об обоях, когда тренируюсь.

— Теперь мне не терпится это увидеть.

Он ухмыльнулся мне и указал подбородком на холодильник.

— Там вода и пиво. Я прихватил бутылку красного, если ты хочешь вина вместо пива.

Я заметила янтарную бутылку пива рядом с раковиной и взяла себе такую же.

— Нужна помощь?

— Нет. Просто расслабься.

— Это все, что я делала сегодня. — Расслаблялась и беспокоилась. Но я осталась на своей стороне острова, потягивая пиво, пока он перекидывал полотенце через плечо и доставал разделочную доску и нож. Затем он начал доставать из холодильника овощи и пучок салата-латука. — Что у нас на ужин?

— Стейки готовы для гриля. Картофель уже в духовке. Подумал, что еще приготовлю салат на скорую руку.

— Ты умеешь готовить?

— Я умею готовить, — сказал он, начиная нарезать помидор. Судя по запаху жарящегося картофеля, ужин будет восхитительным.

Он нарезал салат босиком, выглядя сексуально, очаровательно и совершенно непринужденно на кухне. Осознание того, что он был королем этого дома, как и всего города, ужасно заводило. Однажды, если музыка вернется, я обязательно напишу песню об этом человеке.

Дюк Эванс заслужил чертовски хорошую песню.

Я хотела увековечить его в текстах песен. Точно так же, как я поступила со своим отцом.

— Мой папа готовил, — сказала я. — Не все время, но часто. Ему нравилось приходить домой с работы пораньше несколько дней в неделю и опережать маму на кухне. Он надевал ее фартук в цветочек, чтобы приготовить для нас что-нибудь необычное.

— Какое твое любимое блюдо из тех, что он готовил?

— Тако. Они не были изысканными, но мама любила тако. А папа любил маму, так что мы ели много тако.

Я улыбнулась, представив, как он отодвигал ее стул и накрывал салфеткой ее колени. Потом он приносил ей тарелку с тако и вел себя так, будто это были улитки.

— У моих родителей были свои шутки, — продолжила я. — Мой отец был мастером пошлых, чрезмерных жестов. Если выпадал шанс заставить мою маму покраснеть и захихикать, он пользовался им. А потом он спрашивал ее, достаточно ли это было сырно. В лучшем случае она оценивала по шкале «чеддер», — я подняла руку над головой, затем опустила ее ниже талии, — в худшем — по шкале «Американских синглов».

— Потому что на самом деле речь шла не о сыре.

— Именно. — Я представила улыбку мамы, когда она сообщила новость о том, что его стараниями получилась посредственная моцарелла. И услышала папин смех, когда он сказал: «Неуловимый святой швейцарский» (прим. ред.: речь идет о швейцарском сыре).

Дюк отложил нож и оперся руками о столешницу.

— Что с ними случилось?

— Автомобильная авария. Это было примерно через три месяца после того, как я переехала в Нэшвилл. Однажды вечером они пошли в кино и так и не вернулись домой.

Он опустил голову.

— Мне жаль.

— Это было очень давно.

— Мне не следовало рассказывать тебе об аварии. — Его челюсть сжалась. — Вероятно, я вернул тебя в то время. Черт, мне жаль.

— Нет, все в порядке. Я была рада послушать.

Он покачал головой, пригвоздив меня взглядом своих голубых глаз.

— Пришло время, детка.

— Для картошки?

— Нет. — Он обошел остров и положил руки мне на плечи. — Пришло время тебе рассказать мне, что происходит.

— О, — пробормотала я.

— Я должен знать, с чем я здесь имею дело. — Его большие пальцы поглаживали мою кожу. — Я хотел дать тебе немного времени. Дать нам немного времени, чтобы просто привыкнуть друг к другу. Но мне не нравится, что я иду по минному полю с повязкой на глазах.

— Хорошо. — Я глубоко вздохнула, готовая начать все с самого начала, когда в дверь позвонили.

Брови Дюка сошлись на переносице, и он опустил руки, стягивая полотенце с плеч. Он швырнул его за спину на остров, затем вышел из комнаты, оставив меня и мое пиво.

Почему я так нервничала, собираясь рассказать ему свою историю? Когда я сказала Эверли, что доверяю Дюку, я не шутила. Этот человек ни за что не предал бы меня. Но какая-то часть меня хотела крепко держать свои секреты под замком. Может быть, я боялась, что он будет думать обо мне хуже.

Да, я была глупа. Я отдала слишком много контроля не тем людям. Женщина была мертва, и это случилось из-за меня.

Но это была не моя вина. Ни в чем из этого не было моей вины. По крайней мере, это было то, что я твердила себе в течение нескольких недель.

Так почему же я чувствовала себя такой виноватой?

— Ты пришел сюда пешком? — голос Дюка разносился по коридору, отдаваясь эхом перед его шагами. Он вышел из-за угла со стороны входа, но был не один.

За ним следовал Трэвис.

— Мама запретила мне водить машину.

— Почему?

— Потому что я… — В ту секунду, когда Трэвис заметил меня на кухне, его лицо окаменело. Должно быть, он не понял, что на подъездной дорожке стояла моя машина. Я сомневалась, что он повторит эту ошибку снова.

— Ты помнишь Джейд? — Дюк кивнул на меня и вернулся к своей разделочной доске.

— Да.

— Привет. — Я улыбнулась и помахала рукой, надеясь, что дружелюбное выражение лица немного разморозит парня.

Этого не произошло.

Он хмуро посмотрел на меня, а затем уставился на Дюка.

— Она пришла на ужин?

Дюк ответил жестким взглядом. Если бы он был нацелен на меня, я бы упала на колени и взмолилась о милосердии.

Трэвиса он ничуть не смутил. Не говоря ни слова, он развернулся и выбежал из дома, ознаменовав свой уход хлопком двери.

Я дернулась и, когда звук перестал разноситься по дому, посмотрела на Дюка.

— Мне жаль. Я не хочу вставать между вами двумя.

— Не извиняйся. Ему придется смириться.

— Ладно, — пробормотала я, чувствуя себя клином, разъединяющим мальчика и его образец для подражания.

Дюк вернулся к приготовлению пищи, и, хотя он не признавался в этом, отношение Трэвиса испортило ему настроение. Он нарезал начинку для салата с излишней силой, раздавливая помидоры с каждым ломтиком. Он выдернул противень с картошкой из духовки, чтобы перевернуть картошку, чуть не уронив его на пол.

И разговор, начавшийся до прихода Трэвиса, был окончен.

Наверное, это было к лучшему. Было достаточно трудно рассказывать все Дюку, когда он в хорошем настроении. Сварливый Дюк взбесился бы до чертиков.

Когда Дюк вышел на улицу, чтобы поджарить стейки, я последовала за ним на террасу.

— Обычно Трэвис остался бы на ужин?

Он кивнул.

— Да. Он приходит раз или два в неделю. Мы едим. Бросаем мяч или смотрим игру.

Комфорт и непринужденность, с которыми Трэвис вошел в дом, говорили о том, сколько раз он приходил сюда.

— Мне жаль.

— Эй. — Дюк подошел и заключил меня в объятия. — Не надо. Я хочу, чтобы ты была здесь. Трэвис придет в себя.

— Но…

— Люси, все в порядке. — Он отпустил меня достаточно надолго, чтобы запечатлеть поцелуй на моих губах. — Давай забудем об этом. Поужинаем. И ляжем спать.

— Ты собираешься попросить меня остаться?

— Не планировал, ты определенно остаешься.

Я улыбнулась.

— Хорошо, что я захватила с собой зубную щетку.

Секс отвлечет его от мыслей о Трэвисе.

И выиграет мне еще один день, чтобы избежать неизбежного разговора.