Мы все-таки заезжаем в травмпункт.
Платон вообще не хочет слышать моих доводов о том, что все в порядке, и это просто ушиб, пройдет.
Тащит к врачу, потом на рентген, который, естественно, ничего особенного не выявляет, а затем еще и в аптеку, где закупается всем, что указано в рецепте.
И только после всех этих мероприятий мы добираемся до квартиры Курпатова.
Он, на время переквалифицировавшись из помощника фельдшера в парнишечку-заботушку, тащит меня через просторную прихожую в комнату, сажает на диван, а сам куда-то уходит.
Ну, я времени даром не теряю, с любопытством осматриваюсь.
И вот да-а-а…
В таких интерьерах мне бывать не доводилось…
Конечно, видно, что квартира эта для одинокого мужчины. Этакая брутальная берлога.
Потолки метра четыре, не меньше. Оформлена в современном стиле, с минималистичным дизайном. В гостиной, куда меня привел Курпатов, преобладает темная мебель и акцент на технику – большой телевизор и звуковую систему. В углу – навороченный компьютер с несколькими выгнутыми мониторами.
На стенах висят картины с изображением городских пейзажей. Светлый ламинат на полу, а вот по углам пыль. Наверняка, имеющийся робот пылесос не везде дотягивается.
Через широкий проем видно еще одну комнату, спальню, и тоже очень стильную.
Интерьер ее тоже в спокойных, нейтральных тонах, замечаю край широченной кровати, прямо траходром какой-то, а не место для сна.
А вообще, несмотря на стильные детали интерьера и общий уют, все равно чувствуется, что тут живет парень и живет один.
Гостиная соединена с кухней, там тоже, судя по всему, полный комплект, но готовят на этом всем богатстве редко, судя по тому, что там и сям виднеется одноразовая посуда и коробки от готовой еды. Оно и понятно, если Платоша живет один, нафига ему готовить? Да и когда?
Сам же признавался, что работает с утра до ночи. И еще и учится… Нет, наверно, и кровать эта шикарная редко используется для траха. Только если он не двужильный, конечно.
Платон выходит из ванной комнаты, идет ко мне с пакетом, полным лекарств, и пластиковым контейнером, судя по всему, домашней аптечкой.
– Посмотри, что у меня есть для тебя.
Он присаживается передо мной на корточки, расставляет мази и таблетки, которые прописал мне врач, на журнальном столике.
Затем встает, идет к шкафу-купе и снимает с верхней полки коробку. Отдает мне.
– Это я тебе вчера купил.
– Что? – растерянно улыбаюсь я, рассматривая коробку. Похоже, мне дарят планшет. Обалдеть… – Зачем это?
– Мне захотелось, детка. Теперь давай тебя полечим чуть-чуть. Но сначала поцелуй меня.
– Это тоже лечение? – охотно обнимаю Курпатова, наклонившегося близко-близко, ласково потираюсь носом о его колючую скулу. М-м-м… Так приятно…
– Это – лучшее лечение, малыш… – хрипло отвечает мне Платон, начиная чуть-чуть тискать за талию и пониже, сопит возбужденно, сжимает…
Больно!
Вскрикиваю, и Платон тут же тормозит с ласками.
– Черт… – упирается лбом мне в плечо, – прости… Давай лечить.
Вздыхаю, потому что ужасно хочется продолжить, но… Но как-то странно все. И ощущения внутри меня странные.
Нет, надо это чуть-чуть обдумать, разложить по полочкам. А то чувство такое, что тону. Погружаюсь все глубже и глубже…
Страшновато!
Пока я прихожу в себя, Платон умудряется обработать мою травмированную ногу, причем, делает это очень даже профессионально, чувствуется богатый опыт в вопросах лечения ушибов и синяков разной степени тяжести.
А затем кивает мне на планшет:
– Все, малыш, пока похозяйничай здесь.
– У тебя проект? – понятливо киваю я.
– Да, сейчас к wi-fi подключи, делай всё, что захочешь, я немного вырублюсь из реала, часа на полтора сразу, а потом ужин. Закажешь?
– А что ты любишь?
– Я почти всё ем, но очень нравятся их отбивные и салат с черносливом и грецким орехом. Ещё можно торт купить.
– Хорошо, я всё усвоила.
– И на завтра что-нибудь заказывай, чтоб не готовить.
– Завтра в универ, Платон, по-любому, – настораживаюсь я. – У меня коллоквиум по экономике.
– Я отвезу тебя, малыш, не переживай.
Платон целует меня в губы, а затем направляется к своему шикарному рабочему месту в гостиной.
Стаскивает по пути с себя футболку, и я замираю, пожирая взглядом его спину, красивую, проработанную, широкую. Ой, какой он все же… Ну вот как к такому относиться ровно? Невозможно, совершенно невозможно…
Изо всех сил контролирую дыхание и слюноотделение заодно, вцепляюсь в планшет, делая вид, что очень сильно занята его распаковкой и вообще не обращаю внимания на некоторых любителей походить без футболок.
Это на тот случай, если демонстрация была предназначена именно для меня.
Но Платон, похоже, вообще не думает о случайных и неслучайных зрителях, падает в удобное кресло, надевает здоровенные наушники и погружается в работу.
Из интереса пару раз кидаю взгляды на три одновременно загоревшихся экрана, но ничего не понимаю, а потому перестаю лезть туда, куда не следует.
Тем более, что у меня есть более приятные способы времяпрепровождения.
Похозяйничать в такой квартире. Почему бы и нет?
Заказав доставку и покрутив в руках планшет, решаю заняться им чуть позже, а пока что исследовать территорию.
Через пять минут, найдя в специальном хозяйственном шкафу шикарный ручной пылесос, принимаюсь за уборку.
Ну а что?
Он сам предложил хозяйничать…
С пылью в углах я не хочу мириться. Можно сидеть без денег, можно быть нищим, но нельзя зарастать грязью.
Привозят заказанный ужин, но я не говорю об этом Платону, очень уж лицо у него сосредоточенное, а пальцы так и мелькают над клавиатурой. Нужно подождать, он занят.
Побродив еще по квартире и убедившись, что больше заняться нечем, накидываю куртку и выхожу на балкон с чашкой чая.
Замираю, рассматривая панораму ночного города.
Уже темно и довольно прохладно.
Вечерний проспект окутан мягким сумеречным светом. Мерцающие огни уличных фонарей и рекламных вывесок отражаются на мокрых асфальтных дорогах, создавая иллюзию свечения. Люди ещё ходят, укутываюсь в пальто или шарфы. Откуда-то снизу тянет ароматами уличной еды и кофе. И, кажется, я даже слышу музыку. Сейчас такой период, когда люди в кафе предпочитают вечер проводить.
И вдруг я понимаю, что мне хорошо.
Вот сейчас, в эту минуту. На этом балконе, в этой квартире.
С этим парнем, мирно и уютно щелкающим по клавишам в комнате. Заботливым, щедрым. Горячим.
Боже, да это прямо подарок судьбы какой-то!
И почему я должна от него отказываться? Только потому, что это когда-то закончится? И будет больно? Ну так все когда-то закончится…
Почему я думаю о том, что будет, а не живу в том, что сейчас происходит?
Если подумать, у меня же все хорошо!
Универ, где я учусь на бюджете, и хорошо учусь! Жилье, за которое плачу минималку.
Работа… Ну, ладно, с работой прокол пока что, но в перспективе-то она будет!
И парень.
Красивый, по нему весь универ стонет. А он вокруг меня прыгает… Почему-то. И какая разница, почему?
Нравлюсь я ему, значит. Не стал бы парень, которому девушка не нравится или нужна только для секса, вот так носиться с ней!
Не стал бы так сильно ревновать, в окна лазить, ухаживать за травмированной ногой, дарить дорогие подарки.
Да и вообще, так себя вести, как ведет Курпатов!
Боже, да я – курица слепая, привыкшая к тому, что все вокруг все делают с умыслом!
Надо верить людям, Сонька. Надо!
Конечно, не все радужно в моей жизни. Имеется в анамнезе и придурок отчим со своими угрозами, и непонятный папаша со своими сообщениями…
Но это все где-то далеко, не здесь! Не сейчас!
А сейчас у меня есть теплый осенний вечер, горячий чай, офигенный парень и огромное звездное небо над головой.
И я счастлива!
Счастлива!
Так легко это осознать, оказывается.
Надо просто расслабиться.
Платон выходит на балкон, обнимает со спины, устраивает свой тяжёлый подбородок мне на макушку.
Улыбается, я чувствую.
– Ну, как успехи? – интересуюсь я.
– Похоже, мы с деньжатами, детка.
– У нас ужин.
– Давай ужин, я ещё поработаю. Как твоя нога?
– Немного побаливает.
– Бедная девочка, – он присаживается на корточки и начинает мягко наглаживать моё пострадавшее бедро.
Коротко вздыхаю, ощущая ласковые настойчивые прикосновения ладоней. Горячо… Приятно…
Отставляю уже пустую кружку на подоконник подальше, хочу повернуться, но Платон не пускает.
– Ч-ш-ш-ш… Малыш… Стой так…
Ладони скользят выше, под юбку, прерывисто выдыхаю:
– Что ты?..
– Просто хочу посмотреть, как на тебе трусики сидят… Можно?
Впрочем, вопрос этот чисто риторический, потому что моего разрешения он не ждет.
Задирает юбку, жадно сжимает ягодицы, матерится тихо и восхищенно:
– Охуенная задница, малыш… Просто отпад…
А затем… Кусает!
Кусает прямо через кружево белья!
Я взвизгиваю от неожиданности, чуть ли не подпрыгиваю, и только властные ладони Платона удерживают меня на месте. Снова хочу повернуться, теперь уже, чтоб высказать свое недовольство на такую бесцеремонность. И больно же!
Но Платон тут же смачно целует место укуса, и по коже разлетаются искры удовольствия.
Выгибаюсь с легким стоном, невольно оттопыриваю пятую точку, и Платон одобрительно ворчит что-то, мягко наглаживая и нацеловывая меня.
Прикрываю веки, погружаясь в новые для себя ощущения. Ну а что? Не каждый день меня шикарный парень в попу целует… Это надо хорошенько запомнить, запечатлеть на подкорке, так сказать… Чтоб было потом, что вспомнить.
Погружение протекает плавно и настолько полно, что пропускаю момент, когда Платон перестает целовать… Встает, прижимает меня всем телом к подоконнику… И я понимаю, что на мне уже нет белья! Когда, как успел снять? И, самое главное, что и на Курпатове нет ничего!
Снова пытаюсь повернуться, в этот раз, чтоб тормознуть его, потому что к голой моей заднице очень определяюще прижимается уже вполне готовый и чрезвычайно серьезно настроенный член. А мы на балконе, вообще-то! И, пусть нас не видно совсем, высокий этаж, да и темно, но все равно… Это как-то… Неправильно… И неприлично… И… Ах… Бо-о-оже…
Не успеваю я, вобщем, ничего возразить по существу вопроса.
Обалдело таращусь в темноту перед собой, выгибаясь невольно еще сильнее, потому что очень хочется так сделать. Хочется, чтоб до конца, до основания, полностью… Ой…
И Курпатов не обманывает ожиданий.
Возбужденно шепчет в ухо:
– Не опирайся на больную ножку, малыш… Вот так… Повыше ее чуть-чуть… Да-а-а… Горячая какая… Да-а-а…
Жесткий, большой, он медленно, аккуратно набирает темп, так, чтоб и в самом деле как можно меньше травмировать мою ногу. И это его поведение, такое отличное от того, что происходило между нами раньше, заводит еще сильнее.
По-другому, нежно и томно, словно я – мягкое желе, обволакивающее собою, поглощающее любую жесткость, любое вторжение…
– Охренеть, малыш, охренеть… – Платон постепенно теряет контроль над своими действиями, и это тоже сносит мне крышу. Невероятно круто, когда такой парень теряет голову от секса с тобой. Хочется еще больше ему дать, еще больше позволить, просто для того, чтоб улетел окончательно. И самой улететь вместе с ним.
Нет ничего слаще этого, клянусь!
Меня выносит за пределы сознания, вскрикиваю на каждое жесткое движение, на каждый удар его тела, и тяжелая ладонь закрывает мне губы, не позволяя вырываться звукам, а жаркий шепот оглушает:
– Не кричи, малыш, тише, тише… А то соседи все курить выскочат… А нам советчики нужны? Не-е-е-ет…
Это его хриплое, возбужденное, властное “не-е-ет” окончательно выбивает меня из этой реальности, слезы льются из глаз, картинка звезд, с интересом глядящих на нас, мутнеет и крутится.
– Охуенно полечились, малыш, – шепчет Платон, жарко выдыхая мне в макушку, – кайф… Но пошли в кроватку уже, наконец. Так хочется тебя выебать на нормальной поверхности…
Он поправляет штаны, разворачивает мое мягкое после оргазма тело, глубоко и вдумчиво целует безвольные губы, а затем подхватывает под ягодицы, словно маленькую девочку. Взвизгиваю и обнимаю его за талию ногами, и за шею – руками.
– Полетаем, малыш? – смеется Платон, – я с тобой охеренно летаю. А ты?
А я с тобой уже улетела, Курпатов…
Голова, по крайней мере, все еще не со мной…
И нет, это не страшно.
Это ох-ре-нен-но!