– Проверим сейчас… – бормочу я и пишу сообщение:
«Извините, вы ошиблись номером»
Ответа какое-то время нет, словно абонент не в сети, а затем, уже когда мы с Веркой пьем чай с конфетами, прилетает сообщение:
«Софья Руслановна Морозова? Это ведь ты, детка?»
– Да, блядь! – вырывается поневоле, хотя я не матерюсь обычно. Но тут образных слов не нахожу.
Он, то есть! Отчим! В какие игры играет, скот? Мало того, что “папа”, так еще и “детка”!
Совсем берега потерял!
«Ещё раз напишешь – детка, заблокирую».
«Не надо, не блокируй! – прилетает тут же, – я просто слегка растерян… Могу тебе позвонить?».
«Нет. – Нервно печатаю в ответ, – ты мне нафиг нужен».
И отключаю телефон, не в силах выдержать напряжения. Верка все это время хмуро наблюдает за нашей перепиской, прикусив пока еще не накрашенную губу.
– То есть, ему мало добить мою маму, – отшвыриваю я от себя телефон, – она вообще не виновата ни в чем, подобрала какого-то урода, блин, бандита, подстреленного на улице, ещё и замуж за него вышла, поверила ему. Он, сволочь, у меня половину бабкиной квартиры оттяпал, и у него там какие-то неприятности, проблемы, а мама с инфарктом… Тварь какая! Мамы меня лишил, жилья лишил… А теперь я ему детка! Сука!
Я расстраиваюсь так, что чуть не плачу от обиды, застарелой и горькой, а Верка неожиданно принимается гладить моё плечо.
– Вот, с какого перепугу, Вер?!
– Да не кричи ты. Забудь ты его, нафиг, заблокируй, пусть с других номеров телефона звонит. Ты ему никто, и в конце концов, ты со мной живёшь, и это значит, у тебя кто-то есть, мы тут все тут повязаны и вообще большая семья…
Верка несет бред сумасшедшей, конечно, но мне почему-то становится легче.
Особенно, когда она подается вперед и обнимает, пытаясь успокоить.
Я даже нахожу в себе силы улыбнуться, пусть и натянуто, но хоть что-то.
– Тебе лучше? – спрашивает Вера.
– Да, – киваю я, немного привирая, конечно.
Обижать её нельзя. От чистого сердца же пытается помочь. Верка вообще, несмотря на свою дремучесть, помешана на психологии и на психических болячках несчастных сирот. То есть, таких, как мы с ней. И изо всех сил старается придумать какие-то отвекающие реабилитации, свято веря, что это помогает. То у нас арт-терапия, с нейронными рисунками, похожими на радужные кишки. То у нас медитация под звуки несущегося поезда и дождя. И это всё Верка несёт в интернет на свою страницу, в свои блоги.
Самое удивительное то, что нее при этом куча подписчиков. Правда, в основном парни, потому что ради секса они готовы верить в ретроградный Меркурий в Венере и стать кем угодно по знаку зодиака. В надежде, хотя бы гипотетической, получить писечку. А Верка любит выкладывать не только всякую психологическую хрень, но и откровенные фотки, записывает короткие сториз в стиле тик-токовских мобов, между всем этим безобразием умудряясь с умным видом говорить о каких-то психологиеских фишках и предлагать кидать донаты на карточку.
И, что удивительно, кидают!
Она на эти деньги живет, на них же мы купили в комнату недорогую бытовую технику и стали автономной организацией, не зависящей от того, насколько обширное в данный момент на кухне поголовье тараканов.
Я бы тоже так хотела, но точно в блогеры не гожусь, зато гожусь в упаковщики.
– Блин, Вер, надо на работу.
– Что за работа у тебя новая?
– В общем, упаковывать продукты нужно, – я подхожу к шкафу, начинаю переодеваться. – Оплата каждую неделю, мне, в принципе, подходит, потому что там можно график выбрать.
– Я тебе рекомендую про Курпатова не забывать.
– А почему я должна о нём забывать или помнить? Кто он вообще в моей жизни?
Верка закатывает выразительно накрашенные глаза и принимается перечислять, загибая пальцы:
– Четвёртый курс, своя квартира, своя машина, работа и зарабатывает он столько, сколько многие из нас даже не будут получать даже через двадцать лет. И у него какие-то там нереальные связи. Вокруг него все теснятся, все наши сливочки, университетская элитка. Если с резинкой и не залетать, то можно хорошо воспользоваться. Может он тебе работу покруче найдёт, чем упаковщицей посылок. Ты такая деловая, самостоятельная, ты должна знать, где что выгодно.
Это она выдает на одном дыхании, и я уверяюсь, что Вера речь заранее заготовила и вызубрила. Не её это – так чётко и логично говорить.
– А потом что, Вер? Положение у нас изначально неравное, сама же говоришь. Ради чего он будет мне помогать? Ради секса? Ну так это на первых порах только работает, а дальше что? Игрушкой его я быть не собираюсь, а у него от безнаказанности башню сорвет запросто… Когда человек в зависимости, это не вызывает уважения, только желание еще в большую зависимость его загнать… Эти мажоры же извраты, все на свете попробовавшие…
– Не твоя забота. Ты к этому времени уже срулишь в закат.
– Нет, мне это не подходит. Я от такого дерьма подальше стараюсь держаться… И потом… Он слишком хорош сейчас, тяжело будет, если что…
– Я тебя не узнаю, – она складывает руки на груди и изучающе на меня смотрит. – Морозова, ты что, уже влюбилась в него, что ли?
– Это с чего такие выводы?! – фигею от логики, точнее от полного ее отсутствия. Я же вообще не об этом! А то, что чуть-чуть о Павле Платоновиче помечтала, так это просто баловство… Или нет? Прямо холодно становится сразу!
Всё же, Верка на предчувствии, интуиции и примитивных инстинктах живёт. Иногда поражаюсь, насколько умудряется в точку ляпнуть. И даже начинаю верить, что она не так дремуча, как кажется. Правда, в следующее мгновение она с невыносимо умным лицом выдает какую-нибудь настолько невыносимо тупую фигню, что сразу понимаешь, как ошибочно было то впечатление…
– У тебя фен где? – перевожу я разговор.
– На подоконнике.
– Всё, делаю укладку и бегу на работу, – как обычно, на резкую смену темы Вера мгновенно ведется, кивает. Рыбка Дори, блин… – Уроки вечером.
– Не знаю, какие тебе уроки, если у тебя уже образование есть. У тебя этот курс пройден.
– Да, на полгода вперёд.
Мы болтаем о какой-то ерунде, а у меня сердце колотится, как будто застукали за преступлением.
Влюбилась?
Да нет, не может быть! Ну, не может быть такого. Что, с первого раза, посидев у парня на лице?
Не-ет, не верю. Просто Платоша прав, крышу рвёт без секса. Надо позой с ним поменяться, а потом разойтись. Я успокоюсь. Он успокоится… Все вокруг успокоятся.