Я буду сверху

Глава 5

Дорога до общежития пролегает через парк. И я невольно замедляю шаг, чтобы немного отдохнуть и насладиться тишиной. В городе её так мало, а осенний день так красив. Природа только начинает менять краски на осенние. Деревья одеваются в яркие наряды, и парк превращается в настоящий цветной калейдоскоп. Бабье лето в самом разгаре. Ещё зелень не отступила, но уже золота полно. И листья можно попинать, тоже море удовольствия.

Вокруг полно людей, так же, как и я, забредших сюда за тишиной и отдыхом от мегаполиса. В этом городе больше миллиона жителей, не столица, конечно, но по сравнению с тем местом, откуда я приехала, очень даже все бурлит.

И люди чисто на инстинктах ищут спокойствия и отвлечения от бешеной динамики города.

Кто-то приходит сюда, чтобы насладиться красотой природы, кто-то – чтобы провести время с друзьями или семьей. Дети играют на площадках, родители гуляют с колясками, молодежь катается на велосипедах и скейтбордах.

А я в таком пограничном состоянии: ловлю себя на том, что хочу нескольких вещей одновременно: то мне скейтборд нужен, покататься с ветерком, то на коляску с агукающим младенцем засматриваюсь.

На мгновение в голову лезет фантазия, что хочу вот такого маленького, на Платошку похожего. Платоновича хочу. Павлуша Платонович. Идти вот так по яркому осеннему парку, смотреть в его улыбающуюся мордочку… Ох, красота…

Совсем ты, Морозова, ебанутенькая… Недостаток секса трансформировался к желание продолжения рода. Ужас, что с нами гормоны делают!

Детские голоса сливаются с шелестом листьев. И я, мечтательно улыбаясь, схожу с тропинки, напрямую топаю через парк. Так до общаги рукой подать, она находится недалеко от университета, и студентам удобно добираться до учебы.

Во дворе общаги, по случаю теплого дня и практически лета еще, пар столбом. Народ парит и смеется. Среди них точно нет мажорчика Платона, и вряд ли он вообще травит себя такой фигнёй. Поэтому ни на кого не обращая внимания, хотя свистят и приглашают тесануть, я пробегаю в общежитие. С комендой демонстративно не здороваюсь. Вот уверена, что это она слила мой телефон. Хотя… Сейчас еще Верку проверю.

Комнаты у нас одноместные, двухместные и даже трехместные, последнее – удел первокурсников. На втором крусе народ уже рассасывается с учётом личного пространства. В каждой комнате необходимый минимум мебели, а кухни общие. И даже комната отдыха имеется с вечно продавленными и прокуренными диванами и старым, неработающим телеком.

Я захожу в нашу комнату на втором этаже. Тут нашими с Веркой общими стараниями чисто, красиво, большое окно выходит на багряно-зелёные ветки большого клёна. Даже маленький уголок для кухни имеется, с портативной икеевской плиткой и микроволновкой, потому что общественная – это фу. Хорошо, что тут у нас бытовые приборы не запрещают размещать в комнатах, а то бы пришлось страдать…

Вера красится, сидя с по-турецки подогнутыми ногами на своей кровати. Внимательно изучает себя в маленьком зеркале с ушками.

– Вау, какие люди! – безэмоционально приветствует меня она, потому что эмоции выразить хочется, но красить ресницы надо осторожно.

– Ага, мы самые, – фыркаю я, разуваясь и бросая сумку на свой стол.

– Курпатов дар речи потерял от твоей промежности. Это – главная новость университета, – говорит Верка, затем откидывает зеркальце и показывает мне на своем айфоне фотографию, где я сижу на лице Платона.

Черт… Так и думала, что звездой ютуба стану.

– Плевать. – Вздыхаю я, понимая, что с этим ничего не сделать, а значит, смысла переживать нет, – у меня сегодня работка. Прикинь, кто пишет? Отчим!

И смотрю на нее внимательно, отслеживаю каждое, самое микроскопическое изменение выражения лица.

– Да ты что? – расстраивается Верка, выпучив красивые, но невероятно тупенькие голубые глазки.

И столько в них изумления и внимания, что становится понятно: это не она слила. Вот точно! Выдыхаю. Не хотелось бы совсем уж веру в людей терять. А с Веркой мы общий язык нашли на удивление неплохо.

Она, конечно, редкая коза, но чистоплотная, спокойная и по-своему порядочная.

– А как он твой телефон нашёл? Ты же сменила, – она волнуется и даже перебирается на мою кровать, заглядывает в глаза участливо.

– Меня тоже интересует, – вздыхаю я, – если он знал, куда я поступила, то телефон могли дать в приёмной. Или здесь.

– Коменданша – крыса, – злобно сопит Верка, – до бабок жадная. Запросто она могла!

– Смотри, что этот придурок пишет, – открываю я нашу неоконченную переписку с отчимом и протягиваю телефон Верке. После моего удивленного вопроса про семью он ничего больше не прислал, – пьяный, что ли?

– Слушай, ну ты переписываешься, даже ничего не узнав?! – возмущается Вера, надув губки. – Так может, это человек ошибся. Странные сообщения-то… Посмотри, и номер московский!

– Откуда ты знаешь, что это московский? – я снова внимательно изучаю переписку, вынужденно признавая, что Верка, несмотря на ее полную отмороженность, в чем-то и права. Странные сообщения. Отчим обычно так не писал… И, к тому же, слишком… Грамотно, что ли… Знаки препинания есть…

– Так у меня же дядя в Москве! Почти такие же цифры, – убежденно говорит Верка.

Я не спорю, потому что не знаю толком, отличаются ли цифры московского провайдера и наших местных.

– Я так и подумала, что придурок в Москву уехал, – говорю задумчиво, – и мне написывает.

– А я думаю, что просто ошиблись.

– Проверим сейчас…