Если кто-то думает, что восстановление заброшенного поместья — это романтическое занятие в духе современных шоу о дизайне интерьеров, где за пару монтажных кадров под бодрую музыку руины превращаются в образец архитектурного совершенства, то этот кто-то явно никогда не пытался собственными руками выгонять семью сов из чердака, отмывать многолетнюю плесень с каменных стен и объяснять местным рабочим, почему нельзя просто замазать дыру в крыше глиной и считать работу выполненной. Потому что я вот уже два месяца занималась именно этим, и моя новая жизнь больше напоминала реалити-шоу на выживание для беременных женщин с завышенными требованиями к качеству ремонта.
— Хозяйка, — сказал мастер Томас, местный плотник с бородой цвета древесной стружки и философией «зачем делать хорошо, если можно сделать быстро», — вы уверены, что нужны именно такие окна? Простые дырки в стене с деревянными ставнями тоже неплохо смотрятся.
Я стояла посреди будущей детской комнаты и пыталась объяснить ему концепцию «естественного освещения» и «вентиляции», чувствуя себя инженером, который пытается рассказать обезьяне о принципах работы ракетного двигателя.
— Томас, — терпеливо сказала я, — ребенку нужен свежий воздух и солнечный свет. Это важно для здоровья.
— А в мое время дети росли в подвалах и ничего — выживали, — философски заметил плотник.
— Те, кто выживал, — мысленно добавил Снорри, который лежал в углу и наблюдал за дискуссией с выражением собачьей морды, ясно говорящим: «Люди — странные существа, но за ними интересно наблюдать».
— Хочу именно такие окна, — настояла я. — С хорошими рамами, качественным стеклом и возможностью открывать их в теплую погоду.
— Дорого выйдет, — предупредил Томас.
— Ничего. Средства есть.
И средства действительно были. Оказалось, что казна Ленуаров, спрятанная в подвале поместья, пережила разграбление и годы запустения. Видимо, грабители не догадались искать сокровища под грудой старых бочек и мешков с заплесневелым зерном. А еще выяснилось, что земли, принадлежащие роду, по-прежнему приносят доход — местные крестьяне исправно платили налоги в королевскую казну, но часть денег, согласно старым договорам, должна была поступать владельцам поместья. Когда я предъявила документы на право собственности, выяснилось, что за годы моего отсутствия накопилась приличная сумма.
— Хозяйка богатая стала, — одобрительно заметил староста деревни Уильям, мужчина с лицом, напоминающим печеное яблоко, и мудростью, накопленной за семьдесят лет жизни. — Теперь можете и замуж выйти за кого захотите.
— Не собираюсь я замуж, — ответила, поглаживая живот, который уже начинал округляться под просторными платьями.
— Как не собираетесь? — ахнул Уильям. — Женщина без мужа — что дом без крыши!
— А я как раз крышу и чиню, — улыбнулась я. — Сама справлюсь.
Местные жители постепенно привыкали к моим странностям. Сначала они смотрели на меня как на диковинку — молодая женщина, которая живет одна (если не считать говорящего корги, о способностях которого я, разумеется, молчала), восстанавливает поместье и явно ожидает ребенка, но при этом не носит обручального кольца и не упоминает о муже. Скандал, достойный обсуждения на всех посиделках в радиусе пяти деревень.
Но потом они увидели, что я плачу справедливую цену за работу, не кричу на слуг, помогаю больным (благодаря знаниям о гигиене и элементарной медицине из XXI века) и вообще веду себя как нормальный человек, а не как взбалмошная аристократка. И постепенно деревенские сплетни сменились осторожным уважением.
— Барыня добрая, — говорила повитуха Марта, женщина с руками, которые принимали роды у половины округи, и интуицией, которая позволяла ей определять пол ребенка по форме живота матери. — И дитё у неё будет здоровое. Чувствую.
— А отец-то кто? — любопытствовала соседка.
— Не наше дело, — строго отвечала Марта. — Главное, что мать хорошая. А остальное — господь рассудит.
Мне нравилась Марта. Она была из тех людей, которые не лезут в чужие дела, но всегда готовы помочь, когда помощь нужна.
А помощь была нужна постоянно. Восстановление поместья оказалось гораздо более сложным процессом, чем я предполагала. Мало было просто починить крышу и окна — нужно было восстановить всю инфраструктуру. Водопровод (в виде системы труб, подающих воду из колодца), канализацию (довольно примитивную, но функциональную), отопление (камины в каждой комнате), кухню (с новой печью и улучшенной вентиляцией).
— Хозяйка, — сказал мне как-то мастер Роберт, кузнец, который занимался металлическими элементами конструкций, — вы такие штуки придумываете, каких я в жизни не видел. Откуда у вас эти знания?
— Читаю много книг, — дипломатично ответила я.
Что было правдой, но не всей правдой. Основную часть знаний я черпала из воспоминаний о современной жизни, адаптируя технологии XXI века к возможностям средневекового мира. Нельзя было построить электростанцию, но можно было улучшить систему освещения с помощью зеркал и более эффективного размещения свечей. Нельзя было сделать водопровод с горячей водой, но можно было организовать систему подогрева воды в медных баках.
— Вы как волшебница, — восхищался молодой плотник Пьер. — Все у вас получается!
— Не волшебница, — смеялась я. — Просто думаю, прежде чем что-то делать.
А еще я планировала. Каждый вечер садилась за стол в большой зале (который уже был полностью восстановлен) и составляла списки работ на следующий день, планы по улучшению хозяйства, бюджет расходов. Снорри лежал рядом и изредка комментировал мои идеи.
— А что, если сделать в саду грядки с лекарственными травами? — предложила я однажды.
— Хорошая идея, — согласился корги. — И полезно, и красиво. А еще можно организовать небольшую школу для деревенских детей.
— Школу?
— Ну подумай — ты знаешь грамоту, счет, основы медицины. Детям это пригодится. А тебе будет чем заняться, когда малыш подрастет.
Это была блестящая идея. Образование в деревне было роскошью, доступной только семьям священника и старосты. Остальные дети росли неграмотными, что серьезно ограничивало их возможности в жизни.
— Только сначала нужно самой выучить местную письменность получше, — заметила я. — А то объясню им арифметику арабскими цифрами, и меня сожгут как колдунью.
— Детали, — отмахнулся Снорри. — Главное — идея правильная.
К концу третьего месяца поместье уже мало напоминало руины, которые я увидела по приезду. Крыша была полностью восстановлена, окна вставлены, стены отремонтированы и даже частично украшены росписью (я нашла среди местных мастеров человека с художественными способностями). Сад расчищен и разбит на несколько зон — огород с овощами, цветочные клумбы, лекарственные грядки и даже небольшой пруд, где плавали караси.
А самое главное — детская комната была готова. Светлая, просторная, с большими окнами и мягкими коврами на полу. Я сама сшила занавески из голубой и белой ткани (цвета подходили как для мальчика, так и для девочки), а местный мастер изготовил деревянную колыбель с резными узорами.
— Красота, — одобрительно сказала Марта, осматривая комнату. — Дитё в такой комнате вырастет здоровым и умным.
— Надеюсь, — ответила я, гладя живот, который теперь было уже не скрыть под одеждой.
— А как назовете?
— Если мальчик — Эдмунд. Если девочка — Ариана.
— Красивые имена.
Марта кивнула, не задавая лишних вопросов. Она понимала, что тема отца ребенка закрыта для обсуждения.
В это время в поместье появился еще один обитатель — молодой священник отец Джеймс, который приехал из соседнего прихода, чтобы благословить восстановленный дом и… очевидно, поговорить со мной о моральных вопросах.
— Леди Мэйрин, — сказал он, нервно теребя четки, — я не хочу вас осуждать, но… ваше положение вызывает вопросы у паствы.
— Какие именно вопросы? — спросила я, угощая его чаем и медовыми лепешками.
— Вы ожидаете ребенка, но не замужем. Это… нестандартная ситуация.
— Согласна. Нестандартная.
— И что вы собираетесь с этим делать?
— Рожать ребенка и растить его с любовью, — ответила я просто.
— Но люди говорят…
— Люди всегда говорят, отец Джеймс. Это их любимое занятие. Но говорить и знать правду — разные вещи.
— А в чем правда?
Я задумалась. Что я могла сказать? Что отец моего ребенка — король, который не знает о существовании своего наследника? Что я жертвую своей репутацией ради его спокойствия?
— Правда в том, — сказала я наконец, — что этот ребенок желанный и любимый. Что у него будет дом, семья и все необходимое для счастливой жизни. Разве этого не достаточно?
Отец Джеймс долго молчал, обдумывая мои слова.
— Возможно, вы правы, — сказал он наконец. — Господь судит по делам, а не по обстоятельствам. А ваши дела добрые — вы помогаете людям, восстанавливаете красоту, несете добро в мир.
— Спасибо за понимание.
— Но если вам понадобится поддержка церкви… если люди будут слишком осуждать…
— Я дам знать, — пообещала я.
После его ухода Снорри поднял голову с лап и посмотрел на меня:
— Неплохо справилась. Дипломатично и честно одновременно.
— Я учусь, — ответила я. — Учусь жить в этом мире, быть частью этого общества, но при этом оставаться собой.
— И как успехи?
— Пока нормально. Люди принимают меня такой, какая я есть. Даже с моими странностями.
— А скучаешь по прежней жизни? По Арно?
Я замолчала. Конечно, скучала. Каждый день, каждую ночь. Иногда просыпалась и тянулась рукой к пустой половине кровати, ожидая найти там теплое тело любимого человека. Иногда ловила себя на том, что рассказываю что-то интересное пустому воздуху, как будто он рядом и слушает.
— Скучаю, — призналась я. — Но это проходит. Боль становится тише, воспоминания — светлее. И есть ребенок, которому нужна счастливая мать, а не женщина, живущая прошлым.
— А новости из столицы слышала?
— Какие новости?
— Король женился. Пышная свадьба, много гостей, всеобщее ликование.
Я почувствовала, как что-то сжалось в груди, но это была уже не острая боль, а глухая тоска.
— Хорошо, — сказала я. — Значит, он выполнил свой долг.
— И счастлив ли он?
— Не знаю. И лучше не знать. Это его жизнь, а это — моя.
— А еще говорят, — добавил Снорри осторожно, — что Солас тоскует. Отказывается есть, не дает себя седлать никому, кроме короля.
— Бедный Солас, — вздохнула я. — Передай ему… если сможешь… что я его помню и люблю.
— Передам. Когда-нибудь.
Мы сидели в тишине, каждый думая о своем. Я — о новой жизни, которая начиналась здесь, среди восстановленных стен и цветущих садов. О ребенке, который скоро появится на свет. О будущем, которое предстояло строить своими руками.
— Знаешь, что самое удивительное? — сказала я Снорри.
— Что?
— Я счастлива. Не так, как была счастлива с Арно, но по-своему. У меня есть дом, дело, цель в жизни. И скоро будет семья.
— Странное определение семьи, — заметил корги. — Женщина, собака и ребенок.
— Зато дружная семья, — рассмеялась я. — И это главное.
И это действительно было главное. В этом мире, полном условностей и ограничений, я создавала свой собственный мир — где любовь важнее правил, где счастье не зависит от чужих мнений, где можно быть собой, не оглядываясь на то, что скажут люди.
А еще в моем мире росла маленькая жизнь, которая скоро появится на свет и изменит все до неузнаваемости.
И я была готова к этим переменам.»