После вчерашней встречи с принцем я спала, как человек в коме — глубоко, без сновидений, и проснулась с ощущением, что меня переехал обоз с особо злобными лошадьми. Всё тело ныло, но особенно — плечо, где остались отпечатки его пальцев. Я потрогала это место и поймала себя на мысли, что боль почему-то приятная. Видимо, мой мозг окончательно сдался и решил получать удовольствие от того, что принц использует меня как тренажёр для сжимания.
Снорри уже не спал. Сидел у окна и смотрел на меня с выражением судмедэксперта, изучающего особо интересный труп.
— Ты улыбаешься во сне, — констатировал он без предисловий. — Причём улыбаешься так, как улыбаются только идиотки, которые влюбились в неподходящего мужика.
— Доброе утро и тебе, солнышко, — пробурчала я, потягиваясь. — А может, мне просто снилось, что я ем пончики.
— Ага. Пончики размером с принца и с характером гиены. — Снорри спрыгнул с подоконника и подошёл ближе. — Слушай, у меня к тебе серьёзный разговор.
Я села на койке, всё ещё зевая. Серьёзный разговор от Снорри обычно означал, что я опять что-то делаю не так. А учитывая мою вчерашнюю встречу с принцем, список моих ошибок, вероятно, вырос до размеров королевской библиотеки.
— Давай свой серьёзный разговор. Только не говори, что я опять виляю бёдрами. Я честно стараюсь ходить, как дровосек.
— Хуже. Тебе нужно кое-что знать о настоящей Мэйрин. И о том, что она оставила после себя.
От его тона мне стало не по себе. Снорри умел быть язвительным, циничным, издевательским — но сейчас в его голосе была какая-то печаль. Как будто он говорил о покойнике.
— Что именно? — спросила я, окончательно просыпаясь.
— Письмо. От её матери. Мэйрин спрятала его в тайнике, но так и не успела прочитать до конца. Думаю, тебе стоит это сделать. Особенно после того, что ты вчера подслушала.
Он знал про разговор короля с магистром допросов? Конечно, знал. Снорри знал всё, что происходило в этом замке. Иногда мне казалось, что он общается с крысами и они приносят ему сводки новостей.
— Где этот тайник? — спросила я, вставая и начиная одеваться. Бинты, рубашка, бриджи — весь этот маскарад, который давался мне всё легче с каждым днём.
— В старой комнате Мэйрин. Там, где она жила до того, как стала притворяться мальчиком. Только придётся быть осторожной — комната в башне, а туда без дела не ходят.
Прекрасно. Значит, нужно незаметно пробраться в заброшенную башню, найти письмо, прочитать семейные тайны и вернуться, не привлекая внимания. В замке, где каждый второй — потенциальный доносчик, а каждый первый — просто параноик.
— А ты не можешь просто рассказать, что там написано? — спросила я без особой надежды.
— Могу. Но письмо лучше прочитать самой. Там есть… подробности, которые могут тебе пригодиться. И кое-что ещё.
Подробности. От слова «подробности» в исполнении Снорри у меня всегда начинала чесаться спина. Обычно эти подробности оказывались чем-то вроде «кстати, у тебя есть смертельный враг» или «между прочим, завтра тебя казнят».
Я закончила одеваться и направилась к двери. Снорри потрусил следом, виляя хвостом с видом конспиратора, которому наконец-то дали интересное задание.
Башня, где раньше жила настоящая Мэйрин, находилась в старой части замка. Там пахло пылью, запустением и чем-то ещё — чем-то грустным, как воспоминания о лучших временах. Коридоры были узкие, окна маленькие, а по углам прятались тени, которые, казалось, следили за каждым нашим шагом.
— Вон та дверь, — шепнул Снорри, указывая носом на деревянную дверь в конце коридора. — Только тихо. Здесь иногда ходят слуги.
Я подкралась к двери и осторожно нажала на ручку. Дверь поддалась с тихим скрипом, как будто жаловалась на то, что её так долго не беспокоили.
Комната была небольшая, но когда-то уютная. Сейчас она выглядела, как музей заброшенной жизни. Кровать с пыльным покрывалом, столик у окна с засохшими цветами в вазе, книжная полка с несколькими томами, которые, вероятно, читала настоящая Мэйрин. И везде — пыль, как саван времени, накрывший прошлое.
— Тайник за зеркалом, — прошептал Снорри. — Нажми на правый верхний угол рамы.
Я подошла к старому зеркалу, висевшему на стене. Моё отражение смотрело на меня с упрёком — растрёпанный «мальчик» в мятой рубашке, с глазами, полными тайн и страхов. «Хорошо хоть не в платье», — подумала я и нажала на угол рамы.
Зеркало бесшумно отъехало в сторону, открывая небольшую нишу. Внутри лежал пергамент, сложенный вчетверо, и небольшой медальон на тонкой цепочке. Медальон был простой, серебряный, с выгравированным гербом Ленуаров — тем самым львом, мечом и полумесяцем, который я видела на книге в метро.
Письмо я развернула дрожащими пальцами. Почерк был изящным, женским, но торопливым — как будто писавшая спешила.
'Моя дорогая Мэйрин,
Если ты читаешь это, значит, я уже мертва, а ты в опасности. Прости, что не успела рассказать тебе всё при жизни. Прости, что ты вынуждена скрываться под чужим именем.
Твой отец не предал короля, как говорят придворные. Наоборот — он раскрыл предательство самого короля. Рикард де Монталье пришёл к власти путём убийства законного наследника — своего старшего брата Эдмунда. Твой отец собрал доказательства этого преступления.
За это нас всех приговорили к смерти. Но не за измену — за знание правды.
Доказательства спрятаны в семейном склепе, в старом замке Ленуаров. Если ты когда-нибудь захочешь восстановить справедливость — они там. Но будь осторожна. Правда может быть опаснее лжи.
Медальон — это ключ к тайному входу в склеп. Храни его. И помни: правда скрыта под маской короны. Тот, кто сейчас носит её, запятнал руки кровью брата.
Твоя любящая мать,
Изабелла де Ленуар'
Я дочитала письмо и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Король — убийца собственного брата? Семью Ленуаров казнили не за измену, а за то, что они знали правду о престолонаследии? Это же… это же не просто семейная драма о мести. Это — заговор, который может свергнуть династию.
А я, Татьяна-парикмахер, каким-то образом оказалась в центре всего этого политического безумия.
— Снорри, — прошептала я, — ты знал об этом?
— Подозревал. Твой отец был слишком честным человеком, чтобы предать короля. А король — слишком подозрительным, чтобы казнить всю семью только за слухи.
Я взяла медальон в руки. Он был тяжёлым, старинным, и от него исходило ощущение чего-то важного. Чего-то, что может изменить всё.
И в этот момент дверь распахнулась.
Я обернулась, зажав в кулаке медальон, и увидела в дверном проёме принца Арно. Он стоял, опёршись плечом о косяк, и смотрел на меня с выражением человека, который поймал вора с поличным.
— Интересное место для утренней прогулки, Мишель, — сказал он голосом, от которого по спине пробежали мурашки. — Особенно для мальчика, который вчера утверждал, что просто споткнулся.
Боже мой. Он следил за мной. Пошёл за мной и увидел, как я лезу в чужие тайники и читаю секретные письма. Сейчас он начнёт спрашивать, что это было, и тогда…
— Ваше высочество, — я попыталась изобразить удивление, — я просто…
— Просто что? — Он вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Резко, со звуком, который прозвучал как приговор. — Просто изучаешь заброшенные комнаты? Или ищешь что-то конкретное?
Он подошёл ближе, и я почувствовала знакомый запах — кожа, сталь, что-то мужское и опасное. В его глазах было что-то новое. Не просто подозрение. Интерес. Хищный интерес хищника, который выследил добычу.
— Я… заблудился, — соврала я, пряча руку с медальоном за спину.
— Заблудился, — повторил он с усмешкой, которая была холоднее зимнего ветра. — В башне, куда ведёт только одна лестница. В комнату, которую никто не посещает уже три года. Очень правдоподобно, Мишель.
Он был уже близко. Слишком близко. Настолько, что я могла видеть, как напрягается его челюсть, как сужаются глаза. И от этой близости у меня начинали дрожать коленки, как у школьницы перед директором.
— Что у тебя в руке? — спросил он тихо, и его голос был как шёлк, обтягивающий стальной кинжал.
— Ничего, — быстро ответила я.
— Покажи.
Это был не просьба. Это был приказ. И в его голосе была такая власть, что я почти подчинилась. Почти. Но в последний момент здравый смысл взял верх.
— Это… личная вещь, ваше высочество.
Он поднял бровь. Одну. И от этого жеста стало так жарко, что я готова была раздеться до рубашки. А потом его лицо стало жёстким, как камень.
— Личная вещь? — переспросил он с интонацией человека, который услышал особенно наглую ложь. — У моего оруженосца есть личные дела, о которых я не должен знать?
Его рука легла мне на плечо — больно, крепко. Достаточно крепко, чтобы я поняла: убежать не получится.
— Мишель, — сказал он, и в его голосе послышались нотки того самого раздражения, которое я видела вчера, — ты начинаешь действовать мне на нервы. А когда мне действуют на нервы, я становлюсь… неприятным.
Я сглотнула. Неприятным? Он уже был неприятным. И опасным. И притягательным до неприличия. Что будет, если он станет ещё хуже?
— Я могу объяснить, — начала я.
— Тогда объясняй. Быстро.
Я смотрела в его глаза и понимала, что выхода нет. Он не отступит. Не поверит очередной лжи. И если я не скажу что-то правдоподобное…
— Это… — начала я и замолчала, пытаясь придумать хоть что-то.
— Это что? — его голос стал ещё жёстче.
— Подарок, — выпалила я. — От… от девушки.
Он замер. Абсолютно. Как будто превратился в статую. Только глаза остались живыми — и в них разгорелось что-то странное. Что-то тёмное и опасное.
— Девушка, — повторил он медленно. — У тебя есть девушка?
— Да, — соврала я, не понимая, почему от его тона у меня перехватывает дыхание. — То есть… была. Мы… расстались.
— Покажи подарок.
— Но…
— Сейчас же.
Я медленно вытащила руку из-за спины и показала медальон. Принц посмотрел на него, и его лицо стало ещё более каменным.
— Красивая вещица, — сказал он ровным голосом, в котором не было никаких эмоций. — Дорогая, наверное.
— Не очень, — пробормотала я.
— И эта… девушка… подарила его тебе просто так?
— На память.
Он молчал долго, глядя на медальон. Потом перевёл взгляд на меня, и то, что я увидела в его глазах, заставило меня отступить на шаг.
— Знаешь, Мишель, — сказал он очень тихо, — я не люблю, когда мне лгут.
— Я не…
— Лжёшь. — Он шагнул ближе. — И мне это не нравится. Совсем не нравится.
Его рука сжалась на моём плече сильнее, и я почувствовала, что сейчас у меня останется синяк. Но странное дело — от этой боли становилось не страшно. Становилось… жарко.
— Ваше высочество…
— Я не знаю, что ты скрываешь, — продолжал он, не обращая внимания на мои слова. — Но я узнаю. Рано или поздно — узнаю. И тогда…
Он не договорил. Но в его голосе была угроза. И обещание.
Отпустил меня резко, и я едва не упала.
— Убирайся отсюда, — приказал он, отворачиваясь. — И больше не приходи в эту башню. Это приказ.
Я кивнула и направилась к двери на дрожащих ногах. Но у порога обернулась.
— Ваше высочество?
— Что? — он не повернулся.
— А вы… вы тоже когда-нибудь дарили кому-то подарки?
Он замер. Потом медленно обернулся и посмотрел на меня так, что я пожалела о своём вопросе.
— А тебе какое дело? — спросил он холодно.
— Никакого, — быстро ответила я. — Простите.
И выбежала из комнаты, сжимая в кулаке медальон и чувствуя на себе его взгляд.
Снорри поджидал меня в коридоре с видом собаки, которая знает, что её хозяйка только что совершила очередную глупость.
— Ну и как? — спросил он, когда мы отошли подальше от башни. — Получила ответы на свои вопросы?
— Получила, — мрачно ответила я. — Король — убийца. Моя семья мертва за правду. А принц… принц подозревает, что я что-то скрываю.
— И?
— И он становится всё более… странным. Когда я сказала, что у меня была девушка, он разозлился. Почему?
Снорри фыркнул.
— Потому что ты ему нравишься, идиотка. А он не понимает почему. И это его бесит.
Я остановилась как вкопанная.
— Что?
— Ты думаешь, он случайно пошёл за тобой в башню? Он следит за тобой постоянно. Не знает почему, не понимает, что с ним происходит, но не может оторвать глаз. А когда ты упомянула другую девушку…
— Он приревновал, — закончила я шёпотом.
— Бинго. Приревновал принц к несуществующей девушке, думая, что ревнует к ней мальчика. Поздравляю, ты довела его до состояния полного психоза.
Я прислонилась к стене и закрыла глаза.
Письмо о королевском предательстве. Медальон с ключом к доказательствам. Принц, который влюбляется в меня, не понимая, что происходит, и злится на себя за это.
Моя жизнь официально превратилась в трагикомедию с элементами политического триллера.
И самое страшное — мне нравилась его ревность. Нравилось, как он на меня смотрел. Нравилось, как сжимал плечо.
Боже, я точно схожу с ума.